Социальное действие и классовая структуризация. (Паркин, Локвуд, Рансимен, Дарендорф, Гидденс.).

 

Теория структурации (Энтони Гидденс) Попытку разобрать сложные взаимоотношения между социальной структурой и социальным действием предпринимает Э. Гидденс в «теории структурации» (structuration theory). Наиболее четко основные посылки этой концепции изложены, на наш взгляд, в его статье «Власть, диалектика контроля и классовая структурация». И начинается это изложение так: «Теория структурации базируется на следующих положениях: что социальная теория... должна инкорпорировать понимание человеческого поведения как действия (action); что такое понимание должно совмещаться с фокусированием внимания на структурных компонентах социальных институтов и общественных систем; и что понятия власти и господства логически, а не каким-то случайным образом, связаны с определенными мною концепциями действия и структуры»³⁰, Остановимся коротко на каждом из трех выделенных суждений.

Выдвигая на передний план концепцию социального действия, вступает в полемическую борьбу со структурализмом. Он считает, что именно эта концепция отсутствует и у марксистов типа Л. Альтюссера, и у Т. Парсонса. Главной чертой социального действия по Гидденсу — служит наличие агентов, обладающих достаточным рефлексивным знанием для того, чтобы быть в состоянии изменять свое положение в мире, «поступать вопреки» («to do otherwise»).

При этом, конечно, всякий агент сталкивается с институциональными ограничениями. Понимая это Гидденс, однако, пытается снять традиционное противопоставление структурного и деятельностного подходов, показывая, что структурные рамки двойственны, ибо служат одновременно и исходной основой, и продуктом человеческого действия. Он пишет, что структурные компоненты социальных систем следует рассматривать в отношении к человеческому действию одновременно как стимулы и как ограничители; и традиционный дуализм между действием и структурой должно переинтерпретировать как двойственность (duality), в которой структура выступает и как посредник (medium), и как результат опирающихся на знание социальных практик.

Быть агентом, как утверждает Гидденс, значит обладать властью, понимаемой как возможность вносить коррективы в поток событий.

Причем на практике даже, казалось бы, абсолютно безвластные индивиды (вроде заключенного в одиночной камере) тем не менее, во всех типах отношений способны к мобилизации каких-либо ресурсов контроля над ситуацией (например, через голодовку). Гидденс называет это «диалектикой контроля».

В итоге появление границ между классами ставится в прямую зависимость от способа структурации. Структурация же классовых отношений, по авторскому замыслу, может быть двух видов: опосредованная (mediate) и непосредственная (proximate). Опосредованная структурация возникает там, где ограждается (closure) мобильность в отношении любых рыночных возможностей, связаны ли они с обладанием собственностью, образовательным дипломом или просто физической рабочей силой. Что же касается непосредственной структурации, то она, по определению Гидденса, имеет три взаимосвязанных основания: разделение труда внутри предприятия, распределение профессиональных ролей; отношения неравно распределенного авторитета внутри предприятия; существование так называемых распределительных групп (distributive groupings), связанных уже не с производством, а с общими параметрами потребления (например, жилищной сегрегацией по районам и т. п.).

В своей теории структурации Гидденс пробует противопоставиться подходам как К. Маркса, так и М. Вебера. Но по сути в данном случае он направляет воду в веберовское русло. (Не трудно заметить явные параллели в его аргументации с неовеберианской концепцией Ф. Паркина, несмотря на имеющуюся разницу в терминологии.) 4*Разумеется, чрезвычайно важно взять методологически верный тон в общих рассуждениях о структуре, действии и власти. Заставить же его звучать на инструментах конкретного эмпирического исследования намного труднее. Впрочем, примеры такого успешного применения веберовской методологии к исследованию конкретных социальных групп, как мы увидим ниже, были показаны еще до появления теории структурации.

Многокритериальность как теоретический принцип (У. Г. Рансимен) Веберовский плюралистический подход к анализу социальной структуры последовательно отстаивается У. Г. Рансименом, считающим, что класс, статус и политическая власть являются основой для трех отдельных общественных иерархий. Конечно, и некоторых (чаще всего доиндустриальных) обществах и в некоторых случаях (как, например, в случае с иерархией социально-профессиональных групп) классовое, статусное и властное членения могут сходиться очень близко, чуть ли не совпадать. Но в принципе они всегда остаются относительно самостоятельными стратификационными системами, а между их категориями нет даже особо тесной связи³¹.

Помимо узкого «партийно-политического» понимания «власти» Рансимен повсеместно использует это понятие в общесоциологическом значении — как основу любого структурного процесса, образования и класса, и статуса, и партии. Используя распределение власти как исходную основу для множества стратификационных критериев, он предлагает сначала «идеальные типы индустриального общества», построенные на базе различных стратификационных систем («классовое», «элитное», «кастовое», «плюралистическое», «социалистическое» и «революционное») ³², а из этих «кубиков» складывает типологию «реальных обществ», включающую в себя: «неокапиталистический» тип (пример Великобритании), «социал-демократический» тип (пример Швеции), «государственный социализм» (пример Советского Союза), «революционный социализм» (Китай), и «этнократический» тип (Южно-Африканская республика).

Рансимен воюет с однокритериальным членением общества и собственно в классовой теории, утверждая, что ни профессионально-должностное положение, ни размеры дохода не могут служить достаточным основанием для выделения классов, но только единство трех критериев наличия или отсутствия экономической власти: возможностей контроля (распоряжения экономическими ресурсами), размеров собственности (юридического владения ресурсами), рыночных позиций (marketability) (обладания необходимыми способностями или квалификацией).

Сравнивая между собой трех профессиональных инженеров с одинаковыми персональными данными — служащего крупной компании, владельца малого бизнеса и независимого консультанта, — Рансимен утверждает (и в атом суть его подхода), что: «Несмотря на всю разницу между ними как в уровнях дохода, так и в системе занятости, они находятся в одной классовой позиции. А происходит это потому, что каждый из них представляет один из функционально эквивалентных критериев экономической власти — контроль в первом случае, собственность во втором случае и рыночные позиции — в третьем»³³.

Рансимен фиксирует на этой основе семь различных классов. Но нам здесь интересен сам подход — выделение классов в зависимости от масштабов реализуемой экономической власти, учитывающее позиции субъектов на рынке собственности, рынке труда и во внутрифирменной организации.

Многокритериальный подход был реализован в целом ряде эмпирических исследований, посвященных разным социальным группам. К «классическим» образцам сегодня можно отнести исследование клерков (Д. Локвуд), рабочих («Кембриджская группа» — Дж. Голторп и др.), мелкой городской буржуазии (Ф. Бичхофер и др.), сельских фермеров (Г. Ньюби и др.). Посмотрим, в чем состоит специфика их подходов.

«Работник в черном пальто» (Дэвид Локвуд) Опубликованное в конце 1950-х годов исследование Д. Локвуда, посвященное судьбам служащих-клерков, явно воплощает веберовскую традицию. Суть же подхода такова. Положение любой социальной группы раскрывается через характеристику ее трех ситуаций: рыночной, трудовой и статусной. Первые две формируют классовые, третья — стратификационные позиции группы. Именно совокупностью указанных позиций определяется структура группового самосознания и самоидентификации.

Рыночная ситуация, по Локвуду, непременно включает отношения собственности. Но отличие от ортодоксальных марксистов весьма существенно. Последние считают, что само наличие или отсутствие собственности есть основание для классовой идентификации. Если же какая-то группа (те же клерки) не осознают своих «объективных» интересов, то это не иначе как результат «ложного самосознания» (false consciousness). Локвуд же (помимо неприятия «ложности» или «истинности» сознания как социологических категорий) утверждает, что рыночная ситуация включает не только размеры собственности и получаемых доходов, но также социальную защищенность и шансы на социальное продвижение, зависящие, в свою очередь, во многом от квалификационного уровня работников.

«Важно, что отнюдь не все те, кто лишен собственности и принадлежат к категории наемного труда, обязательно находятся в сходной рыночной ситуации»³⁴.

Так, клерки традиционно находились в более привилегированном материально и защищенном положении по сравнению с работниками физического труда. В середине данного столетия, впрочем, эти различия с квалифицированной частью рабочих сошли на нет. Все чаще служащие оказываются в менее защищенной от безработицы и экономически зависимой ситуации. Но сближения с рабочим классом, тем не менее, не происходит. Во-первых, потому, что мелкие служащие все же сохраняют иные карьерные ориентации и действительно имеют лучшие шансы на продвижение (одна треть вырастает до менеджерских постов). А во-вторых, одной только рыночной ситуации для характеристики недостаточно. Важны позиции в системе разделения труда, квалификационные различия, дифференциация внутрифирменных властных полномочий.

«Несомненно, в современном индустриальном обществе, — подчеркивает Д. Локвуд, — наиболее значимые социальные условия, формирующие психологию индивида, вырастают из организации производства, управления и распределения. Другими словами, из «трудовой ситуации»«³⁵.

Помимо того, что условия работы служащих менее «пыльные», они физически отделены конторской стеной от «синих воротничков», что дополняется сохранением между ними и социальной отстраненности.

Работа клерков скорее сближает их с менеджерами, их отношения более неформальны, чаще отдают явным патерналистским духом, клерки теснее привязаны к работе на конкретную фирму. В результате их позиции ассоциируются с властью, хотя реальной власти в их распоряжении вовсе и нет.

Рутинизация и стандартизация конторских операций, часто ведущие одновременно к специализации и деквалификации их труда, делают их позиции несколько более противоречивыми и еще более привязывают к своей фирме. Вдобавок в каждой группе можно усмотреть весомые квалификационные различия. И у клерков была своя «аристократия» (скажем, банковские клерки) и свои «низы» (железнодорожные служащие).

Но еще более двойственными оказываются статусные ситуации.

Нигде, пожалуй, они не важны настолько как в отношении клерков с их извечным снобизмом и претензиями на статус «джентльмена». И это не случайно. До трех четвертей из них сами происходят и выбирают жен и мужей из различных средних слоев (включая квалифицированных рабочих).

При этом замечается, что статусные претензии служащих другими группами признаются все меньше и меньше. Этому снижению престижа в немалой степени способствовало признание «женского» характера многих конторских профессий (еще до того как женщины действительно заняли в них большинство рабочих мест). Кроме того, наиболее квалифицированные группы рабочих сами покушаются на более престижные позиции, «обуржуазиваются» (не в марксистском смысле как получатели «рентного» дохода из части хозяйской прибыли, а через принятие культурных ценностей средних классов). И это статусное соперничество («status rivalry») между обладателями «синих воротничков» и «черных пальто» еще более снижает шансы на их единую идентификацию.

Служащие образуют свои отдельные профсоюзы (причем степень организованности зависит от рыночной и трудовой, но не от статусной ситуации тех или иных групп), но они менее воинственны и более полагаются на диспуты, нежели на забастовочную борьбу. И то, что клерки разбросаны по офисам и ступеням служебной иерархии, разумеется, не способствует их групповой консолидации и солидарности.

«Преуспевающий рабочий» (Джон Голдторп и др.) Тему «белых» и «синих воротничков», уже с другого конца, продолжает «Кембриджская группа» (Дж. Голдторп, Д. Локвуд, Ф. Бичхофер и Дж. Платт). Они подвергают эмпирической проверке тезис об «обуржуазивании» рабочего класса, т. е. о его сближении со средними слоями и но уровню доходов, и по позициям в разделении труда, и но культурным нормам и ориентациям. При анализе трудовой ситуации на заводах Льютона обнаруживается, что: «трудовая ситуация, в которой находятся служащие, все еще в целом превосходит ситуацию работников физического труда и по трудовым льготам, и по перспективам на продвижение и повышение уровня дохода в будущем. Ведь классовые позиции к одной покупательной способности отнюдь не сводятся»³⁶.

Выясняется, что за тот же уровень зарплаты рабочие вынуждены перерабатывать по сравнению со служащими (их рабочее время в итоге оказывается на 25% длиннее), причем, трудиться в менее удобные рабочие часы. Их оплата чаще носит ненавистный сдельный характер.

И движут рабочими другие (в целом более материалистические) трудовые мотивы.

Мотивы эти отражаются на общем отношении к своей работе.

Работа и жизнь вне работы у рабочих более резко разделены, Совершенно другой круг друзей и родственников позволяет «отключиться», забыть на время о «жизни в труде». В силу некоего внутреннего сопротивления большинство из них не пользуется местами для совместного отдыха, организованными при месте работы. Членство в подобных обществах и клубах почти полностью «беловоротничковое». У служащих такое деление на работу и жизнь вне работы менее заметно.

В нерабочее время «синие воротнички» более замкнуты в своей семейной среде. Общественно-культурная жизнь «белых воротничков» явно более активна. Они также более склонны ограничивать размеры своей семьи.

У рабочих, как правило, более упрощенные представления о классовой структуре общества, которое в их глазах делится на «мы» и «они» (имеющие власть над нами). Видение более развитых иерархий, основанных на социальном престиже, характерное для средних слоев, у них отсутствует. Более половины ставят во главу угла материальные факторы.

Что же касается перспективных ориентации, рабочие живут более своим настоящим, нацелены скорее на поддержание имеющегося жизненного уровня, нежели на расширение экономического и культурного горизонта. У них чаще, по сравнению со служащими, отсутствует сколь-либо долгосрочное планирование в области расходования собственных сбережений.

У рабочих также явно более низок и уровень карьерных ожиданий, да и шансы на продвижение невелики. Хотя многие поговаривают о собственном деле, но практические попытки в этом направлении предпринимает не более чем каждый пятый. Да и в этом случае продвижение видится не как карьера внутри фирмы (типичные ожидания служащего), а как повышение собственного благосостояния за ее воротами, В своих действиях рабочие чаще ориентируются на коллективы типа профсоюзных объединений, в то время как служащие более рассчитывают на индивидуальное продвижение. Наконец, в сфере политических установок рабочие более привержены голосованию за лейбористскую партию.

Итог рассуждений уже понятен; тезис о прогрессирующем «обуржуазивании» рабочего класса опровергается, хотя и вовсе не с марксистских позиций: «По крайней мере, там где дело касается мира труда, тезис об обуржуазивании рабочего класса очень слабо соответствует реальности современного британского общества».

Утверждается также, что в качественном отношении, если и происходит сближение, то скорее нижние средние слои по своим позициям сдвигаются к позициям рабочего класса, нежели наоборот (хотя о «пролетаризации» служащих говорить все же не стоит). Впрочем, нас в данном случае интересовали более даже не выводы по конкретным социальным группам, но состав переменных, используемых для структурного анализа.

«Неудобный стратум» (Франк Бичхофер и др.) При анализе некоторых социальных групп особенно рельефно видна неприемлемость прямолинейных классовых схем. К подобным группам относится, без сомнения, так называемая мелкая буржуазия. Владельцы небольших магазинов, «лавочники» (small shopkeepers), взятые на прицел Ф. Бичхофером, Б. Эллиотом и их коллегами, действительно, на редкость «неудобный» стратум. Подобно буржуазии лавочники владеют собственностью и привлекают (хотя и в крайне ограниченных размерах) наемный труд. По своей независимости и организации трудового процесса они близки к ремесленникам. По доходам и обеспеченности предметами длительного пользования приближаются к квалифицированным специалистам. Но работать собственными руками вынуждены не меньше, чем рабочий класс. По уровню образования они близки нижним социальным слоям, а но политическим пристрастиям — скорее верхним.

Мировоззрение данного слоя характеризуется как своеобразный «экономический традиционализм». Его отличает ориентация на поддержание «статус кво» и существующих жизненных условий, неприязнь ко всяким существенным переменам и отсутствие серьезных деловых амбиций. Честолюбивые же устремления скорее переносятся на детей, которые весьма часто покидают сферу мелкого родительского бизнеса.

«Контролирование шансов на продвижение собственных детей — важный элемент классовой ситуации. И в этом отношении контраст с исследованными ранее преуспевающими рабочими... поразителен»³⁷.

Основное место в структуре ценностей «мелкого буржуа» занимает сохранение независимости (чуть ли не единственный плюс, извлекаемый мелкими собственниками из их экономического положения).

Характерна также идеология опоры на собственные силы, на собственный упорный труд.

На политической арене интересы мелких собственников представлены довольно скудно. Они скорее представляют образцы радикального индивидуализма.

«Большинство мелких бизнесменов — «одиночки», а не «приверженцы объединения» («loners, not joiners»), и крупные политически эффективные ассоциации ими образуются редко»

Голосуют, впрочем, чуть ли не поголовно за партию консерваторов.

Это разряд «трудящихся», который вовсе не склонен поддерживать лейбористов.

Итак, лавочники в целом ряде отношений являются маргиналами.

По выражению Бичхофера и Эллиота, их положение обеспечивает для очень разных слоев канал профессиональной мобильности, но без общей социальной мобильности³⁹. Куда, к какому «классу» их прикажете отнести? Именно на таких группах и возможно показать, что только совокупность ситуационных (рыночных, трудовых и социальных) характеристик, дополняемая анализом укорененных ценностей и устойчивых экспектаций, может служить основой для выделения социальных групп в отдельные слои и страты с их специфической идеологией, хозяйственным поведением и политическими установками.

Мелкие фермеры (Ховард Ньюби и др.) Исследования X. Ньюби и его коллег, посвященные фермерским хозяйствам и стратификации сельских сообществ, — отличное дополнение к примерам утилизации веберианской методологии. Многое объединяет фермеров с их городскими собратьями (теми же «лавочниками»). Та же готовность к упорному труду для сохранения собственной независимости. Та же зажатость между жерновами крупного капитала и государственной бюрократии. Та же политическая приверженность консерватизму без полного отождествления с консервативными партиями⁴⁰.

Но исследователи привлекают внимание также и к другим важным обстоятельствам. К тому, что само по себе неравномерное распределение ресурсов еще не говорит о том, как собственно складываются классовые отношения. В сильной степени это зависит от контекста, комплекса конкретных условий, в которых находятся различные группы. Такие специфические условия и формируются в рамках сельских фермерских хозяйств — с их привязанностью к земле, преобладанием семейных предприятий, своеобразной местной солидарностью («локализмом»), объединяющим хозяев и работников в их отношении к «чужим», «новичкам», «пришельцам».

Но главное, вырастающие из своего корня — собственности на землю, — властные отношения пронизываются также неким моральным духом, который и помогает утвердить стратификационную систему. Он разделяет классы и одновременно увязывает их воедино, легитимирует неравенство и превращает противостоящие группы в некое подобие единой семьи. Стратификационная система, тем самым, утверждается не в отношениях простого господства и подчинения, но в более сложных (и более «традиционных») отношениях, которые лучше всего раскрываются понятием патернализма.

«Необходимо вновь подчеркнуть, что патернализм существует не в социальном вакууме, он возникает из специфической системы социальной стратификации и укоренен в этой системе, имеющей в основе своей экономический источник, объективируемый посредством собственности. Патернализм, таким образом, выступает как метод самоутверждения классовых отношений и вырастает из потребности в стабилизации и моральном оправдании системы, покоящейся на фундаментальном неравенстве»⁴¹.

Вообще интересно, как проявляются методологические пристрастия в выборе исследовательского объекта. Если неомарксистов более всего заботит судьба рабочего класса и прочих нижних слоев, то внимание неовеберианцев приковывается к разного рода «срединным», «промежуточным» группам. Считается (и не без оснований), что именно на этом материале и можно решать самые сложные проблемы образования классовых и слоевых границ. Словом, всех интересуют «маргиналы». Но маргиналы разного уровня.

Классы как траектории (Сэнди Стюарт и др.) Если марксисты чаще всего игнорируют проблемы социальной мобильности (их интересует скорее структура классовых позиций, нежели распределение индивидов по этим позициям), то сторонники веберианской методологии уделяют куда большее внимание именно траекториям социального движения.

Так, упоминавшийся ранее Джон Голдторп подчеркивает, что до всяких рассуждений о классовом сознании и действии нужно еще посмотреть, что происходит с самими классовыми позициями во временном аспекте. Построив свою исходную классовую схему на основе сравнительных трудовых и рыночных позиций, Голдторп исследует направленность и длину карьерных траекторий, связи и различия внутри- и межпоколенной мобильности, эмпирически опровергая упрощенные зависимости между формированием классов и мобильностью⁴².

Обратим внимание на его общий вывод: «Попытки исследовать проблемы образования классов и классового действия, не принимая по внимание степени классовой мобильности, подобные тем, что предпринимаются марксистами-структуралистами, имеют невеликую ценность»⁴³.

«Траекторный» подход к стратификационным процессам проповедуется и «новой кембриджской группой» в лице Р. Блэкберна, К. Прэнди и А, Стюарта (авторы кембриджского «Affluent Worker Study» вскоре были разброшены судьбой по разным концам Великобритании).

Блэкберн, Прэнди и Стюарт выбирают профессии как традиционный исходный элемент стратификационного членения, но определяют профессию, учитывая характерную для нее внутрипрофессиональную траекторию. Перспективы социального продвижения оцениваются, таким образом, как важный элемент нынешнего положения индивидов⁴⁵.

При этом особая роль придается влиянию образования. Исследовательским же материалом (не впервые и не случайно) становятся карьерные судьбы клерков. Приведем один из характерных выводов ново-кембриджского исследования; «... (Из приведенных данных. — В. Р.) совершенно ясно, что те, кто начинал трудовой путь в качестве клерков, ныне зарабатывают намного больше тех, кто всю жизнь был связан с физическим трудом.

Позиция клерка не является хорошо оплачиваемой или особо привлекательной, но она являет начальную ступень относительно доходной и весьма привлекательной карьеры. Как таковая, она привлекает людей с относительно высоким уровнем образования, а также с ожиданиями и устремлениями, характерными для средних классов»⁴⁶.

Неовеберианские работы по социальной мобильности, впрочем, хотя и принципиально обходящие стороной статусное ранжирование по шкалам престижа, находятся под явным влиянием более развитой («высокотехнологичной», математически оснащенной) американской традиции, представленной исследованиями СМ. Липсета, О. Д. Данкена, Р. Хаузера и других и возросшей скорее на иной, функционалистской почве.

В поисках «правильных» классов (Гордон Маршалл и др.) В конце 80-х годов группа исследователей в лице Г. Маршалла, Д. Роуза и др. решается выступить в качестве рефери в дискуссии между лидерами классовой схематизации неомарксистом Э. Райтом и неовеберианцем Дж. Голдторпом. «Правильный» (right) класс, конечно, не научное понятие, но обыкновенный каламбур, возникший в связи с фамилией Райта⁴⁷. Чаша весов в то же время, по мнению внимательных судей, склоняется в пользу Голдторна.

Маршалл и его коллеги сами проводят обширные исследования, делая больший упор на проблемы структуры классового сознания.

Итогом изысканий становится вывод о том, что при всей амбивалентности классового сознания, «класс» нее же остается одной из важнейших объясняющих переменных⁴⁸.

То, что мы уделили столько внимания британским исследованиям, конечно, не случайно. Количественные методы поставлены здесь много скромнее, нежели в США, но теоретическая традиция соцструктурных исследований, бесспорно, сильна. К тому же сравнительно сильна, как принято считать, и степень являемой британским обществом классовой идентификации.

В заключение отметим, что неовеберианцы в целом противостоят сразу двум структуралистским подходам — марксистскому, выстраивающему жесткие позиционные структуры, и функционалистскому, акцентирующему проблемы нормативного регулирования (развитие последнего направления нами здесь специально не рассматривалось).

Вместе с марксистами веберианцы противостоят функционализму своим конкретно-историческом подходом, вниманием к властным основам отношений, выделением дискретных экономических классов. С функционалистами против марксистов их объединяет осознание принципиальной важности статусных различий и социальной мобильности. В то же время теоретические схемы веберианцев более замысловаты и менее влиятельны в идеологическом отношении.

Вопросы

Исходные положения веберовской стратифкационной теории.

Власть как основа стратификации.

Множественность оснований стратификационного деления.

Класс как рыночная позиция.

Экономический и социальный класс.

Понятие статусной группы.

Партия и мобилизация коллективного действия.

Неовеберианские эмпирические исследования и теоретические положения.

Социальное действие и классовая структуризация. (Паркин, Локвуд, Рансимен, Дарендорф, Гидденс.).

Литература

Вебер М. Класс, статус, партия//Социальная стратификация/Под ред. C. Белановского. Вып. 1. М., 1992. С. 19–38.

Вебер М. Основные понятия стратификации//Cоциологические исследования. 1994. № 5. С. 147–156.

Радаев В., Шкаратан О. Социальная стратификация. 2-е изд. М.: Наука, 1996 (гл. 5).