Глава тринадцатая: Главный визирь

Картинки дрожали на границах моего сознания, и хотя я пыталась ухватиться за них, они исчезали раньше, чем я успевала их разгадать. Мое тело парило между сном и реальностью. Я постепенно пробуждалась от звука голосов. Размытые картинки прояснялись, и белеющий предмет стал рубашкой Амона, что была очень близко.

Было темно. Я лежала на кровати или на столе, и пока все сильнее беспокоилась об окружающем, я поняла, что смотрю на брезент. Посреди ночи я лежала в палатке.

К своему ужасу, я поняла, что не могу пошевелиться. Я была парализована. И это ощущалось так, словно я была погребена заживо. Я запаниковала, меня охватил страх и удерживал своими когтями-лезвиями.

До того, как я задохнулась от ужаса, а это я могла, я сосредоточилась на том, что могу делать. Снаружи доносились голоса, значит, я могла слышать. Мои глаза тоже работали. Я попыталась моргнуть, и со второго раза у меня получилось. Хотя я все еще ничего не чувствовала, словно все мое тело спало, и мне приходилось потихоньку пробуждаться. Сначала я поморщила нос, потом пошевелила мизинцем одной руки, а затем другой.

Казалось, прошли часы, пока я смогла повернуть голову влево. Процесс был болезненным, я заставляла мышцы слушаться меня, но все же это сработало. Теперь я хотя бы могла видеть под другим углом. Амон, сидевший рядом со мной, спал, его голова покоилась на руках, скрещенных поверх края того, в чем я распознала раскладушку.

Я не могла говорить. Но я хотя бы могла видеть его красивое лицо, пока медленно возвращала себе власть над телом. Он был в той же одежде, что и в гробнице, и хотя он вымыл руки и лицо, в волосах остались кусочки грязи.

На его загорелые щеки отбрасывали тени длинные ресницы, и я поняла, что даже будь Амон богом солнца, мне он больше нравился таким – пахнущим грязью, уставшим от трудного дня и очень… человечным.

Я даже не поняла, что протягиваю к нему руку, пока мои пальцы не коснулись его волос. Амон тут же открыл глаза.

- Лили? – спросил он, стряхивая остатки сна и придвигаясь ближе. – Ты меня слышишь?

Когда он взял мою руку, очищенную от красной пыли, я едва заметно кивнула. Он заметил движение.

- Хорошо. Доктор Хассан говорил, что ты скоро проснешься. Я позову его.

Мое горло сжалось от попытки окликнуть его. Я хотела, чтобы нас было только двое – у меня было слишком много вопросов, но я должна была признать, что вопросы я задам позже, и, честно говоря, я вряд ли смогла бы сейчас выдавить хоть звук, не то, что целый вопрос.

Вход палатки зашуршал, с Амоном пришли двое. Старший из двух поставил на стол рядом со мной фонарь и придвинул к раскладушке табуретку, затем он снял свою белую шляпу и поставил ее на стол.

- Так держать, девочка, - сказал он с резким акцентом, поднимая мои веки, чтобы разглядеть глаза. – Я знал, что ты скоро к нам вернешься.

Мне понравился его гладкий голос. Он был почти пенсионного возраста, а голова его пыла полна белых волос. Его глаза были теплыми и карими, как растопленный шоколад, а кожа – сильно загорелой на солнце. Когда он улыбнулся, я заметила ямочки на его щеках. Амон опустился на колени рядом с ним, атаковав его вопросами с тревогой на лице. Мужчина кивал с сочувствием и терпеливо отвечал, а потом повернулся ко мне.

- Меня зовут доктор Озахар Хассан, но большинство американских знакомых называют меня Оскаром, - сказал он. Подняв мою руку, он похлопал по ней и сверкнул ямочками. – Особенно, мне нравится это прозвище из уст красивых юных дев, как вы. Теперь посмотрим, как вы тут, да? Можете пожать мою руку?

Я попыталась, но едва мола чувствовать свою ладонь в его руке, что уж говорить о рукопожатии. Но он сказал, все еще улыбаясь:

- Хорошо! Прекрасно! Она куда сильнее продвинулась, чем я думал, с таким-то уровнем яда.

Мое сознание замерло на слове яд, Амон с тревогой кивнул и спросил:

- Как долго она будет восстанавливаться?

Доктор Хассан почесал подбородок и подергал его, словно там была борода, что означало, что когда-то она у него было, но сейчас лишь раздался скребущий звук грубой ладони по небритой коже.

- Скажем так, к утру она сможет идти. Но вы оба можете остаться на ночь в палатке.

Схватив мужчину за руку, Амон ответил:

- Ваше гостеприимство не будет забыто, доктор.

С хитрым, но добрым видом доктор Хассан отозвался:

- Может, пока мы ждем, мы сможем и дальше поговорить о вашем понимании некоторых вещей.

В сознании зазвенела тревога, но сейчас я не могла предупредить Амона. По тому, что я успела увидеть в палатке, пока не была увлечена Амоном, мы были в археологическом лагере.

Доктор Хассан был, видимо, не врачом, а доктором наук, доктором по египтологии. Если Амон расскажет ему слишком много или в чем-то ошибется, доктор Хассан поймет, что он родился не в этом времени, а еще и со мной в таком состоянии никто не смог бы ему помешать забрать нас для дальнейшего изучения или, не дайте египетские небеса, для опытов и вскрытия.

Амон, видимо, почувствовал мою тревогу и обернулся. Коснувшись моего плеча, он шепнул:

- Мы все еще в Долине Царей в палатке у храма Хатшепсут, - когда я попыталась мысленно возмутиться, он добавил. – Тише, Нехабет, все будет в порядке.

«Как угодно, но не в порядке».

Все шло не так, все было ужасно, и теперь мы столкнулись с врагом, которого не знали, и с учеными. Мы чем-то привлекли внимание человека, что мог быть самым опасным человеком на Земле, - человека, что мог понять, кто и что такое Амон.

Моя теория о работе доктора была подтверждена, когда доктор Хассан представил своего помощника, доктора Себака Дагера. Юноша был гладко выбрит, а вместо шляпы носил на голове цветной платок, он показался достаточно дружелюбным, но в его выражении лица было что-то голодное. Может, он просто был слишком молод и хотел что-то доказать.

Вместе они смотрелись официально. Они точно были археологами. Я должна была сразу догадаться по белой шляпе. Такая же, только коричневая, была у Индианы Джонса, видимо, похожая была у каждого археолога.

Они вдвоем дружелюбно общались с Амоном. Они не вызвали версию египетской полиции для туристов, чтобы увести нас, но это только добавило подозрений. Почему они не позвали настоящего врача осмотреть меня? В Долине Царей точно должна быть станция первой помощи.

Даже если ее не было, они могли отвезти нас в больницу, а тут я лежала, как почившая египетская царица, руки лежали поверх груди, пока я «восстанавливалась». Мужчины говорили на египетском, а потом и вовсе перешли на местные диалекты, а потом я могла понимать, о чем они говорили, только по тону голосов.

Двое мужчин были заинтересованы Амоном, но я не чувствовала колебаний или страха в нем, а потому перестала пытаться понять их разговор и сосредоточилась на восстановлении власти над конечностями. Время от времени Амон брал меня за руку, посылая мне маленькие волны энергии.

Мужчины не заметили причины моего быстрого восстановления. Доктор Дагер, чья фамилия для меня звучала почти как dagger (прим. переводчика – кинжал), что не могло снять с него подозрения, подошел ко мне и объяснил, что случилось. Он сказал мне, что я была несчастной жертвой древней ловушки, созданной для защиты артефактов от расхитителей гробниц.

Я хотела узнать, каким ядом меня отравили, почему его еще не убрали из гробницы, ведь она была открыта. И я очень хотела узнать, почему Амона, обнаруженного здесь, так быстро отправили в Америку? Почему сосуды смерти остались здесь? Почему Амона передвинули с места, где он должен был спать, и кто это сделал? Но этого у них спросить я не могла.

Я могла сказать по бегающим глазам доктора Дагера, что он что-то скрывает. То, как он смотрел на Амона и своего наставника, выдавало мне, что он больше слушает их разговор, чем желает приглядывать за обездвиженной американской девочкой.

Покинув нас почти на час, доктора Хассан и Дагер вернулись, чтобы осмотреть меня. Благо, они перешли на английский, увидев мою тревогу.

- Как вы смогли пройти в закрытую секцию храма? – спросил у Амона доктор Хассан. – И где вы столкнулись с ядом?

Амон врал гладко, но его рука схватила мою так сильно, что даже я это почувствовала, мышцы на его предплечье затвердели.

- Мы рассматривали гробницы возле храма, когда Лили коснулась рукой стены, и та отъехала, подняв пыль. Мы и не знали, что она опасна. Когда у Лили проявились симптомы отравления, я пронес ее через несколько проходов в спешке, чтобы уйти из гробниц, но мы попали в храм.

- Ясно, - доктор Хассан поднял свою шляпу и взлохматил рукой белые волосы, перед тем как водрузить на голову шляпу. – Вы шли из верхнего святилища Анубиса.

- Вы правильно поняли.

- Затем вы отнесли юную леди вниз на первый двор. Там есть колонны, - сообщил он.

- Да, - легко ответил Амон.

Глаза доктора Хассана сверкнули, когда он услышал ответ Амона, и я поняла, что он разгадал ложь Амона.

- Вы мне не поверили, - сказал Амон.

- Нет, - ответил доктор Хассан с любезной улыбкой. – Я работал на верхней террасе, когда заметил, что следы из красной пыли идут из святилища царской семьи. Эта секция была закрыта, там не могло быть посетителей, и я все же надеюсь, что вы расскажете мне правду.

- Я сказал вам то, что вам нужно знать.

Я вздрогнула внутренне, ожидая, что улыбка исчезнет с лица доктора Хассана. Я уже представляла, что в гневе на наше проникновение он вызовет начальство, и нас бросят за решетку, предназначенную для таких похитителей важных исторических реликвий. Вместо этого египтолог со своим помощником сели, и он сменил тему.

- Храм, в котором вы побывали, возможно, самое известное здание в Египте. Его построили для женщины-фараона Хатшепсут. Вы о ней знаете?

Амон покачал головой.

- Не особо. Я вообще не знал, что были женщины-фараоны.

- Их было несколько, но так долго, как Хатшепсут, они правили редко. Ее царствование длилось около двадцати двух лет, она помогала развитию искусства и появлению красивых построений, но после ее смерти фараоны решили убрать все признаки ее правления. Статуи разрушили, а здания стерли с лица Земли.

- Многие думают, что это сделали, чтобы запугать людей, помнивших о женщине, Хатшепсут, что успешно правила Египтом, но я уверен, что ответственность за это лежит на культе Сетха.

Я могла поклясться, что это заинтересовало Амона.

- У вас есть доказательства? – спросил он.

- И да, и нет. Многие египтологи отрицают идею того, что мог существовать культ, служащий богу хаоса, Сетху, но они согласны с тем, что у Хатшепсут было очарование львицы. Говорят, она даже родилась в логове львицы.

- Как сходство с львами может быть связано с богом хаоса?

- Ах, - глаза египтолога сверкнули. – Это вопрос, да? – загадочно ответил он, перед тем как продолжить, не обратив внимания на вопрос Амона. – Мои исследования показали, что она вступила в тайную группировку, вернувшись из путешествия на север Африки, где она посетила царя Пунта [1]. Она вернулась с множеством даров, среди которых были слоновая кость, золото, мирра, ладан и эбеновое дерево. Но я думаю, что причина посещения была другой, не политической. Видите ли, когда она собиралась уезжать домой, ей подарили маленьких львиц, которых она растила, как своих питомцев.

- Она была храброй женщиной, но я не понимаю, как это привело вас к мысли, что было что-то необычное, - сказал Амон.

- Совершенно верно. Я бы согласился. Хатшепсут явно была не первой и не последней из правителей Египта, что сопоставлялись с опасными созданиями. Но на этом история не закончилась.

- Как так? – холодно спросил Амон.

- Это спорный вопрос, но я нашел несколько знаков, указывающих на то, что у Хатшепсут была связь с сфинксом. Мы знаем, например, что была целая аллея сфинксов, что вела в ее погребальный храм. Точные записи, найденные в Африке, говорят, что Хатшепсут подарили львицу, но в одной из записей точно записано, что «Львица» пришла из Африки. Это отсылает нас к загадочному лидеру Ордена Сфинкса, о котором редко говорят, этот вопрос спорен, а многие ученые считают его сказкой. Я же думаю, что орден не только существовал, но и Хатшепсут стала их лидером во время поездки к царю.

Амон потер щеку.

- Интересно. А почему вы решили, что она – лидер, а не просто участник?

- Ладно, огромное количество статуй на аллее сфинксов могло быть ее уважением к этому созданию. Но есть точный факт, что ее храм был окружен миррой и ладановыми деревьями, что доказывает, насколько важной для нее была та поездка в Африку, - доктор Хассан посмотрел на меня. – Статуя ее сфинкса есть у вас в США в музее искусств Метрополитен.

Я с всхлипом вздохнула. Желание ударить Амона и сказать ему, что нам нужно бежать из этой палатки, только росло, но я смогла только выдавить негромкий стон. Амон пожал мою руку и спросил, больно ли мне. Я покачала головой, мысленно крича на него, что мы в опасности, но даже если он это уловил, то не обратил внимания.

Мое рациональное сознание твердило мне, как плохо то, что доктор Хассан знает о том, откуда я. Конечно, это могло быть простым совпадением, что он назвал Мет, но мои подозрения лишь усиливались. Казалось, что он знает о нас больше, чем мы знаем о нем, и это заставляло меня чувствовать себя неуютно.

- Прошу, продолжайте, доктор, - попросил его Амон.

- Статуя в музее Нью-Йорка изображает Хатшепсут как сфинкса – ее прекрасное лицо отмечено церемониальной фальшивой бородой, а головной убор символизирует ее величие, но у нее тело львицы. Она была могущественной и прекрасной девушкой. Одна из надписей в храме гласит: «она была прекраснее всего, ее великолепие и облик были божественными. Она была прекрасной и цветущей девой».

- А теперь она, - перебил Амон, - под стеклом?

- Ах, вы хотите знать, можно ли взглянуть на нее?

Амон кивнул и сглотнул. Он, похоже, даже не был уверен, хочет ли он слышать ответ.

- Зависит от того, кого вы об этом попросите, - ответил доктор Хассан. – Ее финальное место погребения должно было находиться рядом с ее отцом, Тутмосом І, но ее переместили. Многие египтологи считают, что ее нашли в гробнице ее кормилицы, но не я. Мумию, найденную там, выдают за Хатшепсут, но я нашел указания на то, что она похоронена в другой гробнице.

- Что за… указания? – спросил Амон.

- Ну, - доктор Хассан склонился ближе, - я нашел кольцо с печатью, фигуру Шабти с ее именем и игру сенет [2], где у резных фигурок были головы львиц. Но самое важное открытие я называю трон львицы – золотое кресло с подлокотниками в виде львиц. Трон найден не в гробнице ее кормилицы, Ситре-Ре, но в другом месте в Долине Царей. Более того, я знаю, что ее погребальный храм был посвящен Амон-Ра. Хотя она служила другому богу, ее храм был явным доказательством ее истинной веры, и там вы побывали, хотя и не хотите признаваться в этом, а в нем наибольшим почетом пользуется…

- Святилище царской семьи, - вставил доктор Дагер.

- Да. Но это не его полное имя. Его полное и секретное имя – Святилище Амона и царской семьи.

Амон откинулся назад.

- Так святилище было общим. Оно было посвящено царской семье…

- … и Амону, богу солнца.

Пока египтолог продолжал объяснения, я заметила, как его подопечный закатил глаза. Стало ясно, что юноша веру доктора Хассана не разделял.

Озахар Хассан то ли не заметил реакцию подопечного, то ли специально не обратил внимания, пылко отстаивая свои теории:

- Я уже рассказал вам о том, что Хатшепсут, по моему мнению, была лидером Ордена Сфинкса, но я еще не сказал вам, что орден – это группа поклонников бога солнца, что за годы разделились на две части: Орден Сфинкса, где были только женщины, и мужчины, главные жрецы Амон-Ра, возглавляемые главным визирем, - мужчина скрестил руки на груди. – Так что вы должны понимать, что если она была главой ордена, то это делало ее очень опасным врагом…

- Для культа Сетха, - закончил Амон.

- Да. И это объясняет, почему они пытались стереть ее имя со страниц истории, - вздохнул доктор Хассан. – Если Хатшепсут была главой ордена, пока правила Египтом, тогда понятно, почему орден перепрятал ее после ее смерти, чтобы она могла выполнять свои обязанности и в загробной жизни.

- Какими были ее обязанности? – спросил Амон.

Не моргнув, старый египтолог сказал:

- Служить пробужденному богу солнца. Как правительница, Хатшепсут должна была рассказать своему ордену, что бог солнца будет пробуждаться, чтобы выполнить особую задачу, но для этого ему нужна помощь одной особой девушки, в которой заключена мощь сфинкса. Вещи Хатшепсут всегда лежат в местах, рядом с которыми есть пометки солнца, знака Амон-Ра. По моей теории она сделала свою гробницу в особом месте, чтобы точно быть первой, кто поприветствует бога солнца, когда проснется. Я всю жизнь потратил на изучение тайных орденов и связи между Хатшепсут и Амон-Ра, и я уверен, что они связаны куда сильнее, чем мы можем представить.

Мой разум лихорадочно обрабатывал новую информацию.

«Так значит, гробница Хатшепсут в результате была рядом с гробницей Амона? Или ее гробница была там, где мы нашли его сосуды смерти?» - я не видела других комнат там, но мы их и не искали.

Может, царица нашла гробницу Амона много лет назад, но все зависело от того, когда именно она жила. Я ломала голову, пытаясь вспомнить даты правления разных египетских фараонов, но могла вспомнить только примерное время царствования Царя Тута, около 1300гг до н.э.

Я не была уверена, была ли она после или до Царя Тута, но с другой стороны, вряд ли она была жива, когда Амон пробуждался последний раз. Его последнее пробуждение было, если отнять тысячелетие, около 1000гг н.э., что означало, что он мог быть похоронен здесь во время ее правления, а потому она могла знать о месте его захоронения.

- Честно говоря, немногие объясняют находки так, как это делаю я, но ведь новые перспективы могут дать шанс сделать новые восхитительные открытия, - сказал доктор Хассан. – Верно, Амун?

Мое сердце замерло.

«Он идеально произнес имя Амона. Он знает!» - каким-то образом доктор Хассан узнал об Амоне! Я понимала, что это может быть только моей паранойей, что заставляло меня искать разные догадки, но то, как сжался мой желудок, говорило, что все очень плохо. Даже хуже, то, как доктор Хассан изучал Амона, заставляло меня думать, что он пытается поймать его на слове.

- Амон, - исправил его тот, что был живым воплощением бога солнца.

- Ошибся, - извинился лукавый археолог, но его улыбка показывала, что он ни капли не чувствует себя виноватым.

И я снова пожелала, чтобы Амон понял, как здесь опасно. Конечно, он возомнил себя непобедимым. И почему люди становятся такими самоуверенными там, где ничего не понимают?

Амон играл с моими пальцами.

- Интересная теория.

- Я верю, что так и было. Хатшепсут была прекрасной женщиной. И Орден Сфинкса принимал только красивых женщин.

Доктор Хассан посмотрел на меня со странным изучающим выражением, словно пытался примерить свою теорию на меня. Я же смогла лишь немного поежиться и надеяться, что он не видел панику в моих глазах.

Он продолжил, словно отчаялся объяснить нам.

- Мумия, которую нашли в гробнице кормилицы, страдала диабетом. Она умерла от рака костей, у нее был артрит и плохие зубы. Та мумия – не Хатшепсут. Я знаю это! – яростно прокричал он.

Доктор Дагер шагнул вперед.

- Вы должны успокоиться, Озахар. Нельзя так переживать о работе. Из-за этой теории вы – изгой в обществе археологов. Если вы хотите, чтобы вам вернули все права, то вы должны признать, что их мнения тоже имеют право на существование.

Доктор Хассан глубоко вдохнул и смог быстро улыбнуться своему подопечному.

- Да, спасибо, Себак, - он похлопал по руке юноши и вздохнул. – Что бы я делал без твоей поддержки? А?

Себак улыбнулся.

- Я с содроганием думаю о том, что бы вы делали без меня, - когда юноша отступил назад, я заметила, что в его улыбке не было тепла.

- Простите, что обременил вас двоих своими идеями, - пробормотал доктор Хассан.

- Не было бы идей, и многие открытия остались бы скрытыми, - отозвался Амон. – Я, например, верю, что доля правды в вашей теории есть.

Грустное выражение лица доктора Хасана резко сменилось улыбкой, и он благодарно кивнул.

- Спасибо. У такой женщины, как Хатшепсут, должна быть достойная гробница. Она должна быть погребена вместе с любимыми львицами, там должна быть сокровищница, полная драгоценностей, мебели, полотен, цветов и книг. Я продолжу ее искать, - он пожал плечами. – Это – моя жизненная миссия. Она зовет меня через тысячелетия, и я не могу бросить это дело, - в палатке повисла тишина после слов доктора Хассана.

Я в отчаянии хотела поговорить с Амоном сейчас, когда мы остались наедине, но мое тело предало меня. Я смогла только немного сдвинуться и застонать, но Амон сжал рукой мое плечо и прошептал:

- Я не верю, что он может навредить нам.

Я хотела закричать, что отчаявшийся найти ответы, человек согласен добывать их любыми способами. К тому же, я хотела поговорить с Амоном о его сосудах смерти, о том, что будет с разбитыми, но Амон склонился ко мне, прижимаясь губами к моему лбу.

Как и от охлаждающего поцелуя, по моему телу пронеслась магия, когда его губы коснулись моей кожи. Но вместе охлаждающего эффекта, мои веки и конечности отяжелели, а тревоги, засевшие в моем сознании, стали такими мелочными. До того, как я отключилась от усыпляющего прикосновения Амона, он тихо сказал:

- Отдохни. Утром все наладится.

* * *

Мне казалось, что за мгновение до того, как я проснулась, мои глаза заливало яркое солнце. Медленно я поморгала глазами, раскрывая их, и заметила, что брезент палатки открылся на входе от ветра, и из-за этого полоска солнечного света то попадала мне на лицо, то исчезала.

Я вдыхала свежий воздух утра пустыни, смешанный с ароматом жареного мяса, мой рот увлажнился. Голод сжал мой желудок, и я попыталась сесть, проверяя каждую мышцу и сустав, и пока я делала это, я удивлялась своему желудку, что был готов сразиться с неизвестным мясом.

Амон, радостно заметивший мои попытки сесть, пришел на помощь. Схватившись за его руку, я медленно шла к костру, где готовили завтрак, и там я заметила переполненный котелок того, что оказалось мясными консервами и яйцами.

Когда я закончила с едой, а Амон убедился, что мое здоровье улучшилось, он начал говорить о том, что мы уходим. Доктор Хассан тут же обратился к своему подопечному:

- Себак, ты мог бы предупредить группу, с которой мы встречаемся утром, что мы немного опоздаем?

- Конечно, Озахар.

Доктор Дагер обошел дюну и вскоре исчез. Когда Амон закинул на плечо мою сумку и обхватил рукой мою талию, чтобы помогать мне идти, меня не покидало ощущение, что все добром не кончится.

Я заметила, что моя сумка была слишком близко к доктору Дагеру, когда мы сидели у костра, и я начала бояться, не трогал ли он сумку. Я раздумывала, как далеко нам придется отойти, чтобы Амон смог перенести нас песчаной бурей, если у него осталась энергия на это.

Я путалась в вопросах, которые хотела задать, но мне нужно было ждать, потому я мысленно раскладывала их, надеясь, что не забуду ничего важного. Мы попрощались и направились к туристическим палаткам, когда доктор Хассан задал один вопрос, заставивший нас замереть.

- Сколько дней прошло, с тех пор как вы пробудились, Великий?

 

1 – Пунт – загадочная страна в истории Египта, «Земля Богов», куда египтяне отправлялись за богатствами. Не установлено, где именно она находилась.

2 – сенет – древнеегипетская настольная игра, была известная как светское развлечение и может быть старейшей игрой с передвижением фигурок. Не были открыты точные правила игры, но существуют реконструкции разной сложности.

 

Часть вторая:

По толпе пробежали тревожные и испуганные шепотки, когда король Херу закончил свою речь. Были и крики, что три принца должны быть спасены, пока остальные повышали голоса, что сыновей нужно принести в жертву. Одна из цариц, сидевшая на ближайшем троне, закричала и упала на колени. Две другие опустились рядом с ней, и их рыдания смешались с шумом толпы.

Люди двинулись вперед к линии солдат. Размахивая руками, они вопили так, чтобы их было слышно сквозь шум, но трое королей их не слышали. Полные печали, они посмотрели на своих жен, а потом повернулись к сыновьям, что тихо совещались.

Как один, трое юношей приблизились к помосту, где стояли их отцы. Сын Херу обратился к толпе громким голосом:

- Мы втроем согласны пожертвовать собой, чтобы защитить родину. С благословления отцов мы сделаем то, что скажет страшный бог Сетх, - люди ответили тишиной, стоявшей лишь несколько секунд, а потом воздух снова наполнился вопросами, криками протеста, слезами.

Херу заговорил, положив ладонь на плечо сына.

- Я не прошу этого от вас. Вместо этого я готов умирать тысячу раз, чем жить с тем, что умер кто-то из вас, любимых мной. Нет, - Херу повернулся к толпе. – Я спрашиваю вас, мой народ, подчинимся ли мы этим требованиям? Позволим ли мы богу Сетху разрушить наше будущее?

Хотя оставалось несколько испуганных людей, что хотели жертв, было очевидно, что большинство хочет сохранить принцев, какой бы ни была цена.

Херу обратился к толпе.

- Люди сказали свое слово, - его жена приблизилась, и он взял ее за руку, вытирая ее слезы, а потом настоял. – Мы найдем другой путь.

Когда царицы подошли к сыновьям, семьи начали совещаться, жрец Рунихура выступил из тени занавеса и начал зачитывать заклинание низким, угрожающим голосом. Из-за занавеса позади него появилось внушительное количество жрецов. Их глаза были черными, они двигались как один, повернув головы к Рунихуре. В их руках они сжимали проклятые кинжалы, которые они подняли, приблизившись к королевским семьям.

Женщины в толпе закричали, когда Рунихура медленно взмахнул руками, окружая себя черным дымом. Его лицо потемнело, а злые тучи появились в ослепительном синем небе, закрывая солнце.

- Дурачье! – проревел Рунихура звуком тысячи барабанов, что отзывалось ужасом в каждом сердце. Молнии ударяли в землю рядом с ним, и сквозь лицо жреца проступило другое лицо. – На вас обрушится мой гнев! Я дал вам шанс уплатить дань, но вы отвернулись от меня. Так знайте, что я заберу жизни этих юношей. Вы будете страдать за оскорбление, которым отплатили мне!

Рунихура сунул пальцы в глаза и вынул окровавленные глазные яблоки из глазниц. Люди смотрели в ужасе, а он сжал каждый глаз, а потом раскрыл ладони, и на каждой появились вспышка света. Свет извивался в воздухе, словно змея, которая раскрыла пасть и аркой света ударила в сторону сына Нассора, другая полетела к сыну Кхалафани.

Свет пронзил их лбы, и юноши закричали, когда темная магия подняла их в воздух и бросила через весь храм. Короли бросились к сыновьям, а сын Херу выхватил меч и направился к злому жрецу. Когда-то мирный и чистый храм наполнился хаосом звенящих мечей, криков и кровью.

Сын Херу поднял меч, но перед ударом спросил:

- Почему? Мы служили Сетху. Мы делали то, что он просил. Зачем ты это сделал?

Огненная буря осветила глаза жреца Сетха, который с улыбкой крокодила просто сказал:

- Хаос. Египет когда-то был дикой, мощной нацией, но я подчинил его и приручил, и привел к удовольствию. Двадцать лет я заботился о вас и баловал вас. А теперь я приведу прирученный Египет к алтарю. Пришла пора бросить жертву в огонь, принести последнюю жертву, что сделает вся ваша когда-то сильная нация.

Сын Херу не мог больше выслушивать это и вонзил меч в грудь предателя, но умирающий мужчина просто схватился за меч и рассмеялся, падая на колени.

- Рунихура был лишь сосудом, - произнес поверженный мужчина. – Да, он был преданным слугой, но, - он замолчал и поманил сына Херу ближе к себе, - другие придут захватить эти земли. Между нами, юный принц, миру, как вы поняли, придет конец. Вы трое – ключи, и вы все равно сдадитесь и преклоните свои колени передо мной, - радуясь ужасу на лице принца, сошедший с ума Рунихура рассмеялся, но звук быстро оборвался, когда мужчина осел на пол храма.

Закончив с другими жрецами, солдаты окружили сына Херу, что был на одном колене, чтобы лучше слышать Рунихуру. Принц схватил тунику злодея.

- О чем ты? Как мы с братьями в этом замешаны? – требовал ответ он.

Хрипя, Рунихура ответил:

- Думаю, скоро вы узнаете ответы, - слуга Сетха коснулся окровавленными пальцами лба. – Я обернул против вас мой глаз мести, - сказал он затихающим голосом королю Херу, что подошел к ним. – Знайте, что мне нужны жизни не только этих трех королевских детей, но и всех юношей Египта.

Умирающий жрец собрался с остатками сил и плюнул. Кровь и слюна отлетели на щеку короля, окропив его белую одежду красным.

Вспылив, король Херу двинулся вперед и вонзил свой кинжал в горло жрецу, чье тело все же застыло, он умер.

Сын Херу дал жрецы упасть на землю и собирался подняться на ноги, когда увидел сверкающий свет на лбу Рунихуры, где должен был находиться третий глаз. До того, как отреагировал король, свет ударил змеей его сына, пронзая лоб. Содрогнувшись короткий миг агонии, он рухнул в руки отца.

Злой жрец умер, был уничтожен, а цена за жизни трех принцев была большей, чем могли заплатить их семьи. Но Херу был королем, которому требовалось отставить свои страдания в сторону и попытаться понять, как помочь своему народу. Хотя Рунихура умер, король не был глупым. Он воспринял предупреждение о юношах всерьез.

Все, король и солдаты, царицы и их служанки, писари и фермеры, упали на колени и молились. Они, впрочем, молились не тому, что хотел уничтожить трех принцев. Вместо этого царицы призвали людей просить помощи у брошенных ими богов. И на рассвете следующего дня на их молитвы ответили.