Работы в погребальном покое и вскрытие саркофага

 

Работы второго сезона фактически начались в лаборатории, где Мейс занялся оставшимися еще с прошлого сезона великолепными колесницами и парадными ложами. Когда он с помощью Коллендера закончил их консервацию и упаковал, я приступил к перемещению двух статуй стражей, которые стояли перед входом в погребальный покой, а затем, в силу необходимости, снес простенок, отделявший его от передней комнаты. Иначе невозможно было бы справиться с большими погребальными ковчегами внутри погребального покоя и вынести некоторые из находившихся в них предметов погребальной утвари. Даже после этого теснота доставляла нам значительные трудности: мы вынуждены были передвигаться в очень ограниченном пространстве, выполняя наиболее сложную задачу- разборку четырех, не считая пятого внутреннего, находившихся один в другом саркофагов.

Помимо тесноты и высокой температуры, которая преобладала здесь, трудности возрастали вследствие значительной тяжести различных деталей, из которых были составлены саркофаги. Они были изготовлены из дубовых досок толщиной 5,5 сантиметра и поверх грунтовки покрыты великолепной тонко выполненной позолотой. Доски в общем превосходно сохранились, хотя ссохлись от пребывания в течение трех тысяч трехсот лет в столь сухой атмосфере; позолота же, наложенная на грунтовку, слегка рассохлась; в результате кое-где между деревянным остовом и орнаментированной золотой поверхностью образовались пустоты и позолота при каждом прикосновении разрушалась и осыпалась. Таким образом, перед нами стала проблема, как в этом весьма ограниченном пространстве отделять и передвигать весившие от четверти до трех четвертей тонны части саркофагов, не причиняя им чрезмерных повреждений. При этом возникали и другие осложнения, и одно из них заключалось в том, что отдельные составные части саркофагов соединялись скрытыми деревянными шипами, вбитыми в деревянную раму, в крышу, карнизы и резные украшения. Только легким нажимом можно было обнаружить места скрепле­ния различных частей и таким образом узнать место соединявших их шипов. Затем мы вводили туда плоскую пилу, перепиливали шипы, отделяли и извлекали части саркофагов. Открыв способ преодолевать такого рода препятствия после разборки внешнего ковчега, мы уверовали в себя и вообразили, что уже знаем, как обращаться с последующим саркофагом или саркофагами.

Однако хотя ближайший из следующих саркофагов был собран аналогичным образом, многие из скрытых шипов оказались из массивной бронзы, а на них было начертано имя Тутанхамона. Перепилить шипы, как в первом случае, было невозможно. Следовало изыскивать новые методы. В дальнейшем, вопреки нашим ожиданиям, постоянно возникали новые непредвиденные препятствия, хотя площадь, которой мы располагали для работы, увеличивалась. Но после того как в погребальный покой доставили помост и подъемные приспособления, они заняли почти все имевшееся в нашем распоряжении пространство. Когда удавалось отделить некоторые части, оказывалось, что вымести их из комнаты невозможно - не хватало места. Мы стукались головами, царапали себе пальцы, протискивались взад и вперед, подобно ласкам, и работали в самых невероятных позах. Если я не ошибаюсь, один из выдающихся химиков, помогавший нам в работах по консервации, при описании древних предметов в гробнице обнаружил, что он вместе с ними включил в свои записи и некоторые современные вещи. Тем не менее я рад отметить, что мы причинили больший ущерб себе, чем саркофагам.

Во время второго сезона перед нами стояли следующие задачи в связи с работами в погребальном покое.

Во-первых, мы должны были вынести из передней комнаты статуи стражей, на которых была начертана внушительная надпись: «Добрый бог, которым гордятся, властитель, которым хвалятся, царственный дух Ка, Горахте, Осирис, царь, владыка земель Небхепрура»[26].

В то же время мы должны были снести простенок, который отделял переднюю комнату от погребального покоя. Он был сооружен из высушенного кирпича с тяжелыми связующими деревянными прокладками и покрыт с обеих сторон твердой штукатуркой. Наконец, нужно было отделить части больших саркофагов внутри погребального покоя и таким образом открыть великолепный желтый саркофаг из кварцита, содержащий бренные останки царя. Это отняло у нас восемьдесят четыре дня тяжелого физического труда. Чтобы дать некоторое представление о сложности этой операции, достаточно упомянуть, что первый наружный золотой ковчег, заполнявший почти весь погребальный покой, имел 5,2 метра в длину, 3,35 метра в ширину и 2,75 метра в высоту и что четыре наружных саркофага состояли в общей сложности из восьмидесяти отдельных частей, каждая из которых требовала особого метода обращения и нуждалась в кропотливом испытании: нужно было установить, как с ней следует обращаться, чтобы свести до минимума возможные повреждения.

После того как простенок был снесен, перед нашими взорами отчетливо предстал большой наружный ковчег и мы впервые смогли оценить его величие, особенно восхитительную золотую отделку и инкрустации из синего фаянса, поверх которых были наложены позолоченные перемежающиеся эмблемы защиты - «джед» и «тет».

Затем мы должны были вынести из погребального покоя и доставить в лабораторию все более мелкие предметы погребальной утвари, обнаруженные между ковчегом и стеной погребального покоя, а также между отдельными саркофагами.

После этого надо было соорудить и внести в усыпальницу леса и подъемные приспособления, чтобы разобрать наружный ковчег. Когда наше, в силу необходимости, примитивное снаряжение было установлено на месте, мы начали снимать с петель очень тяжелые створчатые двери наружного ковчега. Они были подвешены на медных шарнирах, вставленных внизу и вверху в соответствующие гнезда. Это было утомительное и рискованное предприятие. Приходилось приподнимать брусья передней стороны ковчега, чтобы вынуть верхние и нижние шарниры, закрепленные на задних планках дверей. Нам пришлось вынести три отдельные части крышки. Они при помощи шипов прикреплялись к карнизу, состоящему из четырех секций выкружки с фризом. Последние в свою очередь шипами соединялись со стенками ковчега и удерживались посредством тяжелых медных скреп в форме буквы S. На каждой из них была надпись, указывающая ее правильное направление (северо-восток, юго-запад и т. д.).

После того как был снят карниз, следовало заняться стенками. Они держались теперь без всякой опоры, если не считать наших лесов и четырех угловых балок, в которых они закреплялись шипами. Стенки удалось вынуть сравнительно легко, однако за недостатком места их невозможно было вынести, и нам пришлось прислонить их к стенам погребального покоя в ожидании времени, когда появится возможность извлечь их отсюда - другими словами, когда будут разобраны и убраны внутренние саркофаги, которые пока что мешают выносить крупные вещи. С удалением угловых балок завершалась наша первая задача - разборка наружного ковчега.

Следующую и притом весьма сложную проблему создавал полотняный покров, полностью закрывавший второй саркофаг. Ткань была в весьма ветхом состоянии и угрожала полным распадом. Свисавшие края порвались от собственного веса и от тяжести нашитых металлических розеток. К счастью, в результате экспериментов доктора Александра Скотта, дюропрен (хлорированная резина, смешанная с каким-либо органическим раствором вроде цилена) оказался исключительно эффективным для закрепления поврежденного материала. Применение этого средства придало покрову достаточную прочность, так что мы смогли намотать его на деревянный валик, специально изготовленный для этой цели. Теперь можно было перенести покров в лабораторию, где по мере возможности материю надлежало окончательно обработать и снабдить подкладкой.

Когда полотняный покров и деревянный остов, который служил для него своеобразной опорой, были удалены, мы смогли заняться вторым саркофагом - прекрасным позолоченным сооружением, почти во всем сходным с ковчегом, если не считать отсутствия инкрустации из синего фаянса (табл. 63). Его створчатые дверцы запирались на засовы наверху и вни­зу. Их заботливо скрепили шнурком, подвязанным к металлическим ско­бам, и запечатали (табл. 66).

Глиняная печать на этом шнурке была нетронута и имела два различных оттиска: один с тронным именем Тутанхамона - Небхепрура над изображением шакала, попирающего девять врагов, а другой - только с печатью царского некрополя, без каких-либо иных пометок или отличительных знаков царского достоинства.

Это была большая удача. Теперь стало совершенно очевидным, что за этими двумя печатями мы найдем все нетронутым со времени погребения царя.

С большими предосторожностями шнуры были развязаны и створчатые дверцы открыты - и перед нами предстал третий саркофаг, также запечатанный и нетронутый - оттиски печатей на этом третьем саркофаге были такими же, как на втором.

На данном этапе нашей работы уже представлялась возможность, открыв эти новые дверцы, проникнуть в тайну саркофагов, столь ревниво охраняемую на протяжении столетий. Поэтому, отложив все остальное, я решил прежде всего проделать этот опыт.

В нашей напряженной работе это был волнующий момент. Мы увидели то, чего не был удостоен ни один человек нашего времени. Подавляя волнение, я осторожно перерезал веревку, устранил драгоценную печать, отодвинул засовы и открыл дверцы. И тогда я обнаружил четвертый саркофаг! По своему внешнему виду он походил на остальные, но по мастерству исполнения был еще совершеннее.

Решительный момент наступил! Волнующий момент для всякого археолога! Что скрывал этот четвертый саркофаг? В крайнем возбуждении я отодвинул засовы последних незапечатанных дверей; они медленно раскрылись: заполняя все пространство, стоял поистине ни с чем не сравнимый огромный желтый кварцитовый саркофаг (табл. 69). Крышка была плотно закреплена, и казалось, благочестивые руки только что прикасались к ней. Какой незабываемый миг! Зрелище производило особенно сильное впечатление благодаря разительному контрасту, создаваемому металлическим блеском золотых наружных саркофагов. Особенно поражали изваяния богинь на углах саркофага, распростерших руки и крылья вдоль его стен, словно защищая от непрошенных пришельцев.

Мы могли теперь воспользоваться приобретенным опытом и имели более ясное представление о работе, к которой тотчас должны были приступить. Оставшиеся три наружных саркофага следовало сперва разобрать на части и вынести из погребального покоя. Только после этого можно было обратиться к внутреннему саркофагу. Таким образом, мы проработали еще месяц, сперва разбирая второй саркофаг, а затем третий, пока не был полностью освобожден четвертый, наименьший из наружных саркофагов. Мы увидели, что он имеет форму золотой капеллы (табл. 64). Над его створчатыми дверцами и западной панелью находились изящные барельефы богинь-хранительниц мертвых, величавый облик которых подчеркивал их назначение. Стенки саркофага были покрыты религиозными текстами.

Между третьим и четвертым саркофагами мы нашли парадные луки и стрелы и рядом с ними два великолепных опахала-атрибуты членов царского дома, которые так величественно выглядят в сценах, где изображаются цари. Обычно их несут придворные, следующие за своими повелителями. Одно из найденных нами опахал лежало в головах, а другое - у южной стенки четвертого саркофага. Первое было обшито листовым золотом и украшено обаятельным изображением юного царя Тутанхамона в колеснице. В сопровождении любимой собаки он охотится на страусов в «восточной пустыне Гелиополя», как гласит надпись на рукоятке, чтобы добыть перья для опахал. На другой стороне опахала, также тонко украшенной рельефами, представлено триумфальное возвращение с охоты юного «господина Доблести». Его добыча состоит из двух страусов, которых несут на плечах двое слуг, идущих впереди, а перья сам царь держит под мышкой.

Второе опахало больше и, пожалуй, еще великолепнее. Оно сделано из эбенового дерева (табл. 65), покрыто листовым золотом и инкрустировано бирюзой, лазуритом и стеклом, окрашенным под цвет карнеола, а также прозрачным алебастром; на верху рукоятки начертана титулатура Тутанхамона. К несчастью, от страусовых перьев этих опахал сохранились только остатки. Хотя опахала и пострадали от насекомых, мы все же можем представить себе их первоначальный вид: белые перья чередовались с коричневым - на каждом опахале их было по сорок два.

Вопреки нашим ожиданиям крышка и карниз четвертого саркофага отличались от предшествующих трех по своей форме и представляли единое целое, а не были составлены из разных частей, как крышки и карнизы предыдущих саркофагов. Так как крышка оказалась чрезвычайно тяжелой, естественно, возникал вопрос, каким образом ее поднять и повернуть в таком тесном пространстве. Это была одна из наиболее трудных проблем, и пришлось затратить много дней напряженного труда, прежде чем мы смогли поднять крышку, осторожно повернуть ее и вынести в переднюю комнату, где она находится и сейчас. Разборка продольных и боковых стенок и дверей четвертого саркофага оказалась более легким делом. Саркофаг заключал в себе внутренний (пятый) саркофаг и, как выяснилось, был точно подогнан к нему. Это была последняя трудная задача, связанная с разборкой саркофагов. Таким образом, закончилась наша работа, длившаяся свыше восьмидесяти дней.

В процессе ее стало ясно, что древнеегипетские ремесленники столкнулись с огромными трудностями, устанавливая саркофаг в подобной тесноте. Тем не менее их задача оказалась легче нашей, ибо они имели дело со свежесрубленным и гибким деревом, с прочными и крепкими золотыми украшениями. В этом узком промежутке им в первую очередь необходимо было разместить вдоль четырех стен комнаты в должной последовательности части саркофагов: сперва вносились различные детали и панели первого, а затем поочередно каждого последующего саркофага. После этого, рассуждая логически, они установили четвертый - внутренний саркофаг, а за ним поочередно остальные. Очевидно, работа велась именно в этой последовательности. Плотничья и столярная работа, потребовавшаяся для этих сооружений, отличалась высоким мастерством. Каждая деталь была тщательно пронумерована и снабжена отметкой, указывающей направление, ориентировку. Строители саркофагов, безусловно, были больши­ми мастерами в своей области. В то же время очевидно, что погребение было совершено с большой поспешностью и рабочие, которым было поручено выполнение последних приготовлений, во всяком случае не отличались аккуратностью. Они довольно уверенно разместили отдельные части четырех наружных саркофагов вокруг внутреннего (кварцитового), но по небрежности перепутали их порядок по отношению к четырем сторонам света. Прислонив их наподобие щитов к четырем стенкам вокруг кварцитового саркофага, они поступили вопреки указаниям, начертанным на различных деталях. В результате после сборки дверцы саркофагов оказались обращенными на восток, а не на запад, сторона, прилегающая к ногам, смотрела на запад, а не на восток, как полагалось; соответственно были перемещены и боковые стенки. Эта ошибка вполне простительна, ибо комната была слишком мала для правильного расположения отдельных частей, но другие признаки указывали на явную неряшливость. Отдельные части были скреплены с риском повредить их позолоченные украшения. Глубокие следы от ударов какого-то тяжелого инструмента вроде молотка и по сей день видны на позолоте, кое-где отбиты части облицовки; мусор, оставшийся после работы, например древесные стружки, так и не был убран.

Когда была снята крышка четвертого саркофага, обнажилась крышка внутреннего кварцитового саркофага, а удаление трех стенок и дверей последнего из наружных саркофагов целиком освободило этот великолепный каменный памятник. Мы были полностью вознаграждены. Освобожденный от всех скрывающих его оболочек, стоял величественный саркофаг чудесной работы, вырезанный из монолитного блока прекрасного желтого кварцита. Он имел 2,75 метра в длину, 1,5 метра в ширину и 1,5 метра в высоту.

Было третье февраля, когда мы впервые смогли детально рассмотреть это изумительное произведение искусства, стоящее в одном ряду с прекраснейшими памятниками мира. Он имел пышный антаблемент, состоявший из полужелобка, образующего карниз, профилированного выступа и фриза с надписями. Но наиболее примечательные украшения саркофага - горельефные изображения богинь-хранительниц Исиды, Нефтиды, Нейт и Селкит, вырезанные на всех четырех углах и расположенные таким образом, что их распростертые крылья и протянутые вперед руки заключают саркофаг в объятия, как бы защищая его.

Вокруг основания тянется обрамление из эмблем защиты «джед» и «тет». Углы саркофага покоятся на алебастровых плитах. Между последним из наружных саркофагов и внутренним кварцитовым саркофагом не было никаких предметов, за исключением эмблемы «джед», помещенной с южной стороны для «подкрепления» и, возможно, «защиты» владельца.

Когда свет наших ламп упал на этот великолепный памятник, все его украшения заискрились, как последний торжественный призыв, обращенный к богам и людям. Здесь, у гроба юного царя, мы ощутили величие, которое придала ему смерть. В глубокой тишине, обострившей чувства, нам казалось, что прошлое встретилось с настоящим - время остановилось в ожидании.

Каждый думал - не вчера ли с пышными церемониями погребли юного царя в этом саркофаге? - так свежи были эти призывы, обращенные к нашему состраданию. И чем пристальнее мы вглядывались, тем сильнее становились наши иллюзии. Четыре богини, изваянные на углах саркофага, казалось, молили о защите порученного их попечениям. Разве не совершеннейшая египетская элегия, высеченная из камня, была перед нами?

Под цвет кварцитового саркофага была окрашена плита из розового гранита. Она треснула посредине, и ее закругленные верхние края сильно осели. Трещина была заботливо скреплена и выкрашена сверху в тон крышки. Без сомнения, первоначально предполагали перекрыть саркофаг плитой из кварцита, но, видимо, этому помешала какая-то случайность. Может быть, крышка еще не была готова к моменту погребения царя и ее заменили этой грубо обработанной гранитной плитой.

Трещина весьма осложнила заключительный этап нашей работы и потребовала нового напряжения. Однако трудности удалось преодолеть. Мы наложили по краям железные угольники. Затем обе части плиты были подогнаны друг к другу по линии излома, и это дало возможность поднять ее посредством блоков целиком.

Много необыкновенных событий произошло в Долине царей с тех пор, как она стала местом погребения фараонов Нового царства. Но да простит меня читатель за то, что я считаю данную сцену не менее интересной и драматичной. Для нас самих во всяком случае это был величайший момент - момент, которого мы страстно ожидали с тех пор, как стало очевидно, что открытая в ноябре 1922 года усыпальница должна быть гробницей Тутанхамона, а не тайником, где были спрятаны, как утверждали некоторые, предметы его погребальной утвари.

Никого из нас не минуло ощущение торжественности совершавшегося. В каком состоянии мы найдем мумию? Об этом думали все, хотя в гробнице царило молчание.

Блоки для подъема плиты были уже приготовлены. Я отдал приказ. В напряженной тишине огромная разломанная надвое плита, весящая более тонны с четвертью, поднялась со своего ложа. Свет упал на саркофаг. То, что мы увидели, несколько смутило и разочаровало нас. Ничего нельзя было различить, кроме тонких полотняных покровов (табл. 78).

Плита повисла в воздухе. Один за другим мы сняли покровы, и, когда последний из них был удален, возглас удивления вырвался из наших уст. Великолепное зрелище предстало перед нашими глазами: выполненное с исключительным мастерством золотое изображение юного царя заполняло всю внутренность саркофага. Это была крышка чудесного антропоидного гроба около 2,25 метра в длину, покоящегося на низких носилках, украшенных изображениями львиных голов. Несомненно, это был наружный гроб, заключавший в себе еще несколько и содержавший бренные останки царя. Крылатые богини - Исида и Нейт заключали гроб в свои объятия. Их сверкающие золотые изображения на гипсовой облицовке гроба как будто только что вышли из рук мастера. Они были сделаны техникой низкого рельефа, в то время как голова и руки царя представляли собой чрезвычайно тонко и изящно выполненные из массивного золота произведения круглой скульптуры, превосходящие все, что возможно себе представить. Это чрезвычайно усиливало впечатление. Руки, скрещенные на груди, сжимали царские эмблемы - крючкообразный скипетр и бич, инкрустированные толстым слоем синего фаянса. Используя в качестве ма­териала листовое золото, художник великолепно передал лицо со всеми его характерными чертами. Глаза сделаны из арагонита и обсидиана, бро­ви и веки - из искусственного лазурита. Своеобразный реализм сказывал­ся в том, что большая часть антропоидного гроба, покрытая узором в виде перьев, была сделана из блестящего золота, а обнаженные кисти рук, так же как и лицо, казались иными. Чтобы воспроизвести цвет человеческого тела, использовался особый сплав. Таким образом достигалось впечатление бледности, присущей покойникам. Лоб юного царя украшали две эмблемы - коршун и кобра - символы Верхнего и Нижнего Египта. Обе покрыты изящной сверкающей инкрустацией. Но, быть может, наиболее трогательным в своей простоте и человечности был крошечный венок из цветов, обрамляющий эти эмблемы. Нам хочется думать, что это последнее прощальное приношение овдовевшей молодой царицы, юной повелительницы обоих царств, своему супругу. Среди всего царственного великолепия, державного величия и блеска золота не было ничего прекраснее этих нескольких увядших цветков, еще сохранивших слабые следы прежних красок. Они свидетельствуют о том, сколь кратки в действитель­ности тридцать три столетия - это всего лишь вчера и завтра. В самом деле, этот незначительный и такой естественный штрих роднит древнюю цивилизацию с современной.

Итак, по лестнице, через круто понижающийся проход, переднюю комнату и погребальный покой мы проникли к золотым наружным саркофагам; теперь перед нами предстали внутренние саркофаги. Наши взоры были обращены к их содержимому, к покрытому золотом гробу, изображающему юного царя в образе Осириса; нам казалось, что его бесстрастный пристальный взгляд воплощал древнюю веру человека в бессмертие.

Образ фараона пробудил в нас разнообразные и смутные чувства. Их нельзя выразить словами, но прислушайтесь - вы услышите в тишине призрачную поступь удаляющихся плакальщиков.

Мы погасили наши лампы, поднялись по шестнадцати ступеням и вновь увидели голубой свод небес, где владычествует Солнце. Однако наши помыслы все еще были заняты великолепием усопшего фараона, и в нашем сознании звучал его последний призыв, начертанный на гробе: «О мать Нут! Да будут распростерты надо мною твои крылья, как извечные звезды».

ПАРАДНЫЕ КОЛЕСНИЦЫ

 

Каждая находка, обогащающая наши знания, заставляет с новой силой восхищаться техническим совершенством древнеегипетских ремеслен­ников, имевших в своем распоряжении сравнительно ограниченные средства. Изображения на стенах погребальных храмов, а также прекрасные образцы колесниц, открытые в Египте в течение XIX и XX столетии, доказывают, что египтяне были умелыми мастерами. Колесница из египетского собрания Флорентийского музея и другая, открытая М. Денисом в гробнице Иуи и Туи, хранящаяся в Каирском музее, служат тому наглядным примером. Они превосходно сконструированы, прочны и в то же время чрезвычайно легки, тщательно выполнены и отличаются совершенством линий. Их остовы сделаны из изогнутых кусков дерева, обтянутых кожей; одна колесница покрыта украшениями. Хотя подобные колесницы отнюдь нельзя причислить к парадным, тем не менее ими пользовались фиванские вельможи.

Парадные колесницы впервые стали известны благодаря кузову, открытому в гробнице Тутмоса IV. Он был найден Девисом и ныне хранится в Каирском музее. К несчастью, грабители еще в древности сильно повредили его: колеса, ось и дышло были поломаны, но сам кузов уцелел. Это не только совершенное произведение ремесленного мастерства, но и великолепный образец прикладного искусства. Снаружи и внутри кузов украшали батальные сцены и орнамент, выполненный плоским рельефом па необычайно легких филенках, вставленных в остов из изогнутых кусков дерева. Эти филенки, обтянутые холстом и зашпаклеванные, несомненно, когда-то были украшены золотом.

Однако полное представление о великолепии подобных колесниц мы смогли получить лишь после открытия лучше сохранившихся экземпляров в передней комнате изучаемой нами гробницы.

Мы нашли их здесь нагроможденными в беспорядке и, к несчастью, сильно пострадавшими от рук воров, которые очень грубо пытались ободрать наиболее ценные золотые украшения. Но не только грабители вино­ваты в этих повреждениях. Проход, ведущий в гробницу, был слишком узок. Колесницы не входили целиком, и их разобрали на части. Даже оси пришлось распилить пополам, чтобы доставить их в комнату, где все эти части были нагромождены одна на другую. И тем не менее, за исключением некоторых сорванных и исчезнувших незначительных деталей украшений и кусков кожи, превратившихся из-за сырости и высокой температуры в липкую массу, колесницы сохранились в целости, вплоть до остатков подстилок. Когда время позволит, можно будет попытаться собрать их заново.

Великолепные по своей художественности изображения должны оправдать любую затрату времени и труда на приведение в порядок этих колесниц. Сверху донизу покрытые золотом, каждый сантиметр которого украшен рельефными изображениями и обычными для египетского искусства сценами, они инкрустированы по краям тщательно выполненным орнаментом из полудрагоценных камней и разноцветного стекла в золотой оправе.

Кузова найденных нами колесниц, так же как и других, не имеют сидений. Возничий царя во время езды всегда стоял. Если ему и приходилось сидеть, то это случалось редко. Сзади кузова совершенно открыты, так что ездок может легко спрыгнуть на землю и в случае необходимости вскочить снова. Днища их сделаны из кожаных ремней, покрытых или звериной шкурой, или ворсистым полотном, благодаря эластичности которых легко можно было перенести толчки экипажа. Подобное устройство днища кузова было прообразом рессор - настоящие рессоры совре­менного типа применяются в колесном транспорте Европы с XVII века. До этого времени кузова экипажей подвешивались посредством длинных кожаных ремней к подпорке, укрепленной на нижней раме. Египетские колесницы имели еще одно удобство: колеса и оси у них сдвинуты как можно дальше назад. Таким образом возможно лучше использовать упругость дышла. Основу подобной колесницы составляют ось и два колеса. По указанным причинам эта основа помещалась под задним краем кузова, но поскольку тот частично покоился на дышле, а последнее постоянно было закреплено на оси, то оно также составляло часть нижней основы колесницы. Таким образом, так как кузов ее опирался на ось и дышло, последнее было особенно сильно изогнуто у самого края, чтобы дно кузова при запряжке коней сохраняло горизонтальное положение.

В результате подобного устройства вес кузова и колесничего переносился частично на колеса, частично на лошадей, но, так как колесничий стоял обычно у заднего края кузова, наибольшая тяжесть приходилась все же на основу экипажа.

Кожаными полосами кузов прикреплялся к оси и дышлу. Кроме того, дышло своим передним краем поддерживало кузов при помощи толстых ремней. Толстыми ремнями он был привязан также к переднему краю дышла. Таким образом, дышло играло роль не только ярма, но отчасти и основы экипажа.

Колеса с шестью спицами или радиальными планками обнаруживали в своей конструкции такие специальные познания египтян в механике, по сравнению с которыми мы ненамного продвинулись вперед. Они легки, хотя их спицы и втулки прочны, насколько это возможно для деревянного колеса.

Так как обнаруженные нами колесницы покрыты листовым золотом и поэтому являются уникальными, их нельзя разделить на части и подвергнуть более углубленному исследованию. Для этой цели я использую обломки одного колеса, найденного при изысканиях лорда Карнарвона в гробнице Аменхотепа III в Вадиейне - ответвлении Долины царей. Это колесо, несомненно, происходит из той же самой царской мастерской и древнее самое большее на двадцать пять лет.

Вместе с этими фрагментами колеса были найдены незначительные части днища кузова колесницы, а также остатки упряжи. Все они по форме и методам изготовления имеют сходство с идентичными деталями более совершенных колесниц из гробницы Тутанхамона. Сохранились обломки обода колеса, нижние части спиц и кусочки внутренней и внешней закраин втулки, к которой приклеились части кожаной упряжи.

Сделано колесо следующим образом: втулка и спицы составлены из шести деревянных сегментов, каждый из которых имеет форму буквы V. Соединяясь, эти сегменты образуют ступицу колеса, а их стороны - спицы. Таким образом, последние состоят из двух продольных половин, а ступица - из шести сегментов. Каждый из них имеет сбоку по гнезду, соответствующему шипу на соседнем сегменте. Следовательно, с обеих сторон ступицы имеется по шесть гнезд. В них вставлены шипы, которые соединяют ступицу на ободах двух цилиндрических закраин, подогнанных к ее внутренней и внешней стороне. Эти длинные цилиндрические закраины предназначены для того, чтобы удерживать колесо в вертикальном положении, когда колесница кренится в сторону. Вместе с тем они выполняют также важную конструктивную задачу: их шипы, вставленные в прорези втулки, обеспечивают сцепление отдельных частей и образуют прочную ступицу. Цилиндрические закраины, ступица и спицы при сборке обтягивались недубленой кожей, которая, высыхая, сжималась и плотно скрепляла их. Если мне удалось все это хорошо объяснить, то станет понятным, что остроумная по своей конструкции форма колеса сочетает легкость с надежностью креплений и значительной прочностью даже при большой нагрузке.

Хотя колесница подверглась очень грубому обращению, места соединений лишь с трудом можно увидеть невооруженным глазом - настолько совершенна работа столяра! Спицы кажутся вросшими во внешний обод колеса, и расшатывание скреплений исключается выступами шипов. Шины сделаны из кожи.

Мастерство конструкции колесницы в значительной степени зависит от умелого подбора материалов. Древние египтяне для различных частей колесницы выбирали различные породы дерева, как мы делаем это и поныне. Дереву механически придавали гнутую форму.

Для сооружения колесниц необходимо было совмещать приемы, редко сочетающиеся в одной отрасли ремесла, поскольку приходилось использовать самые различные материалы. В древнеегипетских стенных росписях и скульптурных изображениях художники не преминули подчеркнуть, какие детали колесниц изготовлялись столяром, какие - колесником, шорником и другими ремесленниками. Такая принадлежность упряжи, как ярмо (табл. 76), которое закрепляли на переднем конце оглобли и подвязывали к упряжным седлам поверх попон, так же хорошо служило и для опоры колесницы: оно удерживало лошадей на одном и том же расстоянии и в одном и том же положении по отношению друг к другу.

Стрекала, напоминающие шпоры, укреплялись между нагрудной упряжью и уздой с таким расчетом, чтобы лошади не уклонялись в сторону от установленного пути. Так как в гробнице найдены при каждой колеснице по два таких стрекала, можно предположить, что к каждой лошади подвязывалось только одно из них и притом с наружной стороны.

Судя по различным фрескам, где царь изображен в своей колеснице, лошади покрывались пышными попонами, на шею им надевали различные украшения, а на головах и в уздечках укрепляли плюмажи из страусовых перьев. Однако а гробнице мы ничего подобного не нашли. Имевшаяся кожаная упряжь и шлея, по-видимому, не сохранились, но большая часть украшений упряжи - из покрытого рельефом листового золота - оказалась на месте. Поэтому при тщательном и длительном изучении упряжь можно будет в основном реконструировать.

До сих пор мы не знаем, какого рода удила употребляли для управления лошадьми. Грабители забрали все изделия из металла, которые они были в состоянии унести, в том числе и удила. Судя по внешнему виду и поступи лошадей, изображенных на расписном ларце, найденном в гробнице, можно предполагать, что удила были тяжелыми, «уздечного» типа. Вожжи, очевидно, проходили сквозь кольца, подвязанные к нагрудной упряжи, и были достаточно длинными, чтобы их можно было обвязать вокруг талии царя, так что руки последнего оставались свободными для самозащиты, ибо царь постоянно выезжал один на своей колеснице. Применялись наглазники - несколько пар их сохранилось в гробнице. Колесницы обильно снабжены полными колчанами стрел, поскольку лук являлся главным оружием во время атаки. Одним из отличительных признаков царских колесниц служил золотой сокол с солнечным диском на голове, укрепленный на переднем конце дышла (табл. 75). Это был символ царского дома, так же как и плюмаж из страусовых перьев на головах лошадей.

Среди четырех колесниц, найденных нами в передней комнате (в кладовой и сокровищнице, пока еще не исследованных нами, есть еще колесницы), можно различить парадные колесницы и простые повозки. Последние более открыты и легче по своей конструкции. Вероятно, они предназначались для охоты и военных упражнений.

Отделанные золотом парадные колесницы с их пышными украшениями и сбруей должны были производить величественное впечатление во время торжественных шествий, в которых принимал участие царь, особенно если представить, как ярко отражалось сверкающее восточное солнце на полированной поверхности металла. Об этом говорится в надписи на одной из стел Эхнатона, устанавливающей границы его города: «Его величество взошел на великую колесницу из электрона, подобно Атону, когда он восходит на горизонте и наполняет страну любовью своей».

Я думаю, что из последующего несколько краткого описания и особенно из сопровождающих его иллюстраций, показывающих колесницы и их части, можно составить известное представление обо всем их великолепии.

Под ярким небом Египта, в шествии, полном блеска, переливающихся красок и богатства, они должны были создавать впечатление изумительной пышности своей пламенеющей в лучах солнца упряжью и колеблющимися на головах лошадей плюмажами. Вряд ли какой-либо другой народ превосходил древних египтян этой эпохи любовью к подобной роскоши. Об этом можно судить не только по изображениям, но и по тем предметам, которые время и обстоятельства сохранили для нас в гробнице.

Как можно заметить (табл. 73), кузова парадных колесниц не только открыты сзади, но имеют также полуовальные выемки с боков. К верхней раме кузова из изогнутого деревянного стержня примыкает второй обод, который, несколько выступая, образует карниз. Пространство между обоими обо дам и заполнено свободно расположенными прорезными изображениями, в центре находится традиционный символ объединения обоих царств, а с каждой стороны - плененные враги Египта. Золотая отделка передней части кузова покрыта рельефами и инкрустирована обычным орнаментом: тщательно выполненной спиралью, узором из перьев и завитками, а также изображениями глаз быка. Кроме того, с обеих сторон помещены пластинки с титулами царя. На наружной стороне кузова колесниц также начертаны царские титулы, которые поддерживаются символическим знаком союза обоих царств. На одной из колесниц к этим эмблемам привязаны изображения пленников из северных и южных стран. Внизу тянется чудесный орнамент: пленники со связанными за спиной руками (табл. 71) преклоняют колени перед Тутанхамоном в облике льва с человеческой головой. Торжествуя, он попирает чужеземных врагов Египта (табл. 72).

Обычный орнамент подо