Мы стояли в дверях. Он попытался взять меня за руку, но я покачала головой.

— Вы кажетесь мне неплохим человеком, кабальеро, поэтому давайте говорить начистоту. Мое сердце, так же как и моя рука, никогда не смогут принадлежать вам. Давайте примем это за аксиому и не будем требовать у судьбы доказательств.

— Я должен просить у вас прощения, донья дель Терра. Мое поведение сегодня было недостойно благородного человека.

— Предстоящее объяснение с батюшкой послужит вам достаточным наказанием, — лукаво проговорила я. — Признаться, мне немного жаль, дорогой дон. При других обстоятельствах мы могли бы стать хорошими друзьями.

— Лутеция!

Он все-таки сграбастал мою руку и запечатлел на сгибе кисти почтительный поцелуй.

— Альфонсо! — Я выдернула ладонь и матерински потрепала его по голове. — Обратите свой взор на какую-нибудь другую барышню. Уверена, что многие из них…

Алькальд молодцевато поклонился и бросил прощальный взгляд поверх моего плеча, вглубь комнаты. Кажется, новый предмет внимания отважного кабальеро в это самое мгновение валялся на кровати и предвкушал, как ее жемчужные зубки будут кромсать буженину.

Я закрыла дверь и велела мечтательнице подвинуться. Чувствовала я себя богиней любви, которая одним движением брови соединяет влюбленные сердца.

— Ну что там у тебя? — зевнула Агнешка. — Развелись? — Нет. Господарь потребовал отступного.

— А ты?

— А я не дала.

— Скареда!

— Я ему то же самое сказала.

— Да я вообще-то тебя имела в виду, — хихикнула водяница. — Сколько там с тебя возьмешь? Разве что, как с той паршивой овцы…

— Ну не скажи.

Потом мы замолчали, пережидая, пока явившиеся слуги сервируют наш поздний ужин. Я вежливо их поблагодарила и пригласила подругу к столу.

— Не хочешь поведать, — с набитым ртом продолжила беседу Агнешка, — как тебе удалось свои финансовые дела поправить? Ведь родственники дель Терра тебя вроде золотым дождем не осыпали?

Я прикинула, что таиться особо нечего, вины за мной никакой не было, так что…

— У меня королевский патент на торговлю пряностями имеется.

— И что?

— Только у меня, понимаешь? У единственной. Раньше никому такого права в Элории не предоставлялось.

— Монополия? — ввернула грецкое слово водяница. — И как тебе это удалось?

— Меня наняли, а за работу этим самым патентом рассчитались.

— Кто нанял, на какую работу?

— Об этом я пока ничего рассказать не могу, но, поверь, ни во что противозаконное…

— Подожди. Ну хорошо — бумажка с королевской печатью. Но тебе еще воспользоваться ей нужно было. Вот если бы мне такое счастье привалило, я бы этот патент просто продала какому-нибудь купцу.

— Это было бы слишком скучно, — покачала я головой. — Тогда просто деньгами взять можно было бы и не морочиться.

— И много ты в пряностях понимаешь?

— Теперь много, поначалу, конечно, трудно пришлось — я в обучение к хинскому купцу поступила, потом еще с контрабандистами познакомилась. — А с ними-то зачем?

— Чтобы пресечь. Знаешь, сколько королевская казна от их делишек теряла? Да что там казна — мне прямой убыток от этого был.

— А училась ты когда?

Я пожала плечами.

— Вот на это времени как раз почти и не оставалось.

Водяница укоризненно покачала золотоволосой головкой.

— Не понимаю. Променять университет… Личины надевать, другими людьми притворяться — только для того, чтобы…

Мне стало очень грустно.

— Ты меня осуждаешь?

— Может быть, немного… Не обращай внимания.

Я моргнула.

— Совсем худо мне тогда было, будто сердце из груди вынули, а на место поставить забыли. А потом я подумала: к лешему страдания! Если я для кого-то не хороша, для себя хороша буду.

От воспоминаний во рту сделалось солоно. День тогда был по-летнему жаркий, и, чтоб ощутить хоть немного прохлады, я отправилась в библиотеку — туда, где ни людей, ни нелюдей, я знала, в этот час не встречу. Я ошиблась. Именно там, в бесконечном лабиринте книжных полок, я повстречала своего покровителя.

— И как вам, нравится? — спросил он, кивнув на раскрытую в моих руках книгу.

Я внимательно оглядела худенького мосластого старикашку в пестром плаще и честно ответила:

— Не особо…