Рождение доктрин нестяжателей и иосифлян. Преподобные нил сорский и иосиф волоцкий

 

Так как провести насильное изъятие было невозможно, поскольку применение тех же мер, что и в Новгороде в отношении московского духовенства вызовет крайнее негодование населения. По этой причине, в отличие от Новгорода, в Москве власти пытались воздействовать на Церковь методами убеждения: от духовенства требовали добровольной «жертвы» в обмен на полное обеспечение деньгами из казны и хлебом из великокняжеских житниц. Как отмечает Сомин Н.В., великий князь мог рассчитывать на успех задуманной секуляризации лишь при поддержке влиятельных духовных лиц, кокковым стал преподобный Нил Сорский.

Преподобный Нил Сорский - ученый монах, долго странствовавший по православному Востоку, побывавший и в Константинополе (уже под турками), живший долго на Афоне, знал греческий язык.

Он был специально приглашен на собор великим князем Иваном III. На соборе он настаивал на том, что все монастырские вотчины должны быть отобраны. Взамен он предлагал свою теорию полной реорганизации монашеской жизни, как она сложилась за века: с 1054 до 1503 года - за 450 лет, основанную на устроении монашеского общежития по скитскому принципу.[17]

Стоит сразу отметить, что не смотря на здравость предложенной реформы (аргументация которой приведена ниже), такая реорганизация была практически неосуществима, а потому не нашла широкой поддержки в церковных кругах.

Строя свою апологию нестяжания, преподобный Нил Сорский исходил из обличения тех злоупотреблений, которые наличествовали на тот момент в области церковного землевладения (к слову – ни одного положительного аспекта в монастырских вотчинах он не находил).

Постепенно с обрастанием монастырей землями монахи, удалившиеся из мира во имя духовного подвига, стали вести жизнь весьма далекую от идеалов иноческой подвижнической жизни: начали предаваться стяжанию, собирали оброки с крестьян, вымогать пожертвования у богатых землевладельцев.

Вот что позже писал ученик преподобного Вассиан Патрикеев[18]: «Поступая в монастырь, мы не перестаем всяким образом присваивать себе чужое имущество. Вместо того, чтобы питаться от своего рукоделия и труда, мы шатаемся по городам и заглядываем в руки богачей. Раболепно угождаем им, чтобы выпросить у них село или деревеньку, серебро или какую скотинку. Господь повелел раздавать неимущим, а мы, побеждаемые сребролюбием и алчностью, оскорбляем различными способами живущих в селах братьев наших, налагаем на них лихву на лихву (оброки – прим. мое С.Х.), без милосердия отнимаем у них имущество (за долги монастырю – прим. мое С.Х.), забираем у поселянина коровку или лошадку, истязуем братьев наших мечами или прогоняем их с женами, детьми из наших владений (крепостного права еще не было – прим. мое С.Х.).

…Или, иногда предаем княжеской власти на конечное разорение. Иноки, уже поседелые, шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву. Или с соседями за межи. Тогда как апостол Павел укорял коринфян - людей мирских, а не иноков, - за то, что они ведут между собою тяжбы, поучал их, что лучше бы им самим сносить обиды и лишения, чем причинять обиды и лишения своим братьям».[19]

Безусловно, многие негативные аспекты церковного землевладения Вассиан передергивал и преувеличивал – в политике без этого никуда. Но факт: Иосиф Волоцкий занимался широкой благотворительностью из средств монастыря во время неурожая или голода, но одновременно с этим он запретил, чтобы монахов не обвиняли в насилии, «правеж» (взыскания за долги) в монастырских стенах (монастырское управление, как и всякое имущественное управление, всегда предполагает такие вещи, как твердо установленный оброк, и следовательно, предполагает какие-то средства взыскивать этот оброк), но сам «правеж» разрешался и вменялся в обязанность за пределами монастырских стен.

По этому поводу Вассиан Патрикеев пишет: «Отвергшись страха Божия и своего спасения, повелевают нещадно мучить и истязать неотдающих монастырские долги, только не внутри монастыря, а где-нибудь за стенами. По-ихнему казнить христианина вне монастыря не грех. О, законоположитель! Или лучше назвать законопреступник! Если считаешь грехом внутри монастыря мучить братию свою, то и за монастырем также грех. Область Бога, почитаемая в монастыре, не ограждается местом. Все концы земли в руках Его. Откуда же ты взял власть нещадно мучить братий, а особенно неправедно!»[20]

Обличая монастырское любостяжание, Нил Сорский, спрашивая членов собора о сущности монашества, дал следующий ответ: «Это добродетель, возведенная в степень примера для подражания. Но если примера нет, если нет и добродетели, если монахи не могут освободиться от претензий на роскошь, от любостяжания, то какой же пример и кому они могут подать? А если так, то зачем вы существуете?»[21]

Этого же мнения держался и Сергий Радонежский, запрещавший просить милостыню по богатым дворам, и особенно Кирилл Белозерский. Развивая такую свою концепцию, Нил Сорский настаивал, что при монашеском укладе, существующем в конце XV- начале XVI веков, монашество «является не примером для мира, а поношением».

Оппонентом преподобного Нила Сорского явился другой подвижник – преподобный Иосиф Волоцкий – игумен Успенского монастыря в Ламском Волоке.

Иосиф Волоцкий отстаивал монастырские богатства, указывая на монастырскую благотворительность, и тот факт, что монастырские крестьяне, не смотря на все издержки, все равно жили лучше окружающих. В качестве примера преподобный приводил Волоцкий монастырь, который в голодные годы кормил сотни голодающих крестьян,^[22] собиравшихся со всей округи. Спасение же Иосиф видел в умножении строгостей.

Стоит отметить, что в дальнейшем, когда речь будет идти о борьбе «иосифлян» с «нестяжателями», то необходимо помнить, что сам преподобный Нил Сорский политикой никогда не занимался (чего с уверенностью нельзя сказать о Иосифе Волоцком). Но его последователи – нестяжатели позднейшего времени активно включились в политическую борьбу и встали в оппозицию линии уже столь же политизированных иосифлян. Дифференциация между этими двумя партиями прошла не только по признаку отношения к церковным землям, но и по политическим: среди идеологов нестяжательства было немало тех, кто поддерживал старые удельные порядки. Иосифляне же, напротив, были приверженцами единодержавной линии, иногда вплоть до готовности подчинить Церковь власти государя, как это позднее продемонстрировал митрополит Даниил.[23]