Судебно-правовая система Византийской империи

 

Развитие законодательства.

Судебно-правовая система Византии сложилась на исторической основе римского права. В VI в. в Византии была осуществлена всеохватыва­ющая кодификация римского классического права с учетом тех об­новлений, которые были вызваны императорской политикой и реа­лиями социально-правового строя империи (см. § 21). Поначалу единственно действующая в государстве система – римское пра­во – в византийской редакции получила новые черты. Оно приоб­рело непривычный для классического права огосударствлен­ный вид: единственно доминирующим источником права в Ви­зантии стал государственный, императорский закон. Многое было воспринято из греко-египетского права. К видоизменению римского права также подтолкнули требования христианской морали, по­скольку христианство было в империи официальной государствен­ной религией.

Императорское законодательство было единственным офици­альным источником права после правовой реформы Юстиниана. За­вершив кодификацию, Юстиниан специальной конституцией запретил ссылаться на другие ранние законы, а также истолковывать по­становления Свода. Юристам было разрешено только переводить тексты кодификации, составлять к ней индексы и особые паратитлы (систематические указатели). В остальном следовало ограничивать­ся разъяснениями и учебными руководствами. Судебная практика могла основываться отныне только на законах.

В связи с развитием государства, новыми целями государствен­ной политики, реалиями жизни законодательство не могло оставать­ся только в рамках исторического Свода Юстиниана. Новеллы Юстиниана (собранные в особый свод во второй половине VI в.) рефор­мировали многое в институтах церковного, административного, на­следственного права. Кроме них, сохранились также специальные 13 эдиктов Юстиниана.

В первый период истории Византии законодательное значение имели также эдикты префектов. Они могли быть изданы в развитие императорских конституций и имели силу в пределах своего прето­рия (области). Посвящались они главным образом регулированию налогов и пошлин, полномочиям и деятельности магистратов, а так­же в целом провинциальному управлению.

Новая законодательная реформа была предпринята первыми им­ператорами Исаврийской династии – Львом и Константином. По их инициативе был разработан и введен в действие новый правовой свод – Эклога (726). В Эклоге («избранные законы») отображались изменения, введенные законодательством VI-VII вв., исправлены ошибки и злоупотребления в истолковании права, а также внедрен «дух большего человеколюбия» в правила законов. Эклога заменила собой Юстиниановы «Институции» и была построена не столько на правилах Свода Юстиниана, сколько на новеллах императоров VII в., а главное – на новых законах Льва и Константина.

Эклога состояла из 18 титулов-глав, посвященных семейному праву (тит. 1-3), дарениям (тит.4), завещаниям и наследствам (тит.5-6), опеке (тит.7), отпуску рабов на волю (тит.8), договорам и условиям их записи (тит.9-13), свидетелям и соглашениям (тит. 14-15), правилам о пекулии (тит. 16), преступлениям и наказаниям (тит. 17), разделам собственности (тит. 18). Внимание в ней уделя­лось именно отличиям нового законодательства, смягчению наказа­ний (сравнительно с требованиями традиционного права), упроще­нию норм правоприменения. Особое значение имела Эклога в об­новлении семейного права.

На протяжении VIII в. Эклога дополнилась особыми Морским и Военным законами, которые регулировали правила морской и военной службы, а также вообще использование флота в импе­рии. Составной частью Эклоги стал и «Земледельческий закон» (см. § 42).

Начало правления Македонской династии, проводимое первыми ее императорами Василием (867-886), Львом и Александром укреп­ление центральной администрации и императорской власти сопровождалось реформой законодательства. Согласно провозглашенным принципам этой реформы, следовало отменить устаревшие нормы и правила, уничтожить противоречия в накопившихся законах, реви­зовать право в духе новых требований и подготовить новое краткое руководство судьям и правоведам. В результате была проведена всеобъемлющая систематизация законов, заменившая собой Свод Юс­тиниана.

Кратким руководством по правоприменению должен был стать Прохирон, или Ручная книга законов (870-878). Он состоял из 40 титулов, в которых по новым правилам систематизировались извле­чения из Кодекса, Дигест и Новелл Юстиниана. Нередко составите­ли возвращались к правилам Юстиниана, отвергая новшества зако­нов позднейших императоров. Следом была проведена систематиза­ция тех законов и правил старого права, которые признавались ут­ратившими силу (этот свод не сохранился). На основе этого несох­ранившегося свода было составлено новое краткое руководство по праву Эпанагога (884-886) – также в 40 титулах. Сравнительно с Прохироном, система и содержание которого имели много общего с Эклогой, в Эпанагоге большое место было уделено основаниям пра­ва и правосудия (тит.1), учению об императоре и администрации (тит.2-7), священнослужителям (тит.8-10), новому управлению (тит.39).

Главное место в новом законодательстве заняли Василики (888-889). Обширный (в 6 томах, 60 титулах) свод систематизировал за­ново все императорское законодательство, начиная с кодекса Юстиниана. Сохранялось только действующее право, хотя многие нормы были записаны в исторических и весьма архаических редакциях. Нередко в новых правилах законодательную силу вновь получали нормы, когда-то отвергнутые. Наибольшее место в Василиках заня­ли извлечения из Дигест и Кодекса Юстиниана, а также Прохирона. К концу XII в. Василики стали единственным действующим в Византии сводом права. (Полностью Василики до нашего времени не дошли.)

С законодательной реформой конца IX в. развитие права в Византии не остановилось. Важное значение в изменении брач­ного права и порядка приобретения земельной собственности имели новеллы императора Константина Багрянородного (X в.). Новшества в законы об императорской власти, статусе епископов и церковнослужителей внесли постановления первых императоров из династии Палеологов (XIII в.). Однако в целом визан­тийское право сформировалось переработкой Свода и законов Юстиниана в систематизациях VIII-IX вв.

 

Суд и судопроизводство.

Юстиция в византийском государстве была неразделима с общей админист­рацией. В этом заключалась одна из главных особенностей судоуст­ройства империи и его общее отличие от традиций римской юсти­ции. Не только юридически управленческая власть была едина с су­дебной – как на центральном, так и на уровне провинций. Но и жизненно судопроизводство вели те же чиновники, что входили в административный или финансовый аппарат.

Высшая судебная власть принадлежала императору. В силу сво­их верховных полномочий, он мог принять к своему рассмотрению (не обязательно личному, а проводившемуся в Государственном Со­вете) любое дело как гражданской, так и церковной юрисдикции. Со временем установились узаконенные ограничения поводов обраще­ния к императорскому суду. Здесь разбирались дела, представлен­ные в порядке обращения должностного лица высшей или про­винциальной администрации, оказавшегося в затруднении при ре­шении дела из-за нехватки или противоречий в законах. Здесь при­нимались апелляции на важнейшие дела. Наконец, император принимал к собственному рассмотрению дела лиц высших сословий в порядке особой их привилегии – общесословной или даже персональной (такая практика прекратилась только в конце XI в.).

Центральная юстиция была рассредоточена. Ею занимался ши­рокий круг высших должностных лиц империи, причем их компе­тенция не была как-нибудь определена. Компетенция определялась родом дел, местом жительства, сословной принадлежностью, про­фессией, вероисповеданием участвующих в деле лиц и многими другими обстоятельствами. Наиболее вышестоящими (не считая императорского) считались суд великого друнгария, суд председате­ля административной (чиновной) юстиции, суд первого секретаря императора. Широкими судебными полномочиями располагал столичный эпарх: ему были подведомственны все дела жителей столи­цы, полицейские нарушения, совершенные в Константинополе пре­ступления, даже профессиональные и торговые споры. Дела служа­щих дворцового ведомства разбирали этериарх и протовестиарий. Споры по налогам, в том числе нарушение налоговых законов, – логофет геникона. Дела по морскому ведомству, преступления мо­ряков разбирались друнгарием флота. В той или иной степени су­дебной властью обладали и другие руководители центральных ве­домств.

Основную массу дел разбирали низшие суды. В столице это были назначенные чиновники, обладавшие специальными знаниями. В провинции от имени правителя (в ранний период – префекта пре­тория) дела разбирали особые дефенсоры. Позднее были выделены в руководстве фемов также особые фемные судьи.

Особое место в судебной организации занимала церковная юсти­ция. Ее роль и значение основывались на привилегиях, предостав­ленных еще в IV в. императором Константином, и составляли не­отъемлемую часть руководящей роли православной церкви в госу­дарстве. Суд епископа признавался равным государственному – первоначально при обоюдном согласии сторон, затем бесспорно. Ес­ли дело решалось при участии епископа или при его арбитраже, то апелляции на это решение не допускалось. С VI в. в компетенцию церковных судов были включены даже обычные гражданские дела, если стороны на это соглашались. Исключительно церковному суду подлежали все священно- и церковнослужители, подвластные церк­ви и зависимые от нее люди. Нарушения церковных правил людьми всех сословий (исключая высшее сенаторское) также подлежали разбору в церковных судах.

На решения низших судов можно было приносить апелля­цию. Традицией стало установленное еще Юстинианом правило, по которому дело можно было рассматривать не более чем в двух инстанциях. За необоснованную или «плохую» апелляцию жалоб­щика могли оштрафовать. Градации судебных инстанций были за­конодательно установлены в Эпанагоге. Подавая апелляцию, следо­вало соблюдать подчиненность и соответствие судов.

Судопроизводство в судах первой инстанции было в основном письменным, следуя традиции римского либеллярного про­цесса. Суд подразделялся на три условные стадии: в первой оп­ределялся предмет спора (при активном участии судьи), во второй приводились доказательства, в третьей выносился приговор или ре­шение. Византийское право выработало новые жесткие требования надежности доказательств. Оценка показаний свидетелей находи­лась в прямой зависимости от их сословного статуса: «Свидетели, имеющие звание, или должность, или занятие, или благосостояние, наперед считаются надежными». Показания лиц рабского сословия, бродяг или неизвестных принимались, только если даны были под пыткой и не оспаривались другими показаниями. В отличие от рас­пространившейся на Западе розыскной процедуры, византийский суд признавал своего рода презумпцию невиновности обвиняемого: «Никто не может быть принуждаем приводить свидетелей против себя самого» («Эклога», XIV, 63).

Суд был платным. Дело рассматривалось судьей единолично или коллегиально (в коллегии могло быть и более десятка судей). В силе было мнение большинства по делу. При расхождении каждый из су­дей выносил свой собственный приговор. В практике судопроизвод­ства приговоры и решения не заключали ссылок на определенный закон, тем более совершенно конкретную норму. Судьи выносили решение свободно. Но закон подразумевался, упоминался общий институт, имевший отношение к делу, законодательное правило. В целом практика придерживалась и духа, и бук­вы Василик. В конкретной работе судьи использовали как бы всю совокупность имевшихся многовековых постановлений, в том числе наиболее авторитетных судов или даже персонально судей. В этом они опирались на особые обзоры состоявшихся судебных реше­ний, тематические справочники по законодательству, разного рода схолии (пояснения). Византийская юридическая наука была тесно связана с практикой, хотя большинство сохранившихся юридиче­ских сочинений и комментариев законов составлены профессорами юридических школ.

 

Изменения в частном праве.

Византийское частное право в самой значительной степени сохранило прин­ципы позднего римского права. Изменения, которые оно объективно претерпевало, вызывались как новыми социальными реалиями, так и мощным воздействием христианской идеологии – особенно в том, что касалось прав лиц. Важнейшее место заняли принципы, выте­кавшие из требований права справедливости и естественного права.

Идеи христианского равенства и справедливости способствовали выравниванию правоспособности свободных и несвободных, а так­же исчезновению резко противоположных категорий граждан и не­граждан и т. д.

Упростился порядок отпуска рабов на волю. По законам Юсти­ниана, все вольноотпущенники приравнивались к свободнорожден­ным гражданам плебейского сословия. С VI в. сократилось количе­ство правовых случаев для превращения человека в рабское состоя­ние и, напротив, увеличилось число возможностей законным спосо­бом выйти из рабов помимо воли господина. Так, санкционировался выход из рабства за содействие в раскрытии важного преступления. Рабское состояние прекращалось с получением государственной или общественной должности (хотя сокрытие своего рабского состояния. при претензии на должность считалось правонарушением). Осво­бождало от рабства принятие монашеского сана. Было признано, что в исключительных случаях (при сокрытии завещания) раб имеет возможность вчинять иск против своего господина.

На правовое положение свободных в большей степени стало вли­ять их сословное положение. Однако это влияние распространялось на разного рода судебные, общественные, финансовые и т. п. приви­легии и почти не касалось выравнивания их частных прав. Изгнание из высших сословий лишало привилегий, но не приводило к ограни­чению правоспособности в частном праве (кроме возможности быть свидетелем).

Постепенно выравнивались права в рамках византийской фами­лии. Потеряли практическое значение институт главы семейства, а вместе с ним традиционная отцовская власть римского права. Жена приобрела большую самостоятельность; в том числе имуществен­ную. Приданое стало рассматриваться как ее собственность. Полу­чил признание конкубинат (постоянное сожительство) в качестве еще одной формы брака. В большей степени гарантировались права жены и детей в семье.

Взаимодействие с церковным правом вообще обновило брачно-семейное право. Брак мог заключаться с 15 лет для юношей и с 13 для девушек – в письменной или устной форме, по желанию обоих и с согласия родителей. Вводились институты обручения (начиная с 7 лет), а также помолвки, предшествующей браку. Юстинианом был установлен брачный дар – добровольное пожертвование будущего мужа в пользу жены. Жестким ограничениям подверглась возможность развода (впрочем, в общем он был возможен и для му­жа, и для жены – но по разным причинам). Муж вправе был по­требовать развода в случае прелюбодеяния, злоумышления жены на мужа, просто молчаливого участия в злоумышлении, тяжкой болез­ни (проказы). Жена – только в случаях неспособности мужа к брачному сожительству, злоумышления на нее и такой же болезни мужа. Сохраняя античные традиции, критерии взаимной верности оставались различными.

Существенно видоизменилось и упростилось право собственно­сти. Преобразовалась даже терминология, исчезли традиционные подразделения на квиритские и преторские собственнические права. Главным стало фактическое обладание вещью – владение (possessio), которое служило основанием для защиты прав. Вошло в обиход принудительное отчуждение собственности в пользу государ­ства или города.

Менее формализованным стало и обязательственное право. Контракт означал любое, не противоречащее закону обязательство. Вошли в практику т. н. «голые договоры», заключенные неформаль­ными действиями и не предусмотренные прямо конкретными прави­лами или законами.

 

Уголовное право.

На формирование византийского уго­ловного права в большей степени, чем традиция римского права, повлияли правовая доктрина христианст­ва, библейское законодательство, а также новое представление о го­сударстве и императорской власти. Примерно к VIII в. уголовное за­конодательство Византии сформировало собственную иерархию цен­ностей и свою систему наказаний. В дальнейшем она не претерпела значительных изменений.

Преступление рассматривалось как прояв­ление греховной природы человека: Господь со­здал человека, удостоил его самовластием и свободой поступков, дал в помощь закон, чтобы он определял пределы своего самовластия, а дальше – выбор за самим сотворителем добра или зла. Исходя из такой доктрины предустановленной греховности, византийское право видело в наказании воздаяние (кару) за грехи. Соответственно, оно тем тяжелее, чем значимее сам сотво­ренный грех.

Одним из самых тяжких считалось посягательство на власть. В этих случаях допускалась даже внесудебная расправа в произволь­ной форме: «Поднимающего восстание против императора, или зло­умышляющего, или принимающего участие в заговоре против него или против государства христиан в тот же час должно предать смер­ти как намеревающегося все разрушить»*. В этих случаях реальным преступлением считался даже умысел. В соответствии с церковной доктриной не имело значения, согрешить ли в мыслях или на деле, если речь шла о столь важных вещах. Во избежание злоупотребле­ний закон позднее предписал докладывать о таких случаях импера­тору, с тем чтобы его волей определялось наказание.

* Эклога. XVII.3.

 

Следующим по шкале наказуемых грехов было предательство. В разных видах изменничества усматривалось прежде всего отступле­ние от веры, поэтому наказание главным образом предусматривало смертную казнь. Церковному суду подлежали захваченные в плен и там отрекшиеся от веры (по-видимому, прежде всего имелись в виду попавшие в плен к мусульманам). Смертная казнь ждала перебеж­чиков, еретиков. Казнили беспрекословно также колдунов и т. п. «вредных». К таким же опасным преступникам относились и разбой­ники, которых следовало «распинать на фурке» (особом перекре­стье).

Наиболее важным новшеством византийского права было широ­кое введение членовредительных наказаний. Они полагались за са­мые разные категории преступлений, но которые считались как бы меньшим грехом по сравнению с посягательством на государство, на веру или предательством. Как правило, преступнику отсекали руку или его ослепляли. Были и более затейливые формы членовреди­тельства, нацеленные на то, чтобы покарать согрешившую часть или опозорить преступника (так, за скотоложство оскопляли, за фальшивомонетничество – рубили руку, за сексуально-нравствен­ные преступления – урезали нос). До постановлений Эклоги членовредительные наказания в Византии применяли только к рабам и к лицам сословия plebeius. С VIII в. эти наказания стали всеобщими (не касаясь только лиц высших сословий), в большинстве заменив многочисленные случаи применения смертной казни, предписывав­шейся законами Юстиниана.

Убийство вообще рассматривалось как тяжкое преступление, но оно подлежало специальной квалификации в зависимости от степе­ни греховности содеянного. Предумышленное убийство безусловно каралось смертной казнью (через отсечение головы). Убийство в драке расценивалось как непреднамеренное. Но в этом случае закон предписывал исследовать орудие, каким оно учинено: если дубиной (т.е. заранее опасным оружием), то предписывалось отсечь руку, ес­ли рукой или неким легким орудием, то наказание было легче. За удар мечом, даже если не последовало смерти, полагалось тяжелое наказание. Каралось как убийство истязание рабов, повлекшее их смерть. (Однако если смерть стала следствием «положенного» нака­зания, это не считалось грехом.)

Детально регламентировалась сфера сексуально-нравственных преступлений. В основном наказуемость деяний здесь связывалась с нарушением библейских заповедей и отступлениями от христиан­ской морали. За большинство подобных преступлений (изнасилова­ние, кровосмесительная связь, прелюбодеяние, двоеженство и т. п.) полагались членовредительные (отсечение носа) или телесные нака­зания (высечь плетьми). Наказания были не идентичны и также за­висели от тяжести греха по условной шкале нарушений более или менее важных заповедей. Так, за прелюбодеяние с рабыней следо­вал штраф (и конфискация женщины), с монахиней – полагалось отсечь нос, а за похищение монахини – отсечь руку. Жизненная «нужда» представлялась обстоятельством, смягчающим грех: за пре­любодеяние, совершенное имеющим жену, полагалось 12 ударов плетьми, а не имеющим – 6. Равным образом смягчало или вовсе исключало ответственность, если связь с девушкой происходила с согласия ее родителей. Освобождал от ответственности и «несмыш­леный» возраст: участие в мужеложстве вообще каралось смертью, но мальчиков до 12 лет освобождали от наказания.

Кража также оценивалась в зависимости от греховности поведе­ния преступника (размер украденного значения не имел). В зависи­мости от святости места, откуда что-то было похищено, от повторности преступника ждало или имущественное, или членовредительное наказание (кража из алтаря – ослепление, просто из церкви – высечь и остричь наголо, за вторую кражу – отсечь руку).

Важными преступлениями считались также преступления про­тив правосудия. За ложную клятву (видимо, и лжесвидетельство) урезали язык. Клеветников предписывалось подвергать тому же на­казанию, какое могло последовать несправедливо обвиненному.

За разного рода преступления, связанные с причинением матери­ального ущерба (неумышленный поджог, обычная кража, угон ста­да), как правило, полагалось возместить вред. Применялись и штра­фы до 2-кратной стоимости украденного или поврежденного.