Поучение 9. О том, что не должно лгать

 

Хочу вам, братия, вспомянуть несколько о лжи, ибо я вижу, что вы не очень стараетесь удерживать язык свой, от чего мы легко увлекаемся во многое зло. Заметьте, братия мои, что во всяком деле, как я всегда говорю вам, (можно приобрести) навык и к доброму, и к злому: и так нужно большое внимание, чтобы нам не быть окраденными ложью, ибо лжец не имеет общения с Богом. Ложь чужда Богу. В писании сказано, что ложь от лукавого, и что он ложь есть и отец лжи (Иоан. 8, 44). Вот, отцом лжи назван диавол, а истина есть Бог; ибо Он Сам говорит: Аз есмь путь, истина и живот (Иоан. 14, 6). Видите посему, от кого мы отлучаем себя и с кем соединяемся ложью; очевидно с лукавым. И так если мы поистине хотим спастись, то мы должны всею силою и со всем усердием любить истину и охранять себя от всякой лжи, чтобы она не отлучила нас от истины и жизни.

Есть три различных вида лжи: иной лжет мыслию, другой лжет словом, а иной лжет самою жизнью своею. Мыслию лжет тот, кто принимает за истину свои предположения, т.е. пустые подозрения на ближнего: такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: он обо мне беседует. Если прекращают беседу, он опять предполагает, что ради него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще, в каждом деле он постоянно, таким образом, замечает за ближним, говоря: он ради меня это сделал, он ради меня это сказал, он это сделал для того-то. Таковой лжет мыслию, ибо он ничего истинного не говорит, но все по одному подозрению, а от сего происходят: любопытство, злословие, подслушивания [В слав. преслушания], вражда, осуждения. Бывает, что иной предположит нечто, и это случайно оказывается истинным; а он после сего желая, как он говорит, исправлять себя, уже постоянно (за всем) замечает, думая: если кто-нибудь говорит обо мне, то мне надобно знать, какое мое согрешение, за которое он меня осуждает, и я буду исправляться. Во первых, уже и начало сего от лукавого, ибо он начал ложью: не зная подлинно, придумал то, чего не знал; а как может древо зло плоды добры творити? (Мат. 7, 18). Если же он в самом деле желает исправиться, то когда ему брат скажет: не делай этого, или зачем ты это сделал, он не должен смущаться, но поклониться и поблагодарить его, и тогда он исправится. Ибо если Бог увидит, что таково его произволение, то Он никогда не оставит его в заблуждении, но пошлет кого-нибудь, могущего его исправить. А говорить: я верю своим догадкам для исправления себя, и с сею целью подслушивать и любопытствовать, - это есть самооправдание, внушаемое диаволом, который желает строить нам козни.

Некогда в бытность мою в общежитии, было мне такое дьявольское искушение, что я стал было по движениям и по походке человека заключать о его душевном устроении и со мною встретился следующий случай. Однажды, когда я стоял, прошла мимо меня женщина с ведром воды; сам не знаю, как я увлекся и посмотрел ей в глаза, и тотчас помысл внушил мне, что она блудница; но лишь только пришел мне сей помысл, я стал очень скорбеть и сказал (о сем) старцу, авве Иоанну: “Владыко, что я должен делать, когда я невольно замечаю чьи-либо движения и походку, и помысл говорит мне о душевном устроении сего (человека)?” И старец отвечал мне так: “что же? разве не бывает, что иной имеет естественный недостаток, однако с великим усилием и трудами исправляет его? Потому и нельзя из этого заключать чьего-либо душевного устроения. И так никогда не верь своим догадкам, ибо кривое правило и прямое делает кривым. Мнения [В слав. переводе сей книги, напечатанном в 1628 г.: зазоры (подозрения)]) (человеческие) ложны и вредят тому, кто предается им.” И так с тех пор, когда помысл говорил мне о солнце, что это солнце; или о тьме, что это тьма, я не верил ему, ибо нет ничего тяжелее как верить своим мнениям [В слав. самосмышлению]. Это, если укоренится в нас, то доводит до такого вреда, что мы думаем действительно видеть вещи, коих нет и быть не может. И скажу вам о сем удивительный случай, который произошел при мне, когда я еще находился в общежитии.

Там был у нас один брат, которого очень беспокоила сия страсть, и он так следовал своим догадкам, что был уверен в каждом предположении своем; ему казалось, что (дело происходит) непременно так, как представляет ему помысл его, и не может быть иначе. Зло со временем усилилось, и демоны довели его до такого заблуждения, что однажды, как он, вошедши в сад, высматривал, - ибо он всегда подсматривал и подслушивал, - ему показалось, что он видит, будто один из братии крадет и ест смоквы; а была пятница, и еще не было даже второго часа. И так, уверив себя, что он действительно видел это, он скрылся, и ушел молча. Потом, в час литургии, он опять стал замечать, что будет делать во время причащения брат, только что укравший и евший смоквы. И когда он увидел, что тот умывает руки, дабы войти приобщиться, он побежал и сказал Игумену: “посмотри, такой-то брат идет приобщаться Божественных Таин вместе с братьями, но не вели ему давать (Св. Даров), ибо я видел сегодня утром, как он крал смоквы из сада, и ел.” А между тем брат оный вошел уже к святому Причащению с большим благоговением и умилением, ибо он был из благоговейных. Когда же Игумен увидел его, то он подозвал его к себе, прежде чем тот подошел к священнику, преподающему Св. Дары, и, отведя его в сторону, спросил: “скажи мне, брат, что ты сделал сегодня?” Тот удивился и сказал ему: “где, владыко?” Игумен продолжал: “когда ты утром вошел в сад, что ты там делал?” Брат, удивленный этим, отвечал ему опять: “владыко, я сегодня и не видел сада, и даже не был утром здесь, в киновии, но теперь только возвратился из пути, ибо тотчас по окончании (всенощного) бдения эконом послал меня на такое-то послушание”. А место того послушания, о котором он говорил, было очень далеко, и брат с трудом поспел к самому времени литургии. Игумен призвал эконома и спросил его: “куда ты посылал этого брата?” Эконом отвечал то же, что и брат сказал, т.е. что он посылал его в такое-то село. Игумен спросил: “почему же ты не привел его принять (от меня) благословение?” Тот, поклонившись, отвечал: “прости меня, владыко, ты отдыхал после бдения, и потому я не привел его принять от тебя благословение.” Когда Игумен таким образом удостоверился, то он отпустил сего брата идти причаститься, и призвав того, который верил своим подозрениям, наложил на него епитимию и отлучил его от святого Причащения. И мало того, но, созвав всю братию, по окончании литургии, со слезами рассказал им о случившемся и обличил брата пред всеми, (желая) достигнуть сим троякой пользы: (во первых) посрамить диавола и обличить сеющего такие подозрения; во вторых, чтобы через сие посрамление был прощен грех брата и чтобы он получил от Бога помощь на будущее время; и в третьих, чтобы утвердить братию - никогда не верить своим мнениям. И много поучив о сем и нас и брата, он сказал, что нет ничего вреднее подозрительности, и доказывал это случившимся примером. И много подобного сказали отцы, предохраняя нас от вреда верить своим подозрениям. И так постараемся же, братия, никогда не верить своим самомышлениям. Ибо поистине ничто так не удаляет человека от Бога и от внимания к своим грехам и не побуждает его всегда любопытствовать о неполезном ему, как сия страсть: от сего не бывает ничего доброго, а множество смущений; от сего человек никогда не находит возможности приобрести страх Божий. Если же по причине порочности нашей посеваются в нас лукавые помышления, то тотчас должно обращать их в добрые, и они не повредят нам; ибо если верить своим догадкам, то им и конца не будет, и они никогда не попустят душе быть мирною. Вот это ложь мыслию. А словом лжет тот, кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: “прости меня, что я поленился встать”, но говорит: “у меня был жар, я до крайности утомился работою, не в силах был встать, был нездоров”, и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться. И если он в (подобном случае) не укорить себя [В греч. если кто-либо укорит его в каком-нибудь деле ], то беспрестанно изменяет слова свои и спорит, чтобы не понести укоризны. Также когда случится ему иметь какой-нибудь спор с братом своим, то он не перестает оправдываться и говорить: “но ты сказал, но ты сделал, но я не говорил, но такой-то сказал”, и то, и другое, чтобы только не смириться. Опять, если он пожелает чего-нибудь, то не хочет сказать: “я этого желаю”, но все извращает слова свои, говоря: “у меня такая-то болезнь, и это мне нужно; это мне приказано”, и лжет до тех пор, пока не удовлетворит своему желанию. И как всякий грех происходит или от сластолюбия, или от сребролюбия, или от славолюбия, так и ложь бывает от сих трех причин. Человек лжет или для того, чтобы не укорить себя и не смириться, или для того, чтобы исполнить желание свое, или ради приобретения, и не перестает делать извороты и ухищряться в словах, до тех пор, пока не исполнит желания своего. Такому человеку никогда не верят, но хотя он и правду скажет, никто не может дать ему веры, и самая правда его оказывается невероятною. Иногда случается такое дело, что бывает крайность скрыть мало, и если кто не скроет мало, то дело приносит большое смущение и скорбь. Когда встретится такая крайность и видит кто-либо себя в такой нужде; то может посему изменить слово для того, чтобы не вышло, как я сказал, большего смущения и скорби, или беды. Но когда случится такая великая необходимость уклониться от слова правды, то и тогда человек не должен оставаться беспечальным, а каяться и плакать перед Богом, и считать такой случай временем искушения. И на такое уклонение решаться не часто, а разве однажды из многих случаев. Ибо как бывает с терияком и слабительным, если кто часто их принимает, то они вредят; если же кто примет однажды в год по великой нужде, то они приносят ему пользу; так должно поступать и в этом деле: кто хочет, по необходимости, изменить слово, то он должен делать это не часто, но разве в исключительном случае, однажды во много лет, когда видит, как я сказал, великую необходимость, и это самое, допускаемое весьма редко, пусть делает со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение свое и необходимость, и тогда он будет прощен, но вред он все-таки получает. Вот мы сказали, что значит лгать мыслию и что - лгать словом. Теперь хотим сказать, что значит лгать и самою жизнью своею.

Жизнью своею лжет тот, кто будучи блудником, притворяется воздержным; или, будучи корыстолюбив, говорит о милостыни и хвалит милосердие; или, будучи надменен, дивится смиренномудрию. И не потому удивляется добродетели, что желает похвалить ею, ибо если бы он говорил с сею мыслию, то он сперва со смирением сознался бы в своей немощи, говоря: “горе мне окаянному, я сделался чуждым всякого блага”, и тогда уже, по сознании своей немощи, стал бы он хвалить добродетель и удивляться ей. И опять он не с тою целью хвалит добродетель, чтобы не соблазнять другого, ибо он должен бы был (в сем случае) думать так: “по истине я окаянен и страстен, но зачем мне соблазнять других? Зачем наносить вред душе иного и налагать на себя и другую тяжесть?” И тогда, хотя бы он в том (вышеупомянутом) и согрешил, однако же, коснулся бы и добра; ибо осуждать себя есть дело смирения, а щадить ближнего есть дело милосердия. Но лжец не по какой-либо из упомянутых причин удивляется, как я сказал, добродетели; но или для того похищает имя добродетели, чтобы покрыть свой стыд, и говорит о ней, как будто и сам он совершенно таков, или часто для того, чтобы повредить кому-нибудь и обольстить его. Ибо ни одна злоба, ни одна ересь, ни сам диавол не может никого обольстить (иначе), как только под видом добродетели. Апостол говорит, что сам диавол преобразуется в ангела светла, потому неудивительно, что и слуги его преобразуются в служителей правды (2 Кор.11, 14, 15). Так и лживый человек, или боясь стыда, - чтобы не смириться, или, как мы сказали, желая обольстить кого-нибудь и повредить ему, говорит о добродетелях и хвалит их, и удивляется им, как будто сам поступал так и знает их по опыту: таковой лжет самою жизнью своею; это не простой человек, но двойственный, ибо иной он внутри, и иной снаружи, и жизнь его двойственна и лукава. Вот мы сказали о лжи, что она от лукавого, сказали и об истине, что истина есть Бог. И так, брат, будем избрать лжи, чтобы избавиться от части лукавого и постараемся усвоить себе истину, чтобы иметь единение с Богом, сказавшим: Аз есмъ истина (Иоан. 14, 6). Господь Бог да сподобит нас истины своей; ибо Ему подобает слава, держава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.