Что, если этот бедный граф де Вард менее виновен, чем вы думаете.

- Так или иначе, -сурово проговорила миледи, - он обманул меня, а раз

Это так - он заслужил смерть.

- Пусть же он умрет, если вы осудили его, - проговорил д'Артаньян

твердым тоном, показавшимся миледи исполненным безграничной преданности.

И она снова придвинулась к нему.

Мы не можем сказать, долго ли тянулась ночь для миледи, но д'Артаньяну

казалось, что он еще не провел с ней и двух часов, когда сквозь щели жалюзи

забрезжил день, вскоре заливший всю спальню своим белесоватым светом.

Тогда, видя, что д'Артаньян собирается ее покинуть, миледи напомнила

ему о его обещании отомстить за нее де Варду.

- Убейте де Варда!*

- Я готов, - сказал д'Артаньян, - но прежде я хотел бы убедиться в

Одной вещи.

- В какой же? - спросила миледи.

- В том, что вы меня любите.

- Мне кажется, я уже доказала вам это.

- Да, и я ваш телом и душой.

- Благодарю вас, мой храбрый возлюбленный! Но ведь и вы тоже докажете мне вашу любовь, как я доказала вам свою, не так ли?

- Конечно, -подтвердил д'Артаньян. - Но если вы любите меня, как говорите, то неужели вы не боитесь за меня хоть немного?

- Чего я могу бояться?

- Как - чего? Я могу быть опасно ранен, даже убит...

- Этого не может быть, -сказала миледи, - вы так мужественны и так искусно владеете шпагой.

- Скажите, разве вы не предпочли бы какое-нибудь другое средство, которое точно так же отомстило бы за вас и сделало поединок ненужным?

Миледи молча взглянула на своего любовника: белесоватый свет утренней

зари придавал ее светлым глазам странное, зловещее выражение.

- Право, -сказала она,- мне кажется, что вы колеблетесь.

- Нет, я не колеблюсь, но с тех пор, как вы разлюбили этого бедного графа, мне, право, жаль его, и, по-моему, мужчина должен быть так жестоко наказан потерей вашей любви, что уже нет надобности наказывать его как-либо иначе.

- Кто вам сказал, что я любила его? -спросила миледи.

- Во всяком случае, я смею думать без чрезмерной самонадеянности, что сейчас вы любите другого, - сказал молодой человек нежным тоном, - и, повторяю вам, я сочувствую графу.

- Вы?

- Да, я.

- Но почему же именно вы?

- Потому что один я знаю...

- Что?

- ...что он далеко не так виновен или, вернее, не был так виновен перед вами, как кажется.

- Объяснитесь... - сказала миледи с тревогой в голосе,- объяснитесь, потому что я, право, не понимаю, что вы хотите этим сказать.

Она взглянула на д'Артаньяна, державшего ее в объятиях, и в ее глазах

появился огонек.

- Я порядочный человек, - сказал д'Артаньян, решивший покончить с этим,- и с тех пор, как ваша любовь принадлежит мне, с тех пор, как я уверен в ней... а ведь я могу быть уверен в нашей любви, не так ли?

- Да, да, конечно... Дальше!

- Так вот, я вне себя от радости, и меня тяготит одно признание.

- Признание?

- Если б я сомневался в вашей любви, я бы не сделал его, но ведь вы любите меня, моя прекрасная возлюбленная? Не правда ли, вы... вы меня любите?

- Разумеется, люблю.

- В таком случае - скажите: простили бы вы мне, если бы чрезмерная любовь заставила меня оказаться в чем-либо виноватым перед вами?

- Возможно.

Д'Артаньян хотел было приблизить свои губы к губам миледи, но она оттолкнула его.

- Признание... - сказала она, бледнея. - Что это за признание?

- У вас было в этот четверг свидание с де Вардом здесь, в этой самой комнате, не так ли?

- У меня? Нет, ничего подобного не было, -сказала миледи таким твердым

тоном и с таким бесстрастным выражением лица, что, не будь у д'Артаньяна полной уверенности, он мог бы усомниться.

- Не лгите, мой прелестный ангел, - с улыбкой возразил он, - это бесполезно.

- Что все это значит? Говорите же! Вы меня убиваете!

- О, успокойтесь, по отношению ко мне вы ни в чем не виноваты, и я уже простил вас.

- Но что же дальше, дальше?

- Де Вард не может ничем похвастать.

- Почему? Ведь вы же сами сказали мне, что это кольцо...

- Любовь моя, это кольцо у меня. Граф де Вард, бывший у вас в четверг, и сегодняшний д'Артаньян - это одно и то же лицо.

Неосторожный юноша ожидал встретить стыдливое удивление, легкую бурю,

которая разрешится слезами, но он жестоко ошибся, и его заблуждение длилось

недолго.

Бледная и страшная, миледи приподнялась и, оттолкнув д'Артаньяна

сильным ударом в грудь, соскочила о постели.

Было уже совсем светло.

Желая вымолить прощение, д'Артаньян удержал ее за пеньюар из тонкого

батиста, но она сделала попытку вырваться из его рук. При этом сильном и

резком движении батист разорвался, обнажив ее плечо, и на одном прекрасном,

белоснежном, круглом плече д'Артаньян с невыразимым ужасом увидел цветок

лилии - неизгладимое клеймо, налагаемое позорящей рукой палача.

- Боже милосердный! -вскричал он, выпуская пеньюар.

И он застыл на постели, безмолвный, неподвижный, похолодевший.

Однако самый ужас д'Артаньяна сказал миледи, что она изобличена;

несомненно, он видел все. Теперь молодой человек знал ее тайну, страшную

тайну, которая никому не была известна.

Она повернулась к нему уже не как разъяренная женщина, а как раненая

пантера.

- Негодяй! -сказала она. - Мало того, что ты подло предал меня, ты еще узнал мою тайну? Ты умрешь!

Она подбежала к небольшой шкатулке с инкрустациями, стоявшей на ее

туалете, открыла ее лихорадочно дрожавшей рукой, вынула маленький кинжал с

золотой рукояткой, с острым и тонким лезвием и бросилась назад к

полураздетому д'Артаньяну.

Как известно, молодой человек был храбр, но и его устрашило это

искаженное лицо, эти жутко расширенные зрачки, бледные щеки и

кроваво-красные губы; он отодвинулся к стене, словно видя подползавшую к

нему змею; его влажная от пота рука случайно нащупала шпагу, и он выхватил

ее из ножен.

Однако, не обращая внимания на шпагу, миледи попыталась взобраться на

кровать, чтобы ударить его кинжалом, и остановилась лишь тогда, когда

почувствовала острие у своей груди.

Тогда она стала пытаться схватить эту шпагу руками, но д'Артаньян,

мешая ей сделать это и все время приставляя шпагу то к ее глазам, то к

груди, соскользнул на пол, ища возможности отступить назад, к двери, ведущей

в комнату Кэтти.

Миледи между тем продолжала яростно кидаться на него, издавая при этом

какое-то звериное рычание.

Это начинало походить на настоящую дуэль, и понемногу д'Артаньян пришел

в себя.

- Отлично, моя красавица! Отлично! -повторял он.- Но только, ради бога, успокойтесь, не то я нарисую вторую лилию на ваших прелестных щечках.

- Подлец! Подлец! -рычала миледи.

Продолжая пятиться к двери, д'Артаньян занимал оборонительное

положение.

На шум, который они производили: она - опрокидывая стулья, чтобы

настигнуть его, он - прячась за них, чтобы защититься, Кэтти открыла дверь.

Д'Артаньян, все время маневрировавший таким образом, чтобы приблизиться к

двери, в эту минуту был от нее не более как в трех шагах. Одним прыжком он

ринулся из комнаты миледи в комнату служанки, быстрый как молния, захлопнул

дверь, налегая на нее всей тяжестью, пока Кэтти запирала ее на задвижку.

Тогда миледи сделала попытку проломить перегородку, отделявшую ее

спальню от комнаты служанки, - выказав при этом необычайную для женщины

силу; затем, убедившись, что это невозможно, начала колоть дверь кинжалом,

причем некоторые из ее ударов пробили дерево насквозь.

Каждый удар сопровождался ужасными проклятиями.

- Живо, живо, Кэтти! - вполголоса сказал д'Артаньян, когда дверь была

заперта на задвижку. - Помоги мне выйти из дома. Если мы дадим ей время

опомниться, она велит своим слугам убить меня.

- Но не можете же вы идти в таком виде? - сказала Кэтти. - Вы почти

раздеты.

- Да да, это правда, - сказал д'Артаньян, только теперь заметивший свой

костюм. - Одень меня во что можешь, только поскорее! Пойми, это вопрос жизни

и смерти...

Кэтти понимала это как нельзя лучше; она мгновенно напялила на него

какое-то женское платье в цветочках, широкий капор и накидку, затем, дав ему

надеть туфли на босу ногу, увлекла его вниз по лестнице. Это было как раз

вовремя - миледи уже позвонила и разбудила весь дом. Привратник отворил

дверь в ту самую минуту, когда миледи, тоже полунагая, крикнула, высунувшись

из окна:- Не выпускайте!

Диалог 5 (Леша, Денис)