Концепции конституционной предрасположенности к преступлению

Начало XX в. ознаменовалось бурным развитием физиологии вообще и эндокринологии в частности. Ученые выяснили, что от работы желез внутренней секреции (гипофиза, щитовидной, паращитовидной, зобной, половых желез) в значительной мере зависят и внешность, и самоощущение человека, соответственно его поведенческие реакции в определенной мере связаны с химическими процессами, происходящими внутри организма. Эти закономерности оказались весьма привлекательными для криминологов, которые работали в русле ломброзианства и стремились найти связующие звенья между характеристикой внешности и особенностями поведения.

В 1924 г. американский исследователь Макс Шлапп опубликовал небольшую статью, в которой обнародовал результаты изучения эндокринной системы преступников. По его данным, почти одна треть всех заключенных страдает эмоциональной неустойчивостью, связанной с заболеваниями желез внутренней секреции.² Через несколько лет в Нью-Йорке Шлапп в соавторстве с Эдвардом Смитом опубликовал книгу "Новая криминология".³ Авторы одну из главных ролей в механизме преступного поведения отводили различным эндокринным расстройствам (внешними признаками которых являются наряду с другими особенности телосложения).

Эти исследования стимулировали поиск физических признаков опасного состояния, который привел криминологов к гипотезе о связи строения тела, типа телесной конституции с предрасположенностью к преступному поведению. Наиболее масштабные исследования в этой области

осуществил профессор Гарвардского университета Эрнест Хуттон, который более пятнадцати лет проводил обширное антропологическое изучение преступников. Хуттон стремился не дать ни малейшего повода для упрека его исследовательской группы в методических недостатках, которые могли поставить под сомнение обоснованность выводов. Его исследования отличались основательностью, репрезентативностью и надежностью. Для большей убедительности профессор применил электронно-вычислительную технику при обработке статистических данных — в 30-е и 40-е гг. упоминание об этом имело немалое значение. Он замерил рост, вес, объем грудной клетки, размеры черепа и величину отдельных органов более чем у 13 тыс. заключенных. Эти данные он сопоставил с результатами обследования 3208 законопослушных граждан.

Первые результаты своих исследований Хуттон опубликовал в 1939 г. в книге "Американский преступник", которую он задумал как многотомное издание. Смерть помешала ему реализовать свои замыслы, в свет вышел лишь первый том. В этом издании он отмечал: "Преступники уступают непреступникам почти во всех измерениях тела. Эти различия достигают статистической и общей криминологической значимости в весе тела, ширине и объеме груди, показателях размера черепа, длине носа, уха, головы, лица".' "С увеличением роста тенденции к убийству несколько усиливаются, но склонность к грабежу и краже при этом еще более явно уменьшается".² "Преступники, совершившие убийства при отягчающих обстоятельствах, отличаются от других преступников тем, что они выше ростом, тяжелее по весу, шире в груди, с большой челюстью, уже в плечах относительно их роста и с относительно меньшей длиной туловища".³

Исследования привели Хуттона к выводу о том, что существование типа прирожденного преступника — это реальный факт. Для защиты общества от таких преступников необходимы достаточно жесткие меры: "Устранение преступности может быть достигнуто только путем искоренения физически, психически и морально неприспособленных индивидов или путем их полного отделения и помещения в социально здоровую ("асептическую") среду".⁴

Аналогичные исследования проводил профессор Колумбийского университета Уильям Шелдон. В 1949 г. он опубликовал книгу "Виды преступной молодежи: введение в конституционную психиатрию", в которой развил идею единства физической структуры человека и его поведения.¹

В 1955 г. Эдвард Подольски в "Криминологическом журнале" США опубликовал статью "Химическая основа преступного поведения". В ней он попытался проанализировать эндокринную и химическую основу, связывающую строение тела и поведение человека. По его мнению, уровень развития физиологии не позволяет пока проверить многих гипотез о сущности преступного поведения, однако наиболее перспективные пути воздействия на преступность следует искать в этом направлении: "Биохимический анализ личности преступника и преступного поведения находится еще в детском периоде своего развития. Представляется, что ему в не слишком отдаленном будущем суждено стать очень важным методом в трактовке и лечении преступности".² Пророчество Э. Подольски сбылось. Клиническое направление криминологии теоретически обосновало необходимость нейтрализации с помощью химических препаратов гормонов, вызывающих агрессивность человека, И эти методы были внедрены в практику.

В 1925 г. начали исследовать природу преступности молодые супруги Шел и Элеонора Глюк.³ В основу своих исследований они положили метод длительных (лонгэтюд-ных) наблюдений. В 1943 г. они опубликовали интересную книгу "Преступные карьеры в ретроспективе", в которой отразился почти двадцатилетний опыт изучения преступников. Одним из выводов, который они сделали по результатам столь длительных исследований, был следующий:

"Наличие или отсутствие определенных черт и признаков в конституции и ранней окружающей среде различных преступников определяет, кем неизбежно станут эти преступники и что станет с ними".⁴ Этот вывод оказал очень большое влияние на направление их дальнейших исследований. Через тринадцать лет они опубликовали монографию

"Строение тела и юношеская преступность".' Ученые установили, что конституция большинства подростков-правонарушителей относится к мезоморфному типу (мускулистые, энергичные); их доля среди правонарушителей составляет 60%, в то время как среди правопослушных они составляют лишь 30%.² По их мнению, этот тип требует особого внимания, поскольку он наиболее чувствителен к неблагоприятному влиянию семьи и ближайшего окружения. Они разработали понятие преступного потенциала, величина которого связана с особенностями строения тела. Реализация же преступного потенциала во многом зависит от параметров социо-культурной среды. Иными словами, их концепция была гораздо мягче хуттоновской: по их мнению, воздействуя на окружение подростка, можно контролировать его склонность к преступлению. На основании исследований этого феномена в 1959 г. ими была разработана таблица для прогнозирования преступного поведения. Таблица состояла из двух частей: шкалы социального прогноза и шкалы психологической и психиатрической характеристики ребенка. Первая шкала учитывала уровень контроля за ребенком со стороны родителей и характер отношений в семье. Вторая — была построена на основе теста Рор-шаха (методике интерпретации пятен) и была направлена на выявление различных криминогенных качеств личности.³ Авторы таблиц утверждали: если ребенка в возрасте 6 лет при поступлении в школу тщательно обследовать, то прогноз преступного поведения может быть сделан достаточно точно (с вероятностью 0,9). Помимо прогностической таблицы Ш. и Э. Глюк выработали также таблицу, помогающую судье назначать адекватное наказание преступнику.

Прогностическая таблица Глюков нашла широкое применение в практике Нью-йоркского городского комитета по делам молодежи.⁴ Этот комитет признал данный метод прогнозирования достаточно эффективным и рекомендовал применять его во всех школах города. В 1970 г. Арнольд Хацнекер, врач президента Никсона, заинтересовался прогностической методикой супругов Глюк и предложил обследовать всех детей в возрасте от 6 до 15 лет для выявления среди них склонных к преступлениям. Всех выявлен

ных потенциальных преступников предполагалось помещать в специальные лагеря для привития общественно полезных норм поведения. Однако эта программа, став достоянием широкой общественности¹, была подвергнута критике и Хацнекер отказался от ее реализации.

Поиски гена преступности

1900 г. считается датой рождения генетики. В этом году ученые Голландии, Германии и Австрии смогли понять основные законы наследственности, открытые Георгом Менделем несколькими десятилетиями раньше. В 1909 г. датский ученый В. Иогансен ввел в научный оборот термин "ген", под которым понимал наследственный задаток признака. В 1911 г. американский ученый Т. Морган разработал хромосомную теорию. Проведя серию экспериментов на мухе дрозофиле, он установил, что каждая хромосома есть группа генов, сцепленных между собой и расположенных в линейном порядке. Каждому биологическому виду свойственен определенный, постоянный набор хромосом (человеку, например, — 23 пары). Совокупность всех наследственных факторов получила название генотипа.

Развитие генетики раскрыло широкие перспективы для выдвижения смелых гипотез о передаче склонности к преступлению генетическим путем. В эпоху бурного развития генетики, когда человечеству приоткрылись ее грандиозные перспективы, весьма заманчиво было найти маленькую биологическую частичку, которая, передаваясь от родителей детям подобно вирусу, заражает людей склонностью к преступлениям.

Первым попытку проверить гипотезу о генетической обусловленности преступного поведения предпринял немецкий психиатр Йоханес Ланге. В двадцатых годах нашего столетия в этих целях он провел исследование на основе близнецового метода. Суть близнецового метода заключалась в том, что сравнивалось поведение близнецов, развившихся из одной яйцеклетки (а соответственно имевших одинаковый набор генов), с поведением близнецов, которые развились из разных яйцеклеток и имели различные наследственные задатки. Гипотеза заключалась в следующем:

если зависимость поведения от генетических факторов реальна, то в отдельных поступках и в целом в жизненной

линии у однояйцевых близнецов должно быть больше общего, чем у разнояйцевых. Исследования дали положительный результат: в 77% случаев у однояйцевых близнецов, если преступление совершал один, то и второй оказывался преступником; а у разнояйцевых случаи, когда второй близнец тоже оказывался преступником, составляли лишь 11%. Результаты исследования были опубликованы Ланге в Лейпциге в 1929 г.' Через три года аналогичные исследования были проведены голландским ученым Легра. Его результаты были еще более ошеломляющими: в 100% случаев однояйцевые близнецы оба оказывались преступниками, а у разнояйцевых таких фактов установлено не было. Разгадка наследственной передачи склонности к преступлениям казалась такой близкой. Не вызывало никакого сомнения, что близнецы с одинаковым генотипом проявляют гораздо больше сходства в поведении, нежели близнецы, имеющие разный генотип. Следовательно, гены оказываются решающим фактором преступного поведения. Эти данные оказали значительное воздействие на введение в нацистской Германии в 1933 г. практики кастрации и стерилизации как меры уголовной евгеники (аналогичные меры практиковались и в других странах — в США с 1899 г., в Дании с 1929 г.).

В начале тридцатых годов коллега Ланге психиатр Фридрих Штумпфль исследовал генетическую склонность к преступлениям, анализируя родословные преступников (методика в значительной мере была заимствована у Даг-дейла и Годдарда). Он изучил семейные связи 195 рецидивистов и 166 мелких преступников. Непосредственно и по отзывам различных лиц было обследовано 1747 родственников этих преступников. Среди родственников рецидивистов он обнаружил большое число преступников, в то время как среди родственников мелких правонарушителей их было значительно меньше. Почти все рецидивисты страдали психопатией (у мелких правонарушителей психопатией страдало лишь 14%). Результаты изучения он опубликовал в 1935 г. в Берлине.² Эти данные позволили по-новому оценить концепцию Годдарда о психической неполноценности преступников: психические нарушения в криминальной среде проявлялись не столько в пониженном уровне интеллекта, сколько в нарушениях эмоциональной устойчивости.

Вдохновленный такими результатами, Штумпфль провел сравнительное исследование близнецов, результаты которого были менее яркими, чем у Легра, но также вполне убедительными: парное совершение преступлений отмечалось у 61% близнецов с одинаковыми генотипами и лишь у 36% близнецов с разными природными задатками (Штумпфль опубликовал их в 1936 г. в Лейпциге).' Данные Штумпфля позволили ему высказать ряд практических рекомендаций, направленных на пресечение возможности передачи склонности к преступлениям генетическим путем. Предлагавшиеся им меры (кастрация и стерилизация) были не новы. Штумпфль предлагал расширить масштабы их применения.

Результаты генетических исследований побудили Конгресс США принять закон о сексуальных психопатах. В соответствии с этим законом для преступников, у которых выявлена генетическая предрасположенность к сексуальной агрессии, устанавливалось тюремное заключение на неопределенный срок.

В этот период достаточно активно развивалась евгеника, которая конструировала смелые схемы переделки человечества, выведения нового подвида — человека гуманного. При этом авторов указанных проектов не смущало то, что человечество делилось на достаточно сомнительные группы: племенных производителей и тех, кого, по мнению евгеников, не следует допускать к воспроизведению потомства. После победы в Германии национал-социалистов в этой стране развернулись обширные исследования в данной области, включавшие и эксперименты на людях. Аналогичные антигуманные эксперименты проводились и в ряде других стран.

Однако не все ученые попали под обаяние новой концепции. Основные контраргументы оппонентов генной теории преступности основывались на выработанных теорией вероятностей формулах расчета научной достоверности статистических данных. Прямо надо сказать, что с точки зрения репрезентативности исследования Ланге и Легра не выдерживали критики: первый обследовал лишь 30 пар близнецов, второй и того меньше — 9 пар. Не намного больше обследовал Штумпфль — 37 пар (18 пар однояйцевых и 19 — разнояйцевых). Первые же попытки увеличить объем выборочной совокупности дали отрицательный результат. В 1936 г. соотечественник Ланге и Штумпфля врач Генрих

Кранц опубликовал в Берлине данные, полученные им в ходе длительного исследования 75 пар близнецов.¹ Цифры, характеризующие парные преступления у близнецов с одинаковыми и разными генотипами, различались весьма незначительно: у однояйцевых — 64%, у разнояйцевых — 53%. Эти данные несколько поубавили накал страстей и показали, что найти ген преступности не так-то просто. Но трудности не смутили ученых — исследования криминальной генетической предрасположенности продолжались.

Очень основательное, весьма длительное исследование близнецов провел датский ученый Карл-Отто Христи-ансен. Он проанализировал поведение 6000 пар близнецов. У близнецов с одинаковым генотипом совпадение при совершении преступлений отмечалось в 35% случаев, у близнецов с различным генотипом — в 12%,²

Одним из слабых мест генетических концепций, выстраиваемых на основе близнецового метода, было то, что в строгом экспериментальном исследовании переменная должна быть одна: в случае с близнецами — одинаковый и различный генотип. Однако во всех этих исследованиях неизученной переменной было влияние окружающей среды: возможно, что одинаковое поведение в большей мере зависит не от общих генотипов, а от общих семейных условий и т. п. Первым обратил внимание на это немецкий криминолог Франц Экснер.³ Попытки избавиться от этого недостатка требовали колоссальных усилий по поиску близнецов, разлученных в раннем возрасте. Если бы, несмотря на различие воспитательных условий, их поведение было бы похожим, то не осталось бы сомнений, что генетические задатки проявляют себя вопреки любым воспитательным усилиям. Новая фаза исследований характеризовалась углубленным анализом. Ученые исследовали жизненные пути близнецов. Однояйцевые близнецы проявляли поразительное сходство в привычках, предпочтениях, привязанностях. Как мы уже отмечали, особый интерес представляли исследования близнецов с одинаковым генотипом, которые по тем или иным причинам в раннем детстве были разлучены и воспитывались в разных семьях — притом, что это достаточно редкая ситуация, учеными описано 130 таких случаев.⁴ Раз

лученные однояйцевые близнецы вели достаточно сходный образ жизни, нередко у них были собаки одинаковых пород, сходная манера одеваться, даже жены имели одинако-дые имена. Однако данных об их склонности к преступлениям получить не удалось — не было зарегистрировано ни одного преступления, совершенного такими близнецами.

В 50-х гг. исследования генетических факторов преступности вступили в новую фазу, которую условно можно назвать хромосомной. Как уже отмечалось выше, генотип человека состоит из 46 хромосом, две из них определяют пол: если они одинаковы (их условно обозначают латинскими символами "хх"), то пол женский, если набор хромосом "ху", — пол мужской. Наличие в генотипе хромосомы типа "у" определяет мужское развитие. Исследуя генетические аномалии, ученые установили, что у некоторых лиц поло-•вые хромосомы не парные, а тройные: комбинации типа "хху" или "хуу". Первыми эти особенности генотипа, которые проявляются при анализе крови, слюны или спермы, стали использовать криминалисты в целях идентификации преступников по биологическим следам, оставленным на месте преступления. Когда в США и Франции по этим Признакам были раскрыты серийные убийства, совершенные сверхагрессивными преступниками (их хромосомный набор был типа "хуу"), криминологи выдвинули гипотезу о том, что хромосома типа "у", определяющая мужской пол, может способствовать агрессивности в случае ее дублирования в генотипе — своеобразный сверхмужчина. В 60-х гг. Патриция Джекобс провела одно из первых исследований хромосомной предрасположенности к преступлениям. Обследовав заключенных в Шотландии, она установила/что среди преступников доля лиц с хромосомной аномалией типа "хуу" многократно больше, чем среди правопослуш-ных граждан. В 1965 г. в английском журнале "Природа" она опубликовала маленькую статью об этом.' Патриция Джекобс не оставляла сомнений в том, что ген преступности найден, — дело лишь за тем, как научиться его устранять. Однако эти результаты были сколь сенсационны, столь же и недостоверны. Дальнейшие исследования, проводившиеся в Англии, Франции и США, не подтвердили данных, полученных Джекобс. В 1975 г. на Втором международном криминологическом симпозиуме в Сан-Паулу немецкий ученый Г. Кайзер привел данные проведенных в Германии исследований, в соответствии с которыми процент лиц,

имеющих хромосомные отклонения, среди правонарушителей практически такой же, что и среди всего населения в целом. Причем среди преступников, имеющих хромосомную комбинацию "хуу", лишь 9% осуждены за насильственные преступления — так что называть у-хромосому носителем агрессивности просто некорректно.' Исследования, проведенные во Франции Парижским институтом криминологии, привели к аналогичным результатам.

После таких отрицательных результатов среди серьезных ученых сторонников генетических теорий преступности и соответствующих мер воздействия на данное антисоциальное явление практически не осталось.

Вообще, криминологическим теориям, основанным на идеях криминальных задатков, в средине XX в. социологическими исследованиями был нанесен серьезный "теоретический удар". В 1947 г. американские исследователи И. Ва-лерстайн и К. Вайл в одном из научных журналов опубликовали статью "Наши законопослушные правонарушители", в которой привели результаты интересного исследования. Они опросили около двух тысяч жителей Нью-Йорка на предмет, не совершали ли они когда-либо преступления. Результаты опроса были ошеломляющими. 91% опрошенных признали, что им приходилось совершать те или иные преступления (в том числе и такие серьезные, как грабежи, разбои, похищения автомобилей и иных ценных вещей), за которые они не были привлечены ни к какой ответственности, поскольку о преступлении никто не узнал.² Исследования по методике Валерстайна и Вайла проводили и другие ученые. Их результаты были также неутешительны: от 90 до 100 процентов опрошенных признавали, что им приходилось совершать преступления.³

Эти данные заставляли серьезно задуматься, есть ли смысл искать какой-то особый ген преступности. Может быть, склонность к преступлению — нормальное свойство человеческого индивида? Эту гипотезу попытались доказать криминологи фрейдистской школы.

Наряду с социологами концепцию прирожденного преступника ставили под сомнение психологи-бихевиористы,

которые считали, что человек рождается как чистый лист, на который общество наносит различные качества путем тех или иных воздействий. В целях проверки этой гипотезы американский психолог Б. Скиннер даже создал оригинальную лабораторию, которая получила название "скин-неровский ящик", где потомство различных млекопитающих выращивалось без прикосновения человеческой руки.' Результаты исследований были неоднозначны, однако сомнений в правомерности генетического подхода становилось все больше и больше. Одним из общепризнанных аргументов бихевиористов против феномена природных преступных задатков было констатирование значительного снижения криминальной активности при переходе от юности к более зрелому возрасту. По их мнению, этого бы не было при биологической запрограммированности склонности к преступлению (ведь генетические задатки человека остаются неизменными на протяжении всей его жизни).²

В то же время необходимо иметь в виду, что рассмотренные концепции преступности биологического толка при всем том, что многие ученые в мире относятся к ним негативно (особенно мощный импульс их отрицанию давало то, что они пользовались особой популярностью в нацистской Германии), оказали и продолжают оказывать серьезное влияние на практику воздействия на преступность. В значительной мере они были включены в теоретический фундамент так называемой клинической криминологии. На них опирались при разработке и внедрении большинства медицинских мер коррекции личности преступника. Американский исследователь практики удержания от преступлений Самуэль Чавкин в 1978 г. с тревогой отмечал, что все более широкое распространение получают научные теории, возлагающие всю ответственность за острые социальные проблемы (такие как бурный рост насилия) на отдельных индивидов, чье неподдающееся контролю поведение объясняется либо причинами генетического порядка, либо дефектами нервной системы (преступники являются жертвами плохой наследственности либо страдают тем или иным заболеванием мозга, либо имеют лишнюю хромосому, либо подвержены воздействию всех трех факторов одновременно).³