Мая /12 июня 1898. Воскресенье

Пред Литургией о. Симеон Юкава преподал Святое Крещение двум женщинам и двум младенцам из города Оояма, научения катихизатора Павла Соно, о котором я думал, когда он был в школе, что ни к чему не будет годен; оказывается усердным катихизатором. Не угадаешь человека, особенно в его отношении к Богу.

После Литургии была Лидия Оота с своим мужем, протестантским катихизатором, служащим у американского епископа Мас’Кіш’а; при­нес он мне поклон от Маккима и Новый Завет от епископа Шершевско- го, его перевода. Сей последний по происхождению русский еврей, по вере епископал-протестант, китайский миссионер, в каковом качестве посетил меня двадцать пять лет тому назад здесь, на Суругадае,— епи­скоп в Шанхае, за болезнию потом живший на покое и занимавшийся переводом Священного Писания на китайский; чтобы напечатать пере­вод, он прибыл в Токио, и ныне Новый Завет отпечатан, Ветхий печата­ется. Я очень обрадовался получению сего подарка. Вероятно, будет полезен нам при нашем переводе.

Был некто Елисей Ёсида, военный инженер-архитектор, возводив­ший военные постройки в Вейхавее, ныне, по сдаче сего порта англича­нам, вернувшийся в числе прочей военной команды оттуда и опять занявший свой прежний служебный пост воинского архитектора в Хок­кайдо; ныне он в Токио для отчетов по своей части. Родом он из Акита, земляк Саваде, отчего и роста почти такого, как я; давно переселился в Хоккайдо, где в Саппоро — место жительства его семьи; он был строите­лем и нашего церковного дома в Саппоро. Человек очень простодуш­ный и симпатичный; кажется, и христианин хороший.

Июня 1898. Понедельник

О. Феодор Мидзуно отправился в Коофу помочь Иоанну Судзуки по проповеди; взял с собою облачение, чтобы совершать богослужения; но крестить или принимать кого-либо в православие пока еще не будет, хотя бы просились.

Фома Такеока, катихизатор в Цуяма, прислал огромное письмо, в начале которого говорит: «Исцеление Ирины Фукасе было здесь чудес­ным явлением помощи Божией; но и еще есть не менее явное обнаруже­ние благодатной силы Божией». И описывает обращение ко Христу и блаженную кончину одного старика, бывшего гонителя своих родных, принявших христианство. Письмо, видимо, предназначено для «Сейкёо Симпо»; туда и отослано.

В Соборе спущены большое и три малых паникадила для чистки их. Три года тому назад чищены и очень почернели. Чистка сдана одному сих дел мастеру; за большое паникадило шестнадцать ен, за малые по семь ен, за двадцать подсвечников (в том числе три седьмисвещника, что за престолами) по две ены тридцать сен. Чистить самим дешевле стало бы, но немало было бы и порчи от неопытности, или небрежения и потери винтов, которых не перечтешь, и тому подобное.— Для спуска большого паникадила были устроены небольшие леса, три малые спущены при помощи лестницы.

Июня 1898. Вторник

Утром, за переводом, Павел Накаи опечалил рассказом, что здесь, в приходе Канда, прилегающем к Миссии, один бедный христианин, восьмидесятилетний старик, от неимения чем жить бросился в реку; вытащен был, но после того все-таки исчез, и с месяц об нем ни слуху, ни духу; вероятно, опять бросился в воду и погиб. Ни о. Павел Сато, ни катихизатор Симеон Томии не заботятся о своем приходе —до такой степени! Мать Павла Накаи посетила это семейство, живущее в крайней бедности, и рассказала об этом. И меня совесть сильно корит за недо­смотр!

После полдня посетил посланника Розена, лежащего в кресле от болезни седалищного нерва; может поднять только с помощию косты­лей; чувствует беспрерывную боль,— следствие инфлюенции, которой только что был болен и лечением которой пренебрег. Ныне лечит его доктор Бельц.

Был Иоанн Хитоми, в 1887 году бежавший из здешней Причетни­ческой школы в Америку,— без копейки денег, понадеясь на графиню Ольгу Евфимовну Путятину, которая и покрыла его, когда он оказался на судне без билета (хотя и роптала она потом на эту японскую бесцере­монность). Семь лет служил в одном доме, в Сан-Франциско, слугой; скопил денег и начал маленькую торговлю в Чикаго, которую и продол­жает пятый год; имеет ныне в лавке японского товара на пять тысяч. Приехал сюда за новыми покупками для своей торговли. Завел, кроме того, мастерскую плетеной бамбуковой мебели. Словом, поднялся на ноги человек,— и дай Бог ему! Снабдил японскими христианскими кни­гами, молитвенником и иконками.

Июня 1898. Среда

В половину Церквей разослано содержание за седьмой месяц.— Мы с о. архимандритом Сергием приготовились завтра отправиться в Хако­дате, чтобы узнать, может ли там остаться священником о. Петр Ямагаке, или нужно другого туда.

От о. Андроника опять очень хорошее письмо. Эх, если бы этот чело­век не охладел да прослужил бы здесь лет сорок,— вот это точно был бы апостол Японии!

Июня 1898. Четверг.

На дороге в Хакодате

В семь часов утра отправились из станции в Уено с сквозным поездом вплоть до Аомори. В вагоне первого класса к вечеру остался один пасса­жир, назвавшийся Ямагате, купец из Неморо, родом из Хирадо, на юге; разговорились с ним; звал к себе, когда случится быть в Неморо, где у него младший брат содержит гостиницу; говорили о вере, но — из желаю­щих христианства для пользы государства.

Июня 1898. Пятница.

На дороге и в Хакодате

В восемь с половиною часов утра прибыли в Аомори; на станции встретил катихизатор Симеон Мацубара с одним христианином — порт­ным Павлом. Так как в десять часов должен был сняться пароход в Хакодате, то в церковный дом, отстоящий далеко от пристани, некогда было идти, а зашли в гостиницу, пообедали все четверо японским обе­дом и отправились мы с о. архимандритом на пароход, обещавшись Симеону посетить его на обратном пути.

В четвертом часу пополудни стали на якорь в Хакодате. О. Петр Яма- гаки с христианами приняли нас с парохода на лодку; много других христиан и детей с цветами встретили на пристани. Все собрались в Церковь; о. Петр в облачении с крестом встретил меня на паперти; певчие довольно стройно пропели входное. О. Петр отслужил литию, после которой я в эпитрахили и малом омофоре сказал краткое поуче­ние; в заключении которого объявил цель своего прибытия, именно: узнать окончательно от христиан, желают ли они иметь своим священ­ником о. Петра Ямагаки, или нет? Желательно мне, чтобы покрыли они любовью все, что прежде случилось неприятного, и об этом прошу их, но не настаиваю, чтобы они непременно оставили его здесь, а пусть будет это свободным их решением. Если большинство не желает,— он будет перемещен отсюда; если наоборот,— будет оставлен здесь.

Вечером, в девятом часу, пришли ко мне «гиюу» — пять человек (всех их больше десяти), и просидели до половины первого часа, доказывая все время, что о. Петр должен быть удален отсюда. Ораторствовали «гиюу-чёо» Фукухора и просто «гиюу» Канеко; оба ни к чему не годные христиане, никогда не ходящие в Церковь, но бойкие на речь и самолю­бивые.

— Какие причины, что о. Петр должен быть удален?

— Что он солгал два раза: раз — написал мне, что христиане Хакода­те все согласны на то, чтобы он съездил на Сахалин, тогда как они и не знали о том, что он туда отправился; другой — представил на Сахалине Игнатия Симода как «гиюучёо», тогда как он был только простым «гиюу», не уполномоченным от их общества занимать там рыбные ловли.

— Ложь действительно — большой грех, особенно в священнике; к облегчению вины о. Петра может служить только то, что она произошла по его слабости; он был игралищем в руках Симода, в котором источник лжи о. Петра.

— Еще что?

— Мать не живет с ними в ладу и жалуется на него, что он бранит ее.

— Это — несчастие о. Петра, а не вина; а мать его — одна из тех неис­правимых свекровей, от которых нередко жены мужей топятся; ведь вы же сами когда-то встревожены были, не бросилась ли в колодезь Мари­на, жена о. Петра, от злостных преследований ее матери его. Но так как она, жалуясь на о. Петра, говорит, что ушла бы от него, но нечем жить, то пусть будет по ее желанию. Я ручаюсь, что она будет получать доста­точно для ее содержания, где бы она ни жила вне дома о. Петра. Еще что?

— Школа здесь упала от нерадения о. Петра.

— Неправда. Она упала оттого, что правительственные школы раз­множились и пришли в цветущее состояние; да, кроме того, потому что ныне по всей Японии поветрие антихристианское, узко националисти­ческое. Везде христианские школы ныне жалуются на недостаток учени­ков; у нас в Токио в Семинарии ныне только пятьдесят семь учеников во всех пяти классах; в других миссионерских подобных заведениях не лучше. Хакодатская школа наша была благотворительным заведением для бедных. Ныне перестали нуждаться в нашем благодеянии, и слава Богу! Мы обратили средства, шедшие на это благотворение, к другим делам. Еще что?

— Ленив для проповеди; Церковь не растет здесь, а остается в том же виде.

— Очень жаль. Это правда, что он вял и малодеятелен. Но другой священник будет ли лучше? Где у нас очень деятельные священники? Еще что?

Больше не нашлось ничего против о. Петра. Я обещал им сделать строгий выговор о. Петру по всем основательным их обвинениям и, по возможности, наблюсти, чтобы он вперед не подавал повод к нарекани­ям на него, и просил, чтобы они, «гиюу», ныне покрыли все бывшее забвением и любовию и приняли о. Петра по-прежнему. Но они ушли с тою же злобою, с которою пришли.

Июня 1898. Суббота.

В Хакодате

Вчера, в шесть часов вечера, была всенощная, пропетая очень хоро­шо; о. Петр служит истово и благовечно. После — я сказал поучение и заключил опять объяснением цели моего прибытия,—для не слышав­ших меня прежде. Из старшин (гиюу) никого не было в Церкви.

Сегодня утром, с шести часов, Литургия и потом панихида. Вся служба — весьма истово и во всех отношениях хорошо. Забыл отметить вчера, что, по окончании благословения христиан в Церкви, мы с о. архиманд­ритом Сергием осмотрели престол, жертвенник и всю Церковь и коло­кольню с библиотекой и нашли все в образцовой чистоте и порядке. Вокруг Церкви и везде — по стану и домов — также чисто и в порядке.

Так как вчера «гиюу» жаловались, что при опросе христиан сторон­ники о. Петра будут вымогать мнения в его пользу, то я придумал следую­щий способ собрать мнения так, чтобы потом не было никаких нарека­ний: пусть «тоохёо» (листки, в которых должно быть отмечено «желаю» или «не желаю» о. Петра здесь) разнесут по домам по двое: один — про­тивник о. Петра, как нынешние «гиюу», другой — сторонник, как ны­нешние катихизаторы Исайя Метоки и Александр Хосокава. Вручая «тоохёо» хозяину дома, они коротко объяснят, что в нем должно быть вписано искреннее желание христиан дома — в пользу-то или нет о. Пет­ра,— вписано одним единственным словом. Предмет известен всем до крайности, объяснять долго не нужно; тем же, которые в Церкви от меня слышали, и совсем не нужно, а передать только «тоохёо». Вручате- ли будут взаимно контролировать себя и не допускать никакого усилен­ного давления ни в ту, ни в другую сторону. Листки должны быть, по вписании, запечатаны и вручены лично мне. Когда все они соберутся, то я при всех христианах буду вскрывать пакеты и никому не позволяя засматривать в ту половину листка, где адрес, буду только читать вписан­ное, а другой кто отмечать — «за» или «против». По вскрытии всех паке­тов и обнаружится, на которой стороне большинство,— той беспрекос­ловно и должно быть последовано.— Здесь ныне всех христиан домов восемьдесят два. Когда надписаны были адресы всех на листках и по­следние вложены в конверты, тогда мы разделили их на четыре части, чтобы в четыре руки разнести их по домам. Призвал я Канеко, объяснил все это и просил, чтобы из «гиюу» четверо взялись с четырьмя заведо­мыми сторонниками о. Петра разнести «тоохёо»; очень неохотно взял­ся он объяснить это своим товарищам, но говорил, что вечером «гиюу» непременно придут ко мне еще говорить. До всенощной мы с о. Сергием тщетно прождали разносчиков со стороны противников о. Петра, тогда как четыре сторонника были налицо сего дела. Ко всенощной и после всенощной также «гиюу» не появились. После всенощной о. архиманд­рит Сергий сказал поучение «О призвании и последовании Христу». Затем я находившимся в Церкви вновь объяснил цель своего прибытия и раздал пакеты с выборными листками (тоохёо), объяснив их употреб­ление.

В продолжение дня мы с о. Сергием осмотрели школы. Нашли в школе мальчиков и девочек, в одном классе семь детей, в другом четыр­надцать; из всех только трое мальчиков. Учат катихизаторы Метоки и Хосокава. В школе шитья сорок учениц; учит одна учительница — шитью и вязанию, и о. Петр читает им христианские уроки, так как почти все ученицы язычницы. Школу мальчиков и девочек придется, кажется, закрыть; но школу шитья нужно оставить в видах благотворения как для бедных, так и для тех, которые хотят своих дочерей предотвратить от дурного нравственного веяния, на что жалуются в языческих школах, и в каких видах многие, и не бедные, посылают своих дочерей к нам.

Июня 1898. Воскресенье.

В Хакодате

Утром «гиюу» прислали с одним из своих членов (Александром Сайто, учившимся когда-то в Катихизаторской школе, дрянной души мальчиком) бумагу ко мне, в которой пространно доказывается, что «тоо­хёо» не послужит к обнаружению истинных чувств христиан к о. Петру, ибо в них (тоохёо) из лести ко мне все пожелают о. Петра и потому они «не должны быть употребляемы». Я ответил, что «тоохёо» будут упот­реблены; лести в них не окажется, потому что они будут совсем закрыты; в них будет прочтено только одно слово «желаю», или «не желаю»; но кто этот «желающий» или «нет», ни я и никто не узнает, ибо та часть листка, где надписан адрес, будет закрыта при чтении, а после чтения всех «тоохёо» они будут сожжены; в этом же, что «гиюу» так упорно настаивают на отменении этого единственного способа узнать отношение христиан к священнику, я вижу только страх их обнаружиться самим в очень недобром свете.

С девяти часов Литургия. За ней приобщены крещенные о. Петром до Литургии трое детей и все другие дети, бывшие в Церкви. Пели в четыре голоса; управляет хором Конон, сын дворника Никиты Кураока; мальчик-пономарь служит в алтаре преисправно. Все обнаруживает, что о. Петр по храму и службе в нем очень ревностен. На причастие я сказал поучение о служении Богу во всяком звании, в каком бы кто ни был поставлен, посвящая дела своего звания Богу и освящая начало и конец всякого дела молитвой.— По окончании Литургии, когда стали подхо­дить к кресту, я сказал, что имею еще говорить с христианами, и потому чтоб не выходили. И говорил то же, что и прежде — «о цели своего приезда сюда (для тех, которые еще не слышали), о „тоохёо“, их употреблении о том, что „тоохёо“ непременно завтра до полдня должны быть доставлены ко мне; вечером же завтра — в продолжении получа­са по заходе солнца прошу христиан собраться в Церковь для откры­тия и прочтения „тоохёо"; спустя час по заходе солнца пред собрав­шимися будет это сделано, и вопрос о том, останется здесь о. Петр или нет, будет решен бесповоротно; меньшинство должно будет под­чиниться большинству без всякого ропота и неудовольствия, потому что это дело Божие, дело спасения душ» и прочее. Бывшим в Церкви, не получившим прежде «тоохёо», оные были розданы. С Павлом Фу- кухора «гиюучёо», единственным из «гиюу», оказавшимся в Церкви, говорил особо и убеждал не противиться делу, а мирно все кончить,— дать двух товарищей для разноски оставшихся двадцати пяти «тоо­хёо» по домам вместе с двумя заведомыми сторонниками о. Петра. Но к стене горох,— волком смотрит,— таким и остался, по-видимому, не­смотря на то, что из Церкви потом пришел ко мне в комнату, и я часа два толковал с ним в том же роде.— В продолжение дня затем много христиан перебывало — приносили запечатанные «тоохёо», или так — в гости; Ольга Таира два раза приводила гостей, в первый раз своих знакомых, недавно крещенных, во второй — служащих своих по кир- пично и черепично делам; в числе их был старик из Акита — Аикава, отец жены катихизатора Иоанна Судзуки, что ныне в Коофу.

Сказал я Павлу Фукухора, что «вчера день мы тщетно прождали с их стороны разносчиков для „тоохёо“, сегодня будем ждать таковых до двух часов; если не придет никто, то — нечего делать — мы сами разнесем, но тогда они — противники о. Петра — не будут иметь никакого повода го­ворить, что „разносчики внушали, что вписывать"». Прождали почти до трех; пришел сам Фукухора, но разносить не пошел, а предоставил это заведомым сторонникам о. Петра, говоря, что все равно «желания ока­жутся на стороне о. Петра».— «Почему так?» — «Потому что участники рыбной (на Сахалине) ловли (гёогёо) желают его». Сам же он, однако, пред тем говорил, что из восьмидесяти домов христиан только десять участвуют в «гёогёо», а все прочие желают участвовать, но им не дают этого, и потому они обижены, и, стало быть, должны быть, по его теории, против о. Петра.— Разнесли «тоохёо» два катихизатора с двумя христианами. К десяти часам вечера у меня собралось уже возвращен­ных «тоохёо» тридцать шесть.

Вечером, когда уже начинало темнеть, мы с архимандритом Сергием прошлись по загородью, где некогда был пустырь, ныне же все застро­ено. Прежнего Хакодате узнать нельзя,— так он разросся! В «Сёоконся» на пригорке застали праздник,— фонари, народ.— Холодно в Хакодате так, что приходится очень зябнуть, особенно ночью, что причинило мне ревматизм шейных позвонков,— большое неудобство.

Июня 1898. Понедельник.

В Хакодате

Утром мы втроем (о. архимандрит Сергий, о. Петр и я) сходили на кладбище; содержится не особенно чисто; о. Петр обещал вперед при­смотреть лучше; японское православное кладбище тоже осмотрели. Воз­вратились по главной улице города, чтобы показать о. Сергию город.

К полдню «тоохёо» не все собрались, как я и догадывался вчера; потому с часу катихизаторы пошли в город собрать недоставленные. К вечеру число «тоохёо» оказалось пятьдесят три; не доставлено шест­надцать, ибо домов, по тщательном исчислении, оказалось всего шесть­десят девять. Не доставлены по разным причинам: большая часть «гиюу» — по упорству и вражде к о. Петру, прочие, должно быть, просто по небрежности; одно и доставлено было, но в нем написано, что пишу­щий не хочет подать своего мнения, потому оно не взято в счет.

Так как приняты были все возможные меры, чтобы «тоохёо» были написаны и доставлены, то мы, не обратив внимания на уклонившихся от церковного дела, в котором, как здесь же было заявлено, отныне не имеют права никакого голоса, стали вскрывать «тоохёо». Я разрезал пакеты и, не взглянув на имя подателя, отрезал ту часть листка, где написано его мнение, подавал о. Сергию, он передавал сидевшим за столиком катихизаторам, которые читали и вносили на приготовлен­ную бумагу род мнения. Оказалось, что из пятидесяти трех мнений в пользу о. Петра сорок восемь, не в пользу только пять. Я перед всеми воздал благодарность Богу за то, что Он вразумил меня прибыть сюда, чтобы лично убедиться, действительно ли нужно переводить о. Петра из Хакодате. Оказывается, что подавляющее большинство его любит и желает; а если бы он был переведен, то — по интриге нескольких негод­ных крикунов, в обиду всем прочим.

Я с радостью объявил, что, значит, о. Петр остается по-прежнему здесь; сказал, что он не повторит своих ошибок вроде участия в деле «гёогёо» и происшедших оттуда погрешностей в словах и тому подоб­ное; что мать его будет устроена, согласно ее желанию, вне его дома, что это — несчастие о. Петра — неуживчивый характер его матери; что от­ныне школа мальчиков и девочек закрывается,— по проповеди же о. Петр трудится и вперед будет трудиться еще ревностнее, и так далее.

Кончив этот предмет, я объявил, что имеется еще на рассуждении другое дело, тоже очень важное для Церкви; это — пересмотр правил общества «гиюу», перемена некоторых из них, оказавшихся крайне не­удобными для Церкви, и перемена самого состава общества «гиюу». Здесь же прочитаны были правила, указано, что в них изменяется, нака­зано строго сообразовываться с ними при избрании «гиюу». Главные перемены: «Отныне „гиюучёо“ будет сам священник; число членов будет только четыре, но избираться на общем собрании восемь, и из них, по представлении мне священником, я буду утверждать четырех, извест­ных по усердию к храму и прочее. Если, при рассуждении о делах, члены будут не согласны с священником, то должны будут представлены епис­копу оба мнения и, по утверждении его, приниматься к утверждению одно из них».

В следующее воскресенье должно быть произведено общее собрание христиан. Об этом сказано здесь же бывшим в Церкви христианам; не бывшим катихизаторы оповестят. На нем о. архимандрит Сергий, кото­рый для того и останется здесь, объявит новые правила и наблюдет за выбором в «гиюу» сообразно с ними. Выбранных он и утвердит вместо меня. Правила потом пришлются ко мне для подписания и печати.

В Церкви было немного христиан,— именно те, которые постоянно ходят в Церковь. В половине девятого мы начали вскрывать пакеты, в половине одиннадцатого вышли из Церкви, все окончив.

О. Петру я, в присутствии о. Сергия, сделал строгие замечания на­счет его проступков, на которые жаловались «гиюу»,— он обещался не повторить их; это было днем у меня в комнате.

Завтра я должен уезжать, оставив о. Сергия здесь для вышеозначенного.

Июня 1898. Вторник.

На пути из Хакодате в Токио

Утром, в семь часов, о. архимандрит Сергий, христиане, живущие в Миссии и несколько других, узнавших о моем отъезде, проводили меня до пристани и парохода «Цуруга мару», и в восемь часов пароход снялся с Хакодатского рейда для следования в Аомори. Ныне вот и чертится сие на оном пароходе, после японского обеда в двенадцать часов и по написании письма о. Сергию с некоторыми указаниями касательно имеющего произвесться там, в Хакодате, в следующее воскресенье об­щего собрания христиан (сооквай), на котором объявятся измененные правила попечительства (гиюуквай) и произведен будет выбор нового состава попечительства.

Погода ясная, море тихое, плавание приятное. Дай, Господи, тишину и Хакодатской Церкви!

В половине третьего часа пришли в Аомори. На пристани встретил катихизатор Симеон Мацубара с христианами. Пришли в церковный дом, построенный усердием катихизатора; он занял клочок земли, купил продававшееся сходно небольшое здание школы, перенес, поставил, и ныне очень приличный церковный дом, с достаточным для небольшого числа христиан помещением для совершения богослужений и для жилья катихизатору с семьей из жены и трех детей (четвертая здесь в Женском училище). Так как времени до отправления поезда железной дороги было почти три часа, то мы отслужили вечерню, которую пели очень бойко дети и подростки; после нее поучение о служении Богу словом и делом; рассматривание метрики, причем видно было, что про­поведь в Аомори идет очень туго; в нынешнем году только один крестил­ся. Всех христианских домов девять; половина христиан рассеялась по разным местностям. Мать семинариста Георгия Ногива, по болезни оставившего Семинарию, принесла подарок и очень благодарила за сы­на; тоже — отец больного семинариста Секи (ныне «Кенквай гиин» в Аомори). Видел я в городе отлично построенные здания Миссий като­лической, епископальной, методистской; немало живет там и иностран­ных деятелей сих Миссий; но успех и у них незначителен.

Около шести часов христиане проводили меня на станцию Урамаци, ближайшую к церковному дому, и я распрощался с ними и с Аомори.

В три часа ночи, когда я спал в вагоне, вдруг просыпаюсь в Ициносе- ки от возгласов у окна остановившегося поезда: «Здесь, здесь!». Отворив дверь, вижу человек двадцать христиан и христианок с катихизатором Василием Усуи во главе. Это они ночь не спали, чтобы дождаться поезда и принять епископское благословенье! Меня истинно тронуло это усер­дие. Здесь были: Моисей Ямада, богач из Церкви Яманоме, с двумя сынами, некоторые христианки с малыми детьми за плечами, малыши — дети катихизатора и прочие. Я благословил их, благодарил за усердие, но отказался посетить их, спеша в Токио, а после пожалел об этом; следовало посетить, отслужить у них Утреню, сказать поучение и чрез три часа вновь пуститься в путь. Сказал им, что попрошу о. архимандрита Сергия, когда будет возвращаться из Хакодате, остановиться у них (и ныне уже написал о. Сергию о том).

Июня 1898. Среда.

На пути в Токио

В семь часов вечера прибыл в Токио и нашел здесь все благополучно. Секретарь Сергий Нумабе рассказал, что были здесь о. Петр Кано, которо­му я наказывал Нумабе вызвать частно и посоветовать подать прошение о переводе его в другую должность. Прежде чем Нумабе высказал это, он горячо стал говорить, что «только некоторые — весьма немногие — не желают его в Одавара, все же прочие христиане за него, что он просит перевести его из Одавара, но не выводить из нынешнего прихода, а поселить в какой-либо другой Церкви его, что он отказывается только от Одавара». Итак, мне нужно побыть и в Одавара для той же цели, как в Хакодате.

Июня 1898. Четверг.

Токио

Алексей Сасагава в газете показал объявление, что Судзуки, перевод­чик Посольства, оставляет свою службу при Посольстве, а на его место поступает Исигаме. Призвал коочёо Иоанна Акимовича Сенума и спра­шиваю:

— Правда ли?

— Правда. Исигаме говорит, что два часа он будет заниматься в Се­минарии, а прочее время служить в Посольстве.

— Скажите Петру Исигаме, что если он хочет быть таким же обман­щиком Церкви, каким оказались Сёодзи и Кониси, то может,— Церковь связать его не может. Если нет, то пусть и не думает о переводческой службе в Посольстве; эта служба никак не может быть совмещена с его теперешней службой. Или там, или здесь,— пусть выбирает одно.

Таковы-то люди, на воспитание которых Церковь потратила тысячи здесь и в России!

Итак — не посылать в Академии, а довольствоваться здешним образо­ванием. Учителями Семинарии могут быть и кончившие хорошо курс в той же Семинарии.

Вечером приходил один христианин из Одавара ходатайствовать за о. Петра Кано. Я не вышел к нему, чтобы не подать повода к подозрению в пристрастии, а сказал чрез Нумабе, что завтра отправляюсь в Одавара по сему делу.

Июня 1898. Пятница

Утром из Посольства был студент Григорий Александрович Козаков спросить от имени посланника, могут ли они принять на службу в пере­водчики Петра Исигаме, просящегося на сию должность. Я сказал, что «препятствия не сделаю и буду рад, если он будет служить там хорошо; но от службы при Миссии он будет отставлен, потому что эти две службы совместить нельзя; он говорит, что до одиннадцати утра будет на службе здесь, потом весь день в Посольстве, но он нужен здесь не только до одиннадцати, айв Посольстве может понадобиться до одиннадцати. И без того он ленив и крайне неаккуратен в хождении на классы, а тогда будет и совсем ни к чему не годен»,— «мол, меня задержали в Посольст­ве», в Посольстве же,— «мол, меня задержал епископ»; словом, или здесь, или там; но так как здесь он уже надоел своею леностью и бездель­ничеством, то охотно уступается Посольству, где он может своим знанием русского языка быть очень полезен. Потом я призвал Ивана Акимовича Сенума и спросил: «Удерживать Исигаме на службе или нет? Потому что посланник не возьмет его, если мы скажем, что он нужен здесь». Сенума колебался ответом, и потому я послал его посоветоваться с Арсением Ивасава, старшим из кандидатов. Тот посоветовал удержать. Я сказал Сенума «посоветоваться всем кандидатам вместе, и если все будут того же мнения, то сказать Петру Исигаме, что он может (если только хо­чет,— предполагается, что у него есть еще остаток совести) остаться на службе Миссии, но под тем условием, чтобы вперед не ленился и вел себя хорошо, то есть не входил в долги и подобное. Если не захочет, то пусть уходит». И, вероятно, уйдет. В Посольстве сорок ен в месяц и квартира, у нас же только тридцать.

В двенадцать часов отправился из Миссии, в четыре прибыл в Одава- ра. Алтарь и всю Церковь нашел в чистоте и полном порядке. Севши в Церкви с о. Петром Кано, катихизатором Ильей Сато и собравшимися немногими христианами рассмотрел метрику, которую о. Петр держит в отличном порядке, отмечая умерших, выбывших, охладевших. Пер­вые христиане крещены мною в 1877 году. Всех крещенных по метрике 565 человек, из которых 187 крещены до о. Петра. 378 крещено им. Он священником в Одавара с 1882 года. Из числа крещеных умерло: 111, выбыло в другие места 112, охладело 41, в католичество ушли пять; ныне налицо всех христиан в Одавара с пригородными селениями: 246 чело­век в 62 домах. С Собора прошедшего года крещено двадцать четыре, наученных о. Петром и катихизатором. К богослужению приходят в суб­боту вечером человек двадцать, в воскресенье сорок. В пятницу вечером и в субботу утром службы здесь не совершается.

Ровно в шесть часов собрались служить вечерню; христиан и христи­анок с детьми нашло человек пятьдесят; певчих девиц и подростков с десяток. О. Петр, как оказалось, никогда не служит Вечерни отдельно, и не знал, где кончается Вечерня и начинается Утреня, хотя Служебник в руках. Вообще в церковной службе он далеко не так исправен, как о. Петр Ямагаки в Хакодате. Певчие пели в один голос очень хорошо. Когда кончилась вечерня, я в эпитрахили и малом омофоре сел у амвона сказать поучение и потом объяснить цель моего приезда сюда. В поуче­нии возможно простым языком объяснил наше сыновство Отцу Небес­ному, и отсюда, что мы должны привлекать к сему сыновству еще не познавших Отца Небесного; каждый день молитвой «Да святится Имя твое» мы напоминаем себе эту обязанность и прочее. Сказавши потом, что один из драгоценных благодатных даров, данных нам Спасителем, есть «мир», я перешел к «немиру», возникшему в сей Церкви между христианами и священником, и что я ныне прибыл окончательно узнать от всех лично, желают ли они удержать у себя о. Петра, или хотят пере­вода его в другое место?.

Когда я говорил это, Михаил Кометани, главный из врагов о. Петра, порывался что-то заговорить, но я остановил его, сказавши, что во время проповеди не позволительно это; притом же и нечего ему, или кому другому говорить что-либо о сем деле: уже все до излишества пере­говорено было еще когда о. Павел Савабе приезжал сюда по поводу их разлада с священником; вновь повторять то же было растравлять старые раны, которые я прибыл, по возможности, залечить, если Бог поможет. Когда я совсем кончил говорить, закричал что-то трясущийся от гнева Петр Дзимбо, но я сказал, что в храме Божием должно говорить мирно и благоговейно; гневные же речи не подобают здесь. Хорошо понявшие все, что я толковал, его же сторонники — немирные — остановили его и увели из Церкви. Прощаясь со всеми, я просил прийти завтра в шесть часов утра помолиться вместе и пригласить с собою побольше не быв­ших сегодня.

Во время богослужения начался дождь, который и теперь, десять часов вечера, льет, не переставая. Я остался ночевать у о. Петра Кано, где и чертится сие.

Июня 1898. Суббота.

В Одавара

К Обеднице в шесть часов пришло человек пятнадцать. По оконча­нии службы я стал говорить о «тоохёо», наподобие хакодатских, и нера­зумный о. Петр Кано первый же с гневом опрокинулся на меня, главный его сторонник тоже горячо восстал против. Насилу убедил их выслу­шать и понять; наконец, когда поняли, приняли с удовольствием, ибо увидели, что верно будет в их пользу. Но противников о. Петра никого не было в Церкви. Послали за главным из них — Михаилом Кометани; здесь же в Церкви я разъяснил ему,— принял и он и обещал выставить трех разносчиков «тоохёо», вместе с тремя стороны о. Петра стали го­товить «тоохёо». При исчислении по метрике домов насчитали 68, тогда как вчера о. Петр говорил, что всего 62 христианских дома; это, значит, Кометани успел подсунуть домов шесть совсем негодных хрис­тиан, не ходящих в Церковь, но которых надеется иметь на своей сторо­не. О. Петр был тут же и позволил сделать это, не спросив у меня, хотя я нарочно не уходил из Церкви, чтобы быть в помощь ему; а катихизатор Илья Сато, видимо, мирволит врагам мира.

Когда совсем приготовили «тоохёо», и три разносчика со стороны о. Петра стали ждать трех со стороны Кометани, я, видя, что нечего больше делать, вздумал отправиться в Тоносава, чтобы посмотреть там работы по перестройке молитвенного дома. Взял двух «дзинрикися» за одну ену шестьдесят сен туда и обратно; но, доехавши до Тоносава, отдал им эту плату и отпустил, и стоило: все время лил дождь, а дорога — если в аду есть дороги, то именно такие.

Отдохнувши и пообедавши в гостинице Фудзия и осмотрев работы, к шести часам вернулся в Одавара по конке. Здесь на вопрос, разнесли ли «тоохёо», о. Петр ответил: «Нет».— «Почему?» — «Они хотят смирить­ся».— «Это лучше всего!» — обрадовался я и после всенощной сказал слово о христианской любви и мире, порадовался, что мир в Церкви возобновился,— Но оказалось, радость была на ветер. Кометани и его дружина вовсе и не думали мириться, а тут же, в Церкви, заговорили до того грубо и беспорядочно, что я попросил их выйти, по крайней мере, на паперть. «Тоохёо» оттягивают просто, кажется, для того, чтобы на­брать побольше себе партию. И потому я объявил, что завтра непремен­но «тоохёо» будут розданы; если противники не дадут разносчиков, то и одни сторонники о. Петра могут это сделать.

Всенощная поется здесь без ирмосов. Служит о. Петр плохо. Читает Илья Сато небрежно и спешно.

Июня 1898. Воскресенье.

В Одавара