Мистер рикман, вы начали посещать актерскую школу, когда вам было 26. Вам действительно это было необходимо – изучать актерское мастерство.

Наш сегодняшний гость – актер, которого критики часто хвалят за мощную игру, но часто и критикуют. Это должна быть действительно убедительная игра, и так оно и есть. Имя Алан Рикман вам, возможно, в первую секунду ни о чем не скажет, но потом вы сразу вспомните. Любители саги о Гарри Поттере знают его как демонического профессора Снейпа, любители боевиков как злодея Ганса Грубера из фильма «Крепкий орешек», любители романтического кино вспомнят его как флиртующего бизнесмена Гарри из фильма «Реальная любовь». Если вы говорите по-английски, то можете очень часто встретить его в театральных постановках. К списку его наград в этом году добавился Кристиан с Febiofest, благодаря чему мы можем сегодня приветствовать его у нас. Наш гость – Алан Рикман.

Мистер Рикман, вы начали посещать актерскую школу, когда вам было 26. Вам действительно это было необходимо – изучать актерское мастерство?

Да, конечно, почему бы мне это было не нужно?

Я думаю, что главное – наличие таланта. Если человек талантлив, то он может обойтись и без образования.

Я бы сказал, что если вы сейчас найдете актера без образования, то это, во всяком случае, не те, кто играет в театре. Нельзя играть 8 спектаклей в неделю на протяжении 6 месяцев, если после первой недели сядет голос. Тело – это инструмент, и над ним нужно работать. Иегуди Менухин может свою скрипку отложить в футляр. Но наш инструмент не такой. Мы его не откладываем ни в метро, ни в автобусе, таскаем везде по улицам, а потом хотим, чтобы он исправно работал. И конечно, этот ваш инструмент может стать препятствием вашему воображению. По своему опыту знаю, что хотя обучение в театральной школе для студента может казаться сложным и запутанным, главное, чему там учат – быть свободным.

Я думаю, что иногда важно встретиться с актерами-ровесниками, что может вылиться в пожизненное сотрудничество.

Я, в общем-то, в 26 лет не встретил своих ровесников, всем было по 18. Но у нас был прекрасный директор школы RADA, который был убежден, что студенты должны быть любого возраста. Я в 18 лет не был готов учиться, это была бы катастрофа.

Правда?

Правда, я думал совсем о другом. Тогда для меня более важно было то, что раньше я посещал художественную школу. Поэтому в школу актерского мастерства я попал уже после художественной.

Вы учились дизайну, и имели свою дизайнерскую студию, правильно?

Правильно.

Пригодилось вам впоследствии что-нибудь из этого вашего опыта? Например, вы могли бы для себя придумать костюм?

Конечно. Позже, когда я выступил в качестве режиссера, как в театре, так и кино, опыт художественной школы оказался вообще бесценным. В этом несомненно был смысл – учиться сначала в художественной, а потом в актерской школе. Конечно, я вечно вмешиваюсь в художественную сторону в фильмах, где играю. Просто я хорошо знаю, какую выразительность персонажу может придать костюм. С другой стороны, стараюсь не спорить и просто надевать то, что предлагают.

Был ли в актерской школе предмет, с которым у вас были проблемы?

Было море проблем с педагогами по технике голоса.

Да? Это последнее, что мне пришло бы в голову…

Один педагог мне говорил, что мой голос звучит, как из колодца, что я говорю невнятно… и это была правда. Поэтому над этим пришлось много работать. Но у меня были хорошие учителя, которые учили направлять звук вперед, а не внутрь.

Я думаю, что именно о вас можно сказать, что голос – ваша фирменная «фишка», в жизни бы не подумал, что с этим могли быть проблемы.

Никто не слышит свой голос так, как его слышат остальные. Когда я слушаю себя на экране или в записи, то с трудом понимаю, что это я.

Одна из ваших первых работ была в Royal Shakespear Company.

Ну, я работал в разных местах по всей Англии. По окончании театральной школы нужно проработать 44 недели в разных маленьких театрах, прежде чем начать мечтать о работе в такой компании, как Royal Shakespear Company.

Это неплохая идея.

Да, это было что-то вроде практики, где можно было ошибаться без риска поставить крест на своей карьере.

Royal Shakespear Company – это один спектакль за другим, очень плотный график. Сколько спектаклей в неделю у вас было?

В общем-то, их не может быть больше восьми. Но это репертуарный театр, я был дважды ангажирован, и за сезон ставили четыре пьесы.

Это не так уж и много, четыре пьесы, но количество самих спектаклей большое. Таким образом, вы играли каждый день, а по воскресеньям дважды?

В воскресенье обычно выходной, спектаклей нет. Может, я путаю, я играл и на Бродвее, а там и в воскресенье есть спектакли, а выходной в понедельник, что весьма радует.

У нас в театрах считается, что по воскресеньям в театре странная публика.

Почему?

Не знаю как объяснить… как будто в воскресенье в театр ходят странные люди. Другие люди, с другим настроением, и сразу понятно, что сегодня воскресенье. Что вы об этом думаете?

В нью-Йорке такого нет. Воскресная публика очень хорошая, потому что на улицах уже нет обычной суеты, перед спектаклем люди успевают пообедать. Представление начинается в 3 часа дня, и люди счастливы, потому что знают, что в 6 они освободятся аж до вторника, и в зале царит праздничная атмосфера.

Конечно, здорово работать с хорошими режиссерами. А может принести пользу работа с плохим режиссером?

Конечно. Как минимум, накачаете мышцы. Потому что поймете, что должны режиссировать сами. Должны найти контакт с остальными актерами, чтобы создать нужную энергетику. Но я бы не хотел делать это часто.

Вы умеете спорить с режиссерами?

Конечно. Я убежден, как говорит один мой друг, что съемочный процесс подобен рынку. Я очень трепетно отношусь к этому – и в качестве режиссера, и в качестве актера. Нужно задавать вопросы, неясность и сомнения – это нормально на съемочной площадке, и лучший ответ, который может дать режиссер в начале съемок – «я не знаю». Если режиссер не уверен – значит, у него есть предчувствие, интуиция, и ответы на вопросы мы найдем все вместе в процессе съемок.

Хорошо, когда есть покупатель, когда вы приходите на рынок с чем-то хорошим, и кто-то это покупает. Но есть режиссеры, которые ничего не покупают, а только продают свои собственные идеи.

Да, вам может попасться такой режиссер, который оглядит ваш товар и скажет, что это ерунда (делает вид, что что-то выбрасывает).

А может статься и так, что режиссер возьмет ваш товар, вашу идею, и скажет – это мое.

… Что не вполне хорошо. Но бывают и такие, кто возьмут ваш товар, почистят, починят и скажут – вот так намного лучше.

Во время фестиваля в Карловых Варах у нас была гостья из Британии, актриса Ромола Гарай, вы ее знаете?

Лично нет, но видел ее фильмы, она хорошая актриса.

Она была, кА и вы, работала в Royal Shakespear Company, и говорила: «Вам здесь, в Чехии, повезло, что вы можете играть Шекспира в современном переводе, а мы должны пользоваться старым шекспировским языком». Что вы думаете об этом?

Думаю, что поссорился бы ней из-за этого.

Вы с ней не согласны?

Шекспир гениален, и язык является важной составляющей частью его гениальности. У него выбор слов, философия, интеллект и ритм его времени, не сегодняшнего. Но если вы позволите Шекспиру учить себя, то этот ритм и паузы покажут вам, что он хотел сказать. Он вам показывает, как произносить текст и как играть роль. Я не хотел бы переводить его на современный английский, в этом нет смысла, и я готов отстаивать это мнение.

У нас в Чехии много переводов Шекспира 20-х, 30-х годов, и современных тоже, и многие из них очень хороши.

Я верю вам, и это очень хорошо.

Но вы правы, потому что пьесы старых чешских авторов тоже никто не переводит на современный чешский.

Частью шекспировского гения является и то, что почти все его пьесы получили современную интерпретацию. Темы вечны и понятны всему миру. Вы можете одеть актеров в современные костюмы и дать пьесе современную энергетику, а текст использовать прежний.

Должен сказать, что мне не нравится любой фундаментализм, включая фундаментализм в искусстве. Мне не очень по душе, что вы стали играть в боевике. Вы были шекспировским актером-интеллектуалом. Но это, наверное, было очень интересно, сниматься в «Крепком орешке»?

Так и было, ибо я вообще ничего не понимал. До того я никогда не снимался в кино, тем более в боевике. Никогда бы не подумал, что буду сниматься в подобном фильме. Я явно опередил время, потому что сегодня боевики снимает кто угодно. Недавно в Англии была премьера фильма, в котором Марк Райлэнс, один из известнейших шекспировских актеров, держит в руке пистолет. Теперь все снимают боевики, а тогда этого никто не делал, так что это был сюрприз для всех, включая меня. Одна из причин, почему этот фильм так хорош, и почему я в нем снялся – это прекрасный и остроумный сценарий. Это не глупое кино.

Перехожу к вопросу, который вы уже слышали тысячу раз, но, тем не менее, он о вашем смертельном падении в конце. В те времена не было столько легко воплотимых спецэффектов, вы должны были сниматься в этом сами?

Да. Высота была 12 метров.

И без тренировки?

К счастью, был один день для тренировки. Иначе это было бы очень проблематично. Меня бросали сначала с 3-метровой высоты, потом с шести метров, с девяти, с двенадцати. Должен отметить, что важно было не развести руки-ноги в стороны. Если бы это произошло… Когда вы падаете и делаете в воздухе фигуру «звезды», то вас переворачивает, и вы скорее всего упадете на голову и погибнете.

Вы с ним встречались?

Я созванивался с ним, и он напомнил мне, что мы уже встречались в Италии пару лет назад – я забыл об этом.

Правда?

Правда. В то время мой персонаж был окутан тайной, было неясно, во что это все выльется, и я всегда избегал рассуждать об этом «на камеру». Теперь уже все известно, и все по-другому. Есть целое поколение детей, читающих эти книги, они дошли до третьей части, и не знают, чем все закончится, и разумные родители не дают им смотреть фильмы, пока они не дочитают все книги. Я отдаю себе отчет в том, что в книги не вторгаются в детское сознание, но дети все это проживают. Когда вы видите, как они читают, как они совершенно поглощены книгами – это большая честь, быть составляющей этого. Я, собственно, старался этих детей уберечь. Не хотел говорить о фильме, потому что они верят тому, что видят, и я не хочу ничего испортить.

Это немалая часть работы.

Да. Когда фильм снят, вы должны общаться с дистрибьюторами и продюсерами, заботиться о рекламе. Работа порождает новую работу, и так без конца. Приятная сторона в том, что во время съемок у вас есть колоссальная поддержка группы, которая делает свою работу хорошо, иначе их уволят. В театре это не так. Вы были правы, когда спрашивали о плохих режиссерах. Когда работаешь с идиотом, то заботишься лишь о спасении своей шкуры, но в кино это не так. В кино у вас хорошая команда, музыка, звук, костюмы, интерьеры, что дает кинорежиссеру возможность быть собой, индивидуальностью, а иногда и немножко сумасшедшим.

Наш сегодняшний гость – актер, которого критики часто хвалят за мощную игру, но часто и критикуют. Это должна быть действительно убедительная игра, и так оно и есть. Имя Алан Рикман вам, возможно, в первую секунду ни о чем не скажет, но потом вы сразу вспомните. Любители саги о Гарри Поттере знают его как демонического профессора Снейпа, любители боевиков как злодея Ганса Грубера из фильма «Крепкий орешек», любители романтического кино вспомнят его как флиртующего бизнесмена Гарри из фильма «Реальная любовь». Если вы говорите по-английски, то можете очень часто встретить его в театральных постановках. К списку его наград в этом году добавился Кристиан с Febiofest, благодаря чему мы можем сегодня приветствовать его у нас. Наш гость – Алан Рикман.

Мистер Рикман, вы начали посещать актерскую школу, когда вам было 26. Вам действительно это было необходимо – изучать актерское мастерство?

Да, конечно, почему бы мне это было не нужно?

Я думаю, что главное – наличие таланта. Если человек талантлив, то он может обойтись и без образования.

Я бы сказал, что если вы сейчас найдете актера без образования, то это, во всяком случае, не те, кто играет в театре. Нельзя играть 8 спектаклей в неделю на протяжении 6 месяцев, если после первой недели сядет голос. Тело – это инструмент, и над ним нужно работать. Иегуди Менухин может свою скрипку отложить в футляр. Но наш инструмент не такой. Мы его не откладываем ни в метро, ни в автобусе, таскаем везде по улицам, а потом хотим, чтобы он исправно работал. И конечно, этот ваш инструмент может стать препятствием вашему воображению. По своему опыту знаю, что хотя обучение в театральной школе для студента может казаться сложным и запутанным, главное, чему там учат – быть свободным.