Индивид и личность в обобщающих исследованиях ренессансной автобиографии

 

Помимо работ общетеоретического характера проблема достоверности автобиографии и адекватных подходов к её изучению продолжает иногда ставиться в конкретных историкокультурных и историко-антропологических исследованиях. «Правда», которую содержит автобиография в таком исследовании, - это, по выражению П. Бёрка, «взгляд изнутри культуры», обусловленный особенностями сознания эпохи. Автобиографическое сочинение, считает он, всегда в той или иной степени формализовано, наполнено общими местами, но это обстоятельство не является непреодолимой преградой для исследователя, пытающегося разглядеть личность его автора. Нужно только помнить, что в каждом случае он «играл свою роль - возможно, довольно напыщенно - в соответствии со сценарием, которым его снабдила культура».

Говоря обо всём этом, П. Бёрк имеет в виду произведения одного периода, одной культуры - итальянские автобиографии начала Нового времени. И такая историческая определённость делает его суждения гораздо более убедительными в сравнении с размышлениями об автобиографии «вообще» и попытками искать единые подходы для сочинений Исократа, Августина, Челлини и Руссо. Более понятен и взгляд учёного на автобиографию как на индикатор самосознания индивида, группы людей или эпохи в целом, в отличие от абстрактной постановки вопроса о достоверности сочинений этого рода в принципе.

Но даже при таком конкретизирующем подходе к проблеме многоразличные методологические трудности, встающие перед исследователем автобиографических текстов, часто оказываются серьёзной преградой. Свидетельства этому можно легко обнаружить в тех немногих обобщающих работах по ренессансной автобиографии, где авторов интересует её «личностное измерение».

Возрождение, считает вслед за Я. Буркхардтом Г. Миш, характеризует новое понимание человека и его места в мире, а, следовательно, и новая функция автобиографии - говорить не столько об отношении человека к Богу, сколько о человеке как таковом. В этом состоит главная особенность ренессансной автобиографии, которая начинается с Петрарки и сочинений, родившихся в пополанско-купеческой среде (Морелли, Питти, Веллути и др.), и заканчивается Кампанеллой. Все ренессансные автобиографии, чрезвычайно разнообразные по своей форме, в отношении содержания делятся на две большие группы: те, которые отображают внешнюю сторону жизни (Lebenswirklichkeit), и те, в которых автор обращает свой взор внутрь самого себя (reflektierter Selbstdarstellung).

К первым относятся, в частности, произведения Пикколомини и Челлини, ко вторым - Гвиччардини, Лоренцо Медичи и Кардано, книга которого сыграла особую роль в развитии «рефлектирующей автобиографии», оказав заметное влияние на Руссо и Гёте.

Заметим, что анализ всех этих произведений у Г. Миша не отличается оригинальностью и глубиной - иного, впрочем, трудно было бы и ожидать в столь всеобъемлющем труде. Его достоинство в другом: немецкому учёному удалось создать уникальную энциклопедию мировой автобиографии, уже долгие годы успешно служащую исследователям личности и её самосознания в самых разных аспектах.

В отличие от монументального творения Миша, насыщенного богатым конкретным материалом, небольшая работа Дж. Ийсевийна почти целиком состоит из готовых выводов и логических умозаключений о природе гуманистической автобиографии. По Ийсевийну, она, прежде всего, - произведение поэтическое, что вытекает из хорошо известного всем стремления гуманистов к славе (поэзия - кратчайший путь к ней). Композиционно такая автобиография обычно делится на шесть составляющих - топосов, предписанных правилами античной риторики: вступление, рассказ о происхождении автора (genus), его воспитании и учении (educatio), деяниях (res gestae), его сравнение с окружающими (comparatio), эпилог.

Что касается конкретно её содержательной стороны и её личностного начала, то эти моменты явно ускользают от внимания учёного, занятого поисками «основных признаков» явления. Из его построений можно, пожалуй, заключить лишь, что гуманистическая автобиография - это сочинение автоапологетическое, целиком проникнутое желанием его создателя увековечить своё имя и свой человеческий облик.

В подтверждение своих суждений автор приводит в конце работы весьма примечательный список текстов. Кроме нескольких известных итальянских автобиографий («Моей тайны» и «Письма к потомкам» Петрарки, «Записок» Пия II, «Элегии» Саннадзаро и «О моей жизни» Кардано) в него входят самые разнообразные произведения западно- и восточно-европейских авторов, причём даже такие, сведения о которых можно обнаружить далеко не во всяком литературном справочнике.

Это заставляет задуматься над тем, какое содержание вкладывает Дж. Ийсевийн в понятие «гуманизм», и вообще о чём написана его работа. Скорее всего, тут можно допустить расширительное толкование термина. Но в таком случае отчего в его списке не упоминается, например, «Жизнь» Челлини, самое известное автобиографическое сочинение Возрождения, и приводятся записки Христофора Колумба, которые из всех современных исследователей, кажется, только он один зачисляет в разряд автобиографий?

Ответов ни на этот, ни на многие другие недоуменные вопросы в статье, увы, не найти.

Обойдённая вниманием датского учёного «Жизнь» Бенвенуто Челлини оказывается в центре рассуждений об «общих признаках» (conventions) ренессансной автобиографии Джонатана Голдберга. Пафос его работы в значительной мере направлен на выявление моментов, отличающих ренессансную и шире - «раннюю автобиографию» от современной.

Если авторы Нового времени, считает Голдберг, раскрывают собственный образ, обращаясь к своей внутренней жизни, ренессансные писатели осознают себя через некие «типологические модели». Другими словами, «в то время, как современная автобиография обнаруживает единое, индивидуальное и приватное «Я», ранняя автобиография представляет собой всеобщую, деперсонализированную и публичную версию «Я».

Что касается сочинения Челлини и ренессансных автобиографий вообще, авторы изображают в них себя, в целом следуя идее святости, заданной «Исповедью» Августина, когда собственная земная жизнь представляется человеку житием, а любое несчастье - испытанием, уготованным свыше.

Интересно заметить, что некоторые выводы статьи Дж. Голдберга оказываются удивительно схожими с теми, к которым приходит, основываясь на почти совершенно ином материале,

Дж. Ийсевийн. Особенно это относится к утверждению о том, что наиболее типичной для ренессансной эпохи была поэтическая автобиография. По Голдбергу это тоже «самая характерная форма изображения самого себя» - не случайно ведь Челлини в рассказе о наиболее критических периодах своей жизни обращается к поэзии.

Ещё одна из имеющихся на эту тему работ, Томаса Циммерманна, посвящена анализу ренессансной автобиографии и исповеди как генетически связанных явлений. Он исходит из в общем-то не новой идеи о том, что исповедь в средние века являлась главным способом осознания человеком самого себя. Мощный дополнительный импульс этому процессу был дан в начале XIII в. решением Латеранского собора, установившим её обязательность для каждого христианина не реже одного раза в году.

В итоге к началу Возрождения исповедальная практика достигла высокого уровня развития, но параллельно во взаимодействии с ней возникли новые типы самосознания, вызванные обращением к античному наследию - литературе, философии, истории. В результате «старый институт исповеди был приспособлен для того, чтобы служить новым целям во всё более развивающемся гуманистическом контексте».

Автобиографические сочинения Петрарки, в особенности «Моя тайна», могут служить иллюстрацией «сплава» этих двух традиций самосознания в литературе раннего

Возрождения - их автор использовал исповедальный тип интроспекции, модифицировав его и обогатив значениями, почерпнутыми из классической литературы. Адаптацию исповеди в античный культурный контекст продолжил своим «Счётом жизни» Джованни Конверсини да Равенна; оба же они в итоге синтезировали основу, из которой родилась современная автобиография.

Так вкратце выглядит попытка Т. Циммерманна сконструировать модель ренессансного жанра автобиографии как «метаморфозы средневековой исповедальной практики» - опыт, успех которого признаётся далеко не всеми. Один из наиболее авторитетных исследователей ренессансной автобиографии Марциано Гульельминетти, например, указывает на один не вполне ясный момент в построениях учёного. Что имеет в виду автор, иронически вопрошает он, говоря о «новых способах самосознания, открытых возрождением древности»? Существовали ли они вообще?

Книга самого М. Гульельминетти, пожалуй, - наиболее основательное и глубокое обобщающее исследование по автобиографии Возрождения. Впрочем, если быть точным, её предмет выглядит несколько иначе. Дело в том, что автор не видит в материале своего анализа какой-то особый историко-культурный тип произведений. Для него это просто ряд сочинений начального этапа развития итальянской литературы, в значительной степени продолжавших то, что уже имело место в латинском средневековье. Не являясь сторонником жёстких концепций и слишком категоричных суждений, учёный пытается лишь развить гипотезу о существовании автобиографической традиции, восходящей к «Исповеди» Августина.

Традиции, которая долгое время была приглушена, пока с новой силой не заявила о себе у Петрарки и Челлини. «Исповедь, таким образом, стала «мостом между античностью и средневековьем, по которому должны были пройти те, кто вновь начал беседу с самим собой: сначала Ратерий, Абеляр, Гвиберт Ножанский, а затем Данте и Петрарка».

Недавняя работа Кристофа Ваянда ««Семейные книги» и автобиографии в Италии от

Треченто до Чинквеченто: Исследование эволюции сочинений о себе «37 (показательно, что в ее названии тоже отсутствует понятие «Возрождение») в отличие от книги Гульельминетти не имеет претензий на то, чтобы воссоздать общую картину ранней итальянской автобиографии.

Ваянд сосредотачивает внимание фактически на одной проблеме - развития автобиографизма и трансформации его функций. Он выстраивает три смысловых ряда, делая четкое различие между «семейными книгами» и собственно автобиографиями: первый - сочинения купцов и «деловых людей» XIV-XVI вв. (от Корсини и Дати до Гвиччардини и Альберини), второй - авторов Треченто (Петрарка, Карл IV), третий - писателей Чинквеченто (Челлини, Кардано, кардиналы Сантори и Беллармин). Цель такого построения материала состоит в том, чтобы показать, что между «scrittura domestica» и «scrittura autobiografica» существует очевидная преемственность: автобиографии являются прямым продолжением традиции написания «семейных книг».

При этом автор не сводит свою задачу, как большинство его предшественников, к историко-литературному аспекту проблемы. Его подход к ней можно обозначить скорее как социально-исторический, не игнорирующий и особо интересующий нас вопрос об особенностях индивидуального самосознания создателей автобиографических сочинений XIV-XVI вв. О последнем, впрочем, говорится не слишком много нового по сравнению с уже известными общими суждениями Г. Миша и К. Вайнтрауба.

Подведём некоторые итоги сказанному. Прежде всего, нельзя не заметить, что некоторые современные исследователи предпочитают не говорить об автобиографии XIV-XVI вв. как о ренессансной, т.е. как об обусловленной определенными историко-культурными особенностями эпохи. Но даже те, которые все-таки это делают, т.е. признают прямую культурную детерминированность анализируемых ими текстов, часто говорят, в сущности, о разном. Одни - о «Жизни» Челлини как главном автобиографическом сочинении эпохи, другие, наоборот, склонны её игнорировать; для одних «ренессансная автобиография» - произведение поэтическое, для других - прозаическое.

И причина тут заключается, похоже, не столько в различиях их подходов в концептуальном плане, сколько в отсутствии каких-либо концепций вовсе. Просто одни авторы в понимании смысловых границ исследуемого феномена исходят из сложившегося в историко-литературных штудиях крайне аморфного ряда «автобиографических» сочинений в целом (М. Гульельминетти, Дж. Ийсевийн), другие склонны выделить из него одно или два с их точки зрения наиболее «типичных» явления, даже не пытаясь при этом объяснить, в чем состоит природа их «типичности» (Дж. Голдберг, Т. Циммерманн).