Светлое Христово Воскресенье

С двенадцати часов ночи обычная Пасхальная служба. Совершили ее со мною отцы архимандрит Сергий и иеромонах Андроник, Роман Циба и Симеон Юкава, Фаддей Осозава и Федор Мидзуно, диаконы Стефан Кугимия и Яков Мацуда, три иподиакона и прочие. В первый раз, кажет­ся, в Пасху такое большое число служащих; прежде было разбирали священников по ближайшим провинциальным Церквам; ныне только о. Павел Сато отправился совершать Пасхальную службу в своем тощем приходе в Йокохаме. Певчие пели стройно, но медленно; вся служба кончилась в половине четвертого утра; прежде, бывало, отходила ско­рей. Собор поразительно сиял своим полным освещением. Христиан было много, но не полный Собор. Я роздал, христосуясь с христианами у себя, после службы, больше тысячи яиц,— столько было, стало быть, христиан, кроме школ. Русских и иностранцев никого не было; только после службы нашел я у себя в комнате доктора Рафаила Густавовича Кёбера, бывшего в Церкви в Посольстве, уже разговевшегося там и заехавшего поздравить.— Потом обычные поздравления целый день. После обеда и мы съездили поздравить Посольство, но, когда прибыли туда, в два часа, у них уже готовы были экипажи ехать с поздравлениями к нам; мы, поздравив, поспешили к себе, чтобы принять их, заехав на пути лишь к о. Сергию Глебову, но оставив до завтра предположенный визит Кёберу. Посольские все и были у нас.— Потом, с пяти часов, соборне отслужили мы Пасхальную вечерню. День был наполовину ясный, напо­ловину хмурый и ветреный, но без дождя. Из провинциальных Церквей (цихоо-кёоквай) было до двадцати пяти прибывших нарочно на празд­ник, или же случившихся в Токио и пришедших помолиться. Им была отведена отдельная комната в доме для отдыха и ожидания.

Апреля 1898. Понедельник

Светлой Седъмицы

С семи часов Пасхальная служба — Полунощница, Утреня и Литургия без перерыва. Служили со мной отцы архимандрит Сергий, Андроник и Феодор с диаконом Кугимия. Прочие священники заняты христославле- ньем в городе. Много приобщено за Литургией. Потом — славленье у меня и у отцов Сергия и Андроника — обоих хоров наших, о. Алексея Савабе с своим хором, который ныне пел так хорошо, что только чис- ленностию отличался от наших; не снимая эпитрахили, о. Алексей про­славил еще с хором детей воскресной школы в Коодзимаци; дети пели в один голос и тоже очень стройно. Обычное угощение; много других поздравителей. После обеда мы съездили к господину Кёберу поздра­вить, но он еще не вернулся из Университета. Затем — до вечера — дру­жеская беседа нас троих, отчасти прерываемая визитами. Говорили, между прочим, что хорошо бы учредить Миссию в новозанятой с Портом Артуром Манчжурии. Но как сделать это?

7 / 19 апреля 1898. Вторник

Светлой Седъмицы

С семи часов такое же богослужение, как вчера, и те же служили, только христиан, кроме учащихся, весьма мало было. По окончании службы церковные старосты, заботящиеся о порядке в Соборе, во время службы, со стороны приходящих,— угощены были чаем, яйцами и кули­чом.— Потом мы втроем поехали в Йокохаму отдать праздничный визит бывшим у нас в первый день и вчера соотечественникам, и были у консула князя Лобанова, у военного агента генерала Николая Иванови­ча Янжула, жена которого Марья Николаевна прислала нам к Пасхе такие великолепные куличи собственного печения (один — фута в два вышины,— малороссийская «баба»), и морского агента Ивана Ивановича Чагина. От них заехали на кладбище, помолились за русских, погребен­ных там и нашли могилы их содержанными в отличном порядке.

Апреля 1898. Среда

Светлой Седъмицы

Утром мы втроем,— отцы архимандрит Сергий и Андроник и я,— отправились в Тоносава с тем, чтобы им оттуда ехать в Оосака и Кёото, а мне вернуться домой. Цель их поездки: о. Андронику несколько позна­комиться с Церковью в Оосака и, если не найдет в себе никаких воспя- щающих мыслей и чувств к поселению там, велеть ремонтировать для себя квартиру в церковном доме; познакомятся они, кстати, и с Церквами в Кёото и Кобе.

Сегодня, по обычаю, Женская школа отправилась гулять в Оодзи; Анна — старуха-начальница — говорила, что ученицы несколько дней умильно посматривают на небо и молят, чтобы погода была сегодня такая, какая им нужна, то есть совсем солнечная и тихая. Кажется, и вымолили.

Отпустивши их, Анна, полубольная, притащилась ко мне с послед­ним номером «Уранисики», обложка которого исписана была каранда­шом: «прочитайте», говорит, «что здесь написано». Читаю — поноше­ние журналу и запрет вперед присылать его в Семинарию. Я подумал, что это дело начальника в Семинарии, «Коочёо» Сенума, удивился по­ступку, но, торопясь в дорогу, ничего не мог сделать, кроме — велеть Анне запросить «Коочёо», «за что поносится „Уранисики"? Пусть ука­жет пункты».

В Тоносава мы нашли все в порядке, кроме того, что шесть-семь больших деревьев были срублены вновь, вопреки моему запрещению Михею делать это; рубит, очевидно, на продажу, то есть ворует, а оправ­дывается тем, что деревья сломало ветром, или это — сосны, опасные для пожара, и подобное; сказал ему, что вперед за каждое срубленное дерево буду вычитать у него по пять ен из его жалованья.

Обедали в гостинице японским обедом, спали дома на занятых япон­ских «фтонах». Ночью был сильный дождь.

Апреля 1898. Четверг

Светлой Седъмицы

В Тоносава утром гуляли по лесу, взбирались к кумирне и даже до пещеры, где молился о. Иоанн Сакай. Сделавши распоряжения по ре­монту, ввиду прибытия сюда на каникулы учеников Семинарии, и пообе­давши у Фудзия, в один час мы отправились в Коодзу и оттуда в два часа тридцать минут я — в Токио, отцы Сергий и Андроник, в три часа — в Оосака. Прибывши домой, нашел здесь на столе, между прочим, письмо Василия Романовича Лебедева из Ханькоу с 300 долларами на Миссию.

Апреля 1898. Пятница

Светлой Седъмицы

Утром явился Хакодатский прожектёр — рыбник Симода — и объ­явил, что «все готово к начатию эксплуатации данных им рыбных ло- вель на Сахалине и что в нынешнем году на тридцать тысяч ен прибыли можно рассчитывать». Это пролог к просьбе, которая заключалась в том, чтобы дать им из служащих Церкви знающего по-русски: «Как же-де мы будем объясняться с русскими в шести местах ловель на Сахалине?». Я все выслушал — не без труда, ибо мутило негодование,— и кратко отве­тил: «Если третья часть прибыли от ловель не будет доставлена Миссии (каковое условие вы сами выдумали, и каковым добыли ловли от русских властей), то я извещу на Сахалин, что вы обманули тамошние власти. Переводчика же вам Миссия не даст,— довольно того, что вы втянули в дело и обезглавили о. Петра Ямагаке; другому навредить вам не дастся».

Иван Акимович Сенума пришел с тем самым номером «Уранисики», что вчера приносила Анна, и говорит:

— Вам пожаловались, что это я такую дерзость Женской школе напи­сал на обложке журнала, но это неправда; написал это один ученик, которого я узнал по руке, и за это я ему сделаю выговор пред всеми учениками. Он это сделал совершенно произвольно; и это, действительно, непростительная и двойная дерзость и относительно Женской школы, и относительно Семинарии, именем которой распорядился, не имея на то права.

— Но нет ли в «Уранисики» чего-либо, к чему могла бы прицепиться его блажь?

— Ничего здесь такого нет.

— Сделайте строгий выговор ученику и скажите ему и всем, что если вперед повторится подобный поступок, то виновный будет исключен из Семинарии.

Иоанн Судзуки пишет из Коофу: посетил католиков, призвавших нас; все — видимо любимы и благодетельствуемы были своим патером; у каж­дого книг по десять и икон по пять в доме, полученных от патера, который лично сам — человек богатый; главные же возмутители двое получали деньги, один девять или десять ен, другой три-четыре ены в месяц за то, что находили слушателей. Не по испорченности католи­ческого учения и не по жажде истинного христианского учения они призвали нас, а по ссоре и дрязгам, выросшим, как грибы из навоза, из своекорыстия,— это, кажется, несомненно. Но искусны патеры употреб­лять все средства, чтобы избежать такого афронта, как уход от них нескольких десятков учеников в «схизму», по ихнему,— и будет потом нам афронт, если поспешим, или другую глупость учиним. Потому-то сказано было Судзуки, чтобы шел, как в новое место, где учение нужно преподавать с аза. А он вон пишет, что «церковный дом новый нужно сейчас же строить,— и берутся, мол, выстроить такой, какой нам угод­но»; это, верно, тот же подрядчик, что поссорился с патером, берется. Как бы не так! Написано Судзуки, чтобы нашел квартиру, но не свыше шести ен,— больше чтобы в этом направлении ничего не предпринимал. Пишет еще, что нужно три ены дать в месяц тому «санъяку дайгенин», который получал от патера плату, вот выдумал! Ни-ни! — Пишет, нако­нец, чтобы ему — Судзуки — прибавлено было геппи в месяц пять ен. Вечно этот человек лишь денег просит сверх обычного, лишь только коснись его! Крайне возмутило это меня. И велел я написать ему прямо и коротко; чтобы уходил со службы, если мало для него содержание. Вдвоем с женой, а получает двенадцать ен и добавочных две ены, кроме квартирных и дорожных, и это ему мало, тогда как многие и с семейст­вами не получают столько!

Апреля 1898. Суббота

Светлой Седъмицы

С семи часов Пасхальная утреня и обедня; служили соборне: отцы Павел Сато, Роман Циба и Феодор Мидзуно; кончилось в десять часов; при целовании креста роздан артос.— Потом я был в женской школе, чтобы уговорить учительниц примириться с Еленой Сенума (бывшая Ямада), на которую Надежда Такахаси, а за нею и другие, питают до сих пор зло за то, что она, дав слово выйти за Григория, брата Надежды, изменила его и вышла за Сенума, когда сей посватался. Но нашел их еще до того заряженными враждой, что изумился; пытался уговорить,— к стене горох! Нужно им до конца унизить Елену,— требуют, чтобы она явилась к ним с повинной. «Простите, мол, сударыни, что вышла замуж за теперешнего моего мужа».— Только бабье может не понимать всю нелепость подобного! А ничем не убедишь, потому у бабы часто дважды два не четыре, а пять. Довели до того, что рассердился и я сам, назвал их «акума-но су» и ушел.

(Вечером). Однако делос «Уранисики» не так просто, как казалось до сих пор. Приходит сегодня Сенума,— во время моего занятия с Нумабе по рассылке содержания служащим,— подает пакет и два номера «Ура­нисики» и говорит:

— Вот письмо учеников, в котором говорится, что не один виновен в надписи на «Уранисики», а все они возмущены неприличием статей в «Уранисики», злословящих коочёо Семинарии, и прочее.

— Оставьте у меня, после посмотрю,— ответил я.

Кончивши с Нумабе, я прочитал объяснение семинаристов, умно и сдержанно написанное; потом номер — не тот, что приносила Анна, на котором надпись семинаристов, а предыдущий (от пятнадцатого мар­та), в котором одна статья исчерчена красными отметками семинарис­тов. Действительно, статья до крайности возмутительная: Елена — без ее имени, но с яснейшим описанием ее,— прямо называется «инпу» (блудницею) за то, что вышла не за Такахаси — того, за которого прежде была просватана, а за того, который после посватался (и к которому влекло ее сердце); Иван же Акимович обозван вором, похитившим чу­жое имущество; и преступление обоих их поставлено наравне с Адамо­вым, Каиновым; словом, уж и не имеется больше выражений, которыми бы поносить их.— Я надписал на статье, что она — «мерзкая,— ложь и софизма», на письме же семинаристов, что они «правы, но чтобы этим и кончили; разводить вражду неприлично духовным воспитанникам» и прочее.