События на Дальнем Востоке в свете международных отношений

31 мая 1939 г. на третьей сессии Верховного Совета СССР с докладом о международном положении и внешней политике Советского Союза выступил нарком иностранных дел В.Молотов, только что назначенный на этот пост вместо уволенного в отставку М.Литвинова.

Касаясь событий на Дальнем Востоке, Молотов заявил: “Теперь о пограничных вопросах. Кажется, уже пора понять, кому следует, что советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить в отношении границ Монгольской Народной Республики. По существующему между СССР и Монгольской Народной Республикой договору о взаимопомощи мы считаем своей обязанностью оказывать Монгольской Народной Республике должную помощь в охране ее границы. Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор о взаимопомощи, который подписан советским правительством...”[51].

Наиболее важным в речи наркома было предупреждение, что границу МНР в силу заключенного договора Советский Союз будет защищать так же решительно, как и свою собственную. “Пора понять, — сказал Молотов, — что обвинения в агрессии, выдвинутые Японией против правительства Монгольской Народной Республики, смешны и вздорны. Пора также понять, что всякому терпению есть предел. Поэтому лучше вовремя бросить повторяющиеся все снова и снова провокационные нарушения границы СССР и МНР японо-маньчжурскими воинскими частями. Соответствующие предупреждения нами сделаны и через японского посла в Москве...”[52].

Молотов имел в виду свою беседу с японским послом в Москве С.Того, которая состоялась 19 мая. Приведу выдержки записи этой беседы: “Я (В.М.Молотов) вызвал посла и заявил ему следующее. Мы получили сведения о нарушении границы Монгольской Народной Республики японо-маньчжурскими войсками. Поскольку между СССР и МНР имеется пакт о взаимопомощи, то по поводу указанного нарушения границы МНР я должен сделать послу заявление. За последнее время, 11—12 мая и позже, имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Кан — Бурд-Обо, а также в районе Донгур-Обо. В воинских частях МНР имеются раненые и убитые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства.

В ответ на это Того сказал, что о таких столкновениях на монгольской границе он читал только в газетах, по которым выходит, что именно Внешняя Монголия нападала и поэтому произошли столкновения. Того сказал далее, что, как он говорил в прошлый раз (имеется в виду протокольный визит посла в наркоминдел СССР 14 мая 1939 г), Япония не допускает угрозы и агрессию других стран и, если это будет иметь место, то будет давать отпор. Вместе с тем она не имеет намерений нападать на иностранные государства.

Молотов ответил, что имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпения монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимной помощи, заключенным между СССР и МНР; нападение же, о котором я говорю, было совершено не против советских, а против монгольских частей.

Итак, на майской стадии конфликта Япония, твердо веря в свое превосходство, не ставила вопроса о необходимости прекращения огня или установления перемирия.

Параллельно с развитием конфликта на Халхин-Голе и в определенной связи с ним происходили весьма знаменательные события на дипломатическом фронте. Главными из них следует считать потепление германо-советских отношений, в которое японцы долго не могли поверить и которое фактически лишало их должной поддержки со стороны европейского союзника, развязывало СССР руки на Дальнем Востоке и превращало Германию в потенциального посредника, заинтересованного в японо-советской “разрядке”.

Еще 26 мая 1939 г. Риббентроп прямо поставил вопрос о примирении между Германией и СССР перед японским послом Осимой, который просто не мог прийти в себя от изумления. Германский министр иностранных дел заявил, что не только Германии, но и Японии следует сделать некоторые шаги навстречу Москве, и добавил, что Германия должна использовать свое влияние, чтобы предотвратить столкновение между Японией и СССР. Потрясенный этими замечаниями, которые совпали по времени с началом событий в районе Халхин-Гола, Осима сказал Риббентропу: “Если вы будете так говорить даже в шутку, моей дружбе с вами придет конец”. Риббентроп пытался успокоить Осиму, убедить его, что понимает позицию Японии, и пообещал больше не касаться этой темы. И Осима сообщил своему правительству о невозможности советско-германского сближения. Основываясь на реакции Осимы, касавшейся возможности германо-советского “детанта” и германского посредничества, статс-секретарь немецкого МИД Вайцзекер телеграфировал в Москву послу Шуленбургу, что “одно звено всей цепи, а именно постепенное примирение между Москвой и Токио, рассматривается японцами как крайне проблематичное”.

Легко представить себе состояние страстного германофила Осимы, когда в ночь с 21 на 22 августа 1939 г. Вайцзекер известил его о предстоящем заключении германо-советского Пакта о ненападении. Как бы то ни было, Вайцзекер заметил, между прочим, что германо-советское “урегулирование позволит нам предпринять шаги для установления периода спокойных японо-советских отношений и сохранить их на значительный срок. То, что Япония в настоящий момент не ищет японо-советского конфликта, является несомненным. У меня создалось впечатление, что и русская сторона приветствовала бы достижение договоренности между Москвой и Токио”[53].

У немецкого дипломата имелись веские основания для подобных ремарок. Еще 15 августа (накануне решающего штурма на Халхин-Голе) Молотов говорил германскому послу Шуленбургу, что он желает знать, сможет ли рейх оказать влияние на Японию с целью улучшения советско-японских отношений. В конце июня, пояснил Молотов, он слышал из донесений советского посла в Риме, что итальянский министр иностранных дел Чиано утверждал в частном порядке, что Германия не была бы против того, чтобы оказать влияние на Японию в целях улучшения ее отношений с Советским Союзом и устранения пограничных споров. На следующий день Риббентроп на запрос посла сообщил для передачи Молотову: “Германия готова использовать свое влияние с целью улучшения русско-японских отношений”[54].

23 августа Риббентроп прибыл в Москву. Уже в первой беседе со Сталиным он затронул японскую тему. Германский министр иностранных дел заявил, что германо-японские отношения никоим образом не направлены против Советского Союза. Мы, напротив, подчеркнул он, ввиду наших хороших отношений с Японией в состоянии внести эффективный вклад в урегулирование разногласий между нею и Советским Союзом. Если господин Сталин и советское правительство этого пожелают, министр иностранных дел рейха готов работать в этом направлении. Он использует свое влияние на японское правительство и свяжется по этому вопросу с советским представителем в Берлине.

Сталин ответил, что Советский Союз действительно желал бы улучшения отношений с Японией, но что есть предел его терпению в отношении японских провокаций. Если Япония желает войны, она может получить ее. Советский Союз не боится войны и готов к ней. Если же Япония желает мира, тем лучше. Сталин считает помощь Германии в достижении улучшения советско-японских отношений полезной, но Советский Союз не желает, чтобы у японцев создалось впечатление, будто инициатива исходит от Советского Союза.

Риббентроп согласился с этим и особо отметил тот факт, что его воздействие в данном случае означало бы лишь продолжение переговоров, которые в течение нескольких месяцев он вел с японским послом по поводу улучшения советско-японских отношений. Следовательно, речь идет не о какой-то новой инициативе в этом вопросе со стороны Германии.

Однако эта последняя германская инициатива несколько запоздала. Японскому послу в Москве С.Того многие пеняли за то, что он не предпринимал никаких дипломатических шагов по установлению перемирия в июле — начале августа, когда ситуация на Халхин-Голе начала для Японии ухудшаться. Но Того, как и командование Квантунской армии, ждал того момента, когда русские будут вытеснены с правого берега реки, чтобы приступить к переговорам о прекращении огня, имея козыри на руках. Отклонял Того и предложения о посреднических услугах в разрешении японо-советского конфликта, с которыми к нему обращался, встречаясь в Москве, Шуленбург.

Поскольку положение японских войск на Халхин-Голе стало отчаянным, Того (без германской помощи) совершил 22 августа дипломатический прорыв. Во время встречи с заместителем наркома иностранных дел С.Лозовским, на которой обсуждалась проблема концессий на Северном Сахалине, он поднял тему урегулирования пограничных вопросов, в том числе уточнения границы между Маньчжоу-го и СССР, а также между Маньчжоу-го и Внешней Монголией. Лозовский заверил японского посла, что Советский Союз желает изучить более конкретно японские предложения, касающиеся пограничных вопросов. Тем самым советское правительство дало понять, что оно готово к дипломатическому разрешению пограничного конфликта в районе Халхин-Гола.

28 августа Того получил из японского министерства иностранных дел указание продолжить обмен мнениями с советской стороной без задержек.

Кстати, этот день был отмечен двумя весьма примечательными актами.

Во-первых, японский Генеральный штаб представил на рассмотрение императора план, родившийся в недрах руководства Квантунской армии уже после получения известия о германо-советском пакте. В подготовленном документе Уэда и другие продолжали настаивать на необходимости нанесения удара по позициям советско-монгольских войск с тем, чтобы СССР запросил перемирия, переговоры по которому можно было бы начать при посредничестве Германии. Предлагалось сконцентрировать 2, 7 и 23-ю дивизии в Номонханском районе и перебросить дополнительные силы в Хайлар для пресечения любых возможных советских действий в этом районе. Границу намечалось установить по Халхин-Голу, но Япония могла бы согласиться на отвод вооруженных сил обеих стран от реки. Ни одной из сторон не разрешалось сооружать военные объекты на ее берегах.

В плане говорилось далее о необходимости обсуждения всего комплекса японо-советских отношений, включая концессии и рыболовные права. Что же касается войны в Китае, то намечалось достижение согласия СССР на прекращение всякой военной помощи Чан Кайши. В ответ Япония признала бы советское влияние во Внешней Монголии и Синьцзяне и даже допустила бы советское продвижение на юг от Средней Азии.

При любом исходе планировавшихся переговоров Квантунская армия должна была готовиться к тому, чтобы весной 1940 г. начать войну с СССР и добиться искоренения советского влияния на Дальнем Востоке18.

Во-вторых, 28 августа подал в отставку кабинет К.Хиранумы, являвшийся сторонником совместной японо-германской войны против СССР. Обосновывая свой шаг, Хиранума заявил, что заключение советско-германского пакта создало положение, которое делает необходимым “придать совершенно новую ориентацию японской внешней политике”.

Новый кабинет во главе с Н.Абэ обратился к советскому правительству с предложением о прекращении боевых действий. 9 сентября оно было передано НКИДу послом С.Того. Помимо заключения перемирия предлагалось создать несколько комиссий. Две из них должны были заниматься демаркацией границы между СССР и Маньчжоу-го, решая все спорные вопросы путем переговоров. Посол предложил также организовать комиссию по урегулированию будущих конфликтов между СССР и Маньчжоу-го, превратить район Халхин-Гола в демилитаризованную зону и заключить между этими двумя странами торговый договор.

Предложения С.Того были незамедлительно рассмотрены, и на следующий день Молотов заявил ему, что советское правительство принимает предложение о создании комиссий по демаркации границы и урегулированию возможных конфликтов. По согласованию с правительством МНР японскому правительству было предложено восстановить старую границу в районе Халхин-Гола и отвести от нее войска обеих сторон.

Японское правительство отклонило предложение об одновременном отводе японских и советско-монгольских войск от границы и предложило 14 сентября оставить войска на той линии, которую они будут занимать к 16 сентября. Чтобы быстрее урегулировать конфликт, советское правительство согласилось с этим предложением. В тот же день было опубликовано официальное коммюнике о результатах переговоров. Все военные действия в районе конфликта на земле и в воздухе прекращались к 13 часам 16 сентября (время московское). Советско-монгольские и японские войска оставались на тех позициях, которые они занимали к этому времени.

Пожалуй, наиболее значительным последствием конфликта на Халхин-Голе было заключение японского военно-политического руководства о том, что императорская армия пока не готова к единоборству с Красной Армией. “Японии потребуется еще по меньшей мере два года, чтобы достичь уровня техники, вооружения и механизации, который продемонстрировала Красная Армия в боях у Номонхана”, — говорил германскому послу в Токио Э.Отту премьер-министр Ф.Коноэ после прихода к власти. Из-за выявившейся слабости японской армии решение “северной проблемы” было отложено. Японские руководители начали все более убеждаться в целесообразности переноса стратегических усилий от границ России на южное направление.

Мучительный процесс переоценки японской политики в отношении Советского Союза нашел отражение в дневниковых записях советского полпреда в Японии К. Сметанина. 11 октября 1939 г. он отмечал: “Опубликование здесь (в Токио) официальных, хотя и преуменьшенных данных относительно потерь японской армии в районе Номонхана (Халхин-Гола) в количестве 18 тыс. человек произвело исключительно сильное впечатление во всех кругах японской общественности. Прежде всего пресса весьма недвусмысленно подчеркивает, что такая,,небывалая“ по количеству потеря живой силы со стороны японской армии,,явится громаднейшим толчком на сознание людей“, а во-вторых, эти события послужат хорошим уроком,,соответствующим властям“ о соблюдении в будущем осторожности, где это нужно, и необходимости ставить народ в известность о происходящем.

Обнародование этой частицы правды о действительных размерах поражения японской армии на монголо-маньчжурской границе после той наглой и беззастенчивой лжи о мнимых победах японцев заслуживает интереса в смысле объяснения причин, вынудивших правительство пойти на это обнародование. Если не говорить о необходимости как-то объяснить это поражение, которое слишком заметно, что его невозможно скрыть вообще, а также того, что здесь представляется случай сослаться на слабость механизации своей армии по сравнению с армией Советского Союза для того, чтобы потребовать в связи с этим дополнительных ассигнований на укрепление армии, в данном случае здесь немалую роль сыграла также происходящая борьба дворцовых кругов с военщиной за влияние на военную политику, а следовательно, стремление первых пойти даже на некоторую компрометацию политики военщины. Урок Номонхана еще раз послужил хорошим отрезвляющим средством для японских мальбруков, которые после этого заговорили уже несколько иным тоном. Так, например, даже такая фашистская газета, как,,Кокумин“, отличавшаяся ранее особенно по части всяких антисоветских выпадов, стала частенько говорить о необходимости урегулирования отношений с СССР.

Характерно, что после публикации данных о потерях японцев у Номонхана и сделанных отсюда выводов происходит ряд обсуждений этих итогов на различных собраниях, как, например, в Сейюкай, Тохокай, где выносятся резолюции, порицающие правительство за допущение этого конфликта. Недавно в район проходивших военных действий со специальным обследованием выезжал военмин С.Хата, который, как сообщали газеты, сегодня будет докладывать об этом Тайному совету”.

В связи с японским поражением в районе Халхин-Гола американский историк Д. Макшерри, работавший в государственном департаменте США, писал: “Демонстрация советской мощи в боях на... Халхин-Голе имела далеко идущие последствия. Она показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой... Вместо оккупации всей Восточной Сибири, которую они могли произвести после германского нападения на Европейскую Россию, японцы, не поддавшись на искушение, осуществили планы нападения на Сингапур, Филиппины и Индонезию”. К аналогичным выводам пришел и консультант английского Института стратегических исследований М.Мэкинтош: “Советская победа на реке Халхин-Гол имела важное значение и, пожалуй, во многом повлияла на решение японского правительства не сотрудничать с Германией в ее наступлении на Советский Союз в июне 1941 г.”.

31 октября 1939 г. состоялась внеочередная пятая Сессия ВС СССР, на которой выступил В. Молотов с Докладом о внешней политике Правительства, в ней, в числе прочих были упомянуты советско-японские отношения: “Теперь об отношениях с Японией. За последнее время в советско-японских отношениях имеется известное улучшение. Это улучшение наметилось со времени недавнего московского соглашения, в результате которого был ликвидирован известный конфликт на монголо-манчжурской граница.

В течение ряда месяцев, точнее говоря в течение мая, июня, июля, августа и до середины сентября, в Номанханском районе, примыкающем к монголо-манчжурской границе, происходили военные действия, с участием японо-манчжурских и советско -монгольских войск. В боевых действиях за этот период участвовали все роды оружия, включая авиацию и тяжелую артиллерию, а бои иногда принимали весьма кровопролитный характер. Никому не нужный конфликт вызвал немалые жертвы на нашей стороне, но эти жертвы были в несколько раз больше на японо-манчжурской стороне. Наконец, Япония обратилась к нам с предложением ликвидировать конфликт, и мы охотно пошли навстречу японскому правительству.

Как известно, конфликт был вызван стремлением Японии присвоить часть территории Монгольской Народной Республики и этим путем насильственно изменить в свою пользу монголо-манчжурскую границу. Такой односторонний метод должен был встретить решительный отпор и показал еще раз свою полную несостоятельность, когда дело касается Советского Союза или его союзников. Если на злополучном примере Польши было недавно продемонстрировано, как дешево иной раз стоят пакты взаимопомощи, подписанные некоторыми великими державами Европы (смех), то на монголо-манчжурской границе было продемонстрировано совсем другое. Здесь было продемонстрировано значение пактов взаимопомощи, под которыми стоит подпись Советского Союза. (Бурные, долго несмолкающие аплодисменты.)

Что касается указанного конфликта, то в результате советско-японского соглашения, заключенного 15 сентября в Москве, он был ликвидирован и мир был полностью восстановлен на монголо-манчжурской границе. Тем самым был сделан первый шаг к улучшению советско-японских отношений.

На очереди стоит образование смешанной пограничной комиссии из представителей советско-монгольской и японо-манчжурской сторон. Этой комиссии предстоит рассмотреть некоторые спорные пограничные вопросы. Можно не сомневаться, что если добрая воля будет проявлена не только с нашей стороны, то метод делового рассмотрения пограничных вопросов даст положительные результаты.

Кроме того, выяснилась возможность приступить к переговорам по вопросам советско-японской торговли. Нельзя не признать, что и развитие советско-японского товарооборота соответствует интересам обоих государств.

Таким образом, мы имеем основания говорить о наметившемся улучшении наших отношений с Японией. Сейчас трудно судить, в какой мере можно рассчитывать на быстрое развитие этой тенденции. Нам еще не удалось выяснить, насколько серьезно подготовлена почва для этого в японских кругах”[55].

Таким образом, на основании вышесказанного, можно сделать соответствующие выводы. Во-первых, результаты военных конфликтов в районах Хасан и Халхин-Гол имели далеко идущие последствия, и оказали значительное влияние на японскую общественность. Более того, демонстрация СССР боевой готовности Красной армии произвело впечатление не только на японцев, но и на представителей других стран.

Во-вторых, у Японии пропало желание вступать в развернутые военные действия с СССР, с целью захвата Дальнего Востока и Сибири, напротив в японских СМИ и в японском правительстве речь зашла о заключении мирного договора с Советами.

Советскую точку зрения на происходящее неоднократно озвучивал Молотов, как в процессе дипломатических переговоров, так на сессиях Верховного Совета СССР. Им не раз подчеркивалась заинтересованность СССР, как в политическом, так и в экономическом сотрудничестве с Японией.

Таким образом, на наш взгляд, следует признать тот факт, что политическая ситуация, сложившаяся на Дальнем Востоке накануне Великой Отечественной войны, всячески способствовала урегулированию советско-японских отношений мирным путем, что и было сделано в процессе подписания Пакта о нейтралитете между СССР и Японией.