Советская культура 20-х – начала 50-х гг. XX в.

Соцреализму посвящена огромная литература, как в СССР, так и на Западе, во исходя из того, что культура не может быть понята целостно ни только изнутри, ни только извне, можно сказать, что соцреализм ни в его советском освещении, ни в западном не раскрывается до конца.

За счет чего могла обеспечиваться жизнестойкость механизма тоталитарной культуры? Поскольку литература максимально приближена к идеологии, все процессы, протекавшие в политико-идеологической сфере, видны здесь отчетливей и яснее. В основе внутрикультурного движения соцреализма лежит свободное взаимодействие различных противоположных начал ("реализм-романтизм", "конфликтность - бесконфликтность", "лакировка - жизненная правда" и т.д.).

1 Подобная установка, отражая реальные потенции соцреализма, входила в противоречие с теми позициями, которые утверждались для "нового метода" даже в период его оформления. Выступая на Первом всесоюзном съезде советских писателей, А. Жданов говорил: "Для нашей литературы, которая обеими ногами стоит на твердой материалистической основе, не может быть чужда романтика, но романтика нового типа, романтика революционная. Мы говорим, что социалистический реализм является основным методом советской художественной литературы и литературной критики, а это предполагает, что революционный романтизм должен входить в литературное творчество как составная часть, ибо вся жизнь нашей партии, вся жизнь рабочего класса и его борьба заключается в сочетании самой суровой, самой трезвой практической работы с величайшей героикой и грандиозными перспективами. Советская литература должна уметь показать наших героев, должна уметь заглянуть в наше завтра. Это не будет утопией, ибо наше завтра подготовляется планомерной сознательной работой уже сегодня"

2. Как видим, Ждановская формулировка отличается от той, которая была дана Б. Бяликом. Отличие здесь принципиальное, ибо Б. Бялик сказал то же, но не так и это "не так" было сразу осознано в культуре. Призыв "приподнимать" и "романтизировать" действительность фактически выявил тот разрыв, который реально существовал между действительностью и тем, что будет "завтра"; возникала, таким образом, лазейка для "разрыва времен", что в тоталитарной культуре невозможно (в этом - один из существеннейших признаков ее тоталитарности: она владеет всем временем). Ясно ведь, что если действительность нужно "приподнимать", значит, она сама по себе недостаточно романтична. Этот тезис подлежал немедленной корректировке. Ее-то и осуществил В. Ермилов, которого нужно признать наиболее тонким теоретиком соцреализма. Воистину это был Белинский соцреализма - ни до, ни после него этот "художественный метод" не имел столь адекватного своей эстетике и этике теоретика.

В. Ермилов публикует подряд из номера в номер в "Литературной газете" свою большую работу "За боевую теорию литературы!", где переводит дискуссию о соцреализме в новое русло. Он достигает того, чего не могла достигнуть теория соцреализма за предыдущие пятнадцать лет. Идея В. Ермилова проста и поистине блестяща. Нужно находиться внутри самой соцреалистической культуры, чтобы понять не только простоту идеи, но и удивительное ее соответствие требованиям самой тоталитарной культуры этого периода. Современник увидит здесь лишь дьявольскую хитрость и будет прав, и будет. неправ. Называя Ермиловскую идею блестящей, мы исходим из ее культурной ауры, из того, что в ней обнаружился синтез потенций тоталитарной культуры.

В. Ермилов теоретически обосновал приход нового сознания - постутопического. Идея наступающей "прекрасной жизни" сама по себе не была новой для середины 40-х годов (она шла из 20-30-х годов), но эта идея исходила из утопического сознания и уже не отвечала сознанию новому - постутопическому. В постутопии существует иное сознание и качественно иное время - время свершившейся утопии, то есть утопии, переставшей быть утопией, но ставшей реальностью.