Протокол допроса виконта Монтегю

Протокол допроса виконта Монтегю (шесть страниц, заполненных размашистым почерком [так называемый «секретарский почерк», которым обычно писались все документы эпохи], изобилующие зачеркиваниями и вставками — как маргинальными, так и межстрочными) хранится в собрании рукописей Британской библиотеки (Лондон). Он был ранее опубликован Г. Уиллаертом (Willaert Н. History of an Old Catholic Mission: Cowdray — Easebourne — Midhurst London, 1928. P. 71-73), однако эта публикация не соответствует современным стандартам, так как в ней не сохранена орфография оригинала. Кроме того, в ней есть ошибки, а в некоторых местах пропущены слова или даже целые строки. [29]

Допрос Милорда виконта Монтегю ⁵³,
состоявшийся 22 мая 1594 г.
в присутствии Милорда архиепископа Кентерберийского ⁵⁴
и Лорда — хранителя печати ⁵⁵

Виконта спросили, окрестил ли он свою новорожденную дочь ⁵⁶, и он признал, что сделал это.

Его спросили, что побудило его так поступить, и была ли у него для этого диспенсация из Рима (или от любого лица, имеющего полномочия из Рима) ⁵⁷. Виконт спросил у нас, задаем ли мы ему простой вопрос или требуем ответа от имени Ее Величества или по ее приказу. Ибо, сказал он, если мы требуем это или что-либо еще от ее имени или по ее приказу, он ответит честно на все, о чем мы его спросим ⁵⁸.

Мы напомнили виконту, что уже сказали ему — это приказ Ее Величества, и он ответил, что объявляет о своей верности Ее Величеству, и ручается своим спасением, что никогда не имел диспенсации, разрешающей так поступить или ходить в церковь ⁵⁹, или делать что-либо еще. [30]

Причина же, побудившая его так поступить, состояла в следующем. Виконт согласился на то, чтобы его сына ⁶⁰, рожденного раньше, крестили в соответствии с принятым сейчас обрядом ⁶¹, однако ребенок умер в день, на который была назначена церемония, и был [перед смертью] спешно окрещен женщиной ⁶². Впоследствии это тяготило совесть [отца]. Некий Роберт Барнс ⁶³, джентльмен, живущий по соседству с допрашиваемым, рекузант ⁶⁴, прибыл сообщить ему о смерти его сына, и допрашиваемый сказал Барнсу, что, как он полагает, Господь покарал его, отняв сына, за то, что он согласился крестить его согласно признанному сейчас обряду. Поэтому он сказал, что если Господь пошлет ему еще детей, он поступит иначе. Виконт думает, что при этом разговоре присутствовали его слуги: Роберт Гейдж, его церемониймейстер, Уильям Денби, конюший, Кристофер Уайтью, который собирает ренту и выплачивает жалование, Джон Уэбб, джентльмен его опочивальни, и Николас Ригби, джентльмен, заведующий его гардеробом, все они рекузанты ⁶⁵.

Виконт сказал, что незадолго до рождения дочери он был в Коудрей ⁶⁶, и упомянутый Барнс явился к нему как сосед, но он не советовался с ним о религиозных делах. После этого виконт посылал за Барнсом по-соседски, а когда узнал о рождении дочери, находясь в Коудрей, то сказал об этом Барнсу, но не говорил с ним или кем-либо еще о ее крещении. Когда допрашиваемый приехал к жене ⁶⁷, находившейся в доме милорда Бакхерста ⁶⁸ в Лондоне, милорд Бакхерст побуждал его выбрать крестных отца и мать для ее крестин. Допрашиваемый на это ответил, что обряд крещения тревожит его совесть, и просил Его Светлость согласиться на то, чтобы ребенка крестили в соответствии с тем, что он [отец] считает правильным. Милорду Бакхерсту это очень не понравилось, и он сказал, что воспротивится этому. Допрашиваемый сказал, что это следует сделать так, чтобы он [лорд Бакхерст] не знал об этом, при помощи кого-либо, кого он тайно приведет с собой (чтобы Его Светлость не знал об этом) (виконт предполагал, что это сделает женщина, которую он приведет к своей жене ⁶⁹). На это милорд Бакхерст сказал, что будет тщательно следить за ним и удостоверится, что ничего подобного здесь не произойдет. А если кто-либо придет сюда, чтобы это сделать, сказал он весьма серьезно (поднеся кулак к лицу виконта), он его зубами порвет на куски. Поэтому виконт, обнаружив, что милорд столь [31] серьезно настроен и недоволен, и мучаясь угрызениями совести, придумал, как он может окрестить ребенка сам, будучи по совести убежден, что он или любой другой может сделать это в случае необходимости. Он счел необходимым окрестить дитя самому, так как иначе оно может вообще остаться некрещеным.

Однажды ночью виконт, сидя один рядом с женой в комнате (выжидая возможности), где больше никого не было, кроме женщины, качавшей ребенка, воспользовался случаем, когда миледи что-то понадобилось, и послал женщину за этим, сказав, что сам укачает ребенка, если потребуется, пока она не вернется. И когда эта женщина ушла, он, взяв маленькую серебряную коробочку своей жены, в которую обычно клали сахар, высыпал его оттуда, налил в нее воды и принес ее под шляпой. Положив шляпу на колыбель, он зачерпнул побольше воды ладонью и вылил ее на лицо ребенка, сделав знак креста, и произнес: «Я крещу тебя, Мэри, во имя Отца, и Сына, и Святого духа» ⁷⁰.

Виконт заявил, что никто не советовал ему так поступить, никто не знал, что он это сделает. Позднее, сказал он, когда милорд Бакхерст опять заговорил с допрашиваемым о крестинах и сказал, что позаботится о них, допрашиваемый сказал милорду Бакхерсту, что ребенок был крещен, а при других возможностях во время беседы дал ему понять, как он сделал это при помощи воды и сахарницы, и что он считает, что поступил правильно. Милорд Бакхерст сказал: «Это невозможно», а допрашиваемый ответил: «Проверьте, милорд, это правда».

После того как допрашиваемый вернулся в Коудрей, он рассказал упомянутому Барнсу, что он сделал. Барнс ответил, что он сделал великое дело и что Бог послал допрашиваемого непосредственно для этого.

Виконт сказал, что в его доме нет часовни и не бывает церковных служб. Но он сам читает свои молитвы [Часы Богородицы и Римский Бревиарий] на латыни, и обычно с ним бывает Барнс, но никто больше, если только случайно не зайдет кто-то из джентльменов его опочивальни. Он отрицает, что в его доме творятся другие молитвы или совершаются службы.

Виконт сказал, что его никто никогда не учил и не наставлял в вопросе о крещении и он никогда не советовался об этом ни с чем, если не считать того, что он слышал, как его бабка ⁷¹ рассказывала доктору Лэнгдейлу ⁷², что ребенок, незадолго до этого рожденный в ее доме, умер и что она окрестила его перед смертью, и спросила доктора Лэнгдейла, правильно ли она поступила. Доктор сказал, что это было сделано правильно. Благодаря этому, а также книгам, которые допрашиваемый читал — Наваррца ⁷³, [32] сочинения Беллармино ⁷⁴, и некоторые труды по моральной теологии, касающиеся брака и крещения ⁷⁵, — и разговорам с другими людьми, он был по совести убежден, что поступил правильно, окрестив так свою дочь.

Виконта спросили, кто его когда-либо наставлял в вере, и он ответил — только доктор Лэнгдейл в доме его деда ⁷⁶ (хотя там было еще 3 священника, а именно, Гарнет ⁷⁷, Грей ⁷⁸ и Фрэнсис Райтер ⁷⁹, — двое из них в одно время, и двое — в другое), но никто из них не наставлял его, хотя в отсутствие Лэнгдейла он иногда советовался с мистером Греем.

Допрашиваемый затем вспомнил еще о 3-х рекузантах в своем доме, а именно о Генри Уотсоне и его жене ⁸⁰ (бывшей няне допрашиваемого), и Джоне Ардерне, смотрителе парка, который теперь ходит в церковь ⁸¹, насколько ему известно. Всех упомянутых рекузантов он на службу не брал; все они служили его деду, и к ним благоволил как он, так и отец ⁸² допрашиваемого.

Допрашиваемый искренне сожалеет о том, что этими действиями оскорбил Ее Величество, и готов претерпеть любое наказание, чтобы вернуть ее благорасположение. Он поступит так, как Ее Величество прикажет ему относительно этого дела, как велит ему его несомненная верность Ее Величеству.

Harleian MS. 6889

(пер. А. Ю. Серегиной)
Текст воспроизведен по изданию: Верность королеве и долг католика: крещение Мэри Браун (1594 год) // Средние века, Вып. 68 (2). 2007

ПРОЩАЛЬНАЯ РЕЧЬ, 1601

” Прощальная” Золотая речь к Парламенту стоит того, чтобы сравнить ее с трудами Маккиавели.

В послеполуденное время 30 Ноября, 140 членов Палаты общин, 141 со Спикером (Председателем), столпились в Приемном Зале и упали на колени как только их повелительница вошла в комнату. Ей было 68 лет, и она была в отличном здравии, но, возможно, что некоторые предполагали, что это будет ее последний Парламент. Королева пришла, чтобы сделать доклад, который не обещал быть ни чем большим, чем скучной речью о финансах, но она обратила его в ”золотые слова”, которые воспроизводились снова и снова вплоть до 18 века, когда Англия оказывалась в опасности, и вошли в историю, как Золотая Речь Королевы Елизаветы.

Сохранилось несколько версий речи, включая напечатанную брошюру, которую, как считается, Елизавета могла проверить и исправить, но этот текст хуже по сравнению с трогательным отчетом из дневника Хайварда Тауншенда, который был среди преклонивших колена перед ней в то Ноябрьское послеполуденное время в Приемном Зале.

Господин Спикер

Мы выслушали ваше выступление и видим вашу заботу о нашем положении. Я заверяю вас, что нет монарха, который любит своих подданных больше [нас], или чья любовь может сравниться с нашей. Нет такой драгоценности, какова бы ни была ее цена, которую бы я поставила выше этой: я имею в виду вашу любовь. Ибо я почитаю ее больше любых сокровищ; потому что мы знаем как вознаграждать, но любовь и благодарность я считаю бесценными. И, хотя Господь вознес меня высоко, я все же считаю славой моего Правления то, что я правлю с вашей любовью. Поэтому я радуюсь не столько тому, что Господь сделал меня Королевой, сколько тому, что я Королева такого благодарного народа. Поэтому мне нечего желать большего, чем удовлетворения подданных, и это долг, который я должна исполнить. Ни для чего иного я не желаю жить долго, чем для того, чтобы увидеть ваше процветание, и это мое единственное желание. И так как я та особа, которая все еще, видит Бог, правит вами и поэтому я верю, что всемогущей властью Господа я поставлена его орудием, чтобы защитить вас от любых опасностей, бесчестья, позора, тирании и угнетения, в частности с ожидаемой от вас помощью, которую мы охотно принимаем, так как она демонстрирует всю величину вашей доброй любви и преданности вашему суверену.

От себя я должна сказать следующее: я никогда не была ни жадным крохобором, ни испытывающим нужду монархом, ни расточителем. Мое сердце никогда не стремилось к мирским вещам. Все, что вы подарите мне, я не буду припрятывать, но я приму это, чтобы подарить вам снова. Поэтому, господин Спикер, я прошу вас отблагодарить их так, как вы считаете этого хочет мое сердце, но не может выразить мой язык. Я также хочу, чтобы вы и остальные поднялись [с колен], так как я побеспокою вас еще более длинной речью. Господин Спикер, вы благодарите меня, но мне кажется, что это больше я должна вас благодарить, чем вы меня, и я поручаю вам поблагодарить членов Нижней Палаты от моего имени. Если бы я не получала от вас сведения, я могла бы совершать ошибкитолько из-за недостатка правдивой информации.

С тех пор, как я стала Королевой, я не подписала ни одного пожалования без предлога и видимых [оснований] представленных мне, что было равно как хорошо, так и выгодно всем подданным, хотя некоторые мои старые слуги, которые заслужили награду из моих рук, и получили некоторую частную выгоду от этого. Хотя опытом обнаружено противоположное, я крайне признательна тем подданным, которые обратили на это внимание в первую очередь. Я не так проста, чтобы предполагать, но [я полагаю], что в Нижней Палате есть некоторые, у которых нет причин для недовольства. Я думаю, что они возмущаются из-за усердия по отношению к своим графствам, а не из-за недовольства или зловредного влияния, хотя это и печалит стороны. Так как, мои пожалования, по-видимому, огорчают мой народ, то следует, чтобы притеснения были ограничены рамками нашего исключительного права, наше королевское достоинство не пострадает от этого. Действительно, когда я услышала это, я не могла дать отдыха своим мыслям, пока не провела реформу. Неужели вы думаете, что те, кто угнетал вас и не уважал свой долг, и не считался с нашей честью смогут уйти безнаказанными? Нет, я заверяю вас, господин Спикер, что не столько ради успокоения совести или ради какой-то славы или ради усиления любви, я желаю, чтобы эти ошибки, беды, неприятности и притеснения, совершенные этими негодяями и распутными людьми, недостойными быть подданными, не остались без заслуженного наказания. Но я вижу, что они обращались со мной как врачи, которые давая горькое лекарство, делают его более приемлемым, придавая ему особый аромат, или, когда они дают таблетки, то покрывают их позолотой.

Раньше перед моими глазами всегда был Судный День и поэтому я правила [зная], что я буду держать ответ перед более высоким судьей, и сейчас, если мои по-королевски щедрые подарки были обесчещены и мои дары обернулись в сердце моего народа противоположностью моим желанию и намерению и если кто-либо под моим управлением пренебрегал и извращал то, что я поручила им, я надеюсь, что Бог не возложит их вину и проступки на мою ответственность. Я знаю, что титул Короля это славный титул, но я заверяю вас, что сияющая слава монаршей власти не ослепила своим блеском глаза нашего понимания, но что мы хорошо знаем и помним так это то, что мы также должны дать отчет о наших действиях перед великим судьей. Быть королем и носить корону – вещь более славная для тех, кто видит это, чем приятная для тех, кто носит ее. Что касается меня, я никогда не была настолько соблазнена славным именем Короля или королевской властью Королевы, но восхищена тем, что Бог сделал меня инструментом утверждения его правды и славы и защиты его королевства, как я сказала, от опасности, бесчестья, тирании и угнетения. Никогда на моем месте не будет сидеть Королева с большим усердием по отношению к моей стране, заботой о моих подданных и которая с большей готовностью рисковать своей жизнью для ваших блага и безопасности, чем я. И из-за этого мое желание такого, чтобы не жить и не править дольше, чем это будет на ваше благо. И несмотря на то, что вы имели и возможно будете иметь много более могущественных и мудрых монархов, сидящих на этом месте, вы никогда не имели и не будете иметь ни одного, такого же заботливого и любящего.

”Я, о Боже, кто я, которую интриги и опасности прошлого не должны страшить? Или что я могу сделать? Бог запрещает мне говорить ради славы”. И поворачиваясь к Спикеру и ее советникам, она сказала: ”И я умоляю вас, господин Контролер, и вас, господин Секретарь, и вас членов моего совета, прежде чем эти джентльмены возвратятся к себе домой, привести их всех поцеловать мою руку”.

Текст переведен по сетевому изданию: http://www.fordham.edu/halsall/mod/elizabeth1.html

О РЕЛИГИИ, (1583)

В 1583 году Елизавета выступила перед Парламентом, чтобы посвятить время обсуждению вопросов религии. По прежнему существовали «Римские» фракции, но также появилось множество недавно возникших протестантских сект, таких как Пуритане, Баптисты и т.д. (здесь, также как и во многих других своих выступлениях, она использовала слова «Монарх», «Король» и «Королева» как взаимозаменяемые).

Один вопрос настолько близок мне, что я не могу обойти его (сказала она им); религия – это основа, где все другие вопросы должны иметь корень, и [если этот корень] портится, он может испортить все дерево; и есть некоторые лживые искатели в рядах клира, которые могут клеветать на меня и на Церковь, верховным правителем которой Бог сделал меня, и чья небрежность не может быть прощена, если дозволяются какие-либо схизма или еретические ошибки.

Я также должна сказать, что некоторые ошибки и небрежность [в религии] могут расти и существовать, точно также, как и в других областях; а где не могут? И если, мои Лорды из клира, вы не исправите их все, то я буду вынуждена сместить вас. Поэтому хорошо выполняйте свои обязанности.

Считается, что у меня обширные знания, но в основном в области философии. Я должна согласиться, что это так, но я предполагаю, что немногие, если только они не профессора, прочитали больше. И мне не нужно говорить вам, что я и не так проста, чтобы не понимать, и не так забывчива, чтобы не помнить. И кроме того я надеюсь, что среди множества [прочитанных] томов, чтение книги Бога было не самым редким из моих чтений; в ней мы находим причину из-за которой, по-моему мнению, нам следует верить – при виде тех зла и несчастья в мире, в которых мы живем, как странствующие пилигримы, мы должны предположить, что Господь никогда бы не сотворил нас иначе как для лучшего и более удобного места, чем это. Я не знаю ни одного дышащего существа, чья жизнь ежечасно находится в большей опасности, чем моя собственная; каждый, прибыв в мое государство, не может не заметить многочисленных опасностей для жизни и короны, как и того, кто должен сражаться с самой великой из них. Из этого следует, что я посвятила столь много внимания этому, что я перестала заботиться о себе. И таким образом, вы видите, как сильно вы несправедливы ко мне, если сомневаетесь в моем прохладном отношении к этому. И если бы я не была уверена, что мои [убеждения соответствуют] истинной воле Господа, Господь запретил бы, мне жить так, чтобы предписывать их вам. Обратите внимание на то, чтобы священники не говорили неправду; на тех, кто боится древнего мороза, должен выпасть снег.

Я видела многих дерзновенных, допускающих очень много едва различимых искажений благословленной воли Всемогущего Господа, подобных тем какие юристы делают с завещаниями людей. [Их] самонадеянность настолько велика, что я не могу выносить ее. Не думайте, что я таким образом воодушевляю сторонников Римской церкви (какими врагами они были мне достаточно хорошо известно) или поощряю нововведения. Я намереваюсь направлять и тех, и других истинным и священным законом Господа. И те, и другие представляют опасность. И из-за этого я должна объявить их опасными королевской власти: оставить каждого человека на самоосуждение, покончить с законотворчеством и сопричастностью правительства его Монарха к толкованию слова Бога, чьи приверженцы не должны быть судимы никем, но только отношением людей. Да защитит вас Господь от такого правителя, который слишком греховен, чтобы управлять вами. И теперь я могу сделать вывод, что ваши любовь и забота не вознаграждаются и не будут вознаграждены беспечным Монархом, но [будут вознаграждены] таким, который ради вашей доброй воли проходит мало замеченным для этого мира, как и тем, который хоть как то, но заботится. Благодарю за ваши субсидии, жест, показывающий вашу добрую волю, они (т.е. субсидии), я заверяю вас, пойдут на ваше же благо, и мне будет приятнее возвращать [их], чем получать.

Текст переведен по сетевому изданию: http://www.fordham.edu/halsall/mod/elizabeth1.html (Harrison, G. B., ed. The Letters of Queen Elizabeth I. New York: Funk & Wagnalls, 1968, p 181)

РЕЧЬ ЕЛИЗАВЕТЫ I ВОЙСКАМ В ТИЛБЁРИ ¹

Мой возлюбленный народ!

Мы были убеждены теми, кто заботится о нашей безопасности, остеречься выступать перед вооруженной толпой, из-за страха предательства; но я заверяю вас, что я не хочу жить, не доверяя моему преданному и любимому народу. Пусть тираны боятся, я же всегда вела себя так, что, видит Бог, доверяла мои власть и безопасность верным сердцам и доброй воле моих подданных; и поэтому я сейчас среди вас, как вы видите, в это время, не для отдыха и развлечений, но полная решимости, в разгар сражения, жить и умереть среди вас; положить за моего Бога и мое королевство, и мой народ, мою честь и мою кровь, [обратившись] в прах. Я знаю, у меня есть тело, и [это тело] слабой и беспомощной женщины, но у меня сердце и желудок короля, и я полна презрения к тому, что Падуя или Испания, или другой монарх Европы может осмелиться вторгнуться в пределы моего королевства; и прежде, чем какое-либо бесчестье падет на меня, я сама возьму в руки оружие, я сама стану вашим генералом, судьей и тем, кто вознаграждает каждого из вас по вашим заслугам на поле [боя]. Я знаю, что за вашу расторопность вы уже заслужили награды и кроны; и Мы заверяем вас словом монарха, они будут обязательно выплачены вам. В несчастные времена мой лейтенант генерал ² будет замещать меня, [ибо он] самый благородный или более опытный человек, чем никогда не командовавший [войсками] монарх; без сомнения вашим послушанием моему генералу, вашим согласием в лагере, и вашей ценностью на поле [боя], мы вскоре одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа.

Комментарии

1. Речь, произнесенная Елизаветой земскому ополчению, собранному в Тилбёри (Эссекс), чтобы отразить ожидаемое вторжение Испанской Армады.

2. Роберт Дадли, граф Лестер; он был королевским фаворитом, одно время ходили слухи, что он был ее любовником.

Текст переведен по сетевому изданию: http://www.luminarium.org/renlit/tilbury.htm

АКТ О НАКАЗАНИИ БРОДЯГ И ОКАЗАНИИ ПОМОЩИ БЕДНЫМ И НЕТРУДОСПОСОБНЫМ 1572 ГОДА

Акт 1572 года — один из наиболее жестоких законов “кровавого законодательства против экспроприированных” (Маркс). Это законодательство в Англии конца XV—XVI вв. было вызвано к жизни массовым обнищанием крестьянства и городских ремесленников вследствие огораживаний, секуляризации монастырских земель, роспуска феодальных дружин и развития мануфактур, разорявших городских мелких товаропроизводителей. Так как эти мануфактуры были не в состоянии сразу использовать труд экспроприированных, в стране образовались огромные массы бродяг, нищих, безработных, вынужденных для поддержания жизни идти на преступления. Правительство Тюдоров было встревожено таким ростом бездомного и безработного голодающего населения, которое легко было поднять на восстание, а также ростом преступлений в стране. Будучи не в силах обеспечить работой и жилищем эту массу обездоленных, оно обрушилось на них серией свирепых законов, которые под угрозой жестоких наказаний запрещали бродяжничество и нищенство и пытались принудить работоспособных пауперов работать на любых условиях на тех, кто пожелает их нанять.

“Отцы теперешнего рабочего класса, — писал К. Маркс, — были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их насильственно превратили в бродяг и пауперов. Законодательство рассматривало их как “добровольных” преступников, исходя из того предположения, что при желании они могли бы продолжать трудиться при старых, уже не существующих условиях”.

Первый акт против бродяг и нищих был издан в 1495 году. Он проводил резкое различие между трудоспособными и нетрудоспособными бродягами и нищими, подвергая первых более тяжелым наказаниям (заковывание в колодки). Нетрудоспособным лицам предписывалось жить в своей сотне и запрещалось просить милостыню вне этой сотни ¹. Это различие было закреплено статутами 1530 и 1536 годов, которые разрешали старым и больным нищим собирать милостыню, но работоспособных бродяг предписывали подвергать бичеванию и брать с них клятву, что они будут работать. Статут 1547 года интересен тем, что он обязывал “бродяг” в течение месяца найти себе работу, в противном случае угрожая отдать их в рабство тому, кто донесет на них как на праздношатающихся. Такой “раб” не мог покинуть господина под угрозой клеймения, отдачи в пожизненное рабство, а в случае третьего побега — смертной казни. Публикуемый ниже Акт 1572 года отличался еще большей жестокостью в отношении работоспособных бродяг и нищих. Он предписывал подвергать их бичеванию кнутом и клеймению, если их уличат в ниществе первый раз, смертной казни во второй раз, если их никто не пожелает взять в услужение, и смертной казни без всякой пощады в третий раз. Статут интересен тем, что содержит первую попытку точного определения трудоспособности праздношатающихся бродяг и “упорных нищих” (статья V), а также тем, что он обязывал местные власти графства и городов обеспечить существование нетрудоспособных больных и престарелых нищих, возлагая их содержание на местных налогоплательщиков. Тем самым статут положил начало английскому “законодательству о бедных”, которое было вынужденным признанием нищеты как обычного и закономерного явления в стране. Обе тенденции этого постановления получили дальнейшее развитие в двух актах 1597 года, которые трактовали вопрос о наказании трудоспособных бродяг и вопрос о содержании нетрудоспособных нищих отдельно друг от друга. “Акт о призрении бедных” 1597 года содержит подробные предписания о том, как надо выявлять в графствах и городах нуждающихся в содержании бедняков, каким образом с ними следует обходиться и откуда брать средства на их содержание ². Характерно, что этот акт предусматривал эксплуатацию даже этих “законных” нищих и, в частности, детей в качестве бесплатных рабочих в оборудованных на средства прихода мастерских или в качестве учеников там, где местные власти находили нужным.

Второй акт этого же года “О наказаниях бродяг и упорных нищих” предписывал устройство для них исправительных домов в каждом графстве и городе, а в качестве наказаний для бродяг устанавливал публичное бичевание кнутом, “пока его или ее спина не покроется кровью”, с высылкой по месту рождения, а в некоторых случаях — изгнание из Англии в “заморские страны” ³.

Следует иметь в виду, что, помимо борьбы с бродяжничеством и преступлениями, которая объявлялась их официальной целью, законы против экспроприированных преследовали и другую цель: обеспечить приток дешевой рабочей силы во вновь развивающуюся мануфактурную промышленность, подчинить её дисциплине наемного труда и создать этим возможность огромных прибылей для нарождающейся буржуазии.

Текст акта в переводе Е. А. Косминского перепечатан без изменений из “Хрестоматии по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время”, под редакцией В. П. Волгина, М.—Л., 1929, стр. 223—224.

[Извлечения]

II. [Лица свыше 14 лет, взятые за выпрашиванием милостыни, должны быть заключены в тюрьму до следующей сессии]...

V. Для полного определения того, какие лица должны считаться в силу этого акта праздношатающимися, бродягами и упорными нищими и нести наказание за свой беспутный образ жизни, ныне объявляется и устанавливается властью настоящего парламента: всякое лицо и лица, которые являются или называют себя ходатаями по делам и шляются там и сям в какой-либо области или областях этого королевства, не имея достаточных полномочий, выданных от лица нашей верховной госпожи королевы, и все другие праздные лица, которые бродят в какой-либо области одного королевства и занимаются хитрой и ловкой и беззаконной азартной игрой или, как некоторые из них, заявляют, что имеют познания в физиономистике, хиромантии и других вредных науках, чем обманывают людей, говоря, что могут предсказать им судьбу, смерть или богатство, и рассказывая тому подобные фантастические измышления; и всякое лицо или лица, здоровые и крепкие телом и способные работать, не имеющие земли или хозяина, не занимающиеся какой-либо законной торговлей, ремеслом или профессией для снискания средств к существованию, и которые не могут объяснить, каким законным путем они добывают себе пропитание; и все фехтовальщики, вожаки медведей, актеры и менестрели, не принадлежащие какому-нибудь барону этого королевства или какой-либо особе высшего ранга, все жонглеры, разносчики, паяльщики и мелкие торговцы, которые бродят, не имея разрешения по меньшей мере двух мировых судей; все чернорабочие, здоровые телом, праздношатающиеся и отказывающиеся работать за ту разумную плату, какая установлена и обычно дается в тех местах, где таким лицам приходится жить; все подделыватели разрешений и паспортов и все пользующиеся ими, зная, что это подделка; все студенты Оксфордского или Кембриджского университетов, странствующие, выпрашивая милостыню и не имея на то разрешения от комиссара, канцлера или вице-канцлера этих университетов за их печатью, все матросы, лживо заявляющие, что потерпели кораблекрушение,.. и все лица, выпущенные из тюрем, которые просят вспомоществования или идут к себе на родину или к друзьям, не имея разрешения от двух мировых судей той области, где они были освобождены, — все такие лица должны быть почитаемы за бродяг и упорных нищих, предусмотренных настоящим актом; сюда же относятся все те лица, которые после сего будут преступать или нарушать те добрые приказы, какие во 2-й части настоящего акта установлены для помощи престарелым и немощным беднякам.

XVI. По человеколюбию необходимо позаботиться о бедных, престарелых и немощных, а бродяг и упорных нищих наказывать; а бедные, престарелые и немощные люди должны получить подходящие жилища и убежища по всему этому королевству для того, чтобы жить там, чтобы после этого никто из них не нищенствовал и не бродяжничал. Поэтому настоящий парламент своей властью постановляет, чтобы мировые судьи всех и отдельных графств Англии и Уэльса и все прочие мировые судьи, мэры, шерифы, бейлифы и прочие должностные лица каждого сити, бурга, округа и иммунитета в этом королевстве в пределах своих полномочий должны накануне ближайшего праздника св. Варфоломея или в самый праздник распределить между собой обязанности, и после этого в каждом из своих подведомственных округов произвести тщательные розыски и расследования относительно всех престарелых, немощных и дряхлых бедняков, родившихся в оных округах, проживавших там в течение 3 лет до настоящего парламента, которые живут или вынуждены жить милостыней и на счет народной благотворительности; после этого розыска следует завести регистрационную книгу, содержащую имена и прозвища всех тех престарелых, дряхлых и немощных бедных, которые находятся в этих округах, каковая книга должна всегда быть у этих судей, мэров, бейлифов и прочих чиновников, или кого-либо из них. И когда число этих бедных людей, вынужденных жить милостыней, будет точно выяснено, тогда эти судьи, мэры, бейлифы, шерифы и прочие должностные лица должны по своему усмотрению в надлежащее время назначить в каждом своем округе подходящие и удобные места и предоставить там этим бедным лицам жилище и убежище, если приход, в котором они живут, не захочет или не сможет им таковых предоставить. И должны также в надлежащее время подсчитать всех оных бедных в выше сказанных округах и на основании этого (сообразно количеству) установить размеры еженедельного взноса на помощь и поддержку оных бедных в пределах каждого округа. И, сделав это, вышеупомянутые судьи, мэры, шерифы, бейлифы и прочие должностные лица в пределах своих округов должны по своему доброму усмотрению обложить налогом всех жителей, проживающих в каждом сити, бурге, местечке, деревне, поселке и местности в оных округах; этот налог должен уплачиваться еженедельно для помощи бедным людям, и имена всех обложенных этим налогом жителей должны также быть записаны в регистрационную книгу вместе с суммой взноса. И (эти должностные лица) должны также по своему усмотрению в каждом своем округе назначить или найти сборщиков на целый год, которым была бы указана вышеназванная сумма, которую они должны собирать и взимать в сказанной пропорции и выдавать этим бедным в количестве, которое назначат судьи, мэры, шерифы, бейлифы и прочие должностные лица. Также они должны назначить по своему усмотрению надзирателей за оными бедными людьми на срок одного года. И если кто откажется быть надзирателем, то каждый отказавшийся заплатит пеню в 10 шиллингов за каждую такую провинность..

Комментарии

1. Русский перевод Статута 1495 года см. в “Хрестоматии по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время”, под редакцией В. П. Волгина. М.— Л., 1929, стр. 222.

2. См. “Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время”, под редакцией В. П. Волгина, М.— Л., 1929, стр. 226.

3. См. “Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время”, под редакцией В. П. Волгина, М.—Л., 1929, стр. 227—228.

(пер. Е. А. Косминского)
Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы. М. Гос. изд. юр. лит. 1961.