Насколько в России реален голод?

Ну, о голоде, как причине массового мора, наверное, говорить рано. А вот дефицит продовольствия, и, как следствие, его дороговизна и недоступность еды для бедных слоев населения, вполне реальная перспектива. Фундаментальных причин для этого две.

ПЕРВАЯ ПРИЧНА — крах экспортной трубы. Последние 25 лет страна жила по схеме «нефть в обмен на еду». Да, в 90-е годы нефть стоила копейки (впрочем, ее все равно меняли на еду), и потому при Ельцине приходилось брать на десятки миллиардов долларов кредитов и проедать их. Но отдавали при Путине эти долги, да еще с процентами, за счет доходов от подорожавшей нефти, потому схема обмена нефти на еду выдерживается строго. Поскольку экспортная экономика рухнула, всех экспортных доходов не хватит на воровство илитки и еду для бедных. Но илитка, как вы догадываетесь, воровать меньше не станет, потому еды кое-кому не хватит.

Да, я знаю, что вы мне возразите: мол, за годы путинизма сельхозпроизводство росло, мы уже почти обеспечиваем себя курятиной, все больше производим свинины и даже лосось в Мурманской области выращиваем ничуть не хуже, чем норвежцы. Ага, только есть один нюанс. Лосось— он, конечно, может быть и мурманский. Вот только 100% малька — импорт, и почти 70% кормов для откорма — тоже. И потому недостаток валюты и ее дороговизна ставят жирный крест на лососевых импортозаместительных фантазиях.

Формально РФ порядка 70% продовольствия производит сама. Но при этом свыше 90% семенного материала — импорт. Курятинка, говорите, наша, доморощенная? А корма, на которых она выращена? Нет, я не спорю, что и корма в значительной части «мэйд ин Раша». Вопрос в том, из чего они «мэйд» в этой самой Раше? Какова доля соевого и рапсового шрота импортируется, ась? А кормовые витамины и холин? А трактора, которые косят силос, неужели все отечественные? А заводы по производству комбикормов оснащены российскими линиями? Так что доля «локализации» нашего пищепрома отнюдь не 70%, а значительно меньше.

Совершенно очевидно, что как только у правительства иссякнут запасы валюты для поддержания рубля (вопрос лишь, насколько их хватит— на год или два), валюта тут же подорожает настолько, что сделает недоступной по цене продукцию тех сельхозпредприятий, что зависимы от импорта. Ко всему прочему значительная часть нашего пищепрома принадлежит иностранцам. По мере падения платежеспособного спроса они просто уходят с рынка, консервируя производство до лучших времен.

ВТОРАЯ ПРИЧИНА— деградация самого сельхозпроизводства. Во времена нефтяной халявы дешевле было закупать готовую продукцию за рубежом, нежели производить у себя. Я не утверждаю, что делать масло в РФ было нерентабельно, но согласитесь, что делать масло с рентабельностью 5% — совсем не то же самое, что барыжить новозеландским маслом, имея маржу 10%. Именно этим объясняется хронический инвестиционный голод в АПК. Рыба ищет, где глубже, человек— где лучше, а деньги стремятся туда, где они быстрее оборачиваются. Поэтому хроническое недофинансирование нашего агрокомплекса привело к ускоренному выбытию основных фондов.

Тем не менее, спорить не стану, в 2000-е сельское хозяйство, получив кое-что с нефтяных доходов, все же стабилизировалось, а местами даже росло после провала 90-х. Рентабельность выросла, по официальным данным, аж до 14%, а темпы роста доходили до 7—9%.

Диванные эксперты мне возразят, что, дескать, обвал рубля и продуктовые санкции — это благо для сельского хозяйства. Мол, теперича о-го-го как все расцветет и заколостится, замычит и заблеет, закудахчет, забулькает и захрюкает. Да с фига ли, дурачки? Да, дефицит той же говядины за счет снижения импорта неизбежен. Но это вызовет не взрывной рост производства, а рост стоимости мяса для потребителя. Высокая стоимость мяса вызовет снижение потребления. Логично? Для роста производства нужен растущий спрос и доступный кредит. Со спросом все очень грустно по причине падения доходов населения, которое меняет структуру потребления, компенсируя снижение потребления мясных продуктов увеличением доли картофеля, мучных продуктов и суррогатов. А по поводу доступного кредита вообще помолчим, как у свежей могилы.

Наконец, самое главное— «рост производства», например, в животноводстве — это зачастую не только рост производства мяса, а еще и забой стада, причем забивается не молодняк, а молочное стадо! Когда пускают под нож дойное стадо — это не просто тревожный звоночек, это уже оглушительный набат. Дело в том, что дойное стадо — результат многолетней селекционной работы: стадо адаптируется к климату, ветеринары вырабатывают устойчивость к заболеваниям, подбирается оптимальный режим содержания, очень тонко настраиваются корма. Пустить на колбасу молочное стадо легко, восстановить его — это опять годы работы и громадные затраты, в том числе и валюты.

Однако прошлогодний забой скота — это лишь прелюдия к тому «геноциду», который ожидает буренок в нынешнем году. Как поведал мне один мой читатель-фермер при личной встрече, все очень плохо:

— В прошлом году из-за недостаточно влажного лета заготовили кормов меньше обычного. Зима холоднее, чем обычно, расход кормов выше нормы. Ситуация для нас привычная, но раньше осуществлялся маневр кормами — там, где урожай был хорошим, их гнали туда, где природа подвела. В конце концов можно было просто прикупить комбикорма.

Сейчас же ситуация катастрофическая — обеспеченность кормами снизилась по всей стране, официально запасов меньше на 5%, но фактически дефицит чувствуется острее. Если нет запасов, невозможно ими маневрировать. А если даже на рынке и есть свободные корма, то за счет чего я их куплю? Тюменский молокозавод закупает молоко по 9 руб. за литр, а себестоимость его производства у частника и в коллективных хозяйствах порядка 10 рублей! Раньше мы выезжали за счет субсидий из бюджета в размере 2 руб. за литр — было за счет чего сделать «заначку» на черный день. А теперь субсидии обрезали, потому что бюджет дефицитный. Частники из-за этого уже начали забивать скот. Оставляют только для собственного прокорма, остальных коров — под нож. В этом году, если ситуация с кормами не стабилизируется, придется забивать молочное стадо уже товарным хозяйствам.

Ну ладно, можно успокаивать себя тем, что этот фермер из нищей Курганской области, а в моей Тюменской производство молока даже выросло на 3%, если верить статистике (правда, общее производство сельхозпродукции в Тюменской области снизилось в истекшем году почти на 2%). Но если посмотреть глобально —ситуация в общем по стране ухудшается.

В 2009—2012 гг., несмотря на два засушливых года, производство молока в РФ держалось на уровне около 30 млн т — это соответствует показателям конца 50-х годов прошлого века. В 2013 г. произошел спад на 10%. На следующий год полностью компенсировать спад не удалось, а в 2015 г. показатели вновь безнадежно поползли вниз. Массового забоя удавалось избежать за счет наращивания субсидий — на эти нужды животноводы получили в общей сложности 5 млрд руб. только из федеральной казны в докризисных ценах. А сейчас из-за дефицита бюджета, который посыпался из-за низких цен на нефть, не только дополнительные субсидии невозможны, но и существовавший уровень поддержки сельхозпроизводителя урезается.

Стоит ли ожидать дефицита молока в магазинах? Нет. Белоруссия готова нарастить поставки. В итоге развиваться будет белорусский пищепром, а вовсе не наш. Правда, тут есть небольшой нюанс. Вы не задумывались, каким таким волшебным образом Белоруссия спасает Россию всякий раз, когда у нас производство молока проседает? Нарастить производство молока можно двумя способами — путем увеличения дойного стада или путем закупки сухого молока, из которого на молокозаводах бодяжится молоко жидкое, разбавляемое в той или иной пропорции молоком натуральным. То же самое при производстве молочных продуктов.

Так вот, та же Белоруссия, по словам моего источника, активно закупает сухое молоко в Новой Зеландии и Европе, за счет чего и заваливает наш рынок молочными продуктами своего «производства». Формально не придерешься — произведен продукт у нашего партнера по единому таможенному пространству. Но вот ПРОИСХОЖДЕНИЕ сырья для его производства может быть самым что ни наесть санкционным. Так что я совсем неуверен, что санкции против европейского продовольствия сильно помогут отечественному пищепрому, но то, что от этого выиграли белорусы,— несомненно.

Периодически правительство у нас вдруг начинает бороться с белорусской «контрабандой» или Роспотребнадзор «вдруг» обнаруживает, что качество белорусских молочных продуктов не соответствует регламенту. Это очень похоже на борьбу с ветряными мельницами. А нам, потребителям, ничего хорошего не светит в любом случае — либо дефицит и дороговизна, либо ухудшение качества продукции, которую бодяжат из сухого концентрата.

Выводы вроде бы очевидны: чтобы наращивать производство «молочки», надо вкладывать в отрасль деньги. Без этого деградация производства и снижение продовольственной безопасности страны неизбежны. Те ребята «от сохи», с которыми мне довелось пообщаться, кстати, с ностальгией вспоминают те времена, когда Путин был премьером. Если им верить, то Путин-премьер был убедительнее, чем Путин-президент. По их словам, при путинском премьерстве и министре сельского хозяйства Елене Скрынник система субсидирования работала наиболее эффективно, благодаря чему именно в эти годы наблюдался наиболее ощутимый рост сельхозпроизводства. В те годы любая информация о возможном сокращении поголовья воспринималась как ЧП, на ковер вызывался губернатор, принимались какие-то меры. Теперь спасение утопающих— дело рук самих утопающих.

Думаю, дело все-таки не только в административных талантах Путина и Скрынник, а в том, что в жирные годы была возможность субсидировать АПК. Сейчас же отлаженная система рушится, потому что в приоритете не сельское хозяйство, а оборонные расходы (ага, надо же другу Башару помогать у власти удержаться). В фокусе внимания Кремля главным образом внешнеполитические проблемы, которые он сам себе и создал. Но если режим и рухнет, так совсем не потому, что НАТО нападет на Рассиюшку, а по причинам куда более прозаичным— обывателю жрачка станет не по карману. Все постепенно катится именно к этому.

Г.