Бизнес на «реквизированных» детях

 

Кстати, впоследствии выяснилось, что опекаемая государством девочка какое-то время числилась работающей в некоей фирме, где и заработала, согласно данным налоговой инспекции, 7000 гульденов (более трех тысяч евро); но ни об этой якобы работе, ни о начисленной за нее зарплате сама Ира никакого понятия не имела. И по-видимому чуточку повзрослев (ей теперь исполнилось 15), начала разочаровываться в своих преждевременных порывах к независимой жизни, тем более что вроде бы обещанное ей опекуншей переселение из приюта в «самостоятельное жилье» так и осталось нереализованным. В конце апреля Ирина наконец-то звонит отцу (почему-то именно ему, строгому моралисту и «гонителю» косметики, а не матери с братом).

«На следующий день она пришла ко мне домой - и мы долго разговаривали. Она сама выглядела испуганной, чего- то боялась, казалась какой-то издерганной. А я в гостиной - она не к матери домой пришла, а ко мне - уже поставил игровые автоматы, бильярд, купил ей даже говорящего попугая и успел его за это время научить говорить имя дочки - Ира. Только бы ей понравилось! Чтобы могла отключиться от пережитого, чтобы могла вернуться в какую-то нормальную, реальную жизнь.

В тот вечер ей необходимо было вернуться назад, но через небольшой промежуток времени она просто вернулась и стала жить у меня.

После этого тут же последовал телефонный звонок - и ей в трубку стали кричать: "Что же ты наделала, что же ты наделала!.. Как ты себя ведешь? Что ты нам обещала?" Дочь бросила трубку...»

При этом покинувшая приют Ирина юридически все еще числилась под попечительством и опекой государственных органов. И только через полтора месяца очередной (и уже последний) суд отменил опекунство. Сама Ира на суд не пришла, ограничившись письмом с твердо выраженным желанием жить дома. Доводы все той же комиссии по делам несовершеннолетних, сводившиеся к тому, что «у девочки и у родителей разные взгляды, и Ирина доме подвергается опасности», были судьей отвергнуты.

Все вроде бы обошлось хорошо, но определенные проблемы оставались. Например, некоторые роттердамские школы под разными предлогами отказались принять к себе девочку, хотя по закону и не имеют такого права. «Потому что, - пишет Г. Пастернак, - тот, кто побывал в комиссии, становится будто бы зачумленным, будто после тюрьмы. На нем стоит клеймо». И кроме того, по мнению любящего отца, - девочка долго выглядела запуганной.

В школу Иру все же взяли, среднее образование она получила. О высшей школе речи, правда, теперь уже не было - Г. Пастернак с горечью пишет об упущенных дочерью (за восемь месяцев вне семьи) возможностях. После окончания школы девушка работала ассистентом зубного врача, потом помощником бухгалтера. Позднее встретила «на фитнесе» голландского юношу, с которым и поселилась в съемном доме в пригороде Роттердама («оба работают»). А Григорий Пастернак тем временем продолжал свою борьбу с голландской ювенальной системой и, по его же оценке, - со всей бюрократической машиной «королевства процветающего либерализма».

 

 

«КОРОЛЕВСТВО ПРОЦВЕТАЮЩЕГО ЛИБЕРАЛИЗМА»

 

«История эта сильно влияла на мои нервы, нервы бывшей жены, нервы дочери. После этих издевательств отношения в семье хоть и наладились более или менее, но того, что было раньше, все равно уже не вернешь. И я решил отстаивать свои попранные права, достоинство и честь во всех возможных судах, вплоть до Европейского суда по правам человека».

Вероятно, многим из нас в России подобная аргументация покажется несколько «избыточной» (в конце концов, согласитесь, «то, что было раньше», не возвращается в принципе вообще никогда). Кстати, избранный Г. Пастернаком адвокат заранее предупредил своего клиента, что «нам будет очень тяжело что-то доказать против комиссии, а доказать, что действовали они неправомерно и преднамеренно, тяжело вдвойне». К тому же, даже в случае успеха, обычные для Голландии суммы денежной компенсации по своей величине сопоставимы с неизбежными процессуальными издержками. Тем не менее Григорий Пастернак довел до суда все свои претензии к комиссии как по существу Ириного дела, так и в связи с конкретными действиями ее сотрудников, их многочисленными ложными (или же неточными) утверждениями. И вот суть иска, предъявленного Григорием и его адвокатом к министерству юстиции, в ведении которого находится комиссия по делам несовершеннолетних:

«Комиссия нанесла семье тяжелые травмы... Эта организация не принимала родителей и их аргументы всерьез, а шла на поводу у подростка... Дочь была в таком возрасте, когда любому подростку хочется неконтролируемой свободы и самостоятельности... Комиссия все делала, исходя исключительно из слов подростка, что противоречит условиям профессиональной помощи. Комиссия в этом вопросе повела себя недобросовестно, опрометчиво и непредусмотрительно. Таким образом, комиссия виновата в случившемся и поэтому обязана возместить нанесенный ущерб...»

«Комиссия воспользовалась своими полномочиями не по назначению и тем самым нанесла серьезный ущерб семье. Можно сказать, что в этом деле было даже злоупотребление властью. Если комиссия действительно считает, что исключительно на основании рассказов несовершеннолетних можно немедленно принимать меры и задействовать те силы, которые были задействованы в данном деле, то комиссия может возбудить дела против всех семей в Голландии, так как в каждой семье бывают разногласия между подрастающими детьми и их родителями. Именно добросовестное расследование фактов и вмешательство исключительно в случае крайней необходимости является обязанностью комиссии. В данном деле не было абсолютно никаких оснований для подобного вмешательства. В вопросе естественных подростковых конфликтов оно ни в коей мере не может быть оправдано».

Голландский суд, однако, проигнорировал аргументы истца, вынеся в июне 2002 года решение не в пользу Г. Пастернака. Тот же судебный результат, почти через два года, имела поданная адвокатом апелляция. После этого Григорий постарался продвинуть свой иск в Страсбургский суд, но дело по формальным поводам не было принято к рассмотрению (сам Пастернак склонен объяснять подобный исход круговой порукой евробюрократов и говорит о предвзятости и даже коррумпированности Евросуда).

«Европейский суд проявляет свою "принципиальность" лишь тогда, когда дело касается стран, не входящих в "тусовку", в тесный круг повязанных между собой коррупционеров. Если бы я подавал иск не против старых, добрых Нидерландов, а против России, скажем, мое заявление, как бы оно оформлено ни было, непременно было бы принято к рассмотрению. Я давным-давно выиграл бы дело, разумеется, и получил бы компенсацию материального ущерба и значительное возмещение ущерба морального. И Европа раструбила бы об этой победе демократии по всем газеткам и телеканалам.

Но я "выбрал" не того соперника. Я посмел поднять руку на священную корову европейской демократии... И шансов, как я теперь понимаю, у меня не было изначально».

 

 

КРУГОВАЯ ПОРУКА ЧИНОВНИКОВ

 

Неудачей закончились и многолетние попытки автора и членов его семьи разобраться с историей о незаконном использовании в 1999 году индивидуального налогового номера Иры (те самые 7000 гульденов, «которые на самом деле получил кто-то другой»), И тогда Григорий Пастернак «почувствовал себя обязанным поведать миру о беззакониях в стране, которая гордится достижениями демократии». Он начинает писать книгу, значительную часть которой составят документы - письма в разнообразные инстанции самого автора, членов его семьи, его знакомых, полученные ими ответы, отрывки из дневников, в которых Ольга и Григорий по дням фиксировали все перипетии дела, представленный в суд рапорт противной стороны, газетную статью голландской журналистки. В конце этой «документальной повести» Г. Пастернак так формулирует свои, выстраданные за 8 лет борьбы с «инстанциями», убеждения:

«...Против обычной семьи, против простого человека - голландца, русского, американца, француза, израильтянина - в полный рост встает вся армия коррумпированных чиновников, повязанных круговой порукой, вся государственная машина...

Едва ли не главный вопрос: почему они с нами это делают? Зачем они родителей лишают детей, а ребенка - детства?

Ответ прост: им выгодны именно "неблагополучные" дети.

Чем больше детей в приютах - тем больше денег выделяет государство. Инспекция, комиссия и прочие содержат огромные помещения, имеют многочисленный персонал но всей стране...

Поначалу я не мог понять: зачем голландскому государству вдруг отчего-то понадобились недоразвитые, выросшие в приютах дети? Люди 18-летние, только входящие в жизнь, но которые уже потеряли связь с собственными родителями, у которых нет достойного образования, многие из которых пристрастились к наркотикам и подвержены иным порокам.

А ответ-то очень прост...

Это нужно затем, чтобы руководить дураками... Этой кучке правителей проще управлять наркоманами, чем думающими людьми. Такие им нужны совершенно в небольших количествах - чтобы занять свои чиновничьи должности и оберегать власть от народа, получая за это все блага...»

То есть из своего пусть характерного, но все же частного случая, а также из известных ему сходных дел Григорий Пастернак делает весьма категорические выводы, касающиеся функционирования бюрократических систем современных развитых (т. и. «демократических») государств. И в первую очередь - тех ювенальных систем, которые в подобных странах обеспечивают надзор за положением детей и соблюдением так называемых «прав ребенка», включая и судебную процедуру, в рамках которой «думают о счастье ребенка почему-то в последнюю очередь». Не оставляет автор своим вниманием и Россию, которая, по его мнению, только вступает на путь, уже пройденный Нидерландами и другими западными странами. При этом, бегло затрагивая существующую в нашей стране практику защиты ребенка путем лишения родителей их родительских прав, мрачно прогнозирует:

«И недалек тот день, когда чиновники догадаются, что можно изолировать детей не только от родителей, нарушающих права и интересы ребенка, но и отбирать их у вполне нормальных семей, пользуясь незначительными повседневными конфликтами. Не исключено, что такие случаи уже есть, но пока их никто из журналистов не рискнул предать огласке».

Сложное чувство может остаться у читателя этой книги. Конечно, восхищает упорство ее автора, но сколько же времени и энергии отдано им тому, что можно назвать отстаиванием своих прав! И, наверное, обычному среднему человеку, будь то в Голландии или в России, такие энергетические (да и материальные тоже) затраты, такая способность в течение нескольких лет противостоять бюрократической машине - скорее всего просто не по силам. Завершим поэтому наш обзор книги «Пастернак против Нидерландов» еще одной, последней, авторской цитатой: «Не хотелось бы, чтобы Москва с Петербургом повторили печальный путь Амстердама и Роттердама. А чтобы не повторить его, обязательно следует хотя бы знать о нем».

Обзор книги Г. Пастернака подготовил Владимир Сипягин

Сама ювенальная система в странах Западной Европы построена так, что эффективность работы судей оценивается количеством отнятых детей. Чем больше детей «защищено» от родителей таким образом, тем быстрее продвижение по служебной лестнице. Судьи поставляют социальным службам детей, а те, в свою очередь, пишут нужные рапорты, которые всегда негативны и всегда настроены против родителей. И, как уже было сказано, настоящее положение дел в семье никого в этой системе не интересует. Достаточно бывает самого бредового предположения.

 

Жанна ГОЛУБИЦКАЯ

ОЛЮСЯ В СТРАНЕ ЧУДЕС

 

Если родители мешают ребенку пить, курить и гулять - их надо лишить родительских прав

Мы все читали сказку про девочку, попавшую в страну, где все герои жили по своим собственным странным законам. Получалось у них забавно и по-доброму.

Порядки нашего государства подчас напоминают эту перевернутую и нелогичную страну чудес. Вот только наш перевертыш, он как русский бунт — страшный, бессмысленный и беспощадный. Жестокий ко взрослым и к детям, но непременно прикрытый красивыми словами о чьем-то благе и чьей-то заботе.

 

ЖИЛА-БЫЛА ДЕВОЧКА

На обыкновенной московской улице жила обыкновенная московская семья. Родители Елена Петровна и Анатолий Валентинович и дети — Оля и Саша.

Пожалуй, не совсем обыкновенным в этой семье было лишь общее увлечение — искусство. Родители-театралы пристрастили Олю и Сашу к театру, водили по художественным выставкам, вместе собирали программки и буклеты. «Оля обожала балет, — вспоминает ее мама Елена Петровна, — с малолетства знала солистов Большого поименно и помнила названия всех постановок».

Ну а на школьные каникулы — путешествия всей семьей, и обязательно в места, славящиеся сокровищами мировой культуры: Санкт-Петербург и Сергиев Посад, Париж и Амстердам, Брюссель и Стокгольм, Гаага и Хельсинки... Родители гордились кругозором своих детей и общностью интересов в семье.

Трудно представить себе семейство благополучнее...

Последнее время я работала на дому, — говорит Елена Петровна, — и поэтому тщательно следила за учебой детей. Если возникали какие-то проблемы, я шла в школу, выясняла причины... Порой я чувствовала, что раздражаю преподавателей как чересчур дотошная мамаша. Но иначе я не могла!

 

 

А СКАЗОЧКА-ТО - СТРАШНАЯ!

 

Но однажды семейная идиллия — неожиданно, как это бывает в сказках, — закончилась. Впрочем, по причине вовсе не сказочной, а вполне земной: Оле исполнилось 14 лет, и у нее начались проблемы переходного возраста. Со сложностями этого периода сталкиваются все, у кого есть дети. Сначала девочка стала жаловаться, что в гимназии, где она учится, скучно. Учителя несправедливые, ученики глупые и злые. И все к ней плохо относятся. Родители старались убедить дочь не думать об этом, а уделять больше внимания учебе. Но Оля нашла другой выход.

Дочь всегда была разумна, — рассказывает Олин папа. — Она не из тех детей, кто рвется в коллектив в поисках развлечений. Иногда она выходила погулять с подружками, но всегда возвращалась в установленное время.

Но с некоторых пор все перевернулось с ног на голову. Оля начала гулять допоздна, а на упреки родителей — гру бить и огрызаться. От нее стало ощутимо попахивать спиртным и сигаретами, и мама с папой, естественно, забили тревогу.

Очень скоро им удалось лицезреть компанию, к которой прибился их ребенок. Туда входили не только подростки «с района», но и куда более великовозрастные недоросли, и даже некоторые их родители, тяготевшие к выпивке и сомнительному образу жизни.

— Я просил их оставить дочь в покое, — вспоминает Анатолий Валентинович, — говорил: ей же всего 14 лет, если она придет, просто гоните ее в шею!

Однако очень скоро понял: такие, как Оля, — малолетки из приличных семей, — нужны этой публике, чтобы добывать деньги на бутылку. А девчонкам нравится чувствовать себя взрослыми рядом с людьми, которые в отличие от родителей позволяют все — пить, курить и говорить на любые темы.

Потихоньку из дома стали пропадать деньги. Потом одна из новых Олиных подружек, Аэлита, в 14 лет родила ребенка от 17-летнего собутыльника, который, ясное дело, тут же исчез... Правда, мать юной мамаши, новоиспеченная бабушка со своим 25-летним сожителем, а также брат и сестра отнеслись к событию с пониманием. Веселая семейка Аэлиты продолжала с чувством тусоваться, только коляска с младенцем добавилась.

Олины близкие пребывали в шоке и недоумении: что делать? Несколько раз девочка не явилась ночевать. Отчаявшиеся папа с мамой, обегав в ночи весь район, вынуждены были обратиться в милицию. Олю обнаружили в квартире у «веселой семейки», которая дружно и пьяно принялась защищать девочку от родителей.

Вскоре выяснилось: отправляясь по утрам в гимназию, Оля до нее не доходит. На бывшую хорошую ученицу посыпались жалобы — прогуливает, хамит, не учится...

Надо было срочно приводить дочь в чувство. Тем более что в режиме сказки, развивающейся по принципу «чем дальше, тем страшнее», Олина семья пожила почти год. Какие уж там театры...

 

 

ЛЮБИТЕ РОДИТЕЛЕЙ, МАТЬ ВАШУ...

 

Елена Петровна и Анатолий Валентинович прибегли к методу, понятному любому родителю: стали жестко контролировать дочь. Практически посадили под домашний арест, не пускали на улицу, встречали-провожали в школу...

Разумеется, Оля скандалила, пыталась убежать, угрожала, что найдет на «произвол» родителей управу. Но папа и мама надеялись: вот-вот коварные гормоны схлынут, буря минует, и их дочь превратится в прежнюю вдумчивую девочку с пытливым взглядом огромных глаз.

Но дальнейшие события развернулись таким диким образом, что в пресловутой стране чудес все содрогнулись бы. Потому что такое возможно только в стране страшных чудес...

Вот что с нашей Олюсей и в нашей стране случилось.

Вечером 16 января ей все же удалось сбежать из-под присмотра родителей. Мама с папой приготовились к очередному рейду отчаяния по родному району.

Но в 3 часа ночи Оля сама пришла домой, совершенно пьяная.

Сразу от входной двери начала кричать: «Ну, ударьте меня!!!» — вспоминает Елена Петровна. — Мы сказали ей, чтобы она ложилась спать и не будила соседей. Но дочь села за письменный стол и просидела там до 5 утра, о чем- то напряженно размышляя... Потом ее все же сморило, а в 9 утра у нее под подушкой зазвонил мобильник.

Сейчас опека придет! — злорадно заявила 14-летняя девочка, с ненавистью глядя в лицо матери. — Я тебе еще покажу! В коммуналку поедешь! Я собственница доли в этой квартире, забыла?

Впервые Елена Петровна почувствовала страх не за ребенка, а перед ним. Разумеется, не перспектива потери квартиры ее напугала. Напугал осознанный и откровенный цинизм.

А вскоре в дверь действительно позвонили. На пороге стояло сразу шесть человек — представители органов опеки и отдела по делам несовершеннолетних. Эти люди заявили, что приехали... забрать Олю! На основании того, что девочка написала заявление в органы опеки с просьбой оградить ее от жестокого обращения родителей...

Как выяснилось позже, данная бумага была написана девочкой в кабинете директора гимназии № 1544 Коробовой Натальи Федоровны и благодаря ей же получила официальный ход, попав в отдел опеки и попечительства муниципалитета внутригородского муниципального образования Митино. Вслед за постановлением об отобрании несовершеннолетней появился иск опеки о лишении «недобросовестных родителей» родительских прав...

В этот момент Елена Петровна и Анатолий Валентинович еще не поняли, что их семейная проблема уже превратилась в дело государственной важности, в котором имеется масса заинтересованных лиц и инстанций. Недобросовестными они себя не чувствовали, ребенка своего, при всех его выходках, и пальцем ни разу не тронули, а что из дома не выпускали — так кто ж в такой ситуации отпустит?

А еще Олины мама и папа полагали, что, прежде чем отбирать дочь и судить родителей, следует сначала доказать их вину. Сейчас разберутся и вернут ребенка домой — полагали они. Как выяснилось, полагали наивно.

 

 

А СУДЬИ КТО?

 

Олю и не думали возвращать. Девочку поместили в 7-ю городскую больницу для освидетельствования на предмет побоев (о них также говорилось в ее заявлении). Следов побоев обнаружено не было. Главный врач больницы О.Е. Куликова дала следующее заключение: «Девочка не производит впечатления ребенка, подвергающегося жестокому обращению и насилию со стороны родителей. Это не подтвердилось в ходе экспериментального расследования».

Зато Оля рассказала подростковому психологу, что та самая «веселая семейка» подруги Аэлиты возьмет ее жить к себе, а деньги у нее появятся от продажи родительской квартиры (кто-то просветил девочку по поводу продажи долей жилья).

В настоящее время Оля находится в приюте, куда ее поместили органы опеки. В школе при приюте Оля не аттестована за 3-ю четверть, прогуливает уроки...

У нее есть мобильник, деньги на счет кладут родители. Дочь исправно огрызается на их звонки, но это единственный шанс для мамы с папой удостовериться, что она хотя бы жива. Ведь Оля уже трижды сбегала из приюта. Ее каждый раз находили пьяной.

Мне в приюте очень хорошо, — сказала мне девочка по телефону. Ее голос был лишен всякого выражения, но она ни разу не запнулась. — У приюта есть спонсоры, хорошее государственное обеспечение, прекрасные воспитатели. А родители меня избивали с раннего детства. Меня ни разу в жизни не отпустили гулять. Я нужна была им, только чтобы издеваться. Но теперь меня спасли.

А я слышала, что ты объездила с папой, мамой и братом полмира? — спрашиваю я.

Пусть сначала попробуют это доказать! — неожиданно выдает юная собеседница. Каюсь, я не нашлась, что ответить на это «пусть докажут!», прозвучавшее из уст 14- летнего ребенка.

Под конец разговора Оля похвалилась, что в приюте ей разрешают встречаться с ее друзьями.

Что ж, родителей Оли в приют пускают только в определенные часы и не дальше входных дверей. Зато они уже неоднократно наблюдали на закрытой территории приюта «веселую семейку». Эти люди почему-то имеют в приют свободный доступ и снабжают девочку сигаретами и спиртным.

— А когда эти «друзья» приходят с пустыми руками, — рассказывает Елена Петровна, — Оля звонит мне и грозит: мол, если сейчас же не привезешь деньги и сигареты, выступлю против тебя в суде и поделю с тобой квартиру.

Между тем заявление о лишении Елены Петровны и Анатолия Валентиновича родительских прав уже в суде. Мама и папа по-прежнему верят, что суд разберется и прекратит этот сюрреалистический спектакль. Им непонятно, как можно было запустить серьезную государственную машину только лишь по заявлению раздосадованного запретами ребенка? Ведь детей изымают из неблагополучных семей, где они подвергаются насилию и не получают самого необходимого. Но при чем тут Елена Петровна и Анатолий Валентинович с их коллекциями театральных программок, музейных открыток с репродукциями?

Неужели потому, что у интеллигентных людей в принципе легче что-либо отнять, чем у темных личностей? Даже детей...

 

* * *

Вот что рассказал представитель родителей девочки юрист Леонид Лотокин:

«Разбирая это дело, я обратил внимание на некоторые обстоятельства. К началу января Олины загулы с семьей

Ермиловых вошли в критическую стадию. 15 января 2008 года утром мама Оли позвонила директору гимназии №1544 Коробовой Наталье Федоровне и сообщила, что Оля уже трое суток, начиная с 12 января, находится в квартире Аэлиты и вытащить ее оттуда невозможно.

Коробова ответила, что Олины родители оговаривают собственную дочь. А 15 января утром Оля в гимназии написала заявление на имя Коробовой с просьбой оградить ее от жестокого обращения отца и матери».

Наталья Федоровна Коробова сказала мне по телефону:

Так уж у нас повелось: чуть что — валят на школу В том, что в этой семье происходит, родители сами виноваты. Что тут непонятного, раз ребенок говорит, что ему в приюте лучше? Подумаешь, переходный возраст! Надо не запирать, а попытаться встать с ребенком на один уровень, понять его нужды. У меня 30 лет педагогического стажа и своих двое детей. Я знаю, что говорю... А школа у нас замечательная, одна из лучших. И если бы не эта история, то можно было бы с уверенностью сказать — у нас прекрасные ученики и замечательные родители...

В отделе опеки и попечительства муниципалитета Митино ситуацию прокомментировали так:

Все проблемы ребенка — это в первую очередь вина родителей. Если у них есть контакт с ребенком, им всегда удается поговорить с ним по душам, объяснить, почему надо поступать так, а не этак. Во всех семьях у детей бывает переходный возраст, но отнюдь не все подростки пишут заявления на своих родителей. Оля искала эмоционального тепла и понимания в уличной компании, потому что не получала этого дома. Девочку били, кричали на нее, унижали ее достоинство. Наше мнение: эти родители не желают понять, что ребенок — личность.

Недавно Оля заявила матери, что родители некоторых бывших ее одноклассников по гимназии тоже будут свидетельствовать в суде, что родители обращались с Олей жестоко, не кормили ее. На вопрос мамы, как такое может быть, Оля ответила: «Очень просто! Они поддержат директора, ведь это она продвигала мое заявление. А все родители спят и видят, чтобы их деток не отчислили из гимназии».

В выходные Анатолию Валентиновичу позволили забрать Олю из приюта на несколько часов. Он водил ее и брата Сашу в Ботанический сад. Его поразило, насколько безразличной стала дочь. Она как будто зомби! — удивляется отец. — Смотрит ледяным взглядом, глаза пустые, не выражают ничего. Даже голос без интонаций...