Приключение с Крамольниковым

 

Произведение было опубликовано в издании «Русские ведомости» в выпуске №252 от 14 сентября 1886 года. Оно было написано с подзаголовком «Сказка-элегия», и отражает не только личную драму писателя, но и проблемы целого поколения публицистов, думающих о путях освобождения народа и изменения России. В том, как друзья Крамольникова отрекаются от него, мы можем увидеть сходство, к примеру, с отречением Петра от Иисуса Христа (такую параллель проводит Э.М.Жилякова в работе «Евангельские истоки скорбной сатиры М.Е.Салтыкова-Щедрина). Крамольников пытается создать у читателей представление о правде, но у него не получается это сделать: лишь во время описываемых в произведении событий он задает себе вопрос: «Отчего ты не становился лицом к лицу с этими стонами, а лишь глядел на них отвлеченно? Из твоего пера исходил протест, но твой труд был бесплоден – Ты не указал того, что нужно делать». Нам кажется, что тот же мотив можно найти и в произведениях Л.Н.Толстого, предложенных нам в программе. Л.Н.Толстой писал, что суть переписи – не обследовать безнадежно больного, а лечить и оздоровлять. Как мы помним, в процессе переписи Толстой лишь давал деньги нуждающимся, но не оказывал им реально помощи. Он был отчужден от них: «Зачем ты, человек из другого мира, остановился подле нас? Ты хочешь развлечься, помучить нас?». Толстой, раздавая деньги, осознавал: «Тысячи проживаю – копейки швыряю». Так же и Крамольников задает себе вопрос: «Почему ты имел положение, связи, друзей, а не спешил туда, откуда раздавались стоны?». Так и умирает душа Крамольникова, видя, как друзья отворачиваются от него, умирает важная часть его. Но умер ли он во время описываемых событий, или же он был уже мертвым, и внезапно осознал это, как осознал граф Толстой ошибочность своих действий, только проведя несколько дней в бесплодных попытках осчастливить встреченных им людей? «Всё по-прежнему, только душа его запечатана. Волен мыслить, но это ни к чему – отнята лучшая сила, с которой он мог огнём своего сердца зажигать других людей». Нам кажется, конечно, что дело не в том, что он внезапно разучился писать, а в том, что он понял бессмысленность того, что он делает сейчас: его словно окатывает электрическая струя: «Не нужно!»; «Нет не-ревизского Крамольникова, каким он осознал себя накануне». Здесь мы видим, что Человек – не только его физические проявление («Крамольников ощупал себя, произнес вслух несколько слов, посмотрел в зеркало: он тут, в качестве ревизской души. И мыслить он может»). Ему, как оказалось, этого недостаточно.

В произведении поднята не только тема творца (чье творчество бесплодно, если оно не несет добра), но и тема обычного человека, каждого из нас, у которого есть представление о цели своего существования на определенном жизненном этапе, но эти цели меняются.

Прочитав это произведение, я задумалась о том, всё ли я лично делаю правильно в своей жизни, и не стоит ли поменять что-либо, чтобы избежать этого холодного душа, осознания того, что половина жизни уже прожита, а всё, чем я дорожила и за что билась, мне окажется, как Крамольникову, не нужно.

«Приключение с Крамольниковым» отличается от других произведений нашей программы тем, что не описывает различные события, а показывает, каким образом совершается внутренний переворот в человеке, и в чём же суть понятия «человек».

Тема творца также поднимается в сборнике «Мелочи жизни» в очерке «Читатель»: существуют читатель-ненавистник, солидный читатель (он безразличен), простец (читая, рассматривает жизнь героя и сравнивает его со своей; его подвид – читатель-живчик, который любит анекдоты, читая которые, смеется над героями, радуясь, что сам не попадает в такие ситуации, то есть, его чтение направлено более на себя). Но нет читателя-друга. «Где он?» - спрашивает Салтыков-Щедрин. И не находит ответа…

Мелочи жизни

«Мелочи жизни» представляют собой некую мозаику, различные истории героев из разных слоев общества. «Мелочи жизни» - словно большой дом с десятками окон, в каждое из которых ты можешь посмотреть, чтобы увидеть жизнь совершенно незнакомого тебе человека и попытаться понять его. Повествование начинается от лица лирического героя, который, как он говорит, болен и умирает ежеминутно. Здесь мы опять видим отражение творческих и духовных исканий Салтыкова-Щедрина, часть из которых мы наблюдали в «Приключении с Крамольниковым»: сначала он говорит о своем физическом состоянии (болен, ежеминутное умирание), а потом – о духовных муках, которые гораздо страшней, и, возможно, послужили причиной физической болезни: «Писательское ремесло – душевный ад». Он рассказывает о том, как над ним издевалась цензура: «Меня вырезали, истолковывали». Мы видим, что он говорит «меня» а не «мои произведения», что означает, что неприятие его произведений – для него такая же боль, что и отторжение его собственных внутренностей. Поэтому и Крамольников говорит: «Не нужно!» - ведь он пишет не так, как ему хотелось бы. Причина главным образом в этом, а не в других личных дел.

Что же такое мелочи жизни? Салытков-Щедрин пишет: «В основе современной жизни – обидные и деморализующие мелочи»…»Мелочи жгут человека…Кругом пустота и болтовня». То есть, наша жизнь не имеет истинных ценностей, к которым и должно прийти в конце, а являет собой вереницу этих бесконечных вопросов: «Почему Сербия, Болгария, Босния – не самостоятельны, а подчинены Австрии? Почему германцы помогают в этом австрийцам? Почему не бунтуют болгары?». Это наводит читателя на мысль о том, почему крестьяне были не лично свободными, а подчинены помещику? Почему они все не бунтуют? Иными словами, мы приходим к тезису о том, что когда субъект несправедливо подчиняет себе не сопротивляющийся объект – это неправильно! Он приводит пример с Наполеоном III, который «двадцать лет срамил Европу. Все преклоняется перед ним», но после его смерти все забыто. Жизнь идет без него. Следовательно, тирания – это не обязательный элемент жизни, это наносное, неестественная конструкция. И для того, чтобы победить всю эту несправедливость, нужно чудо, и оно придет. Не случайно Салтыков-Щедрин цитирует А.С.Пушкина: «Смутно всюду, темно всюду. Быть тут чуду! Быть тут чуду!».

Салтыков-Щедрин приводит в пример систему образования, а нам кажется, что те несправедливости, о которых он говорит – есть уменьшенная копия несправедливостей, творящихся в государстве: «Над школой тяготеет циркуляр. Все скроены по одной мерке. Переводной балл случаен». Он задает вопрос о правомерности образовательного ценза, существовавшего в эпоху Николая I – было важно, православный ты или еврей, дворянин или мещанин… Мы видим, что это было тяжелое время, «время строгости и скорости», как пишет Щедрин. Не допукается обмен мыслей, живая деятельность. «Подневольные слова идут ходко на жизненном рынке». Но разве достаточно вскрыть язву, чтобы исцелить ее? Разве мы не видим того же самого вокруг нас, в двадцать первом веке?

Уводя нас от темы образования, автор вводит нас в крестьянскую избу, где «умирающий старик лежит на печи и не может дождаться смерти. Овцы блеют, теленок мычит». Говоря о крестьянах, мы так и слышим: страдание. Он говорит, что вырос на лоне крепостного права, вскормлен мамками. Но понимал ли? Он говорит о том, как продавали людей, отрезали косы девушкам и продавали, уводили рекрутов, излавливали и одевали колодки на руки – и особенно рьяно бесчинствовать помещики начали накануне отмены крепостного права, словно напоследок.

До того, как я ознакомилась с этим трудом, и с другими произведениями различных авторов из нашего списка литературы, я и понятия не имела о том, насколько жестоко помещики обращались с крестьянами и рабочими. Я думала, что крестьянин – это просто человек, который занимается сельскохозяйственным трудом. А прочитав, поняла, что по количеству их прав, по тому, как с ними обращались, это совсем не те люди, что занимаются сельским хозяйством сейчас или даже в Советском союзе. Но даже и они умели устраивать свою жизнь (ну или вернее сказать, наиболее упорные, сильные, удачливые из них).

К примеру, Хозяйственный Мужичок, герой одного из очерков, входящих в цикл «Мелочи жизни»: он ест черствый хлеб и конопляное масло, потому что лучше насыщает; он дает своим работникам сразу стакан водки, чтобы тот опьянел и не пил и не ел много; когда сын женится – это означает, что он приводит в дом новую работницу; дочь хозяйственного мужичка сама зарабатывает себе приданное. А вот как живет помещик, герой другого очерка. Во-первых, помещик средней руки имеет по 200-300 крестьян. Даже у самого богатого богача в современной России вряд ли сыщется столько работников. А этот самый помещик, поработивший столько людей, только потому, что урожден помещиком, разве он имеет на это право?

Помещики тоже бывают разными – есть хозяйственные, есть – белоручки (один помещик из очерка Две сажени пропахал, «задохся», плуг выскочил, лошадь убежала). Иногда помещик сам следит за хозяйством, а иногда бывает в ней две недели в год, а староста из крестьян ведет хозяйство. Конон Лукич Лобков – образец хозяйственного помещика: из своих десятин (пашня, лес, луг, болото) – из всего извлек пользу. Штрафует крестьян за выпас скота на его земле, дает в долг с процентами и заставляет за это убирать его урожай. Но не все у него так гладко: жена попивает.

Отдельного внимания заслуживают циклы о молодых людях и о девушках – ведь именно из них выросли бы будущие помещики и помещицы, если бы не реформа 1861 (хотя, как мы знаем, целиком крепостнический строй уничтожить не удалось – свои земельные наделы крестьяне отрабатывали еще в течение долгих лет). К примеру, Сережа Ростокин в начале жизненного пути – шалопай, празден, гуляет о Невскому, сидит в балете; а состарившись – стал прихлебателям при молодых шалопаях, и, что вызвало у меня омерзение, его щелкают в нос и заставляют брать сигару зажженным концом. Буфетчик наливает ему водку и бутерброд задаром по старой памяти. Он умер в 70 лет, но что это за жизнь? Хотя как она начиналась, эта жизнь? В 35-40 лет (обратим внимание на эту ремарку, она указывает на типичность образа Сережи Ростокина) ему советует жениться. Его невеста – единственная дочь, имеет дядю-холостяка и в придачу к нему усадьбу и завод. Сережа занимает хроший пост, вхож в английский клуб – и чем же всё закончилось?

А вот другой пример, Евгений Люберцев. В отличие от Сережи, учился хорошо. Его отец, помещик средней руки, воспитал его с понятиями долга, труда, послушания. Евгению наняли отдельную квартиру, но он не устраивает кутежи, живет по расписанию. Даже во время вечера у Евгения, когда к нему приезжает Сережа, Сережа очень удивляется, не найдя вина, объедков, гадства. Так ведь такие Сережи и никогда не поймут Евгениев, а прозябая, будут им завидовать и проклинать.

Третий пример – супруги Черезовы. Они – настоящие трудоголики, свадьбу праздновали всего один день. У них достаточно денег, но их постоянно снедает страх перед завтрашним днем. «Как бы мне урока не лишитсья» - восклицает жена. Будучи тяжела ребенком, она опасается, что ребенок приведет к затратам. И только когда муж заболевает и его лихорадит, он осознает: «Мы были на каторге! Как мы жили». Но осознание приходит поздно. Вдове назначают пенсию, но она все равно сутками работает. Что это за жизнь?

А вот перед вами – три примера женских судеб из серии очерков «Девушки». Верочку, героиню первого очерка, мама очень любила. Ее одевали как куколку, наняли ей бонну. Верочка молилась на французском. Двенадцати лет ее отдали в пансион, из которого она вышла совершенно невинной, и в конце концов на одном из балов она понравилась князю Сампантрё, который сделал ей предложение. Не такая судьба у Ольги, героини очерка «Христова невеста». После института она живет в усадьбе с неизлечимым отцом, помогает крестянам, ходит на пашню, влюбляется в соседа Семигорова, они объясняются в любви, но он оказывается не готов к серьезным отношениям. Встретив его через 7 лет, обрюзгшего и потолстевшего, она более не увлекается его речами, а находит их плоскими. В конце очерка Ольге за 30. Она занимается благотворительностью, много трудится и этим счастлива. Самая грустная судьба у Анны, сельской учительницы. Ее доход мал, она занимается с учениками дополнительно за еду. Была подкидышем, воспитывалась в воспитательном доме, потом был приют и наконец, училище. Когда в село приезжает попечитель школы Аигин, 27 лет, красив и любезен, у них происходит интрижка, которая длится неделю, он уезжает, а репутацию Анны восстановить уже нельзя.

Все эти истории очень разные, очень трогательны и грустны, мы видим, как сопереживает Салтыков-Щедрин своим героям. Но совсем иного лирического героя мы видим в «Письмах к тетеньке»: «Я убежден, что если мы будем сидеть смирно, никакие смыслы нас не коснутся». Хотя он и сомневается в своих словах, говорит, что сидеть смирно – подло, он не понимает тетю – «Зачем вы к болгарам едете? Зачем присутствуете на процессе Засулич?»… «Я всегда думала – беда наша, - что мы много шума делаем. Но нас послушают – да и прихлопнут. Если бы мы умели ждать – давно бы дождались». Он говорит, что это народ сам накликал эмансипацию и голод: «Пока не было циркуляров о голоде – все были сыты», и идет дальше, говорит еще циничнее: «Мужик лопается от сытости, а все кричит – жрать». Но сам автор так не считает – это мы видели на примере «Приключения с Крамольниковым». Нам кажется, он имеет право рисовать образ пассивного обывателя, что не заставляет его соглашаться с ним. Более того, изображение обывателя позволяет нам понять, почему же революция еще не свершилась.