Историческое развитие доктрины: идеи

Развитие доктрины о Троице лучше всего рассматривать как органически связанное с эволюцией христологии (см. в следующей главе). С развитием христологии все большее признание получала идея о том, что Иисус "единосущен" (homoousios) Богу, а не "подобосущен" (homoiousios) Ему. Однако, если Иисус - Бог в любом значении слова, что же из этого следует? Означает ли это, что существует два Бога? Или требуется радикальное переосмысление природы Бога. С исторической точки зрения можно утверждать, что доктрина о Троице близко связана с развитием доктрины о божественности Христа. Чем настойчивее христианская Церковь утверждала, что Иисус Христос - Бог, тем больше требовалось прояснение отношений Христа с Богом.

Как мы видели, отправной точкой христианских размышлений о Троице служит новозаветное свидетельство о присутствии и деятельности Божьей во Иисусе Христе и через Святого Духа. С точки зрения Иринея Лионского, весь процесс спасения, от начала до конца, свидетельствовал о действиях Отца, Сына и Святого Духа. Ириней воспользовался термином, который в дальнейшем занял видное место в рассуждениях о Троице: "экономия спасения" (в русской православной традиции - "домостроительство спасения" - прим. ред.). Слово "экономия" требует пояснений. Греческий термин "oikonomia" означает "то, каким образом устроены чьи-либо дела" (таким образом становится понятной его связь с современным значением этого слова). С точки зрения Иринея Лионского, термин "домостроительство спасения" означал "то, как Бог устроил спасение человечества в истории". Иными словами говоря, речь идет о плане спасения.

В то время Ириней подвергся суровой критике со стороны некоторых гностиков, которые утверждали, что Бог-Творец отличается от Бога-Искупителя. В излюбленном Маркионом виде эта идея приобрела следующую форму: ветхозаветный Бог был Богом-Творцом, совершенно отличным от Бога-Искупителя Нового Завета. В результате, христиане должны избегать Ветхого Завета и сосредоточивать свое внимание на Новом Завете. Ириней настойчиво отвергал эту мысль. Он настаивал на том, что весь процесс творения, от первого момента творения до последнего момента истории - дело одного и того же Бога. Существует единый план спасения, в котором Бог - Творец и Искупитель - трудится во имя искупления Своего творения.

В своей работе "Изложение проповеди Апостолов", Ириней Лионский настаивал на отличных друг от друга, но все же связанных между собой ролях Отца, Сына и Святого Духа в плане спасения. Он заявил о своей вере следующими словами:

"Бога Отца несотворенного, Который бесконечен, невидим, Творца вселенной... и в Слово Божие, Сына Божиего, Господа нашего Иисуса Христа, Который в полноту времени, чтобы собрать Себе все, стал человеком среди людей, чтобы... уничтожить смерть, принести жизнь и достичь единения между Богом и человечеством... И в Святого Духа, по-новому излитого на наше человечество, чтобы обновить нас по всему миру в глазах Божьих".

В этом отрывке ясно изложена идея Троицы, то есть такое понимание Бога, при котором каждая Личность отвечает за определенный аспект плана спасения. Доктрину о Троице нельзя относить к бессмысленным богословским рассуждениям, она основана непосредственно на сложном человеческом восприятии искупления во Христе и стремится к объяснению этого восприятия.

Тертуллиан наделил богословие Троицы его характерным терминологическим аппаратом (см. выше); он также определил его характерную форму. Бог един, однако Его нельзя считать полностью изолированным от сотворенного порядка. План спасения доказывает, что Бог активно действует в процессе спасения. Эта деятельность характеризуется сложностью; при анализе божественных действий можно выделить как единство, так и различия. Тертуллиан утверждает, что "сущность" объединяет эти три аспекта плана спасения, а "лицо" проводит между ними разграничение. Три Личности Троицы отличаются друг от друга, но вместе с тем характеризуются как неразделенные (distincti поп divisi), различными, но не отдельными или независимыми друг от друга (discreti поп separati). Сложность человеческого восприятия искупления представляет собой, таким образом, результат различных, но скоординированных действий трех Личностей Троицы в человеческой истории без какой-либо потери всеобщего единства Бога.

Ко второй половине четвертого века появились все указания на то', что спор о взаимоотношениях Отца и Сына решен. Признание того, что Отец и Сын "единосущны" положило конец арианской смуте, и в христианской Церкви установилось единомыслие по поводу божественности Сына. Однако необходимы были дальнейшие богословские изыскания. Каковы взаимоотношения между Святым Духом и Отцом? Духом и Сыном? Ширилось признание того, что Святого Духа нельзя исключить из Троицы. Каппадокийские отцы, и особенно Василий Великий, столь убедительно отстаивали божественность Святого Духа, что было положено основание занятию последним элементом тринитарного богословия своего места. Божественность и соравенство Отца, Сына и Святого Духа было установлено. Оставалось лишь разработать тринитарные модели, чтобы наглядно представить это понимание Бога.

В целом, восточное богословие подчеркивало индивидуальность трех Личностей или Ипостасей, и отстаивало их единство, выделяя тот факт, что и Сын, и Святой Дух происходят от Отца. Отношения между Личностями или Ипостасями носят онтологический характер, основанный на том, чем являются эти Личности. Так, взаимоотношения между Отцом и Сыном определялись в свете "рождения" и "сыновства". Как мы увидим, Августин отходит от этого взгляда, предпочитая рассматривать эти Лица в свете их отношений. Вскоре мы вернемся к этому вопросу, рассматривая спор o filioque (см. ниже)

Западный подход, однако, был отмечен тенденцией исходить из единства Бога, проявившегося в делах откровения и искупления, и трактовать отношения трех Личностей в свете их взаимного общения. Именно эта точка зрения была характерна для Августина Гиппонийского и будет рассмотрена нами ниже (см. ниже в разделе "Троица: шесть моделей" в данной главе).

Восточный подход предполагает, что Троица состоит из трех независимых действующих лиц, каждое из которых выполняет свою отличную от других функцию. Эта возможность была исключена двумя позднейшими идеями, которые обычно обозначаются следующими терминами "взаимопроникновение" (perichoresis) и "апроприация". Хотя этим идеям суждено было найти воплощение на более поздней стадии развития доктрины, намеки на них несомненно содержатся в трудах Иринея и Тертуллиана, и находят более яркое выражение в произведениях Григория Нисы. Представляется полезным сейчас рассмотреть обе эти идеи.

Perichoresis

Этот греческий термин, который часто встречается в его латинской (circumincessio) или русской ("взаимопроникновение") формах, стал общепринятым в шестом веке. Он указывает на то, как три Личности Троицы связаны друг с другом. Концепция взаимопроникновения позволяет сохранить индивидуальность Лиц Троицы, утверждая в то же время, что каждая Личность участвует в жизни других двух. Для выражения этой идеи часто используется образ "общности бытия", в котором каждая Личность, сохраняя свою индивидуальность, проникает в другие и, в свою очередь, проникается ими.

Как указывают Леонардо Бофф (см. раздел "Богословие освобождения в главе 4) и другие богословы, интересующиеся политическими аспектами богословия, это понятие имеет важные следствия для христианской политической мысли. Утверждают, что взаимопроникновение трех равных Лиц в Троице служат моделью как для человеческих отношений в сообществе, так и для построения христианских политических и социальных теорий. Теперь обратим наше внимание на родственную идею, имеющую в этой связи большое значение.

Апроприация

Эта вторая идея связана с взаимопроникновением и вытекает из него. Модалистская ересь (см. в следующем разделе) утверждала, что на различных стадиях плана спасения Бог существует в различных "формах бытия", так что в один момент Бог существовал как Отец и сотворил, мир; в другой, Бог существовал как Сын и искупил его. Доктрина апроприации утверждает, что деятельность Троицы характеризуется единством; в каждом внешнем Ее проявлении участвует каждая Ее Личность. Так, и Отец, и Сын, и Святой Дух участвуют в творении, которое не следует считать работой одного Отца. Например, Августин Гиппонийский указал, что в рассказе о творении в Книге Бытие говорится о Боге, Слове и Духе (Быт. 1.1-3), что указывает на присутствие и действие всех трех Личностей Троицы в этот решающий момент истории спасения.

И все же, принято говорить о творении как о труде Отца. Несмотря на то, что все три Лица Троицы участвуют в творении, оно рассматривается как особый труд Отца. Точно также же, вся Троица участвовала в трудах искупления (хотя, как мы увидим ниже, целый ряд теорий спасения, или сотериологий, игнорируют этот тринитарный аспект креста, что в результате их обедняет). Однако, об искуплении принято говорить как об особом труде Сына.

Взятые вместе доктрины о взаимопроникновении и апроприации позволяют нам воспринимать Троицу как "общность бытия", построенную на участии, объединении и взаимном обмене. Отец, Сын и Дух не выступают в качестве трех изолированных и разделенных составных частей Троицы, как, например, три дочерние компании международной корпорации. Скорее они стали результатом видоизменений Бога, которые проявились в плане спасения и в человеческом восприятии искупления и благодати. Доктрина о Троице утверждает, что за всеми сложностями истории спасения и нашего восприятия Бога стоит один и единственный Бог.

Одно из наиболее утонченных утверждений этого положения принадлежит перу Карла Ранера и содержится в его трактате "Троица" (1970 г.). Рассмотрение доктрины о Троице представляется одним из наиболее интересных аспектов его богословской мысли. К сожалению, однако, это можно назвать также одним из наиболее сложных аспектов мысли этого автора, который и в остальном не отличается ясностью изложения. (Рассказывают об одном американском богослове, который как-то выразил немецкому коллеге свое удовольствие по поводу того, что произведения Ранера становятся доступными на английском языке. "Это прекрасно, что работы Ранера переведены на английский". Его коллега горько усмехнулся и ответил: "А мы до сих пор ждем, чтобы кто-нибудь перевел их на немецкий").

Один из основных тезисов рассуждений Ранера касается отношений между "практической" и "сущностной" (или "имманентной") Троицами. Они не являются двумя Богами; скорее это два различных подхода Одному и Тому же Богу. "Сущностная" или "имманентная" Троица представляются не более чем попыткой выразить идею о Боге вне пространственно-временных ограничений; "практическая" Троица - то, как Троица познается в "плане спасения", то есть в самом историческом процессе. Карл Ранер выдвигает следующую аксиому: "Практическая Троица есть имманентная Троица, и наоборот". Иными словами говоря:

1. Бог, Который познается в плане спасения, соответствует Самому Богу, это - один и тот же Бог. Божественное сообщение о Самом Себе принимает тройственную форму, поскольку Бог Сам является тройственным. Божественное Самооткровение соответствует самой божественной природе.

2. Человеческое восприятие божественных действий в плане спасения выступает также в качестве восприятия внутренней истории и имманентной жизни Бога. Существует лишь одна сеть божественных отношений; эта сеть существует в двух формах - одной вечной и одной исторической. Одна стоит над историей; другая сформирована и обусловлена ограничивающими факторами истории.

Совершенно ясно, что этот подход (который отражает широкое единомыслие, установившееся в христианском богословии) исправляет некоторые недостатки понятия об "апроприации" и позволяет выявить строгую коррекцию между Самовыявлением Божьим в истории и Его бытием в вечности.

ДВЕ ТРИНИТАРНЫЕ ЕРЕСИ

В одном из предыдущих разделов мы ввели понятие о ереси, подчеркнув, что этот термин лучше всего понимать как "неадекватную версию христианства". В области богословия, такой сложной как доктрина о Троице, едва ли приходится удивляться, что возникло широкое разнообразие взглядов. Не вызывает удивления и то, что многие из них при ближайшем рассмотрении оказались серьезно ошибочными. Две ереси, которые рассмотрены ниже представляют наибольший интерес для студентов богословия.

Модализм

Термин "модализм" ввел немецкий историк догматики Адольф фон Гарнак для описания общего элемента целого ряда ересей, связанных с Ноэтом и Праксеем в конце второго века, и Савеллием в третьем. Каждый из этих авторов стремился утвердить единство Бога, опасаясь в результате применения доктрины о Троице впасть в какую-либо форму тритеизма. (Как будет показано ниже, эти опасения оправдались). Эта, настойчивая защита абсолютного единства Бога (часто называемое "монархианством" - от греческого слова, означающего "единый принцип власти") привела этих авторов к утверждению, что Самооткровение. одного единственного Бога в разные времена проходила по-разному. Божественность Христа и Святого Духа следует объяснять в свете трех различных способов или образов божественного Самооткровения. Итак, предлагается следующая тринитарная последовательность.

1. Единый Бог открывается в образе Творца и Законодателя. Этот аспект Бога называется "Отцом".

2. Тот же Бог открывается в образе Спасителя в лице Иисуса Христа. Этот аспект Бога называется "Сыном".

3. Тот же Бог затем открывается в образе Того, Кто освящает и дает жизнь вечную. Этот аспект Бога называется "Духом".

Таким образом, между тремя интересующими нас сущностями нет никаких различий, кроме наружности и хронологического проявления. Как отмечалось выше (см. раздел "Страдающий Бог" в предыдущей главе), это приводит непосредственно к доктрине о патрипассианстве: Отец страдает как и Сын, поскольку между Отцом и Сыном нет никаких фундаментальных или существенных различий.

Тритеизм

Если модализм представлял одно простое решение дилеммы о Троице, то тритеизм предлагал еще один простой выход. Тритеизм предлагает нам представить Троицу состоящей из трех независимых и автономных Существ, Каждое из Которых относится к Божеству. Многим студентам эта идея покажется абсурдной. Однако, как видно из той завуалированной формы тритеизма, которая часто считается лежащей в основе понимания Троицы в произведениях Каппадокийских Отцов - Василия Великого, Григория Назианина и Григория Нисы - работавших в конце IV в., эту же идею можно изложить в более утонченной форме.

Аналогия, которую используют эти авторы для описания Троицы обладает достоинством простоты. Нам предлагают представить трех людей. Каждый из них отделен, однако их объединяет общая человеческая природа. Точно так же обстоит дело и в Троице: есть три отдельных Личности, имеющих, однако, общую божественную природу. В конечном итоге, эта аналогия приводит к завуалированному тритеизму. И все же, трактат, в котором Григорий Ниса развивает эту аналогию, озаглавлен "О том, что нет трех Богов!" Григорий развивает свою аналогию в столь утонченной форме, что обвинение в тритеизме притупляется. Однако, у самого прилежного читателя этой работы часто остается впечатление о том, что Троица состоит из отдельных сущностей.

ТРОИЦА: ЧЕТЫРЕ МОДЕЛИ

Как уже было сказано, доктрина о Троице относится к невероятно сложным областям христианского богословия. Ниже мы рассмотрим четыре подхода, классические и современные, к этой доктрине. Каждый из них проливает свет на определенные аспекты этой концепции, а также дает некоторое представление о ее основаниях и следствиях. Наиболее значительное из классических изложений принадлежит, вероятно, Августину, в то время как в современном периоде выделяется подход Карла Барта.

Августин Гиппонийский

Августин объединяет многие элементы, возникающего единодушного взгляда на Троицу. Это можно увидеть в его настойчивом отрицании какой бы то ни было формы подчиненности (то есть рассмотрения Сына и Святого Духа как подчиненных Отцу в Божестве). Августин настаивает на том, что в действиях каждой Личности можно усмотреть действия всей Троицы. Таким образом, человек сотворен не просто по образу Божьему; он создан по образу Троицы. Проводится важное разграничение между вечной божественностью Сына и Святого Духа и их местом в плане спасения Хотя Сын и Дух могут представляться последующими Отцу, такое суждение относится лишь к Их роли в процессе спасения. Хотя может показаться, что в истории Сын и Дух занимают подчиненное положение по отношению к Отцу, в вечности Они равны. В этом слышны сильные отголоски будущего разграничения между "сущностной Троицей", основанной на вечной природе Божьей, и "практической Троицей", основанной на божественном Самооткровении в истории.

Вероятно наиболее характерный элемент подхода Августина к Троице касается его понимания личности и места Святого Духа; конкретные аспекты этого подхода мы исследуем позднее, при рассмотрении спора о "filioque" (см. последний раздел в данной главе). Однако, концепция Августина о том, что Святой Дух есть любовь, соединяющая Отца и Сына, заслуживает рассмотрения уже на данном этапе.

Отождествив Сына с "мудростью" (sapienlia), Августин переходит к отождествлению Духа с "любовью" (cantos). Он признает, что для подобного отождествления нет явных библейских оснований; однако он считает его оправданным отступлением от Библии. Святой Дух "позволяет нам обитать в Боге, а Богу в нас". Это ясное определение Духа как основания для союза между Богом и верующими представляется важным, поскольку оно указывает на идею Августина о том, что Дух дает общение. Дух есть божественный дар, соединяющий нас с Богом. Отсюда следует, утверждает Августин, что аналогичные отношения существуют и в Самой Троице. Бог уже существует в тех отношениях, к которым Он хочет привести нас. Точно так же, как Святой Дух служит связью между Богом и верующим, Он выполняет такую же роль в Троице, соединяя Ее Лица. "Святой Дух... позволяет нам обитать в Боге, а Богу в нас. Такое положение стало следствием любви. Поэтому. Святой Дух - Бог, Который есть любовь".

Этот довод подтверждается общим анализом значения любви ("cantos") в христианской жизни. Августин, несколько вольно основываясь на 1 Кор. 13.13 ("А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них большая"), рассуждает следующим образом:

1. величайшим даром Божьим можно назвать любовь;

2. величайшим даром Божьим также можно назвать Святой Дух;

3. поэтому, Святой Дух является любовью.

Эти рассуждения сведены воедино в следующем отрывке:

"Любовь принадлежит Богу и ее воздействие на нас приводит к тому, что мы обитаем в Боге, а Бог обитает в нас. Мы знаем об этом, потому что Он дал нам Свой Дух. Дух является Богом, который есть любовь, и поскольку не существует большего дара чем Святой Дух, мы делаем естественный вывод, что Тот, Кто является одновременно Богом и Божьим есть любовь".

Этот метод анализа подвергся критике за его очевидные слабости, из которых далеко не последней представляется то, что он приводит к удивительно безличному понятию о Святом Духе. Дух представляется своеобразным клеем, соединяющим Отца и Сына и Их Обоих с верующими. Идея о "соединении с Богом" занимает центральное место в духовности Августина, и то же место она неизбежно занимает в его рассмотрении Троицы.

Одной из наиболее характерных черт подхода Августина к Троице по праву считается развитие им "психологических аналогий". Основания для обращения в этой связи к человеческому разуму можно свести к следующему Вполне разумно предположить, что, создавая мир, Бог наложил на него свой характерный отпечаток. Где же искать этот отпечаток ("vestigium")? Можно ожидать, что он был оставлен на самой вершине творения. Рассказ о творении в Книге Бытия позволяет нам сделать вывод, что вершиной творения является человек. Поэтому, утверждает Августин, мы должны искать образ Божий в человеке.

Затем, однако, Августин делает шаг, который многим исследователям кажется неудачным. На основании своего неоплатоновского мировоззрения Августин утверждает, что вершиной человеческой природы следует считать разум Поэтому, в своих поисках "следов Троицы" (vestigia Trinitatis) в творении богослов должен обращаться к индивидуальному человеческому разуму. Крайний индивидуализм этого подхода, наряду с его очевидной рассудочностью, означает, что Августин предпочитает находить отпечаток Троицы во внутреннем умственном мире отдельного человека, а не, например, в личных взаимоотношениях (взгляд, пользовавшийся популярностью у средневековых авторов, таких как Ричард из Сен-Виктора). Кроме того, первое прочтение трактата "О Троице" создает впечатление, что Августин считал, будто внутренний мир человеческого разума может нам сообщить о Боге не меньше, чем план спасения. Хотя Августин подчеркивает ограниченность подобных аналогий, сам он пользуется ими в значительно большей степени, чем они позволяют это делать.

Августин выделает троичную структуру человеческой мысли, и утверждает, что такая структура основана на бытии Божьем. Он сам считает, что наиболее важной триадой следует считать триаду разума, знания и любви ("mens", "notitia" и "amor"), хотя немаловажное значение также имеет связанная с ней триада памяти, понимания и воли ("memoria", "intellegentia" и "voluntas"). Человеческий разум рисуется в виде образа - правда, неточного, но тем не менее образа - Самого Бога. Поэтому, точно так, как в человеческом разуме существуют три таких способности, которые не полностью разделены одна от другой, также и Боге могут быть три "Личности".

Здесь можно разглядеть три очевидные, а возможно и роковые, слабости. Как уже неоднократно указывалось, человеческий разум нельзя так просто и аккуратно свести к трем сущностям. В конце концов, однако, необходимо отметить, что обращение Августина к таким "психологическим аналогиям" носит чисто иллюстративный, а не существенный характер. Они предназначались в качестве наглядных пособий (хотя и основанными на доктрине творения) к мыслям, которые можно почерпнуть из Священного Писания и раздумий о плане спасения. Ведь доктрина Августина Гиппонийского о Троице основана не на его анализе человеческого разума, а на его прочтении Писания, особенно четвертого Евангелия.

Взгляды Августина на Троицу оказали большое влияние на последующие поколения, особенно в период средневековья. Работа Фомы Аквинского "Трактат о Троице" представляет собой в основном лишь элегантное изложение идей Августина, а не какое-либо изменение и исправление их недостатков. Точно так же, "Наставления" Кальвина главным образом прямо повторяют подход Августина к Троице, что указывает на установившееся в этот период единомыслие в западном богословии. Если Кальвин в чем-то и отходит от Августина, так это в связи с", "психологическими аналогиями". "Я сомневаюсь, могут ли здесь быть полезны какие-либо аналогии, проведенные с вещами человеческими" -сухо отмечает он, говоря о внутритринитарных разграничениях.

Наиболее значительные изменения в доктрину о Троице в западном богословии были внесены в XX в. Рассмотрим несколько различных подходов, начав с наиболее значительного, предложенного Карлом Бартом.

Карл Барт

Барт помещает доктрину о Троице в начале своего труда "Догматика Церкви". Это простое наблюдение важно, поскольку при этом он полностью изменяет порядок, принятый его оппонентом Ф. Д. Э. Шлейермахером. С точки зрения Шлейермахера, упоминание о Троице должно стоять последним в рассуждениях о Боге; для Барта, это должно быть сказано прежде, чем вообще можно говорить об откровении. Поэтому, она помещена в начале "Догматики Церкви", поскольку ее предмет делает эту догматику возможной вообще. Доктрина о Троице лежит в основе божественного откровения и гарантирует его актуальность для грешного человечества. Она, по словам Барта, -"объяснительное подтверждение" откровения. Эта экзегеза факта откровения.

"Бог открывает Себя. Он открывает Себя через Себя. Он открывает Себя". В этих словах (которые, как я обнаружил, невозможно сформулировать по-другому) Барт устанавливает границы откровения, которые приводят к формулировке доктрины о Троице. Deus dixit\; Бог сказал Свое слово в откровении - и задача богословия - выяснить, что это откровение предполагает и подразумевает. С точки зрения Барта, богословие представляется не более чем "Nach-Denken", процессом "осмысления задним числом" того, что содержится в Божьем Самооткровении. Нам следует "тщательно исследовать связь между нашим знанием Бога и Самим Богом в Его бытии и природе". С помощью подобных утверждений Карл Барт устанавливает контекст доктрины о Троице. Что можно сказать о Боге, при условии, что божественное откровение действительно имело место. Что может реальность откровения сказать нам о бытии Божьем? Исходной точкой для рассуждений Барта о Троице служит не доктрина или идея, а реальность того, что Бог говорит, и Его слышат. Поскольку как можно услышать Бога, когда грешное человечество неспособно услышать Слово Божье?

Вышеприведенный абзац не более чем пересказ некоторых разделов первого полутома труда Барта "Церковная догматика", озаглавленного "Доктрина о Слове Божием". Здесь сказано очень много и сказанное нуждается в пояснении. Следует четко выделить две темы.

1. Грешное человечество изначально проявляло неспособность услышать Слово Божье.

2. Тем не менее, грешное человечество услышало Слово Божье, поскольку Слово позволило ему осознать свою греховность.

Сам факт того, что откровение имеет место, требует пояснений. С точки зрения Карла Барта, это подразумевает, что человечество пассивно в своем процессе восприятия; процесс откровения, от начала до конца, подчиняется власти Бога. Для того, чтобы откровение действительно было откровением, Бог должен быть способен передать Его грешному человечеству, несмотря на греховность последнего.

После осознания этого парадокса, можно проследить общую структуру доктрины Барта о Троице. В откровении, утверждает Барт, Бог должен быть показан в божественном Самооткровении. Должно существовать прямое соответствие между Открывающим и откровением. Если "Бог открывает Себя как Господь" (характерно бартианское утверждение), то Бог должен быть Господом "вначале в Себе". Откровение представляет собой повторение во времени того, чем Бог является в вечности. Таким образом, существует прямое соответствие между:

1. открывающимся Богом;

2. Самооткровением Божьим.

Переводя это утверждение на язык тринитарного богословия, Отец открывается в Сыне.

Что же можно сказать о Святом Духе? Здесь мы подходим к тому, что представляется, вероятно, наиболее сложным аспектом доктрины Карла Барта о Троице: идее об "открытости" ("Offenbarsein"). Исследуя это, прибегнем к примеру, не использованному самим Бартом. Представим себе двух людей, прогуливающихся возле Иерусалима весенним днем около 30 г. от Р.Х. Они видят распятие трех людей и останавливаются посмотреть. Первый из них, указывая на центральную фигуру, говорит: "Вот обычный преступник, которого казнят". Другой, указывая на того же человека, отвечает: "Вот Сын Божий, Который умирает за меня". Сказать, что Иисус Христос стал Самооткровением Божьим, недостаточно; должно существовать какое-то средство, с помощью которого Иисуса Христа можно признать Самооткровением Божьим. Именно признание откровения откровением и составляет идею об "Offenbarsein".

Как же достичь этого узнавания? В этом вопросе Барт однозначен: грешное человечество неспособно сделать это без посторонней помощи. Барт не собирается признавать за человечеством какой-либо положительной роли в толковании откровения, считая, что таким образом;' божественное откровение подчиняется человеческим теориям познания. (Как мы уже видели, он подвергся за это суровой критике со стороны тех, кто, как, например, Эмиль Бруннер, иначе могли бы сочувственно" относиться к его целям). Истолкование откровения как откровения должно быть само по себе делом Божьим - точнее, делом Святого Духа.

Человечество не становится способным к слышанию слова Господнего (сарах verbi domini), а затем слышит его; слышание и способность слышать даются одним действием Святого Духа.

Все это может навести на мысль, что Барта можно уличить в модализме, рассматривающем различные моменты откровения как различные "формы бытия" Одного и Того же Бога. Следует сразу же отметить, что существуют люди, которые обвиняют Барта именно в этом грехе. Однако, более взвешенные размышления заставляют отказаться от подобного суждения, хотя и дают возможность подвергнуть доктрину Барта критике в другом. Например, Святой Дух освещен в изложении Барта достаточно слабо, что можно считать отражением слабых сторон западного богословия в целом. Однако, какими бы ни были его слабости, общепризнанно, что рассмотрение Бартом доктрины о Троице вновь утвердило важность этой доктрины после долгого периода его забвения в догматическом богословии.

Роберт Джексон

Занимая лютеранские позиции, но обладая глубокими познаниями в области богословия Реформации, современный американский богослов Роберт Джексон представил свежий и творческий взгляд на традиционную доктрину о Троице. Во многом, взгляды Джексона можно считать развитием позиции Карла Барта с ее характерным акцентом на необходимости оставаться верным божественному Самооткровению. Его работа "Триединая личность: Бог согласно Евангелию" (1982 г.) дает нам фундаментальную точку отсчета для рассмотрения доктрины в период, ставший свидетелем возобновления интереса к вопросу, который прежде вызывал мало интереса.

Джексон утверждает, что "Отец, Сын и Святой Дух" является правильным именем Бога, Которого христиане знают в Иисусе Христе и посредством Его. Бог должен обязательно, утверждает он, иметь собственное имя. "Тринитарные рассуждения представляют собой попытку христианства определить Бога, Который призвал нас. Доктрина о Троице содержит как собственное имя, "Отец, Сын и Святой Дух"..., так и подробное развитие и анализ соответствующих определительных описаний". Джексон указывает, что Израиль существовал в политеистической среде, в которой термин "бог" нес в себе относительно мало информации. Необходимо назвать интересующего нас бога. С аналогичной ситуацией столкнулись и новозаветные авторы, стремившиеся определить бога, находящегося в центре их веры, и провести различие между этим богом и множеством других богов, которым поклонялись в этом регионе, а особенно в Малой Азии.

Таким образом, доктрина о Троице определяет или называет христианского Бога - однако, определяет и называет этого Бога в манере, соответствующей библейскому свидетельству. Это не имя, которое мы выбрали; это имя было выбрано для нас, и которое мы уполномочены использовать. Таким образом, Роберт Джексон отстаивает приоритет божественного Самооткровения перед человеческими построениями и концепций божественности.

"Евангелие определяет Бога следующим образом: Бог - это Тот, Кто воскресил израильского Иисуса из мертвых. Всю задачу богословия можно сформулировать как нахождение различных способов расшифровки этого высказывания. Один из них порождает тринитарный язык и мышление Церкви". Выше мы уже отмечали то, как ранняя Церковь была склонна путать характерно христианские идеи о Боге с идеями, заимствованными из эллинистического окружения, куда христианство проникло. Доктрина о Троице, утверждает Джексон есть и всегда была защитным механизмом от подобных тенденций. Она позволяет Церкви выявить характерность своего символа веры и избежать поглощения соперничающими концепциями о Боге.

Однако, Церковь не могла игнорировать свое интеллектуальное окружение. Если, с одной стороны, ее задачей была защита христианского понятия о Боге от соперничающих концепций божественности, другая ее задача состояла в проведении "метафизического анализа определения триединого Бога в Евангелии". Иными словами, она была вынуждена использовать философские категории своего времени, чтобы объяснить, как христиане верят в своего Бога, и в чем они отличаются от других религий. Как это не парадоксально, попытка отделить христианство от эллинизма привела к введению в тринитарные рассуждения эллинистических категорий.

Таким образом, доктрина о Троице сосредоточивается на признании того, что Бог назван в Священном Писании и в свидетельстве Церкви. В древнееврейском богословии Бог определяется по историческим событиям. Джексон отмечает, как много ветхозаветных текстов определяют Бога, ссылаясь на божественные действия в истории - такие как избавление Израиля от египетского плена. То же наблюдается и в Новом Завете: Бог определяется ссылками на исторические события, в первую очередь, на воскресение Иисуса Христа. Бог определяется в связи с Иисусом Христом. Кто Такой Бог? О каком боге мы говорим? О Боге, Который воскресил Христа из мертвых. По словам Дженсона: "Возникновение семантической модели в которой понятия "Бог" и "Иисус Христос" носят взаимно определяющий характер, имеет в Новом Завете фундаментальное значение".

Таким образом, Р. Джексон выделяет личное восприятие Бога из метафизических рассуждений. "Отец, Сын и Святой Дух" относятся к именам собственным, которое мы должны использовать при упоминании о Боге и обращении к Нему. "Лингвистические средства определения - имена собственные, определяющие описания - становятся для религии необходимостью. Молитвы, как и другие просьбы, должны иметь обращение". Таким образом, Троица служит инструментом богословской точности, заставляющим нас быть точными в отношении интересующего нас Бога.

Джон Маккварри

Джон Маккварри, англо-американский автор, имеющий корни в шотландской пресвитерианской среде, подходит к Троице с экзистенциалистской точки зрения (см. раздел "Экзистенциализм: философия человеческого опыта" в главе 6). В его взгляде выявляются как сильные, так и слабые стороны экзистенциалистского богословия. В широком смысле, их можно изложить следующим образом:

* Сильной стороной этого взгляда представляется то, что он по-новому мощно освещает христианское богословие, указывая на то, как его построения соотносить с опытом человеческого существования.

* Слабой стороной этого подхода можно назвать то, что, хотя он и способен укрепить существующие христианские доктрины с позиций экзистенциализма, он представляет меньшую ценность для установления первенствующего положения этих доктрин по отношению к человеческому опыту.

Ниже мы рассмотрим эти положения на примере экзистенциалистского подхода Маккварри к доктрине, представленного в его работе "Принципы христианского богословия" (1966 г.).

Маккварри утверждает, что доктрина о Троице "обеспечивает динамичное, а не статичное понимание Бога". Но как же может динамичный Бог одновременно быть стабильным? Размышления Маккварри над этим противоречием приводят его к заключению, что "даже если бы Бог не открыл нам Свое триединство, мы все равно должны были бы воспринимать Его подобным образом". Он исследует динамическую концепцию Бога в рамках христианских взглядов.

1. Отца следует воспринимать как "изначальное Бытие". Под этим мы должны понимать "первоначальный акт и<