Котел этнических противоречий.

“Евразийские Балканы” включают девять стран, которые в той или иной мере соответствуют вышеприведенному описанию, причем еще две страны являются потенциальными кандидатами. К числу этих девяти стран принадлежат Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, Армения и Грузия (прежде все они входили в состав бывшего Советского Союза), а также Афганистан. Потенциальными кандидатами для включения в этот список являются Турция и Иран. Обе страны гораздо более жизнеспособны по сравнению с другими с политической и экономической точек зрения, обе активно борются за региональное влияние на “Евразийских Балканах” и поэтому являются важными геостратегическими игроками в этом регионе. В то же время обе страны потенциально уязвимы с точки зрения внутренних этнических конфликтов. Если произойдет дестабилизация обстановки в любой из них или в обеих сразу, внутренние проблемы региона могут выйти из-под контроля, а усилия по восстановлению господства России в регионе даже оказаться бесполезными.

Про три закавказских государства — Армению, Грузию и Азербайджан — можно сказать, что они образованы на основе подлинно исторически сложившихся наций. В результате их национализм имеет тенденцию как к распространению, так и к усилению, а внешние конфликты могли бы стать ключевой проблемой для их благополучия. Напротив, пять новых государств Средней Азии скорее находятся на этапе создания нации, причем в них по-прежнему сильны настроения, связанные с племенной и этнической принадлежностью, вследствие чего главной проблемой становятся внутренние противоречия. В государстве любого типа эти уязвимые моменты могут использоваться более сильными и имеющими имперские амбиции соседями.

“Евразийские Балканы” являются с этнической точки зрения мозаикой (смотри табл. на стр. 153 и карту XVII). Границы этих государств были произвольно обозначены советскими картографами в 20-х и 30-х годах, когда официально создавались соответствующие советские республики. (Афганистан, никогда не входивший в состав Советского Союза, является исключением.) Границы этих государств были отмечены в основном в соответствии с этническим принципом, но они также отражали интерес Кремля в сохранении внутренних разногласий и таким образом большей подчиненности южного региона Российской империи.

Соответственно Москва отклонила предложения националистов Средней Азии объявить об объединении разных народов Средней Азии (большая часть которых все еще не имела националистической мотивировки) в единое политическое целое, например “Туркестан”. Вместо этого она предпочла создать пять самостоятельных “республик”, каждая из которых имела новое отличительное название и ажурные границы. Вероятно, руководствуясь аналогичными расчетами, Кремль отказался от планов создания единой Кавказской федерации. Поэтому неудивительно, что после падения Советского Союза ни одно из трех государств Кавказа и ни одно из пяти государств Средней Азии не были полностью готовы к принятию нового независимого статуса, а также к развитию необходимого регионального сотрудничества.

Таблица. Бывшие республики СССР.

Главные этнические группы в Центральной Азии.

Карта XVII.

На Кавказе население Армении, составляющее менее 4 млн. человек, и население Азербайджана, составляющее более 8 млн. человек, сразу же вступили в открытую войну из-за статуса Нагорного Карабаха, находящегося на территории Азербайджана анклава, населенного в основном армянами. В результате конфликта возникли широкомасштабные этнические чистки, причем сотни тысяч беженцев и высланных из страны лиц разбегались в разных направлениях. Учитывая тот факт, что армяне являются христианами, а азербайджанцы — мусульманами, конфликт имел религиозную окраску. Губительная для экономики война в еще большей степени затруднила становление этих стран как крепких независимых государств. Армения была вынуждена полагаться больше на Россию, оказывавшую ей значительную военную помощь в то время, как за свою независимость и внутреннюю стабильность Армения могла поплатиться потерей Нагорного Карабаха.

Уязвимость Азербайджана чревата более значительными последствиями для региона, поскольку вследствие своего местоположения страна является геополитической точкой опоры. Азербайджан можно назвать жизненно важной “пробкой”, контролирующей доступ к “бутылке” с богатствами бассейна Каспийского моря и Средней Азии. Независимый тюркоязычный Азербайджан, по территории которого проходят нефтепроводы и далее тянутся на территорию этнически родственной и оказывающей ей политическую помощь Турции, помешал бы России осуществлять монополию на доступ к региону и таким образом лишил бы ее главного политического рычага влияния на политику новых государств Средней Азии. И все же Азербайджан весьма уязвим для давления со стороны могущественной России с севера и Ирана с юга. На северо-западе Ирана проживает в 2 раза больше азербайджанцев (по некоторым оценкам, около 20 млн. человек), чем на самой территории Азербайджана. Это заставляет Иран бояться потенциального сепаратизма среди проживающих на его территории азербайджанцев, и поэтому в Иране сложилось двойственное отношение к суверенному статусу Азербайджана, несмотря на то что обе нации являются мусульманскими. В силу этого Азербайджан стал объектом давления со стороны как России, так и Ирана в целях ограничения его деловых отношений с Западом.

В отличие от Армении и от Азербайджана (оба государства достаточно однородны с этнической точки зрения), около 30% 6-миллионного населения Грузии являются нацменьшинствами. Более того, эти небольшие сообщества, скорее похожие на племена по своей организации и идентичности, резко возмущались господством грузин. После распада Советского Союза осетины и абхазцы воспользовались внутренней политической борьбой в Грузии, чтобы попытаться выйти из состава государства, что Россия исподтишка поддерживала с целью заставить Грузию уступить давлению России и остаться в составе СНГ (сначала Грузия хотела полностью выйти из ее состава), а также разрешить оставить российские военные базы на территории Грузии и таким образом закрыть доступ Турции к Грузии.

В Средней Азии внутренние факторы сыграли более значительную роль в создании нестабильности. С точки зрения культуры и лингвистики четыре из пяти новых независимых государств Средней Азии являются частью тюркоязычного мира. С лингвистической и культурной точек зрения в Таджикистане преобладают персы, в то время как для Афганистана (за пределами бывшего Советского Союза) характерна такая этническая мозаика, как патоны, таджики, пуштуны и персы. Все шесть стран являются мусульманскими. Долгое время многие из них находились под преходящим влиянием Персии, Турции и Российской империи, однако этот опыт не укрепил в них дух общих региональных интересов. Напротив, вследствие разного этнического состава они уязвимы для внутренних и внешних конфликтов, что в совокупности делает их привлекательными для вмешательства со стороны более могущественных соседей.

Из пяти новых независимых государств Средней Азии Казахстан и Узбекистан играют самую важную роль. Казахстан является в регионе щитом, а Узбекистан — душой пробуждающихся разнообразных национальных чувств. Благодаря своим географическим масштабам и местоположению Казахстан защищает другие страны от прямого физического давления со стороны России, поскольку только он граничит с Россией. Однако, что касается населения Казахстана, составляющего примерно 18 млн. человек, приблизительно 35% приходится на долю русских (численность русского населения в стране постепенно сокращается) и 20% — на неказахов. Вследствие этого новым казахским правителям было гораздо труднее — сами они все больше склоняются на позиции национализма, однако представляют лишь около половины общего населения страны — проводить в жизнь политику создания нации на этнической и языковой основе.

Проживающие в новом государстве русские, естественно, обижаются на новое казахское руководство, а поскольку они принадлежат к бывшему правящему колониальному классу и поэтому лучше образованы, занимают лучшее положение в обществе, то боятся лишиться своих привилегий. Более того, они склонны рассматривать новый казахский национализм с едва скрываемым культурным презрением. В связи с тем что в северо-западных и северо-восточных регионах Казахстана в значительной степени доминируют русские колонисты, Казахстан может столкнуться с опасностью территориального отделения, если в отношениях между Казахстаном и Россией будут наблюдаться серьезные ухудшения. В то же самое время несколько сотен тысяч казахов проживают на российской стороне государственной границы и в северо-восточном Узбекистане, в государстве, которое казахи считают своим главным соперником в борьбе за лидерство в Средней Азии.

Фактически Узбекистан является главным кандидатом на роль регионального лидера в Средней Азии. Хотя Узбекистан меньше по размерам своей территории и не так богат природными ресурсами, как Казахстан, он имеет более многочисленное (около 25 млн. человек) и, что гораздо важнее, значительно более однородное население, чем в Казахстане. Учитывая более высокие темпы рождаемости узбеков и постепенный исход из страны ранее занимавших доминирующее положение русских, скоро около 75% населения страны станет узбекским, причем останется там жить лишь незначительное русское меньшинство (главным образом в столице страны, в Ташкенте).

Более того, политическая элита страны умышленно называет новое государство прямым потомком огромной средневековой империи Тамерлана (1336-1404 гг.), столица которого Самарканд стала известным региональным центром изучения религии, астрономии и искусств. Это обстоятельство укрепляет в современном Узбекистане глубокое чувство своей исторической преемственности и религиозной миссии по сравнению с его соседями. И действительно, некоторые узбекские лидеры считают Узбекистан национальным ядром единого самостоятельного образования в Средней Азии, вероятно с Ташкентом в качестве его столицы. Более чем в любом другом государстве Средней Азии политическая элита Узбекистана и все чаще и его народ, уже разделяющий субъективные достижения современного государства-нации, полны решимости, несмотря на внутренние трудности, никогда больше не возвращаться к колониальному статусу.

Благодаря этому обстоятельству Узбекистан становится как лидером в воспитании чувства постэтнического современного национализма, так и объектом определенного беспокойства у его соседей. Хотя узбекские лидеры и задают темп в создании нации и в пропаганде идеи более широкой региональной самообеспеченности, относительно большая национальная однородность страны и более активное проявление национального самосознания внушают страх правителям Туркменистана, Кыргызстана и даже Казахстана, что лидерство Узбекистана в регионе может перерасти в его господство. Эта озабоченность препятствует развитию регионального сотрудничества между новыми суверенными государствами, которое не поощряется русскими, и увековечивает уязвимость региона.

Однако, как и в других странах, внутренняя обстановка в Узбекистане также отчасти характеризуется напряженными этническими отношениями. Часть южного Узбекистана, в особенности вокруг важных исторических и культурных центров — Самарканда и Бухары, густо заселена таджиками, которые продолжают возмущаться границами, определенными Москвой. Ситуация еще больше осложняется из-за присутствия узбеков в западном Таджикистане, а также узбеков и таджиков в экономически важном для Кыргызстана районе Ферганской долины (где в последние годы имели место кровавые столкновения на этнической почве), не говоря уже о присутствии узбеков в северном Афганистане.

Из трех других государств Средней Азии, освободившихся от колониального правления России, — Кыргызстана, Таджикистана и Туркменистана — только третье является относительно однородным в этническом отношении. Приблизительно 75% от его 4,5-миллионного населения являются туркменами, причем узбеки и русские составляют по 10% с лишним от всего населения. Туркменистан защищен в географическом плане: он находится на относительно отдаленном расстоянии от России. Узбекистан и Иран играют гораздо более важную геополитическую роль для будущего этой страны. Как только по территории этого района будет проложен нефтепровод, поистине огромные запасы природного газа Туркменистана обеспечат процветание его народу.

Население Кыргызстана (его численность — 5 млн. человек) отличается гораздо большим этническим разнообразием. Сами кыргызы составляют около 55% от всего населения страны, узбеки — около 13%, а численность русских в последнее время снизилась с 20% до немногим более 15%. До получения страной независимости русские в основном составляли инженерно-техническую интеллигенцию, и их исход из страны больно отразился на ее экономике. Хотя Кыргызстан богат природными ископаемыми и имеет красивую природу, позволяющую называть страну Швейцарией Средней Азии (в связи с чем здесь можно создать новый туристический центр), из-за своего геополитического положения, будучи зажатым между Китаем и Казахстаном, он весьма зависит от успехов Казахстана в сохранении независимости.

Таджикистан лишь несколько более однороден в этническом отношении. Из 6,5-миллионного населения Таджикистана менее двух третей являются таджиками и более 25% — узбеками (к которым таджики относятся с некоторой враждебностью), в то время как русские составляют лишь около 3%. Однако, как и в других странах, даже доминирующая этническая община резко разобщена в зависимости от племенной принадлежности, имеют место даже насильственные действия, причем современный национализм исповедуется главным образом политической элитой в городах. В результате независимость не только породила напряженность в городах, но и послужила для России удобным предлогом для сохранения присутствия своей армии в стране. Этническая ситуация еще больше осложняется из-за многочисленного присутствия таджиков в районах за границей страны, в северо-восточном Афганистане. Фактически в Афганистане проживает столько же этнических таджиков, сколько и в Таджикистане, — это еще один фактор, способствующий ослаблению региональной стабильности.

Нынешнее состояние дезорганизации в Афганистане аналогично советскому наследству, хотя страна не является бывшей советской республикой. Разбитый на отдельные фрагменты в результате советской оккупации и длительной партизанской войны против нее Афганистан лишь на бумаге существует как национальное государство, а его 22-миллионное население резко разобщено по этническому принципу, причем разногласия между проживающими на территории страны пуштунами, таджиками и хазарами усиливаются. В то же время джихад против русских оккупантов превратил религию в доминирующий фактор политической жизни страны, привносящий догматическую страсть в уже и без того резкие политические разногласия. Таким образом, Афганистан следует рассматривать не только как часть этнической головоломки в Средней Азии, но также с политической точки зрения во многом скорее как часть “Евразийских Балкан”.

Хотя все из бывших советских государств Средней Азии, а также Азербайджан населены преимущественно мусульманами, почти вся их политическая элита, по-прежнему являющаяся в основном продуктом советской эры, не придерживается религиозных взглядов и официально это светские государства. Однако, поскольку их население переходит от первоначально кланового и племенного самосознания к более широкому современному национальному осознанию, оно, вероятно, вдохновится усиливающимся осознанием ислама. Фактически возрождение ислама — распространению которого извне уже содействует не только Иран, но также и Саудовская Аравия — вероятно, станет мобилизующим импульсом для активно распространяющихся новых устремлений к национальной независимости, сторонники которых полны решимости выступить против любой реинтеграции под российским контролем, а значит, контролем неверных.

Действительно, процесс исламизации, вероятно, окажется заразительным также для мусульман, оставшихся в самой России. Их насчитывается около 20 млн., то есть в 2 раза больше по сравнению с численностью недовольных русских (около 9,5 млн.), продолжающих жить в независимых государствах Средней Азии, где правят иностранцы. Таким образом, российские мусульмане составляют примерно 13% от населения России, и почти неизбежны случаи предъявления ими более настойчивых требований в отношении их прав на свою религиозную и политическую самобытность.

Даже если такие требования не примут форму поиска путей получения полной независимости, как это имеет место в Чечне, они переплетутся с дилеммами, которые будут по-прежнему стоять перед Россией в Средней Азии, учитывая ее недавнее имперское прошлое, а также наличие русских меньшинств в новых государствах.

Причиной значительного усиления нестабильности на “Евразийских Балканах” и того, что ситуация становится потенциально гораздо более взрывоопасной, является тот факт, что два крупных соседних государства, каждое из которых имеет с исторической точки зрения имперский, культурный, религиозный и экономический интерес к региону, — а именно Турция и Иран — сами проявляют непостоянство в своей геополитической ориентации и потенциально уязвимы во внутреннем плане. Если обстановка в этих двух государствах дестабилизируется, вполне вероятно, что весь регион будет охвачен массовыми беспорядками, причем имеющие место этнические и территориальные конфликты выйдут из-под контроля и с трудом достигнутый баланс сил в регионе будет нарушен. Следовательно, Турция и Иран являются не только важными геостратегическими действующими лицами, но также и геополитическими центрами: их внутренняя ситуация крайне важна для судьбы региона. Обе страны являются средними по своим масштабам державами с сильными региональными устремлениями и чувством своей исторической значимости. Тем не менее по-прежнему неясно, какой будет их геополитическая ориентация и как будут обстоять дела даже с национальной сплоченностью обеих стран.

Турцию — постимперское государство, которое все еще находится в процессе определения своего выбора, — тянут в трех направлениях: модернисты хотели бы видеть в ней европейское государство и, следовательно, смотрят на Запад; исламисты склоняются в сторону Ближнего Востока и мусульманского сообщества и, таким образом, смотрят на Юг; обращенные к истории националисты видят новое предназначение тюркских народов бассейна Каспийского моря и Средней Азии в регионе, где доминирует Турция, и, таким образом, смотрят на Восток. Каждая из этих перспектив вращается вокруг разных стратегических осей, и впервые со времен революции кемалистов столкновение между сторонниками этих позиций привносит некоторую неуверенность в вопрос о региональной роли Турции.

Более того, сама Турция могла бы стать, по крайней мере отчасти, жертвой региональных этнических конфликтов. Хотя 65-миллионное население Турции составляют в основном турки, причем 80% приходится на тюркские народы (хотя сюда включены черкесы, албанцы, боснийцы, болгары и арабы), около 20% или более составляют курды. Проживающих в основном в восточных регионах страны турецких курдов активно втягивали в борьбу за национальную независимость, которую вели иракские и иранские курды. Любая внутренняя напряженность в Турции по поводу общего управления страной, несомненно, побудила бы курдов оказать еще более отчаянный нажим с целью получения отдельного национального статуса.

Будущая ориентация Ирана выглядит проблематичной в еще большей степени. Фундаменталистская шиитская революция, победившая в конце 70-х годов, возможно, вступает в “термидорианскую” фазу, и это обстоятельство высвечивает неуверенность в отношении геостратегической роли Ирана. С одной стороны, падение атеистического Советского Союза открыло для новых независимых северных соседей Ирана возможность обратиться в другую веру, но, с другой стороны, враждебность Ирана по отношению к США склонила Тегеран занять, по крайней мере тактически, промосковскую позицию, чему также способствовала озабоченность Ирана возможным влиянием полученной Азербайджаном независимости на свою собственную сплоченность.

Эта озабоченность вызвана уязвимостью Ирана с точки зрения этнических конфликтов. Из 65-миллионного населения страны (Иран и Турция имеют почти одинаковую численность населения) лишь немногим более половины населения являются персами. Примерно четвертую часть составляют азербайджанцы, а остальное население включает курдов, балучи, туркменов, арабов и другие народности. За исключением курдов и азербайджанцев, в настоящее время другие народности не представляют опасности для национальной целостности Ирана, в частности учитывая высокую степень национального и даже имперского самосознания персов. Однако такая ситуация могла бы быстро измениться, особенно в случае нового кризиса в политике Ирана.

Далее, сам факт, что в настоящее время в этом районе существует ряд новых независимых государств и что даже миллион чеченцев смог отстоять свои политические чаяния, несомненно заразит курдов, а также и все другие этнические меньшинства в Иране. Если Азербайджан преуспеет в стабильном политическом и экономическом развитии, среди иранских азербайджанцев, вероятно, будет укрепляться идея создания Большого Азербайджана. Следовательно, политическая нестабильность и разногласия в Тегеране могут превратиться в проблему для сплоченности иранского государства, тем самым резко расширив рамки и повысив значение того, что происходит на “Евразийских Балканах”.