Глава одиннадцатая, про сливочное мороженое, жаркий день и настоящий снег

 

Сначала Прутик не хотел умываться, потом Прутик не желал пить молоко.

- Если ты не будешь каждое утро умываться, если ты не будешь пить молоко, - сказал тогда Самоделкин, - я не сделаю для тебя кораблик.

Прутик моментально выпил молоко и съел румяную булку.

Карандаш приготовил для Самоделкина все инструменты, какие нужно было. Но пока он их рисовал, неугомонный Самоделкин учил Прутика разговаривать:

- Скажи: моторчик.

- Мотор-чик, - повторил мальчик.

- Скажи: лампочка.

- Лам-поч-ка!

- Ты очень способный мальчик! - похвалил Самоделкин.

- Я оч-чень способный мальчик.

- Тогда скажи: вертолёт.

- Вер-то-лет.

- Просто замечательно! - радовался учитель. - Мы сегодня выучим самые хорошие слова!

Но через несколько минут Прутику стало скучно. Вместо «вентилятор» он говорил «вертилятор», а вместо «лопатка» - «копатка».

- Ты его замучил, - вмешался Карандаш. - Нельзя так учить, все в один день! Мальчик все перепутает!

- Вот-вот, - обиделся учитель. - Мне говорил, а сам что делаешь? Мешаешь воспитывать! Я тебе советую…

- Ты сначала сам нарисуй такого мальчика, потом советуй, - перебил Карандаш. - Мне кажется, у него даже голова заболела!

- Заболела! - весело повторил мальчик.

Тогда и Карандаш и Самоделкин подбежали к нему, стали щупать голову мальчика, ахать и охать.

- Просто ему жарко, - сказал Самоделкин.

- Жарко, - подхватил мальчик.

- Надо что-то придумать! - заволновался Самоделкин.

- Я нарисую снег. Мальчику будет прохладней, - решил художник.

А между тем и в самом деле было очень жарко. Цветы на бульваре перестали пахнуть. Летнее солнце так нагрело улицы, каменные дома, что все окна в городе блестели жарким огнём. Автомобили-фонтаны ездили по городу, поливали мостовые, тротуары, газоны, деревья, мальчишек. А взрослые смотрели на них и почему-то вздыхали.

Самоделкин тоже нагрелся - ведь он был железный.

- Ты горячий, как утюг, - сказал Карандаш, рисуя белый снег на зелёной травке.

- Чудо! Чудо! Смотрите, снег! - закричали вдруг на бульваре мальчишки. - Настоящий снег!

- Невероятно! - сказали прохожие. - В самом деле снег! Просто чудо!

Снег лежал чистый, прозрачный, белый-белый, очень холодный! Рядом шуршали зелёными листьями деревья, на клумбах цвели горячими огоньками яркие цветы. Люди вздыхали от жары, обмахивались носовыми платками, га-зетами. У продавщиц мороженого таяло в ящиках эскимо. А тут искрился на солнце крепкий льдистый снежок. Настоящий снег! Его трогали пальцами, гладили, улыбались ему. Фотолюбители снимали снег на цветную плёнку. Один художник-любитель тут же стал писать картину под названием: «Летний снег». И все были рады. Всем как будто стало прохладнее.

Подошла тётя в белой косынке, в белой куртке, с белым ящиком на ремне через плечо, посмотрела на снег, потом на Карандаша и ахнула:

- Где же ты его достал, такую радость? У меня мороженое тает! Лёд на базе кончился! «Ну, - думаю, - пропала. Погибнет мороженое!» Вдруг слышу, кричат: «Снег, снег!..»

Она поставила ящик в свежий хрусткий снежок. Потом вынула завёрнутое в серебряную запотевшую бумажку эскимо и дала Карандашу, Самоделкину и Прутику.

- Берите, милые, гостинчик. Берите, не стесняйтесь…

Это была Продавщица мороженого.

Если бы кто-нибудь остановил её в ту минуту и рассказал ей, какие беды принесёт Карандашу и Самоделкину эскимо на палочке, она, весёлая Продавщица, никогда и ни за что не дала бы Карандашу мороженого.

К сожалению, никто ничего не сказал, и Карандаш мигом уплёл мороженое и облизал палочку.