Как работать с нападками на ведущего при помощи группы

 

Хотя совокупная сила эмоций сразу нескольких пациентов существенно осложняет задачу ведущего по сравнению с работой индивидуального терапевта, группа также снабжает его уникальными ресурсами, позволяющими совладать с подобными ситуациями. Подобно тому как ведущий может перенаправить атаку с ранимого участника группы на самого себя, ему иногда полезно при атаке на себя распылить ее на всю группу. Если ведущий чувствует, что индуцированные в нем чувства сильнее, чем ему бы хотелось, он может обратиться к относительно нейтральным участникам группы и привлечь их к работе над этой проблемой. Сам акт вовлечения большего количества участников группы, как правило, смягчает излишне напряженную ситуацию и к тому же дает ведущему некоторый простор, чтобы переработать свои чувства и подумать над реакцией. Кроме того, участники группы служит своего рода «знатоками местных обычаев», которые подтверждают точку зрения ведущего или снабжают его дополнительными сведениями, а при необходимости помогают справиться с собственными субъективными трудностями (Ormont, 1991). Другие участники группы способны обеспечивать своему товарищу как понимание, так и эмоциональную реакцию, которые не всегда есть в распоряжении ведущего.

Скажем, в одну мою группу пришел новичок, в котором бурлила едва сдерживаемая враждебность, и в первые же сессии у него случилось несколько стычек со мной и с другими участниками. Все мы старательно терпели и его враждебную манеру держаться, и всяческие завуалированные угрозы уйти из группы. На одной сессии новичку показалось, что к нему отнеслись пренебрежительно, и он обрушил всю свою ярость на меня. Доминирующей контрпереносной реакцией у меня стала ярость из-за этой необоснованной злобной атаки и возмущение из-за того, что этот участник совершенно не ценил нашего терпения. Мне уже хотелось сказать ему, что он неблагодарная тварь и я только и мечтаю, когда он наконец уйдет из группы. Еще я чувствовал, что именно конфронтации со мной он и добивался: тогда у него будет право обидеться на дурное обращение и покинуть группу. Однако влияние моего собственного гнева было столь велико, что я не был уверен, что смогу совладать со своими чувствами и ответить с должным спокойствием. Мне было очевидно, что мои чувства — это не совсем то, что нужно пациенту в данный момент. Поэтому я не стал прямо обращаться к нему, а спросил у группы в целом: «Как мне следует на это ответить?» Кое-кто из участников поддержал агрессора, сказал, что его обида вполне законна, и воспользовался случаем облечь в слова собственное недовольство мной. Однако нашлись и другие участники, которые сказали, что не понимают, откуда взялась такая враждебность и такая жажда битвы. Он что, не умеет общаться по-другому? Благодаря тому, что некоторые участники поддержали агрессора, он почувствовал себя в этой ситуации увереннее и спокойнее — и смог взвесить вопросы других участников по поводу своего излишне воинственного поведения. А то, что эти неприятные вопросы задавал не я, а другие участники, сделали их не такими грозными. В такие минуты я очень радуюсь, что у меня есть возможность подключиться к многообразным эмоциональным ресурсам группы.

 

Выражение гнева ведущего

 

Разумеется, выражать гнев ради своего удовольствия или бессознательно изливать его на участников группы, даже в ответ на агрессию, ведущему строго противопоказано. Рассказывают — и это должно послужить уроком всем нам, — что один известный групповой терапевт, выслушав пространную гневную филиппику в свой адрес, сумел с сочувствием ответить: «Неужели вы так долго держали это в себе?» Однако случается, что справедливое выражение переработанного гнева у ведущего обладает терапевтической ценностью.

1. Если ведущий хочет служить объектом, который переживет атаку и не будет мстить, то контролируемое выражение гнева может оказаться полезным, так как продемонстрирует, что атака не уничтожила ведущего психологически и что он не просто пережил ее, но и полон сил. Как говорит Эпштейн: «Если терапевт стал объектом яростной и несправедливой атаки, он пользуется своей собственной агрессией — но лишь в тщательно выверенной степени, — чтобы выйти из дезинтегрированного состояния, в которое его ввергнул пациент, и тем самым подтвердить, что он пережил атаку» (Epstein, 1984).

2. Агрессия со стороны терапевта помогает некоторым пациентам достичь «более переносимого распределения плохих качеств» (Epstein, 1977). «Когда аналитик реагирует на атаку пациента встречной эмоцией, то спасает пациента от представления о том, что он целиком и полностью плох и вынужден общаться с собеседником, который целиком и полностью хорош, а такая мысль сама по себе способна привести в ярость» (Epstein, 1977).

3. Хотя не все считают, что обратная связь в виде тщательно вымеренного гнева или переработанной ненависти — это эмпатия, ответить адекватной агрессией на то, что пациент в общении с терапевтом раз за разом заново проигрывает нездоровые отношения в прошлом, — это на самом деле и есть самая что ни на есть терапевтическая эмпатия (Kirman, 1986). Это эмпатия по отношению к проецированному «Я»-ребенку-жертве, которая способна придать пациенту сил в борьбе против интернализованного плохого родителя, чье поведение в данный момент и отыгрывается в агрессии против терапевта. Одна агрессивная пациентка, которой я гневно заявил «Вы здесь не для того, чтобы несправедливо оскорблять меня, немедленно прекратите!», не только стала менее агрессивно вести себя в ходе терапии, но и вскоре сообщила, что сумела установить четкие границы в общении со своей агрессивной матерью.

4. По разным причинам, в число которых входит и потребность в фигуре, на которую можно осуществить отрицательный перенос, некоторые пациенты нуждаются в гневных чувствах для установления надежного эмоционального контакта. Ормонт рассказывает, что у него была группа трудных подростков, которые начали сотрудничать с ним исключительно после того, как он «наорал на них, обозвал крысами, садистами и отребьем, не способным на нормальные человеческие чувства… им нужен не терапевт, а горилла с дубиной… После этого, с моей точки зрения, с группой было покончено. Ну и пожалуйста, пусть они больше не приходят, мне все равно!» (Ormont, 1984). Иногда подобные чувства и есть единственный правдоподобный ответ на поведение пациента, так что у терапевта не остается выхода, и он вынужден так себя вести, иначе его реакция покажется неискренней (Epstein, 1977, 1984; Kirman, 1986; Spotnitz, 1976; Winnicott, 1947). Винникотт писал: «На некоторых этапах некоторых анализов пациенту на самом деле нужна ненависть аналитика, и тогда необходима не просто ненависть, но ненависть объективная. Если пациенту нужна объективная, оправданная ненависть, нужно, чтобы он мог ее получить, иначе он не сможет почувствовать, что способен получить объективную любовь» (Winnicott, 1947, стр. 199). О потребности в отрицательном «Я»-объекте пишет и Боллас: «Есть личности, которым кажется, что пока аналитик не сможет их возненавидеть и пока они не увидят свидетельства этой ненависти, есть риск, что их так и не узнают… [именно] в этот момент, когда он ощущает фрустрацию [аналитика], он ощущает раппорт с аналитиком, чье спокойствие до той поры, даже если он проявлял симпатию и сочувствие, воспринималось как отторжение, противостояние» (Bollas, 1987, стр. 128)

 

Заключение

 

В этой статье описаны некоторые приемы современного анализа, позволяющие решить разные проблемы с гневом и ненавистью. Иногда помощь требуется прежде всего для того, чтобы вступить в контакт с этими чувствами, иногда — чтобы возродить жизненно необходимые отрицательные отношения, иногда — в основном для контроля над деструктивным поведением. В любом случае помочь пациентам в группе почувствовать свой гнев и ненависть и облечь их в слова вместо того, чтобы совершать какие-то действия, — надежный способ интегрировать порожденную ими агрессию. Получить беспрепятственный доступ к своей ярости и при этом полностью контролировать ее выражение — значит ощутить свою колоссальную силу. С этими чувствами связаны мышление, воображение, сила воли и другие процессы в эго. В подобном широком контексте эго они позволяют перераспределить энергию и тем самым обрести вкус к жизни и уверенность в себе.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ СМ. В ОРИГИНАЛЕ

 

¹ Подобные переносы подробно описаны у Кохута (Kohut, 1971) как ««Я»-объектные переносы», и у Серлза (Searles, 1961) и других как «симбиотические переносы».

² Упор на эмпатическую подстройку, который делает Кохут, также заставляет особо подчеркивать важность эмоциональной коммуникации: «Я стал чувствовать себя свободнее и без опасений и угрызений совести показывал анализируемым свое глубочайшее сочувствие и участие посредством теплоты в голосе, подбора слов и других столь же тонких инструментов» (Kohut, 1984, стр. 221) Однако Кохут в отличие от современных психоаналитиков, похоже, ограничивался передачей лишь теплых, положительных чувств.