Глава 7. Консультации в Падуе

Суббота, 1 1 сентября 1999 года

Девять часов: никаких фанги по субботам и воскре­сеньям. Так что к двум часам ночи мне удалось дочитать «Желтого пса» Сименона. Настроение улучшилось, дурные мысли о конгрессе в Венеции рассеялись. Про­тивно было вспоминать эти торжествующие улыбки и сочувственные взгляды, которыми провожали меня вчера психологи римской школы, включая самого пре­зидента, примерявшего шляпу психоаналитика... У ме­ня также оставалось ощущение, что Бьянку я предал. Ведь это я заставил ее забросить микропсихоанализ ра­ди того, чтобы в Турине погрузиться в нейробиологиче-

ские исследования сна. А ведь она нуждалась в моей поддержке, недаром же вчера вечером в ресторане «Ки-приани» настойчиво намекала на то, что все время стал­кивалась и продолжает сталкиваться с одними и теми же трудностями. На нее нападают с двух сторон: мик­ропсихоаналитики смотрят на нее как на ренегатку, а неврологи считают, что она как микропсихоаналитик вторглась на чужую территорию. Полиграфические ре­гистрации сна пока оставались заповедной зоной для неврологов. Однако уже через несколько месяцев после описываемых событий к ним присоединятся пульмоно­логи, специалисты по легочным заболеваниям, в связи с проблемой апноэ во сне...

Мой сон в последнее время стал слишком тревож­ным. Но в эту ночь я спал без снов, за исключением од­ного очень короткого сновидения, в котором мне приви­делась «Марлен» в пижаме, выходящая из моей комна­ты через окно!

Может, подобные микросновидения предвещают ка­кую-то опасность? Пожалуй, пришла пора поближе по­знакомиться с этой «Марлен»!

Но что на самом деле было важным в это утро, так это то, что мое ощущение «морской болезни на суше» вернулось, предшествуя состоянию дежа вю. Придется мне все же ехать в Падую к доктору Перуккио, консуль­танту отеля, поскольку уж у него-то огромный опыт ка­сательно всех побочных последствий применения гря­зевых ванн.

page 136 / 137

Вернувшись в номер после легкого завтрака, я ре­шил вначале разобраться со своей статьей. Я задержи­ваю ее редактирование или я ее совсем снимаю? Если я ее всего лишь задерживаю, то рано или поздно мне придется написать, что я отрицаю все то, что говорил до сих пор. В этой статье я должен буду оправдывать веру в существование вещих снов, отвергать гипотезу об изоморфизме — соответствии между электриче­ской активностью мозга и состояниями сознания. На­конец, я должен буду прийти к идее, что, кроме мозга и сознания, должна быть еще и душа. Такая гипотеза порадовала бы дух одного знаменитого нейрофизиоло­га, которого я хорошо знал на протяжении доброй дю­жины лет, сэра Джона Эклса.

Перечитывая резюме, написанное во вторник, всего четыре дня назад, я подумал о том, что мне придется полностью изъять три последних главы и, главное, ги­потезу генетического программирования во время па­радоксального сна. Я должен остаться на уровне фено­менологии. Только описание. Никакого обсуждения, никаких механизмов, поскольку нет изоморфизма — взаимно однозначного соответствия между электриче­ской активностью мозга и состояниями сознания, и, со­ответственно, никаких «почему»! Hypothesis поп jingo*. Как Ньютон!

*«Я не выдумываю гипотез» — выражение Исаака Ньютона (примеч. В. К).

Я, однако, предвижу реакцию редакторов журнала «Philosophical Transactions». Одни будут в восторге, за­то другие завалят меня критическими письмами, тонко намекая на то, что такого они от меня никак не ожида­ли. И это будет длиться бесконечно. Кроме того, исчез­новение Муранеллы отбило у меня всякую охоту вновь погрузиться в мой манускрипт. Отложим-ка лучше все это до греческих календ... Я понимаю, что нельзя про­сто так отказаться от такой высокой чести — написать статью в «Philosophical Transactions». Так что чем коро­че, тем лучше.

Дорогая мисс...

С тех пор, как я нахожусь здесь, мое здоровье значитель­но ухудшилось. Мне придется лечь в неврологическую клини­ку, быть может, даже оперироваться. Поэтому я не смогу написать обзор для «Philosophical Transactions» до конца но­ября. Как только я смогу приступить к работе, я отправлю вам факс. Приношу свои глубочайшие извинения.

искренне Ваш

Итак, жребий брошен. Мой английский просто ужасен! Секретарша решит, что я окончательно спятил в этом Монтегротто и меня кладут в психиатрическую лечебни­цу. Однако как только я отдал этот факс на отправку, сра­зу ощутил огромное облегчение. Нет больше домашнего задания! Вечером это нужно обмыть! Покидая гостинич­ный холл, я бросил взгляд на сегодняшний гороскоп.

page 138 / 139---------------------------------------------------------------------------------------------------

«Скорпион. Личная жизнь: противоречивость ва­шего поведения стала очевидной для вашего партне­ра. (Это про кого — Бьянку? Разумеется, она счита­ет меня крайне непоследовательным.) Работа: вы начинаете воспринимать свою работу под новым уг­лом зрения. Вот что преподносит вам Юпитер в Тельце. (Вот уж поистине невероятное предсказа­ние! Надо бы мне принести жертву Юпитеру.) На­строение: немедленно расслабьтесь, иначе ваши пси­хические переживания неизбежно отразятся в со­матических нарушениях — кожных повреждениях, желудочных болях. Все средства хороши для снятия возбуждения».

Боже ж ты мой, эта астрология предсказала даже красную шишку у меня над ухом! Я погрузился в раз­мышления о проницательности моего гороскопа. Вот уже в третий раз он в точности предсказывает все мои проблемы — и психические, и соматические. Совершен­но невозможно объяснить это простым совпадением. Почему я так долго игнорировал астрологию? И столь­ко лет потратил на дурацкие регистрации электриче­ской активности мозга у крыс и мышей!

Я позвонил доктору Перуккио в Падую. Да, он у се­бя. Нет, я ему не помешал. Да, он сможет меня принять в половине третьего. Arrivederci. Grazie. У меня есть три часа, чтобы поплавать в бассейне. Туман еще не рассе­ялся. Солнце уже посылало свои лучи в Венецию, но с Венецией покончено!

Доктор Перуккио обитал в Падуе в старом обвет­шалом доме на Римской улице, недалеко от Дворца Бо, где находится университет.

— Ну что, дорогой коллега? — спросил он меня, когда я явился. — Что у вас там за неприятности с этим лече­нием? У вас тошнота, одышка, боли в области сердца, чувство тревоги во время фанги или отек лодыжки? Насколько я помню, давление у вас нормальное.

— 130 на 90, — ответил я.

Я быстренько объяснил суть проблемы: ощущение дежа вю, периодически возникающее чувство какой-то приятной рассеянности, и, наконец, стыдно сказать, «шишечки» на виске и затылке. Я не вижу другой при­чины, кроме фанго, для объяснения этих курьезных симптомов.

— Дорогой коллега, эти ванны — фанги — могут
быть причиной лишь того, что происходит во время
процедуры, ну, может, еще часок-другой спустя, — от­
ветил он мне уверенным тоном. — Иногда они могут
вызывать сосудистые нарушения, инфаркты, инсуль­
ты. Это бывает очень редко. Примерно раз в двад­
цать лет. Во время приема ванн часто возникает чув­
ство тревоги, и еще чаще — отек лодыжки. Но ваши
симптомы, которые появляются только к вечеру, не
имеют никакой связи с грязевыми ваннами. Ваши
проблемы связаны, скорее, с вашим нынешним оди­
ночеством, бездельем, скукой. Беда в вас, а не в фан­
го. Я могу лишь порекомендовать вам в дальнейшем

page 140 / 141 ---------------------------------------------------------------------------------------------------

ограничить время грязевой процедуры десятью ми­нутами.

Разумеется, он был прав, но для меня оставалось не­объяснимым, как такое типично «невротическое» рас­стройство могло быть спровоцировано грязевой ван­ной.

— Чтобы вас успокоить, я еще раз измерю ваше дав­
ление. Опять 130 на 90. С вами все в порядке, — сказал
он, похлопав меня по спине. — Покажите-ка мне ваши
шишечки. Нет, это не то. Они находятся там, куда ле­
чебная грязь не попадает. Смажьте их йодом. Что каса­
ется всего остального, то примите вечером какое-ни­
будь успокоительное. Лучшее из них — это алкоголь,
только немного. У вас не было никакого приключения
в Венеции? Вы ведь уже немолоды...

Я с восхищением осматривал огромную библиотеку, которая занимала три стены его кабинета. Там была, на­верное, добрая тысяча книг. Уж в этом-то я разбираюсь.

— У вас сотни замечательных книг. А может, и вся тысяча, — предположил я.

— Точнее говоря, здесь 965. У вас хороший глазомер. И еще в другой комнате. Всего около 3000 книг по гря­зи и водолечению. Ну, раз вы такой любитель старых книг, я покажу вам вот это.

И он снял старую книгу форматом в четверть листа в коричневом пергаментном переплете.

— Это один из ваших соотечественников, Шарль
Патэн. «Трактат о горючих торфах», 1663 год, рари-

тет. Патэн был приговорен к пожизненным работам на галерах в 1668 году за то, что приобрел запрещенные книги для библиотеки своего отца. Естественно, он бежал из страны. Факультет в Падуе присвоил ему звание профессора хирургии. В ту эпоху он еще забо­тился о привлечении оригинальных умов! Не то что ныне, увы... Если у вас есть время, я могу вам показать мои грязи.

Перуккио с гордостью продемонстрировал свою кол­лекцию, находившуюся на верхних этажах его дома. Ему пришлось перепланировать аж четыре комнаты, чтобы разместить свои лечебные грязи. Каждая из них находилась в сосуде, на котором было указано место и год сбора. Абано 1967, Экс-Ле-Бен 1970, Хаконе (Япония), Ноборибецу (Хоккайдо), Роторуа (Новая Зеландия), Иеллоустон, Исландия и т. д.

— Меня интересуют растительные грязи и минераль­ные воды, которые выходят на поверхность при темпе­ратуре от восьмидесяти до ста градусов, так как подо­греваются поверхностной или глубинной вулканиче­ской активностью.

— А можете ли вы дать, хотя бы для Монтегротто, более или менее удовлетворительное объяснение благо­творному воздействию на боли при артрозе?

— Думаю, что да.

— Это из-за воды?

— Ну, это нечто, что находится в воде, но развивает­ся в грязи.

page 142 / 143---------------------------------------------------------------------------------------------------

— Радиоактивность?

— Вы шутите! Минеральные воды обладают очень слабой радиоактивностью. Тут просто не о чем гово­рить.

— Тепло?

— Нет, чистая вода с температурой сорок градусов никакого влияния на боли не оказывает.

— Химический состав минеральных вод? Раз они сте­кают с Доломитовых Альп, то, значит, воды и грязи бо­гаты кальцием, который обменивается на азот при со­прикосновении с кожей.

— Тоже нет! Эта гипотеза все еще в моде, но проведе­ны опыты с искусственной минерализованной водой, подогретой до сорока градусов. Результаты отрицатель­ные.

— Значит, ни тепло, ни радиоактивность, ни химиче­ский состав. Но больше ничего не остается... Неужели в этих ваших водах и грязях есть еще что-то живое? При восьмидесяти?

— Да, даже при девяноста. Мы выделили архебакте-рию. Ту самую, которая обитает в экстремальных усло­виях, вокруг действующих глубоководных вулканов — «черных курильщиков» и в гейзерах Иеллоустона.

— Чем же питаются эта ваша архебактерия?

— Еще неизвестно. Может, серой, хотя ее там мало­вато.

— Но ведь в морской среде архебактерии сосущест­вуют с гигантскими червями!

— И здесь тоже. Пойдемте, глянем.

Перуккио увлек меня в последний зал. Здесь находи­лось нечто в стеклянных цилиндрах.

— Взгляните-ка на этот сосуд — узнаёте?

— Это дождевой червь.

— Вы, конечно, знаете, какую роль играют дождевые черви в образовании грязи, по крайней мере, некоторых грязей?

— Да, я читал книгу Дарвина.

— Изредка удается найти в сорокоградусной грязи, которая окружает более горячую, с температурой во­семьдесят градусов грязь, громадных белых червей, та­ких, как этот.

И он мне показал действительно огромного белого червя длиной тридцать сантиметров и диаметром два сантиметра.

—Это что, новые виды?

— Да, архебактерия Archaebacteriae desulfurococcus eugenee и червь Lombricus gigantus eugenee — главные открытия. Мои открытия!

—А где вы все это опубликовали?

— Мое письмо в Academia dei Lincei* было отвергну­то. Мои коллеги слишком завистливы. Я, видите ли, не определил последовательности генома моей архебакте-рии.

Римская академия, одна из старейших в мире, объединяет ученых различных направлений (примеч. ред.).

page 144 /145----------------------------------------------------------------------------------------------------

— А как же червь?

— Я еще должен, оказывается, доказать, что он может выжить в грязи с температурой 40 градусов. Но я все равно опубликовал свои результаты в местном научном журнале в Падуе.

— Так вы считаете, что от этих архебактерий зависит лечебный эффект грязей?

— Именно. Ведь помимо архебактерий и большого червя в растительной грязи находится бесконечное множество живых организмов. Это микроскопические животные или растения, живущие в травяной грязи, образуют разные вещества (так называемые «факто­ры»), которые проникают через кожу. Особенно при 35—40 градусах, температуре грязевых ванн, фанги, когда подкожные сосуды расширены.

— Какие факторы?

— Не знаю. Я ведь работаю в одиночку, и я не биохи­мик. А заинтересовать этим университетских коллег совершенно невозможно. Им это кажется чем-то не­серьезным. Вы ведь знаете, что я больше в университе­те не работаю...

Я вызвал Перуккио на откровенность. Какие же такие факторы, содержащиеся в лечебной грязи, могли повлиять на мой мозг? Еще какой-нибудь из этих эндорфинов, которые вызывают у меня ощу­щение дежа вю? А почему бы и нет? Это, пожалуй, наиболее вероятная гипотеза. Но почему только в этот раз, а не во время предыдущих лечений?

И почему только я один этим страдаю среди множе­ства всех этих курортников? Я оставался в раз­думьях.

Мы спустились. Я не осмеливался спросить Перук-кио о его гонораре.

Внезапно у меня возникла мысль предложить ему камчатские грязи. Ведь их у него не было. Конечно, можно было бы попросить этого чертового Сергея — в качестве частичного возмещения за скорее всего укра­денные им диск компьютера и, возможно, вещество GB169. А если Сергей не сможет, то мой московский друг М., который часто бывает на Камчатке, с удоволь­ствием окажет мне эту услугу.

— А знаете, дорогой коллега, — сказал Перуккио, провожая меня до двери, — эта ваша рассеянность, психический автоматизм... ведь все это может быть связано с нарушением сновидений. Хоть вы и великий специалист по снам, но ведь известно, что врач сам се­бя не лечит. Вам стоит сходить на консультацию к до­ктору Глории Земински. Она сексоонейролог, или онейросексолог, уж не знаю. Я слышал ее доклад на од­ной конференции два-три месяца назад. Она произво­дит впечатление серьезного исследователя. Сходите-ка к ней на консультацию.

— Почему бы и нет?

— Она живет недалеко отсюда, на виа Санта-Лючия. Я ей сейчас позвоню и узнаю, сможет ли она вас сегод­ня принять. Ваше имя ей наверняка известно.

page Мб / 147---------------------------------------------------------------------------------------------------

«Онейрологи всех стран, соединяйтесь!» — посмеял­ся я про себя.

Он скоро вернулся.

— Вам везет. Она сможет вас принять через два часа.
Можете пройтись пешком. По дороге выпейте капучи-
но в кафе Педрокки.

Мне было любопытно встретиться с онейросексо-логом. После микропсихоанализа, с теорией которо­го я уже успел ознакомиться на лекции бородатого гиганта, эта была новая ветвь в изучении сновиде­ний, развивающаяся в Италии. Кабинет доктора Зе-минской находился в роскошном особняке, на двери которого была прикреплена маленькая золоченая таб­личка с ее именем. Мне открыла молодая женщина в очень короткой юбке, сильно накрашенная и сексу­альная.

— II dottore vi ricevera subito*.

Как должна выглядеть эта dottore Земински? Мне представлялась строгая пятидесятилетняя дама, увешанная драгоценностями, как некоторые мои знакомые «психоаналитички». Прихожая была от­делана шикарно и со знанием дела: фаллос нескром­но украшал сюрреалистическую картину. Стояло несколько псевдонаучных изданий по сновидениям и по сексу.

Доктор вас примет сразу (итал.).

— Buona sera, Professore. II grande professore del sogno
dei gatti!* — сказала она, входя.

Это была симпатичная брюнетка лет сорока, хорошо сложенная, в фиолетовом платье с вырезом, обнажав­шим пышную грудь. Ее губы были ярко накрашены, а черные глаза подведены карандашом.

Мы прошли в кабинет. Вместо обычной кушетки здесь в самом центре комнаты стояла настоящая кровать. На стенах было множество телевизионных экранов. Зачем? Чтобы показывать импотентам порновидео?

— Ну, рассказывайте вашу историю, — сказала она,
надев очки и усевшись за письменный стол.

Я попытался как можно проще объяснить ей свои проблемы, мой «невроз», спровоцированный, несом­ненно, грязевыми ваннами. Слушая мой рассказ, она яв­но скучала. Какой же из нее врач! Пора было перехо­дить к главному — сновидениям и сексу.

— Видите ли вы сны и помните ли их содержание?

— Конечно. Более того, я их записываю, чтобы не за­быть.

— Когда просыпаетесь после сновидения, бывает ли у вас эрекция?

— Да, почти всегда.

— Ясно. Не могли бы вы привести мне один-два не­давних сна, в которых фигурируют четыре стихии?

Добрый вечер, профессор! Знаменитый профессор по ко­шачьим снам! (итал.)

page 148 / 149

—Это что, вода, огонь, земля и воздух? — спросил я.

—Разумеется, — ответила он л, пожав плечами.

Я рассказал ей свой сон о путешествии в Венецию, в котором фигурировала синяя вода — очевидный днев­ной остаток!

—А почему вы уверены, что это Венеция, а не, ска­жем, вода в бассейне?

—А что, это валено?

—Принципиально важно. Если приснилась морская вода, то это банально. А если зриснилась термальная вода, то эта мягкая серная вода толкуется как единение воды и огня.

—Должно быть, это все же был бассейн.

—Я уверена, что это был бассейн, — подтвердила она. — А еще какой-нибудь сон про воду вам снил­ся?

—Нет. Не помню.

После долгого молчания я ей рассказал про сон с мрачной черной водой и скелетами.

—Ну, все ясно, это сон о смерти, — сказала она. — Вам снится смешение воды и огня. Это сексуализация женского начала. Вода с огнем, явный признак мужско­го начала. Это прочный союз — теплая влага зачатия. Зачатия, имеющего двойной смысл, — это не только вы, но еще и ваша работа.

—А как же смерть? — спросил я.

—Это смерть вашего творения. Вы должны усомнить­ся в своих идеях. Эта смерть означает провал, разумеет-

ся, подсознательный. Это и объясняет ваш невроз. Вы ведь мне сказали, что у вас трудности с написанием ста­тьи, не так ли?

—- До такой степени, что я не смог ее дописать.

— Ну вот, видите! Это же типичный случай вытесне­
ния. Сначала снится вода и огонь, а через два-три дня
смерть.

Наступило долгое молчание.

— Но я могу вас вылечить, Professore, — сказала она,
улыбнувшись.

И она пригласила меня в соседнюю комнату, кото­рая оказалась роскошно оборудованной ванной-джа­кузи.

— Раздевайтесь и полежите минут пять в ванной,
чтобы расслабиться. Затем наденьте юката, этот лег­
кий японский халат, и возвращайтесь в мой кабинет.

Черт возьми, эта ванна была нагрета лишь до тридца­ти четырех градусов. Нейтральная температура! Где тут кран? Как вызвать служанку?

Когда я вернулся в кабинет, доктор Земински уложи­ла меня на кровать. Она склонилась надо мной. Я был практически наг, так как полы юката распахнулись и сползли по бокам кровати...

— Вы должны снова рассказать мне ваш сон, но на
этот раз нужно, чтобы одновременно возникла эрек­
ция. Как это и было во время сновидения. Это такое
очевидное условие, но ни один психоаналитик до этого
не додумался. Какие они все-таки невежды! Я вам по-

page 150 / 151

могу, — сказала она, кокетливо улыбаясь и лаская меня между бедрами. Закройте глаза.

Я начал пересказывать мой первый сон. Она стала ме­ня тихонько мастурбировать, отчего эрекция стала пол­ной.

— А теперь второй сон.

Я запнулся и открыл глаза: она с азартом меня мас­турбировала, ее груди вывалились из платья. Наши взгляды встретились, и я тут же кончил. С необычай­ной ловкостью она собрала мою сперму в стеклянную пробирку.

— Вы молоды не по возрасту, — сказала она мне. —
Ну, посмотрим...

Она привела в порядок свое платье и взяла четыре стеклянных сосуда, содержащих какие-то жидкости черного, серого, красного и синего цветов. Затем стала набирать шприцем мою сперму и добавлять поочередно в каждую из этих жидкостей.

В черной, синей и серой жидкости моя сперма плава­ла, а в красной опустилась на дно.

— Вот вам и причина вашего невроза. Вы знаете, что,
согласно моей сперматической теории, именно сперма
ответственна за сновидения. В вашем первом сне сперма
вызвала приятную онейрическую картину, этот брач­
ный союз огня и воды. Во втором случае сперма вызва­
ла очень неприятный сон о смерти. Из-за этого проти­
воречия ваша сперма не всплыла в красной жидкости...
Видите, все проблемы в вашей сперме! Как только вы

мне рассказали свои сны, все стало на свои места. Вы излечены!

— Но в чем же различие между этими четырьмя жид­костями?

— Эти сосуды содержат четыре элемента Фабрициу­са. Черная жидкость означает землю, серая — воду, си­няя — воздух, а красная, самая летучая, означает огонь. Вы можете одеваться, Professore...

Разумеется, я чувствовал себя лучше...

Кем была эта женщина? Психологом или проститут­кой высшей пробы? Верит ли она сама в то, что гово­рит? Очевидно, в той же мере, что и большинство пси­хоаналитиков. Зато лечение быстрое и приятное. Так что многие пациенты еще вернутся...

Со времен Артемидора Эфесского мир снов всегда был пристанищем всякого рода предсказателей, истин­ных и ложных. «А ты? — спросил я себя. — Ты сам-то разве не злоупотреблял легковерностью своих коллег и широкого круга читателей? Разве ты сам — знаешь, как связаны сновидения и нейроны гиппокампа, как работает тета-ритм? Разве твоя "научная" теория ме­нее безумна, чем онейросексологическая?»

— Вы излечены, Professore, однако заходите еще.
Я всегда рада оказать услугу коллеге-ученому. Хоть он
и мучает мышек и кошек, — произнесла она, подняв па­
лец.

Она посмотрела на часы. Ясно, что о нюансах оней-росексологии мы уже не сможем поговорить...

page 152 / 153---------------------------------------------------------------------------------------------------

— Можете расплатиться французскими франками,
с вас 1800, — сказала она...*

Когда я явился в ресторан отеля «Теодорих», чтобы поужинать, я увидел, что на всех столах горят свечи, отбрасывая мерцающие отблески на потухшие люстры. Это была всегдашняя вечеринка по случаю завтрашней экскурсии на Эвганейские холмы, которая устраива­лась дважды в месяц по воскресеньям. «Марлен» каза­лась особенно соблазнительной в колье из светлого ян­таря на черном платье. Слева от меня «мадам Крупп» блистала всеми своими бриллиантами. Настоящими или поддельными? Только я вошел, как ко мне устре­мился метрдотель.

— Professore, вы завтра едете на экскурсию?

Еду ли я? Но с кем? Людвиг Манн наверняка не за­хочет ехать.

Я повернулся к «Марлен».

— Вы едете на эту экскурсию?

— Я поеду, если поедете вы, —- ответила она с улыб­кой.

— Тогда запишите нас двоих, — сказал я метрдотелю.
По завершении ужина я пригласил «Марлен» в бар.

Мы выбрали местечко как можно дальше от пианино и на некотором расстоянии от танцевальной площадки, заполненной кругом артрозных танцоров, навевавших тоску.

* 1800 франков — около 300 долларов (примеч. В. 1С).

— Возьмите грушевый ликер «Вильямин» или мали­новый — они оба превосходны, — предложил я.

— «Вильямин», пожалуй.

«Марлен» хранила молчание. Что это означало — скромность, робость или стремление защитить себя? Скорее всего, скрытность.

— Вы не посещаете ни фанги, ни бассейна? — спро­сил я.

— Да нет, я не на лечении, но с удовольствием пла­ваю в бассейне после полудня, когда вы уезжаете в Ве­нецию, — ответила она мне с улыбкой. — Я выбрала этот отель центром моей деятельности. До сих пор нам с вами не доводилось общаться. Разрешите мне представиться. Меня зовут Наташа Бурешова. Я ро­дилась в Петровске*, под Санкт-Петербургом, но ста­ла чешкой после замужества. Это давняя история. От метрдотеля я узнала, кто вы, профессор Жуве. Я жур­налистка. Внештатная, free-lance, как здесь говорят. Пишу книги о туризме, иногда заметки для гидов и ту­ристических журналов. Сейчас я готовлю большой материал про Венецию. Не только саму Венецию, но и про ее пригороды, которые никогда никем не посе­щаются. Ведь обычный турист не знает ничего, кроме Венеции, а я стараюсь раскрыть перед ним сокровища Падуи, Виченцы, Равенны, палладинских дворцов. На этот раз я должна собрать материал и высказать свое

Так у автора. Вероятно, речь идет о Павловске (примеч. ред.).

page 154 /155----------------------------------------------------------------------------------------------------

мнение обо всех этих гостиницах-санаториях с лечеб­ными грязями и минеральными водами... Так вот, по-моему, этот отель — лучший из всех от Абано до Мон-тегротто.

— Но разве чехи здесь отдыхают?

— Чехи, в основном, ездят лечиться в Карловы Бары (бывший Карлсбад), но в дешевых отелях Венеции их полным-полно. Сейчас даже есть прямой поезд от Пра­ги до Венеции.

— А русские? Вы же можете говорить и писать по-русски. Отчего же вы не сотрудничаете с их туристиче­скими агентствами?

— В данный момент Венеция в России не продается. Русских больше привлекают солнце и казино. Они обыч­но отдыхают на итальянской и французской Ривьере.

— Ну что ж, это приятное занятие. Вы надолго здесь задержитесь?

— Нет, в конце следующей недели возвращаюсь
в Прагу. Я очень рада, что благодаря вам смогу посе­
тить Эвганейские холмы... А ваш друг, австрийский
профессор, поедет с нами?

— Профессор Манн? Думаю, нет. Он терпеть не мо­
жет массовые мероприятия. Терпеть не может компа­
нии австрийцев или немцев своего возраста.

Наступило долгое молчание. «Марлен»-Наташа сму­щала меня. Я никак не мог осмелиться рассказать ей о том, что видел во сне, как она устремляется ко мне с обнаженной грудью... В глубине зала несколько пар

танцевали под звуки пианино. На этот раз сама Наташа нарушила молчание.

—Мне сказали, что вы специалист по сну.

—Да. Я приехал сюда, чтобы написать важную ста­тью о механизмах сновидений, но, не знаю почему, я уже три дня не могу работать. Меня это больше не ин­тересует.

—Вам перестали сниться сны?

—Да. Во всяком случае, меньше. Сны ведь бывают разные. Бывают сны-загадки, это всегда интересно. Меня сейчас интересуют венецианские музеи, и мне хо­телось бы вернуться в Равенну. Я увлекся музыкой и живописью. Я захватил с собой кое-какие научные книги, чтобы их здесь читать или перечитывать, но об­наружил, что не в силах этого делать. Все эти заумные теории представляются мне теперь чудовищно науко­образными, каким-то фарсом... Я не могу больше читать своих собственных сочинений! Думаю, все это надо вы­бросить и сжечь... Хотелось бы завершить свой отпуск в каком-нибудь шикарном отеле в Венеции. Таком, как «Киприани» на Джудекке, где я вчера вечером ужинал. Я бы сидел там под солнцем и смотрел на вапоретти, ко­рабли и лодки...

—Но ведь «Киприани» — один из самых дорогих отелей Венеции. Там места нужно бронировать за не­сколько месяцев!

—Догадываюсь! Да и одеваться в этих роскошных ве­нецианских отелях нужно совсем по-другому. Мы с мо-

page 156 / 157---------------------------------------------------------------------------------------------------

им другом Людвигом Манном как интеллигенты при­выкли ходить в чем попало. Ни галстуков, ни пиджаков, ни вельветовых брюк. Скоро вообще будем ходить в джинсах и кроссовках! А мне и вправду хочется прику­пить несколько красивых итальянских костюмов. Только где — в Венеции или Абано? Что вы мне посоветуете?

— Конечно, в Абано, ведь там множество первокласс­ных магазинчиков, торгующих одеждой, обувью и би­жутерией, собрано на одной улице, тогда как в Венеции все ноги оттопчешь.

— Точно, на следующей неделе еду в Абано. Мне хо­чется ходить по магазинам, прицениваться, щупать тка­ни. Хочется купить шикарный костюм, рубашки, туф­ли, может, кашемировый макинтош и обязательно трость. Как вы думаете, там в Абано есть магазин, тор­гующий тростями?

— Ну конечно! Ведь здесь процент богатых людей, пользующихся тростью, один из самых высоких в ми­ре! А какую трость вы хотите купить?

— Трость с секретом. Очень толстую, с флаконом внутри. Тогда на научных конференциях, если станет невыносимо скучно, я смогу потихоньку выпивать... Наконец, я хочу купить красивые золотые часы «ро-лекс», как у моей соседки слева. У меня бывали раз­ные красивые часы, но мои дети их все растащили.

Наташа улыбнулась и посмотрела на свои часы.

— Пожалуй, поздновато. Я поднимусь в номер. Спа­
сибо за «Вильямин».

— Подождите минутку. Еще не так поздно. Когда
в час ночи я выхожу на балкон, в вашем номере всегда
горит свет.

— Да, поздно работаю, когда в гостинице тихо.
Следовало бы порасспрашивать Наташу о России,

ведь она всегда заставляла меня говорить первым.

— Вы часто бываете в России? Вы возвращались
в Санкт-Петербург? Это такой красивый город.

—А вы знаете Санкт-Петербург? — удивилась она.

—Я был в Ленинграде в 1974 году и два раза в Санкт-Петербурге. В последний раз два года назад, на кон­грессе. Я даже ездил в Петровск. А вы?

— Я покинула Ленинград в начале восьмидесятых
и никогда больше не возвращалась в Россию. Моя жизнь
протекает между Прагой, Парижем, Лондоном и Итали­
ей, где я погружаюсь в языки.

Наташа еще раз взглянула на наручные часы.

— Мне пора подниматься в номер. Было очень инте­
ресно поговорить с таким раскаявшимся ученым, если
позволите себя так называть. Встречаемся завтра в три
часа дня в экскурсионном автобусе.

Мы поднялись вместе. Лестница была такая узкая, что порой прижимала меня к ней, и она, избегая меня, вжималась в угол на поворотах. Какая-то тайна разде­ляла нас. Однако на следующий день гороскоп совето­вал мне остерегаться старого друга. Ну уж это точно была не Наташа...

page 158 /159------------------------------------------------------------------------------------------------

Глава 8. Марш Радецкого

Воскресенье, 12 сентября 1999 года

Еще одна ночь без фанго! Мой сон был достаточно глубоким, хотя между тремя и девятью часами я ощу­щал некоторое возбуждение. Кажется, что-то снилось, но ничего не запомнилось.

Спустившись к стойке регистрации, я просмотрел свой гороскоп на сегодня.

«Личная жизнь: чтобы идти вперед, нужно убрать препятствия. (Ну конечно, ведь это именно то, что я дела вчера с «Марлен»-Наташей!) Работа: в сомнитель­ных вариантах лучше воздержаться! В любом случае, будет желание мира и покоя. (Вот поэтому-то я и еду на экскурсию по холмам.) Здоровье: вы ощущаете нервоз­ность, у вас дурное самочувствие. Максимум внимания состоянию вашего организма».

Господи, как же все это верно!

Когда я вернулся в номер, меня вдруг напугали бес­порядочно разбросанные оттиски статей на моем сто­ле. Надо бы поскорее избавиться от этого литератур­ного хлама, все равно никакого интереса он не пред­ставляет; попрошу-ка я все это выбросить. А эти че­тыре толстые книги по сознанию я верну в библиоте­ку при гостинице. Это труды Дэниела Деннетта, Дже-

ралда Эдельмана, Антонио Дамасио и Фрэнсиса Кри­ка*. Кому это интересно?

Вот теперь мой стол пуст, и ничто не служит немым укором за то, что я бросил свою статью. Скоро я по­лучу факс из «Philosophical Transactions». А вернув­шись во Францию, напишу длинное письмо профес­сору К. и объясню ему, что произошло. Но что ему на­писать? Напишу, что я больше не верю в нейробиоло-гический подход ни к бодрствующему, ни к онейриче-скому сознанию. А он мне ответит, что это будет пре­красной темой для дискуссии в журнале, так что он оставляет за собой право заказать другую статью, с противоположной точкой зрения. И он, конечно же, выберет одного моего коллегу из Гарварда, который разобьет все мои аргументы, пункт за пунктом. Как объяснить профессору К., что все это меня вообще больше не интересует? На худой конец, напишу-ка я статью о взаимосвязи между искусством и сновидени­ями, особенно живописью. Живопись снов, послания Бога или дьявола.

В прошлый раз, год назад, когда я вновь посетил ка­пеллу Скровеньи в Падуе, мое внимание привлекла

Некоторые книги изданы в России: «Глаз разума: Фантазии и размышления о самосознании и о душе» (сост., обр. Хофштад-тер Д. Р., Деннетт Д. К.), М., 2003; Крик Ф. «Безумный поиск: личный взгляд на научное открытие», М., 2002; Крик Ф. «Жизнь как она есть: ее зарождение и сущность», М., 2004 (примеч. В. К.).

page 160 / 161 ---------------------------------------------------------------------------------------------------

пространственная организация тех картин, на кото­рых художник или гравер изображал Господа или ан­гелов, а иногда дьявола, и одновременно спящего, по­лучающего послание в виде святого сна. Картина Джотто, датированная 1304 годом, представляющая сон Иоахима, является хорошим примером этого фе­номена: Иоахим в фиолетовой мантии спит, уронив голову на колени. Он занимает нижнюю правую часть полотна. Ангел с фиолетовыми крыльями устремляет­ся к нему с верхней левой части полотна. В том же го­ду, посещая музеи или листая альбомы с репродукци­ями, я обнаружил такое расположение в шестнадцати из двадцати примеров, которые смог собрать. В кар­тине Джордано «Сон Соломона», которая находится в музее Прадо, луч света, исходящий из глаз Иеговы (расположенного в верхнем левом углу полотна), раз­деляет картину надвое почти по диагонали, нисходя к лицу Соломона, находящегося в нижнем правом уг­лу. То же самое на «Видении отца Будды», китайской гравюре на разноцветном дереве, датированной 1793 годом, которую я видел в Фолкеркюнде Музеум в Гей-дельберге. На ней царь Судходана, спящий в своем дворце, занимает правую нижнюю часть, тогда как семь его снов (индийский царь, белый слон и т. д.) располагаются сверху вниз и полностью заполняют верхнюю левую часть. На знаменитой картине Фузе-ли «Кошмар» (1871), находящейся в музее Детройта, голова спящей находится в нижнем правом углу, тогда

6 М Жуве

как ее удивительное тело располагается справа нале­во. Сияющая конская голова с огненными глазами ис­ходит из черных занавесей, окружающих кровать. Она располагается как раз в середине верхнего левого угла.

Две другие картины (из четырех мне известных) также очень знамениты, но представляют исключение из этого правила. Первая выставлена в музее Акаде­мии Венеции. Это «Сон святой Урсулы» Карпаччо (1495), где голова спящей расположена в нижнем ле­вом углу, а ангел возникает в нижнем правом. Нако­нец, в музее Орсе можно увидеть «Сновидение» Пюви де Шаванна. Путешественник спит в нижнем правом углу, а три ангела (или гения) летят к нему в верхнем правом углу. Означает ли это, что Карпаччо и Пюви де Шаванн были левшами? Вот было бы хорошее назва­ние для статьи, которую я представлю профессору К.! Я предложил бы гипотезу, согласно которой на уровне различных зрительных зон коры существуют нейроны «бога и дьявола», предназначенные для распознавания и расшифровки посланий, содержащихся в снах. Разу­меется, профессор К., большой специалист по зрению, воспринял бы мой текст как розыгрыш. Он бы потре­бовал, чтобы моя теория опиралась на добрую сотню картин! А для этого нужно, по меньшей мере, несколь­ко месяцев работы. Должен ли я, в самом деле, расска­зывать о том, что со мною происходило в течение двух-трех дней и ночей, когда я внезапно взглянул на

page 162 / 163

верхнюю левую область своего зрительного поля, дабы узреть там некоего ангела или демона? Это бесполез­но. Боюсь, что такое признание лишь заставило бы усомниться в моем психическом здоровье. Лучше все же написать письмо с извинениями профессору К. и свалить все на органические нарушения. Как можно писать, если сильно страдаешь?

Утро прошло, и приближение экскурсии на Эвга-нейские холмы вызывало нарастающее оживление от­дыхающих и персонала. За завтраком метрдотель ук­радкой разъяснил мне, что было принято решение под­готовить столы в соответствии с национальностью участников. Каждая группа должна была быть собрана у стола со своим государственным флажком. К сожа­лению, я оказался единстве<