Выезд охотниц. Фреска из Тиринфа

Первоначально местом собрания греческой общины был рынок, а в дальнейшем народ собирался на площадях. В Афинах местом сбора люда служила площадь на широком утесе, называемом Пниксом. Одни приходили на эту площадь развлечься, другие – по деловой необходимости. Греки умели не только торговать, но любили общаться с друзьями, вести беседы, петь, танцевать, прогуливаться, путешествовать, вообще предаваться развлечениям. Молодой Анахарсис после своего визита в Грецию писал о поведении греков: «Почти всех влекут (на площадь или агору) личные или общественные дела. …Площадь в определенные часы, освободившись от рыночной суеты, открывает прекрасную возможность наслаждаться зрелищем толпы или, наоборот, привлекать к себе внимание других. Вокруг площади расположены лавки торговцев благовониями и менял, цирюльников и т. п., куда всякий может свободно войти и где шумно обсуждаются государственные дела, случаи семейной жизни, пороки и смешные особенности частных лиц… Афинский народ чересчур насмешлив и шутки его особенно жестоки, потому что их язвительность тщательно замаскирована. Кое-где встречаются компании, ведущие поучительные беседы под различными портиками, разбросанными по городу. Ненасытная любовь афинян к новостям, являющаяся следствием живости их ума и поощряемая праздностью жизни, заставляет их сближаться друг с другом. Особенно это ярко заметно во время войны и охоты…»

Мелеагр и калидонский вепрь. Античная статуя

Среди разного рода развлечений популярна охота… Известна история об охоте на страшного калидонского кабана. Этот вепрь буквально терроризировал население Этолии. И тогда с целью убить зверя в Калидон прибыли многие герои Греции. Их возглавил бесстрашный Мелеагр, влюбившийся в прекрасную охотницу Аталанту. К сожалению, охота завершилась, как это нередко бывало, убийством не только кабана, но и соперника. Охота вообще часто превращает в зверей самих охотников.

Антонио Канова. Елена Прекрасная

Люди издавна стали ценить надежность и крепость домашних стен. «Дома лучше, так как вне дома опасно», – говорила древняя греческая поговорка, встречающаяся у Гесиода, да и в «Гомеровом гимне Гермесу». Леса и дороги Греции в то время кишели зверями и бандитами. Так что английская пословица: «Мой дом – моя крепость» имеет давние истоки. Немудрено, что особое значение обрели у них божества домашнего очага и дома.

Афинянки

Большое значение имела личная и частная жизнь, которая у греков примерно с IV века стала более насыщенной. Личная жизнь стала занимать все более заметное место, наряду с политикой. Греки больше внимания стали уделять своим одеждам, еде и досугу. Наиболее состоятельные люди щеголяли в пурпурных плащах или пестрых хитонах, украшенных золотыми вещицами. Богачи, естественно, одевались более броско и ярко. По одежде порой можно было определить даже и политические пристрастия грека.

Греческая матрона

Короткий грубый плащ у лаконистов означал симпатии владельца к образу жизни Спарты, молодые аристократы предпочитали носить хламиду, плащ, украшенный золотом и пурпуром. Некоторые щеголи, вроде Алкивиада, выстраивали на голове различные композиции. Волосы греки обычно обрезали, хотя и не так коротко, как римляне. У мужчин в моде были бороды средних размеров. Дамы делали разного рода прически, дополняя их лентами, диадемами, платками, сетками. Состоятельные дамы одевались более пестро и красиво, в цветные хитоны, руки и шею украшая драгоценностями.

В заботах о своей внешности мужчины обычно органичивались тем, что должны были ежедневно мыться холодной или теплой водой и ухаживать за волосами. Всякое излишество внешности считалось признаком изнеженности и женоподобия. Лучшим украшением свободного мужчины считались длинные волосы и борода. Правда, с годами мода так или иначе менялась. Так, аргивяне стали стричься после поражения от спартанцев, а спартанцы с того времени вообще перестали стричься. С македонского времени стали брить бороды, волосы коротко стричь или завивать в мелкие кудри. Понятно, что особенно большое внимание своей внешности уделяли женщины. К их услугам имелись всевозможные ткани, драгоценности, белила, румяна, сурьма. Особенно злоупотребляли всеми этими аксессуарами гетеры. Они натирали кожу и волосы благовонными маслами и эссенциями, разрисовывали себе руки и тела, чтобы только завлечь в сети мужчин. Женщины шли на всевозможные ухищрения, чтобы казаться красивее, стройнее, изящнее. Если сегодня к услугам богатых дам всякого рода массажные салоны, шейпинги, салоны красоты, то в Древней Греции эту роль выполняли сводни. Один из авторов (Афин. XIII, 23) говорит, что они «набирают новых девушек и в короткое время переделывают их так, что и узнать нельзя. Которая мала ростом, той выстилают башмаки пробкой, которая высока, той дают башмаки на тонких подошвах и заставляют ее ходить, опустив голову; от этого ее рост кажется ниже. Тощи ли у нее бедра – недостающее восполняется подушками, и всякий, видя ее, любуется полнотой бедер. Выдается ли слишком у нее живот, ей подкладывают поддельные груди, какие носят актеры, и дело исправлено. У кого рыжие брови, сажа превращает их в черные, у кого кожа смугла, той помогают белила, а слишком бледным – киноварь. Особенно красивые части тела с умыслом обнажают, и, если у нее прекрасные зубы, она должна смеяться кстати и некстати, чтобы люди могли любоваться ее красивым ртом». Помимо этих хитростей использовались различные украшения (цепи, браслеты, булавки, ожерелья, кольца, перстни, трости и т.д. и т.п.). Перстни носили и мужчины (афиняне – золотые и серебряные, спартанцы – железные). С годами эта мода ушла. И вообще, хотя после Пелопоннесской войны роскошь распространилась среди греков, наиболее умная и просвещенная часть общества предпочитала строгий и простой стиль. Народ над завитыми и надушенными щеголями, у которых по нескольку перстней на руках, да еще проколоты носы и уши, как у обезьян или папуасов, откровенно смеялся. Понятно, что бедняки ходили в лохмотьях, как это бывало и во времена Гомера.

Баня. Купальня

Еда у греков была простой. Всю провизию они закупали на рынке. Некоторые изыски позволяли разве что в кругу друзей-товарищей, когда организовывался пир. Пир (симпосий) составлял одно из главных развлечений греков. Тут велись разговоры, философские споры, исполнялись веселые песенки (часто фривольного содержания), рождались застольные обряды. Возник специальный вид философского изложения, нашедший выражение в литературе симпосиев, а также в бессмертном платоновском «Пире». Со временем сугубо философско-научные пиры обрели характер разгульных времяпровождений, где выступали артисты – фокусники, танцовщицы, флейтистки, кифаристки, жонглеры и акробаты. Порой за столами, где собирались сторонники различных политических партий, шли настоящие баталии по политическим вопросам.

Молодые люди из богатых семей проводили время в палестрах и банях. Богатые отпрыски частенько устраивали пиры и попойки в складчину. На пир являлись, помывшись и умастившись благовониями. Омыв руки и ноги, они приступали к пиршеству. Кушанья им подавали рабы. Пищу брали не голыми руками, а манерно, пальчиками в перчатках. Украсив голову и грудь венками из мирта, фиалок, плюща, роз или иных цветов, юноши начинали главную пирушку, называвшуюся «симпосий» (не путать с нынешним научным симпозиумом). На эти пиры часто приглашались гетеры, танцовщицы, флейтистки и т.д., так что пиры часто затягивались до утра. Женщины после такого рода пиршеств и споров утешали разгоряченных мужчин, как могли; порой прикладывали примочки к их голове после обильных возлияний.

Беседа – пиршество особого рода. Это вам не те дикие сатурналии или же попойки, что позднее утвердились у некоторых варварских народов… Греки любили такие беседы, видя в них путь к совершенствованию и познанию. С другой стороны, особенно тщательно отбирались сотрапезники. Хилон считал, что ни один умный человек не позволит себе сойтись с кем попало за одним столом. Собеседник – ведь это куда серьезнее, чем любовница. Египтяне даже имели на пирах скелет, который напоминал всем присутствующим о том, что они пришли сюда насладиться вечной мудростью, а не набивать желудки. Многие следовали методе обучения, о которой поведал Апулей… Один мудрец, ведя беседу за столом, произнес такие слова во славу пиров и дружеских возлияний мудрецов: ««Первая чаша принадлежит жажде, вторая – веселью, третья – наслаждению, четвертая – безумию». Но о чашах Муз должно сказать наоборот: чем чаще следуют они одна за другой, чем меньше воды подмешано в вино, тем больше пользы для здоровья духа. Первая – чаша учителя чтения – закладывает основы, вторая – чаша филолога – оснащает знаниями, третья – чаша ритора – вооружает красноречием. Большинство не идет дальше этих трех кубков. Но я пил в Афинах и из иных чаш: из чаши поэтического вымысла, из светлой чаши геометрии, из терпкой чаши диалектики, но в особенности из чаши всеохватывающей философии – этой бездонной нектарной чаши. И в самом деле: Эмпедокл создавал поэмы, Платон – диалоги, Сократ – гимны, Эпихарм – музыку, Ксенофонт – исторические сочинения, Кратет – сатиры, а ваш Апулей пробует свои силы во всех этих формах и с одинаковым усердием трудится на ниве каждой из девяти Муз, проявляя, разумеется, больше рвения, чем умения». Если афиняне позволяли себе во время трапез вольности, то встречи спартанцев были проще и строже. На трапезы (сисситии) собиралось по 14—15 человек. Ели в складчину, принося пищу с собой. Подобные трапезы часто посещали дети спартанцев, так как сесситии рассматривались как школа для воспитания молодежи. Тут они должны были, прислушиваясь к беседам взрослых, и сами набираться ума. Во время бесед спартанцы говорили коротко и ясно. Они вообще славились своей манерой излагать мысли просто и понятно (отсюда «лаконизм, лаконический»). Краткость – сестра таланта.

Афинские сценки

Вообще никакая другая тема, помимо тем политики и войны, не занимала греков столь основательно, как все, что связано с едой… Неслучайно и первой комедией Аристофана стали «Едоки». Еда у греков была очень скромной. В «меню» входила похлебка, мясо, овощи, хлеб. Бедняки обычно довольствовались овощами. Хлеб считался еще во времена Солона большой роскошью (VI в. до н.э.). Его заменяла каша или похлебка. Профессиональные пекари появились в Афинах только в V веке до н.э. Хлеб ценился на вес золота (финикийский, беотийский, фессалийский). Хлеб выпекали сами. По мере роста благосостояния и увеличения числа греческих колоний менялся и стол, становясь богаче и разнообразнее. Менее всего баловали себя спартанцы, обходясь, как правило, похлебкой. Особенно были они строги к вину. Спартанец Мегилл говорил: «Наш закон изгоняет из пределов страны то, под влиянием чего люди более всего подпадают сильнейшим удовольствиям, бесчинствам и всяческому безрассудству. Ни в селениях, ни в городах… ты не увидишь нигде пиршеств… и каждый, кто встретит пьяного гуляку, сейчас же налагает на него величайшее наказание, которое уж не снимут под предлогом Дионисийских празднеств. А у вас (в Афинах) видел я как-то повозки с такими гуляками, да и в Таранте у наших поселенцев видел я во время Дионисий весь город пьяным. У нас же ничего подобного не бывает». Другой герой решительно высказывается в пользу карфагенского закона, который запрещает пить вино воинам в лагере, рабам и рабыням, а также, прежде всего и особо, правителям, судьям и кормчим во время исполнения теми их профессиональных обязанностей. И надо сказать, спартанцы крепко держались правил трезвости… Все прочие греки пили вволю, днем и ночью, с дамами и без, несмотря на все указания и законы Платона. В чем-чем, а в этой области мы крепко унаследовали греческие уроки.

Пиршество

Учитывая скромный характер их ежедневных трапез, греки любили поговорить о вкусной пище. Истории о пирах встречаются у Платона, Аристотеля, Ксенофонта, Эпикура, Плутарха, Афинея, Персея Китийского, Клеанфа. Хотя этими именами список авторов, посвятивших труды описанию знаменитых пиршеств, конечно, не исчерпывается. Сюда стоит добавить «Пир, или Лапифы» Лукиана. Существовала и разновидность пиршественного жанра, пиршественные письма. Хотя более знаменит, пожалуй, даже не платоновский «Пир», а пятнадцать книг «Пира мудрецов» Афинея, который крайне интересен как описанием быта древних греков, так и богатейшей источниковедческой частью, ибо содержит более полутора тысяч цитат из 800 авторов (О. Левинская). Уже Гомер ясно понимал, что самой сильной потребностью у людей является их естественная потребность в пище и питье, а также получаемое в итоге этого удовольствие. Поэтому творения греков пестрят самыми разнообразными картинами того, как наилучшим образом удовлетворить потребности желудка. Греки устраивали празднества по любому поводу – рождение и смерть, победа на войне и олимпийских играх, свадьба или развод, юбилей или празднество. Собирались и без всякого повода, просто для того чтобы развлечь себя и других интересной беседой.

Последствия пирушки. Роспись килика

Как часто иные из наших современников оказываются после такого же бурного возлияния в положении героев лукиановского пира… Лукиан поведал, как славно проводили греки время в разнообразных удовольствиях. Вначале возвышенная беседа текла мирно, а затем за ней могла последовать ссора. Дело порой доходило до побоища. Можно было подумать, что видишь перед собой лапифов, сатиров или кентавров: столы опрокинуты, кровь струилась, кубки летали по воздуху. А один ученый муж (кстати говоря, философ) сокрушил другому ударом дубинки череп, кому-то повредил челюсть, при этом нескольких рабов поранив. Когда Гистией, грамматик, попытался разнять дерущихся, он и сам получил ощутимый удар ногой в зубы. В суматохе кто-то опрокинул светильник. Когда внесли свечи, все увидели, как другой ученый муж, Алкидамант, что перед тем, не стыдясь женщин, помочился посреди комнаты, тут «был захвачен на том, что, раздев флейтистку, старался насильно сочетаться с ней».

Пиры аристократов. Фреска из Помпей

Другой участник симпосиума надумал в суматохе спереть чашу. Более всего вели себя необузданно, бранились, объедались, дрались, как ни странно, господа ученые… Когда же они стали расходиться, держась за бока (кто от боли, кто от хохота, кто со слезами, а кто и со смехом), помимо тех, кто уже не мог двинуться с места, все решили, что пирушка явно удалась. Лукиан делает вывод, что трудно говорить о том, насколько способствуют подобные встречи пользе наук или мудрости, но одно ясно: «Одно только я понял: что не безопасно человеку, не бывавшему в подобных переделках, обедать вместе со столь учеными людьми». Последнее замечание очень справедливо…

Парасит в античную эпоху

Недавно и нам пришлось принять участие в таком пире с титулованными учеными мужами. При этом сами же они просили взять их в «застолье», обещая вести себя честно, достойно и прилично. Однако мало того, что сами ничего не дали в общий котел, палец о палец не ударив, так еще утащили принесенный другими «провиант». Вспомнился отрывок из «Пира», где Платон, устами Сократа, сказал, что «к людям достойным на пир достойный без зова приходит». Вспомнилась и фраза Геракла, сказанная им царю Кеику: «Люди достойные без зова приходят на пир к недостойным». В наше время бывает наоборот. Недостойные и малодостойные, те, кто не умеют или не хотят трудиться с полной отдачей сил, завистники, норовят сесть на шею труженику. Ныне и среди части научной братии считается в порядке вещей обмануть и, ничуть не краснея, лишить работника плодов его труда. О некоторых из них можно было бы сказать словами блистательного поэта Джалал ад-Дина Руми:

 

Мы оказали милость человеку,

дав ему свободу воли.

Половина стала пчелами,

половина – змеями…[1]

 

Иные змеи исцеляют, а иные отравляют все вокруг. Отчего-то вспомнились строки из «Махабхараты»: «А змей между тем умножалось потомство. Обычаем было у змей вероломство». Увы, мы так и не научились видеть в людях, тем более в ученых, параситов (или змей), предпочитая сообщество пчел. Хотя понимаем, что все призывы к добродетели, которые хотел привить людям Гомер с ранних лет на всю жизнь, чтобы они тратили досуг и рвение на добрые дела, а не на подлости, дойдут лишь до людей порядочных, совестливых и добродетельных. Однако никогда нельзя забывать совета мудрейшего Хайяма, хорошо знавшего перипетии бурной жизни:

 

В этом мире неверном не будь

дураком:

Полагаться не вздумай на тех,

кто кругом,

Трезвым оком взгляни

на ближайшего друга —

Друг, возможно, окажется

злейшим врагом.

 

Афиней, описывая пиры богатого римлянина Ларенсия, в своей книге описывает различные наслаждения от пищи и питья. При этом он считает, как и Антифан, что для получения действительного наслаждения от пира и компании «блистательных застолий нам не надобно». Хотя, говорят, были и гурманы, подобные Пифиллу, прозванному Лакомкой. Тот якобы даже ходил с обернутым языком и освобождал его только перед самым угощением, а после еды очищал сухой рыбьей чешуей, чтобы его язык острее различал вкус. Среди разного рода кушаний, что подавали греки и римляне на пирах, были и такие, которые, по словам Менандра, «распаляют похоть». Было специальное блюдо, изготовление его требовало особых хлопот. Оно называлось довольно-таки странно – «горшок для развратников» (видимо, блюдо с какими-то особыми специями, распалявшими желание). Вначале греки сидели за трапезой. Герои и философы на соместных застольях никогда не возлегали, а чинно восседали. В Македонии вообще не разрешалось лежать во время приема пищи за столом. Когда Александр однажды устроил прием в честь 6000 своих офицеров, он всех рассадил на серебряных стульях и ложах, застеленных пурпурными плащами.

Работы античных гончаров

Передвижение греков на повозке

Так было во времена более строгие, чем время Афинея (конец II в. н. э., эпоха императора Коммода). Поэтому он скажет: «Мы же пали так низко, что лежим и за трапезой!» На такого рода трапезы особо старались попасть те, кого греки называли параситы (паразиты). Некоторые из них даже прославились таким искусством. Паразиты норовили «пожрать без взноса складчины», то есть на дармовщинку. Так же в наше время иные особи из околобогемной публики стараются попасть на разного рода банкеты, приемы, тусовки. Подобные нахлебники составляли и в те времена непременную деталь жизни греческого полиса. Видимо, у них также были свои функции, раз в одной из комедий сказано, что «должно быть параситу место сразу же за кифаредом», а в другой подчеркивается: «Но заниматься парасита ремеслом не должно, не умея людям нравиться». Иначе говоря, парасит играл в древнегреческом обществе роль некоего шута, актера, балагура или же массовика-затейника.

Таким образом, как видите, греки вели довольно активную общественную и частную жизнь – ходили в собрание, встречались с друзьями, посещали театры и стадионы. Платон писал, что в театрах иногда бывало до 30 000 зрителей. Каждый платил за место в театре по два обола в день; бедных же пускали за счет государства. Публика живо реагировала – аплодировала или шикала. За лучшие пьесы исполнителям ролей (актеры были мужчины) и поэтам-авторам присуждали награды (за трагедию давали козла, за комедию – амфору вина и корзину с фигами, затем стали награждать венками).

Самая образованная, просвещенная часть греческого общества проводила время за чтением книг или их слушанием. Геродот читал отдельные части своей «Истории» на Олимпийских играх. Меж слушателями оказался в это время другой великий историк, Фукидид. По его словам, он пролил слезы восторга, что и подвигло его к изучению истории.

Необходимость масштабной колонизации сделала из греков путешественников. Впрочем, будучи легкими на подъем, греки любили путешествовать. По городу и в окрестностях обычно передвигались пешком. Богатые пользовались повозками или носилками (что вызывало у бедных зависть, давая пищу злословию), или же выходили в сопровождении слуги, несущего складной стул… Почти у всех мужчин в руках трости, женщины нередко шли с зонтами. По ночам путь освещал раб, несущий факел. Если ночью вас не сопровождало несколько слуг, вы подвергались опасности быть ограбленным. Греки чаще путешествовали морем. Внутри страны хороших дорог было очень немного, и почти все они были проложены кое-как.

 

Система образования: школы и учителя в античном мире

 

Каково отношение древних греков к образованию и воспитанию? Мы не ставили своей специальной задачей отследить, как на протяжении веков шел процесс становления просвещения и воспитания в Греции. Скажем лишь, что обучение исходило из ранее имеющегося знания. «Это становится очевидным, – писал Аристотель в одной из его работ, – при рассмотрении всякого (обучения и учения), ведь и математические науки, и каждое из прочих искусств приобретаются именно таким способом». Велико было и значение игр. Платон рекомендовал ребенку играть до 6 лет, руководя и с детства приучая его делать то, чем он будет впоследствии заниматься. Будущий архитектор должен строить, будущий земледелец – возделывать землю, солдат – уметь воевать и т. д. Конечно, дети всегда остаются детьми. Поэтому немало времени уделялось играм.

Детские игры

В 7 лет греческого отпрыска обычно отдавали в руки педагога. Тот чем-то напоминал «дядьку», который смотрел за мальчуганом, сопровождая его в школу и палестру. Дома дети занимались под присмотром педагогов. Как правило, это был раб. Перикл поручил воспитание Алкивиада фракийскому рабу Зопиру, «ставшему негодным для другой работы, по причине старости». Мнение греков о педагогах было не очень-то высоким.

В палестре занимались мальчики из хороших семей

В описаниях он предстает как старик, лысый, грубый, нечесаный, ворчливый и зачастую пьяный. Такого учителя порой могли даже поколотить. Ведь известно, что и Геракл в ответ на шлепок учителя музыки так стукнул его лирой по голове, что бедняга вскоре испустил дух. Обучению и воспитанию граждан тем не менее придавали большое значение. Греки видели в нем основу крепости и силы государства. Оно должно было быть одинаковым для всех свободных. Так полагал Аристотель: «Так как государство всегда имеет одну и ту же цель, воспитание обязательно должно быть одинаковым для всех его членов». Но на практике все иначе. Богатые получали, конечно, и лучшее образование с воспитанием. Платон отмечал, что посещающие палестру мальчики в большинстве принадлежат к аристократическим семьям. Протагор уточняет: «Сыновья богатых идут в школу раньше всех и позже всех перестают ее посещать». Хотя наличие богатства еще не означало обязательных успехов на ниве просвещения. Вряд ли чему-то путному научился лентяй, чей богатый папаша для облегчения запоминания букв алфавита подарил ему 24 раба (по числу букв).

Школьная табличка. Берлинский музей

Бронзовая счетная доска. I в. н.э.

Считается, что еще в VIII веке до н.э. греческие купцы завезли в приморские города Ионии и Эллады финикийские письмена. Пройдет не так много времени, и античная Греция станет страной почти что поголовной грамотности. На ранних этапах зарождения образования, наряду с привилегированными и замкнутыми придворными школами, имелись и массовые специальные учебные заведения (школы писцов, служащих, школы ремесленников). Схожие модели развития обучающих институтов мы встречаем в Египте, Китае, Греции, Риме, Иране. Все говорит о том, что у древних существуют примерно одни и те же источники знаний, модели, даже представления об окружающем их мире. Люди той эпохи стремились черпать мудрость отовсюду, подобно великому философу Сократу. «Я просматриваю сокровища древних мудрых мужей, которые оставили нам последние в своих сочинениях; и если мы встретим что-либо хорошее, заимствуем и считаем великой для себя прибылью» – любил говорить он.

Боэф. Мальчик с гусем

В эпоху Гомера строгого разделения между различными слоями общества еще не было. Все просвещались в основном в схожем кругу мифов, легенд и поверий. Так, греческие дети, учившиеся ходить и плавать, внимали строкам поэм «Одиссеи» и «Илиады», учились читать, разбирали их по складам и декламировали. Для Греции было характерно широкое приобщение к знаниям значительного числа афинских граждан. В полисах почти все свободное население было грамотным. Крупнейшие мыслители (Сократ, Исократ, Платон, Аристотель) пытались обосновать законы образования и воспитания. Законодатели и управители (Солон, Перикл) занимались созданием школ. Первым «воспитателем» эллинов считался Гомер. По крайней мере так назвал его Платон, а поэт Эсхил (524—456 гг. до н.э.) считал таковым Прометея.

Другой образец образовательных усилий – своего рода учение-игра (спор, соревнование, состязание). Здесь перед нами не только интересная и веселая забава, но вместе с тем поучительная. Образование древних греков, подобно Янусу, всегда имело два лица. Каждое из них было по-своему правомерным и необходимым. В поэзии римского лирика Гая Валерия Катулла (I век до н.э.) встречаем яркие образчики того, что и поэтические занятия часто напоминали скорее именно «игру» (lusus), а не тяжкий «труд» (labor):

 

Друг Лициний! Вчера в часы досуга

Мы табличками долго забавлялись.

Превосходно и весело играли.

Мы писали стихи поочередно.

Подбирали размеры и меняли.

Пили, шуткою на шутку отвечали.

 

Голландский историк Й. Хейзинга (1872—1945) считал естественным и неизбежным восприятие человеческой культуры sub specie ludi (под углом зрения, под знаком игры), так как удивительные возможности, заложенные в играх, способствуют развитию и обогащению умственных и профессиональных навыков людей. Будучи ректором Лейденского университета, Хейзинга даже посвятил этой важной теме инаугурационную речь, назвав ее «О границах игры и серьезного в культуре». Греческие дети играли sphairinda – в мяч, helkustinda – в перетягивание каната, streptinda – в бабки, basilinda – в царей и т.д. и т.п. Пожалуй, знаменательно даже и то, что вечность представлена в учении философа Гераклита в образе играющего дитя. Древность выдвинула в качестве идеалов два образца обучения и воспитания. Один включает в себя серьезный упорный труд, другой – игру. Труд господствует и доминирует в теории, но это не означало, что детям не позволялись свойственные их возрасту шалости.

Ребенок школьного возраста в Греции

Ведь древним людям, как и современникам, были присущи все естественные человеческие склонности. Они ненавидели скуку и тоску, навеваемую учеными дидактами (как и мы с вами). Иначе бы не появилось знаменитое высказывание философа Платона: «Питай своих детей науками не насильно, а играючи…» И в какую страну древнего мира не перенесись, везде наверняка вы столкнулись бы с игровыми сюжетами. Дети учились и учатся, играя. В играх и учеба может стать сладкой и желанной… Мы вправе даже говорить о присутствии в школьной практике античности homo ludens («человека играющего»). Скажем, у индусов мир в целом мыслился как некая игра в кости, в которой участвуют Шива со своей супругой. Главные события древнейшего памятника индийской культуры «Махабхараты» развертываются на фоне игры в кости, которой заняты царь Юдхиштхира и Кауравы. Как серьезным делом занимались метанием костей и германцы, видя в этом не только элементы религиозного культа, но и своеобразный образовательный или учебный тренинг.

Обучение царских детей

Овладев искусством чтения и письма, грек приступал к изучению произведений известных писателей. Источниками первого приобщения к литературе становились поэмы Гомера и Гесиода, стихотворения законодателя Солона, басни Эзопа, труды Феогнида. В идеальном полисе Платона предполагалась дифференциация людских интересов. В его «Законах» изложена программа воспитания, где особое внимание уделяется тому, как и чему следует учить молодежь. Им высказана важная мысль, что резкого разрыва между дедовскими правилами и новыми правилами обучения и поведения быть не должно. Нельзя переступать границы разумного и вечного, ибо тогда «при ниспровержении древних оснований обваливается и все позднейшее великолепное сооружение». Потому и нужен институт наставников-цензоров, дабы те определяли границы дозволенного. Порочные и неподходящие сочинения надо отринуть, отдав предпочтение рассудительной и умеренной Музе, а не «расхожей и сладостной». Первая улучшает людей, вторая ухудшает. Он полагал необходимым гармоничное развитие («тело следует обучать гимнастическому искусству, а душу – для развития ее добродетели – мусическому»). Строительство гимнасиев и школ философ считал первостепенной задачей государства. Добротное образование должны получить все без исключения члены полиса, ибо дети республики «больше принадлежат государству, чем своим родителям». Мудрые, великие слова, которые кое-где ныне позабыты.

Процесс обучения юношей

Модель античного образования полагала, что итогом воспитательных усилий общества долно стать появление на свет некоего совершенного существа, которое овладеет доступными ему знаниями и навыками гражданина. Едва ли не главной миссией педагогики считалось воспитание. Аристотель говорил, что воспитание нуждается в трех вещах: даровании, науке и упражнении. Платон в «Государстве» рассматривал оное как важнейший фактор общественного здоровья. Должность учителя, в задачу которого входит попечение о воспитании мальчиков и девочек, считал философ, значительнее самых высоких и почетных должностей в любом нормальном государстве. И этому искусству должны обучаться лучшие натуры.

П. Рубенс. Воспитание Ахилла

Школы представляли собой копию будущего общества. Поэтому там царили те же законы и правила поведения, что и у взрослых. Например, товарищи Цицерона по арпинской школе ценили его великие дарования и, восхищаясь им, окружали его и составляли свиту. Но и у взрослых также была свита, обычно представленная рядовыми гражданами, следовавшими за членами магистрата и триумфаторами. В школе общество воспроизводит себя.

Особое значение придавали обучению искусству риторики. Риторика была необходима общественному деятелю, ибо косноязычие могло поставить крест на его политической карьере. К примеру, Цицерон обучался риторике у знаменитого оратора Красса, где сочинял поэмы и стихи (впоследствии он горделиво сообщал, что в течение одной ночи сочинил до 500 стихов). Когда же он получил право надеть мужскую тогу (toga virilis), то есть достиг по римским понятиям совершеннолетия, отец поручил его заботам и попечениям законоведа – Квинта Муция Сцеволы. И таких честолюбивых юношей в Греции и Риме, очевидно, было немало… «Честолюбие есть чрезмерное желание славы» (Спиноза). Многие элементы образования и воспитания эпохи античности будут приняты на вооружение средневековой школой, христианством и другими мировыми религиями. Скажем, глава школы христиан Климент Александрийский так представлял идеал юноши: «Благородный образ жизни, плод христианского воспитания, собою обуславливает красоту желаний и стремлений» («Педагог»).

Сохранились воспоминания многих мужей Греции о том, что представляло собой тогдашнее просвещение. Перикл заметил, что он посещал мусическую школу до 16 лет. «Мусический» у греков означало – «относящийся к Музам». Потом он, будучи правителем, стал заботиться не только о том, чтобы изображения Муз и Аполлона стояли в школах и им молились перед началом занятий, но и о том, чтобы школы воспитывали в своих стенах достойных, умных и свободных людей. Вождь демоса всегда старался следовать однажды услышанному им совету: «Помни, Перикл, что ты управляешь афинянами, свободными людьми». Платон говорил, что «ни одну науку не следует изучать рабски». Этого же требовали философы от тех, кто посвятил себя учению. «С умом и образование, и воспитание приносят пользу, а без ума – вред», – говорил Сократ.

Греки и римляне прекрасно понимали: от того, как будет воспитана молодежь, зависит и будущее страны… Это видно при прочтении «Законов» и «Республики» Платона, «Политики» Аристотеля, сочинения Плутарха «О воспитании детей» или Ксенофонтовой «Киропедии» («Воспитание Кира»). Греки, обожавшие состязания, сравнивали процесс обучения с тренировкой и укрощением животного. Поэтому на вопрос, какая разница между людьми образованными и необразованными, философ Аристипп остроумно сказал: «Точно такая же, как между лошадьми объезженными и необъезженными». Но в познаниях надо чувствовать меру, четко уметь очертить круг интересов. Человеку, громко хваставшемуся обширными знаниями, Аристипп как-то сказал: «Оттого что человек очень много ест, он не становится здоровее, чем тот, который довольствуется только необходимым: точно так же и ученый – это не тот, кто много читает, а тот, кто читает с пользою». Вообще-то умственная лень считалась у древних самым наипозорнейшим явлением. Пробелы в образовании и культуре не прощались никому (особенно общественным фигурам, чья глупость у всех на виду). Цицерон в трактате «О природе богов», возражая Эпикуру, в полемическом запале ставит тому в вину его слабую школьную подготовку: «А сам он (Эпикур), между прочим, хвалился, …что не имел никакого учителя. Да если бы он и не предупреждал, я бы мог легко в это поверить, словно владельцу плохо построенного здания, который хвалится, что он обошелся без зодчего. Не пахнет от Эпикура ни Академией, ни Ликеем, не чувствуется в нем даже школьного образования». Правда, бывали и такие учителя, что обучали молодежь, как лучше стать хорошим приспособленцем. В одной из поэм герой Амфиарай, расставаясь с сыном, говорит ему: «Дитя мое, вдохновляйся примером осьминожки и умей приспособляться к нравам тех, к кому ты пойдешь; под какой бы то ни было формой, но всегда являйся похожим на тех людей, среди которых тебе придется жить». Хотя эта черта выражает не особенность национального характера, а скорее свойство определенного человеческого типа.

Педагогическая сценка. Учитель с детьми

Что же касается учителей, то и тут можно говорить о двух самых распространенных типах учителей, хотя их было, конечно, гораздо больше. Квинтилиан описал их в главе «Нравы и обязанности учителя». Один тип учителя – гневливый, едкий, нетерпеливый, суровый, скорый на бранные и обидные слова, зачастую и на расправу. Другой – полная ему противоположность – снисходительный, мягкий, не бранящий ученика за ошибки, нередко льстящий ученикам и родителям в глаза и за глаза. О таких Тацит писал: «Они привлекают к себе учеников не строгостью дисциплины, не дарованиями, проверенны