Изрекаешь, не имеет ни прошлого,

Ни будущего.

Она просто есть,

И этого для нее

Вполне достаточно.

 

 

Я лежал на спине под моим самолетом, вытирая масло с нижней части

фюзеляжа. Почему-то сейчас из двигателя масла стало подтекать меньше, чем

прежде. Шимода прокатил одного пассажира, а потом подошел и сел на траву

рядом со мной.

"Ричард, как ты можешь надеяться поразить мир, если все кругом

работают, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а ты целыми днями лишь

совершенно безответственно летаешь на своем захудалом бипланчике и катаешь

пассажиров?" Он снова проверял меня. "На этот вопрос тебе придется отвечать

не раз".

"Пожалуйста, Дональд. Во-первых: Я существую вовсе не для того, чтобы

чем-то поразить этот мир. Я существую для того, чтобы быть счастливым в этой

жизни ".

"Отлично. А во-вторых?"

"Во-вторых: Для того, чтобы заработать себе на хлеб насущный, каждый

волен делать то, что ему хочется. В-третьих: Ответственность - это

способность отвечать за что-то, за тот образ жизни, который мы выбираем

сами. И есть лишь один человек, перед которым мы должны держать ответ, и,

конечно же, это..."

"Мы сами", - закончил за меня Дон вместо воображаемой толпы искателей

истины, незримо рассевшихся на траве вокруг нас.

"Человеку вовсе нет нужды держать ответ даже перед самим собой, если

ему это не нравится... в безответственности нет ничего плохого. Но

большинству из нас интересней знать, почему мы поступаем так, а не иначе,

почему мы делаем именно такой выбор - любуемся ли мы птицами в лесу,

наступаем ли на муравья, или работаем ради денег, делая совсем не то, что

нам хочется". Я поморщился. "Похоже получилось длинновато".

Он кивнул. "Даже слишком".

"Ладно... Как ты хочешь поразить мир..." Я закончил работу и удобно

устроился в тени под крылом. "А как насчет: " Я разрешаю миру жить, как ему

хочется, и я разрешаю себе жить, как я сам того хочу ".

Он расплылся в счастливой улыбке, явно гордясь мною.

"Ответ достойный истинного мессии! Просто, ясно, легко запоминается и

непонятно до тех пор, пока не поразмыслишь на досуге".

"Задай еще вопрос". Какое же наслаждение наблюдать за работой

собственной головы, решающей мировые проблемы.

"Учитель", - сказал он. "Я жажду любви, я добр, я делаю другим то, что

хотел бы получить от них, но, все равно, у меня нет друзей, я совсем одинок.

Ну, что ты ответишь на это?"

"Понятия не имею", - ответил я. "Ни малейшего".

" ЧТО?"

"Это просто шутка, чтобы оживить компанию. Просто безобидная смена

темы".

"Оживляя компанию, Ричард, будь очень осторожен. Ведь проблемы, с

которыми люди к тебе приходят, им вовсе не кажутся забавными шутками, если,

конечно, они не успели еще далеко уйти в духовном развитии, а те, кто уже

ушел достаточно далеко, знают, что они сами себе Мессии. Тебе даются ответы,

так что потрудись произнести их вслух. Попробуй только побаловаться с этим

"Понятия не имею", и увидишь, сколько секунд толпе потребуется, чтобы

поджарить такого шутника на костре".

Я гордо выпятил грудь. "Страждущий, ты пришел ко мне за ответом, так

внемли: Золотое Правило неприменимо. Что, если бы ты встретил мазохиста,

воздающего окружающим то, что ему хотелось бы получить от них? Или человека,

почитающего Бога-Крокодила, мечтающего лишь о высочайшей чести быть

брошенным ему на съедение? Даже тот самый Добрый Самаритянин, с которого все

и пошло... С чего он взял, что человек, лежащий на обочине, хотел, чтобы его

раны омыли и залечили? А может, преодолением этого испытания он хотел

излечиться духовно? Лежал себе в пыли и тихо наслаждался".

Мне казалось, что я говорю очень убедительно.

"Даже если изменить формулировку Правила на: "Делай другим то, что они

хотят получить", мы ничего не добьемся - ведь мы знаем только то, что от

окружающих хотим получить мы. На самом деле Правило значит: " Поступай со

встречным так, как ты сам хочешь с ним поступить " - и мы должны применять

его с чистой совестью. Тогда тебе не придется стегать мазохиста его кнутом

просто от того, что он об этом мечтает. И совсем ни к чему прикармливать

крокодилов их почитателями".

Я посмотрел на Шимоду. "Слишком многословно?"

"Как всегда. Ричард, ты растеряешь девяносто процентов своих

слушателей, если не научишься говорить кратко".

"А что плохого в том, чтобы потерять девяносто процентов моих

слушателей?" - спросил я в ответ. "Что плохого, если я потеряю всех моих

слушателей? Я знаю то, что я знаю, и говорю то, что говорю. А если это

плохо, ну что ж, ничего не поделаешь. Полет на биплане обойдется вам в три

доллара наличными".

"А знаешь..." Шимода встал, стряхивая солому с джинсов.

"Что?" - недовольно спросил я.

"Ты только что сдал выпускной экзамен. Ну и как тебе - быть Мастером?"

"Разочарование и безысходность".

Он посмотрел на меня с неуловимой улыбкой. "К этому привыкаешь".

 

 

Очень

Легко проверить,

Окончена ли твоя миссия

на Земле:

Если ты жив -

Она продолжается.

 

 

 

Можно здорово устать, пока обойдешь магазин скобяных изделий, кажется,

что полки тянутся и тянутся, исчезая в бесконечности.

В Хэйворде, я отправился в подобное рискованное путешествие в поисках

гаек, болтов и шайб для хвостового костыля моего "Флита". Пока я рыскал в

полумраке, Шимода терпеливо разглядывал товары - ведь ему-то, уж конечно, в

этом магазине покупать было нечего. Вся экономика может рухнуть, подумал я,

если все, подобно ему, будут сами из воздуха и мыслеформ создавать то, что

им надо.

В конце концов я нашел желанные болты и отправился с ними к прилавку,

где играла тихая музыка. "Зеленые рукава" - я полюбил эту старинную песню

еще в детстве и всегда слушаю ее с удовольствием. Сейчас звуки лютни лились

из спрятанных динамиков. Странно слышать ее в городке с населением в

четыреста человек.

Еще удивительнее было то, что никаких динамиков там не было. Хозяин

магазина сидел за прилавком, откинувшись на своем стуле, и слушал, как

мессия играл на дешевой шестиструнной гитаре, взятой с одной из полок.

Музыка звучала просто прекрасно, я, заплатив причитающиеся за болты 73

цента, тихонько стоял, зачарованный мелодией. Может быть, все дело в том,

что струны дешевого инструмента чуть-чуть дребезжали, но, казалось, что она

доносится из далекой средневековой Англии, укрытой туманами.

"Дональд, как здорово! Я не знал, что ты умеешь играть на гитаре!"

"Ты не знал? Значит ты думаешь, что, если бы Иисусу Христу дали гитару,

он бы сказал: "Я не умею на ней играть?" Мог ли он так сказать?"

Шимода положил гитару на место и вышел со мной на улицу, залитую

солнцем. "Или ты думаешь, что найдется хоть один Мастер, достойный своей

ауры, который не понял бы человека, заговорившего с ним по-русски или

по-персидски? Или что Мастер не может разобрать трактор или, скажем,

управлять самолетом, если захочет?"

"Так ты действительно все это умеешь?"

"И ты тоже. Просто я знаю, что я знаю все".

"И я могу играть на гитаре так же как и ты?"

"Нет, у тебя будет свой стиль, не похожий на мой".

"Но как мне это сделать?" Я вовсе не собирался со всех ног бежать

покупать гитару, просто мне было любопытно.

"Лишь убери то, что тебя сдерживает, откажись от своей веры в то, что

ты не умеешь играть. Возьмись за нее, как будто это часть твоей жизни, что

на самом деле так и есть, в одной из твоих других жизней. Знай, что ты

прекрасно можешь на ней играть, и пусть твое бессознательное "Я" завладеет

пальцами и начнет играть".

Я что-то читал об этом - обучение под гипнозом, когда гипнотизер

говорит людям, что они - певцы и живописны, и они поют и рисуют, как

нстоящие таланты. "Мне трудно, Дон, забыть то, что я не умею играть на

гитаре".

"Тогда тебе будет трудно на ней играть. Потребуются годы учебы, прежде

чем ты позволишь себе заиграть, прежде чем твое сознание скажет тебе, что ты

достаточно намучался и уже заслужил наконец право играть хорошо".

"А почему же я быстро научился летать на самолете? Считается, что это

очень сложно, но я схватывал все на лету".

"А ты хотел летать?"

"Больше всего на свете. Ничего другого просто не существовало. Я

смотрел из кабины вниз на облака, на дым, поднимающийся по утрам из печных

труб прямо в небо, и я видел... А-а, я тебя понял. Ты хочешь сказать: "К

гитаре тебя так сильно не тянуло".

"К гитаре тебя так сильно не тянуло".

"Дон, у меня засосало под ложчкой, и это говорит о том, что именно так

ты и выучился летать. Ты просто однажды сел в "Трэвэл Эйр" и полетел.

Никогда не сидел в самолете до тех пор".

"Надо же, до чего ты догадлив".

"И ты не сдавал летных экзаменов? Подожди. Да у тебя и полетной книжки

нет. Обычной полетной книжи с разрешением".

Он странно посмотрел на меня, едва заметно улыбаясь, будто я поспорил,

что у него нет книжки, а он знал, что она у него есть.

"Ты говоришь о бумажке? Такое разрешение?"

"Да, бумажка".

Он не полез в карман и не достал бумажник. Он просто раскрыл правую

ладонь, и на ней лежала полетная книжка, как будто он носил ее, ожидая,

когда же я про нее спрошу. Она была совершенно новой, даже не сложенной

пополам, и я подумал, что еще десять секунд назад ее вообще не существовало.

Но я взял ее в руки и внимательно прочитал. Это было официальное

удостоверение пилота, скрепленное печатью Министерства транспорта, выданное

Дональду Уильяму Шимоде, живущему в штате Индиана, разрешающее ему управлять

одно- и многомоторными самолетами, планерами и работать в качестве штурмана.

"А допуск к гидросамолетам и вертолетам?"

"Достану, если понадобится", - сказал он так таинственно, что я

расхохотался еще раньше его. Парень, подметавший тротуар, посмотрел на нас и

тоже улыбнулся.

"Слушай, а мне?" - попросил я. "Я хочу допуск к авиалайнерам".

"Свою полетную книжку будешь подделывать сам", - ответил он.

 

 

 

 

Во время радиопередачи Джефа Сайкса я вдруг увидел совершенно

незнакомого мне Дональда Шимоду. Передача началась в девять вечера и шла до

полуночи. Мы сидели в крохотной комнатке, заставленной катушками с

рекламными заставками, записанными на пленку, кругом было полно каких-то

кнопочек и циферблатов.

Беседу с нами Сайкс начал с того, что поинтересовался, не нарушаем ли

мы закон, когда летаем по стране на старых самолетах и катаем пассажиров.

Ответ был прост. Ничего противозаконного в этом нет, и наши самолеты

так же тщательно проверяются полетной инспекцией, как и реактивные лайнеры.

Они надежней и безопасней, чем большинство современных самолетов из металла,

и для полетов достаточно лишь получить лицензию и разрешение фермера

использовать его поле. Но Шимода сказал совсем иное. "Никто не может

помешать нам делать то, что мы хотим, Джеф", - ответил он.

Конечно же, он был прав, но в его ответе не хватало тактичности, а без

нее не обойтись, когда выступаешь перед радиослушателями, интересующимися, с

чего это мы тут разлетались на наших этажерках. Не прошло и минуты, как на

пульте Сайкса замигал огонек телефонного звонка.

"Нам звонят по линии один", - сказал Сайкс в микрофон. "Слушаю вас,

мадам".

"Я в эфире?"

"Да, мадам, вы в эфире, а в передаче принимает участие наш гость,

летчик Дональд Шимода. Говорите, пожалуйста, мы все вас слушаем".

"Я хотела бы сказать этому парню, что вовсе не все делают то, что

хотели бы, и что некоторым приходится работать, чтобы заработать себе на

хлеб, и чувствовать ответственность, а не просто паясничать в воздушном

балагане!"

"Люди, работающие ради куска хлеба, делают то, что им больше всего

хочется", - сказал Шимода. "Так же как и те, кто зарабатывает свой хлеб

играючи..."

"В Писании сказано: "В поте лица своего будешь ты добывать свой хлеб, и

в печали будешь ты его есть".

"Мы вольны поступать и так, если захотим".

"Делай то, что можешь!" Мне надоели люди, вроде вас, твердящие: "делай

то, что можешь!", "делай то, что можешь!". Из-за вас люди становятся

совершенно необузданными, и они уничтожат мир. Они его уже уничтожают.

Посмотрите только, что творится с растениями, реками и океанами!"

Она по крайней мере раз пятьдесят давала ему прекрасную возможность для

достойного ответа, но он ни разу ей не воспользовался. "И прекрасно, если

этот мир будет уничтожен", - сказал он. "Есть миллиард других миров, которые

мы можем создать, или выбрать для себя. До тех пор, пока люди хотят

держаться планет, у них будут планеты, пригодные для жизни".

Это вряд ли было расчитано на то, чтобы успокоить собеседницу, и я,

совершенно сбитый с толку, посмотрел на Шимоду. Он говорил, имея в виду

перспектву многих и многих жизней, использовал знания, которые доступны лишь

Мастеру. Эта женщина, естественно, считала, что разговор относится лишь к

реальности данного единственного мира, который начинается рождением и

заканчивается смертью. Он знал это... почему он не делал скидок?

"Так все, значит, распрекрсно?" - спросила она. "В мире нет зла, и

вокруг нас никто не грешит? Вас, похоже, это не волнует".

"А тут нечему волноваться, мадам. Мы видим лишь крошчную частичку

единой жизни, да и эта частичка иллюзорна. В мире все уравновешено, никто не

страдает и никто не умирает, не дав на это своего согласия. Нет ни добра, ни

зла вне того, что делает нас счастливыми и несчастными".

От его слов ей вовсе не становилось спокойней. Но внезапно она

замолчала, а затем тихо спросила: "Откуда вы знаете все то, о чем говорите?

Откуда вы знаете, что все это истинно?"

"Я не знаю, истинно ли все это", - ответил он. "Я просто в это верю,

потому что это доставляет мне радость".

Я прищурился. Он мог бы сказать, что все это он уже попробовал, и все

вышло... исцеление больных, чудеса, сама жизнь, в которой его учение стало

явью, - это доказывает то, что слова его истинны и совершенно реальны. Но он

промолчал. Почему?

Этому есть причина. Сквозь узенькую щелку между веками я едва различал

в полумраке комнаты смутный силуэт Шимоды, склонившегося над микрофоном. Он

говорил прямо в лоб, не давая никакой воможности выбора, не прилагая ни

малейших усилий помочь бедным радиослушателям понять его.

"В истории мира, все, кто сыграл хоть какую-то мало-мальски важную

роль, все, кто когда-либо испытал счастье, все, кто хоть что-нибудь подарил

миру, были божественно эгоистичны, жили ради собственных интересов. Все без

исключения".

Следующим в разговор вступил мужчина. Время в тот вечер летело очень

быстро. "Эгоисты! Мистер, а вы знаете, кто такой Антихрст?"

На секунду Шимода улыбнулся и откинулся на спинку стула. Казалось, что

он знал нового собеседника лично.

"Может быть, вы мне сами скажете?" - ответил он вопросом на вопрос.

"Христос говорил, что мы должны жить ради наших ближних. Антихрст

говорит, будь эгоистом, живи ради себя, и пусть все катятся к чертям в ад".

"Или рай, или туда, куда они сами захотят отправиться".

"Вы очень опасны, вы знаете об этом, мистер? А что, если все

наслушаются вас и начнут делать то, что они хотят? Что по-вашему случится

тогда?"

"Я думаю, что тогда наша планета стала бы самой счастливой в этой части

Галактики", - ответил Шимода.

"Мистер, мне не хочется, чтобы мои дети услышали ваши речи".

"А что хотят услышать ваши дети?"

"Если мы все свободны делать то, что захотим, значит, я могу прийти к

вам на поле с моим дробовиком и прострелить вашу дурацкую башку".

"Конечно, вы вольны это сделать".

Было слышно, как трубка с грохотом упала на рычаг. Где-то в городе был

по-крайней мере один рассерженный человек. Другие схватились за телефоны, на

пульте ведущего разом замигали все лампочки вызова.

События вовсе не должны были развиваться именно так; он мог бы сказать

те же вещи иначе, и не задевая их самолюбия.

Постепено меня охватывало то же самое чувство, которое я испытал в

Трое, когда толпа рванула к самолету и окружила Шимоду. Пора, явно пора нам

было отправляться в путь.

"Справочник" там, в студии, мне совсем не помог.

 

 

Для того,