Товарищеского типа и по типу господства

Социальное отношение — самая общая и простая социальная сущность, или форма. Но у него и самые глубокие корни; ибо оно зиждется отчасти на первоначальных, естественных, действительных обстоятельствах жизни как причинах взаимной связи, взаимной зависимости и взаимной привязанности между людьми, отчасти — на глубинных, наиболее общих, необходимейших человеческих потребностях. И те, и другие доходят до осознания, правда, с различными следствиями. В случае естественного отношения, например, когда этот человек — мой брат, так как я знаю, что нас родила одна и та же мать, или он — мой шурин, сводный, приемный, молочный брат (что уже менее естественно, поскольку выводится из других, не чисто естественных взаимосвязей), обычно я чувствую себя близким ему, а именно благодаря тому, что мы друг с другом взаимосвязаны, каждый из нас положительно относится к существованию другого, стало быть, мы друг друга знаем, до некоторой степени симпатичны друг другу, испытываем взаимное расположение и доверие, а в дальнейшем можем иметь какие-то общие ценности — скажем, право совместного управления имением или наследственные блага, которые нам предстоит разделить между собой, причем идеальные блага здесь также принимаются в расчет. Во всяком случае, каждое такого рода отношение, даже между двумя людьми, влечет за собой познание и признание социального отношения как такового, знание того, что отсюда обычно должны последовать определенные взаимные действия — действия, ожидаемые и требуемые каждым от другого и ожидаемые и требуемые от самого себя по отношению к другому. Здесь зачатки «прав», на которые каждый претендует сам, но признает их и за другим, «обязанностей», которые, как он думает, надлежит выполнять другому, но которые он возлагает и на самого себя, зная, что другой мыслит и хочет их как должное с его стороны. Но если я осознаю свои настоятельные потребности и замечаю, что я не могу удовлетворить их ни по моему собственному хотению, ни благодаря естественным отношениям, — значит, для того чтобы их удовлетворить, я должен что-то сделать: это — само по себе свободное действие, обусловленное только определенной потребностью, может быть, необходимостью, но не другими людьми. Однако скоро я обнаруживаю, что должен воздействовать на других людей, чтобы побудить их сделать или дать то, что мне нужно. Наверное, в редких, исключительных случаях мне удастся выпросить, скажем, кусок хлеба, стакан воды. Но, как правило, все это, если не получают благодаря общностным отношениям, например в семье, то зарабатывают, покупают посредством труда, услуг, денег, уже полученных в виде оплаты прежнего труда, ранее предоставленных услуг, либо из других источников. Здесь я включаюсь или уже был включен в социальные отношения, но социальные отношения иного рода: их прототипом является обмен, следовательно — как высшая, наиболее развитая форма обмена — продажа и покупка вещей или разных видов деятельности, мыслимых как аналогичные вещам, а потому заменимые на вещи или другие виды деятельности. Таковы все здравые, осмысленные, поэтому также и ориентированные на здравый смысл разумные действия, поскольку для их совершения необходимо или предполагается необходимым сравнение, а стало быть, и мышление. Возникающие из них социальные отношения сначала временны, даны лишь в акте обмена, поскольку он, пока происходит, заключает в себе временную общую волю; однако они приобретают постоянство — отчасти из-за того, что акты обмена повторяются и в конце концов становятся регулярными, отчасти потому, что продолжительность отдельного акта обмена увеличивается по мере того, как его исполнение — будь то обеими сторонами или одной стороной — переносится в будущее: таким образом, отношение, которое получает свою характерную особенность благодаря одностороннему или двустороннему «обещанию», становится действительным социальным отношением связанности или взаимозависимости только через взаимное обещание, даже если одной стороной оно высказано со всей определенностью, а другой лишь молчаливо предполагается.

Данные природой отношения по сути своей также взаимны, реализуются во взаимной деятельности — естественное отношение, подобно договорному, порождает взаимодействие или делает его необходимым, призывает к нему или требует его; но здесь отношение как бы от природы дано раньше своих субъектов или членов, и нам кажется само собой разумеющимся, что хотят и поступают в соответствии с ним — идет ли речь о самом насущном и простом, о том, что делают по желанию и склонности, по любви, по привычке, или, наконец, по велению разума, заключенного в чувстве долга: все эти виды сущностной воли переходят друг в друга, и каждый из них может стать основой для возникновения общности. В чистом и абстрактном договорном отношении те, кто заключает договор, мыслятся, наоборот, как разобщенные личности, которые до этого и сейчас во всем остальном друг от друга не зависели и не зависят, совершенно друг другу чужие, и вообще — как ранее, так и сейчас во всем остальном настроены по отношению друг к другу враждебно. Do, ut des (даю, чтобы и ты мне дал (лат.) Прим. перев.) — единственный принцип такого отношения: то, что я для тебя делаю, есть лишь средство, чтобы вызвать твое — одновременное, предшествующее или последующее — ответное действие, собственно, только его я на самом деле хочу и желаю; моя цель — заполучить твое, свое же я отдаю как средство, разумеется, вынужденно; только мыслимое и предвосхищенное следствие есть та причина, которая определяет мое воление. Это простейшая форма избирательной воли.

Отношения первого типа подпадают под понятие общности, отношения второго типа — под понятие общества; так различаются общностные и общественные отношения. Но и те, и другие бывают, в свою очередь, разными в зависимости от того, является ли их предпосылкой фактическое (более или менее совершенное) равенство или существенное неравенство между волением и способностью мочь, властью и авторитетом. В соответствии с этим различаются социальные отношения товарищеского типа и социальные отношения по типу господства. (См. в этой связи «Властное отношение» и «Товарищеская общественная форма»; имеются в виду, соответственно, статья Ф. Оппенгеймера «Властное отношение» («Machtverhaltnis») и вышеупомянутая статья А. Фиркандта «Товарищеская общественная форма естественных народов». — Прим. перев.) Рассмотрим эти различия.

 

А. Общностные отношения

1. Товарищеский тип. Простейшую форму товарищеского типа представляет собой пара, совместно живущая в братских, приятельских, дружеских отношениях, которые легче всего складываются, если людей сближают возраст, пол, деятельность, образ мыслей, устремления и особенно если их объединяет общая идея. В легендах и истории такие пары не редкость; древние греки настолько чтили дружеские и товарищеские отношения в паре, например, какие были между Ахиллесом и Патроклом, Орестом и Пиладом, Эпаминодом и Пелопидом, что Аристотелю даже приписывался парадокс: у кого есть друзья, у того нет друга. Немецкий язык и литература предпочитают называть отношения, воспетые эллинами как такие, при которых общая радость и общее горе делятся пополам, братскими: мы видим их скорей в свете понятия об идеале, чем со стороны опыта, акцентируя внимание больше на причине и меньше на мотиве, и это оправдано постольку, поскольку братья действительно чаще всего образуют самую естественную, а следовательно, и наиболее вероятную дружескую пару.

2. Тип господства. В повседневной жизни всех слоев народа на всех стадиях развития культуры можно наблюдать отношение отца к ребенку, которое всегда является охранительным отношением — и чем ребенок слабее, тем в большей мере, поскольку он больше нуждается в защите: последняя же в качестве собственного условия всегда предполагает господство, ибо осуществлять защиту можно лишь на регулярной основе, когда защищаемый следует указаниям и даже приказам своего защитника; ввиду того, что всякое господство легко переходит к применению насилия, отцовское отношение, подобно материнскому, сопротивляется ему любовью и нежностью, обычно даруемыми собственному чаду по причинам животно-вегетативного характера в большей мере, чем любому другому объекту увлечений или защиты. Однако общий смысл отцовского отношения легко распространяется и на другие внутренне родственные охранительные отношения: так, существуют отчим, приемный отец, глава семейства (Hausvater), опекун (правда, последний, заменяя отца по закону, не обязательно находится в общностных отношениях с подопечным). Отцовское достоинство — прототип всякого, в том числе имеющего иные основания, общностного авторитета, в особенности авторитета священника. Причины этого заключаются прежде всего в том, что мифические представления возносят отца на Олимп или на Небо и приписывают ему как прародителю богов и людей несметное число детей, либо — в менее чувственной и облагороженной форме — единородного сына, которого после того, как он поборол политеизм, идентифицируют с отцом вплоть до их совпадения и полной гармонии. Не удивительно, что имя «папа», в раннем христианстве полагавшееся всем епископам, было возведено Римско-католической церковью на вершину духовных достоинств, между тем как в восточных церквах все духовные лица — особенно, конечно, высшие — в просторечии называются «папами» (попами). Мирское и политическое господство, помимо того, что часто смешивается с духовным и не уступает ему в священности, тоже нередко принимает по-отечески благосклонный характер, как это лучше всего формулирует термин «Landesvater» (князь (нем.). Буквально: «отец земли». — Прим. перев.). Отцовский авторитет — высшая форма авторитета особого рода, авторитета старших и старейших, и достоинство возраста находит свое самое совершенное выражение именно в отцовском достоинстве. Отсюда становится понятен тот особый смысл, который в церковной общине (Gemeinwesen) имеет слово «пресвитер», а в мирской — «сенатор» (Слово «пресвитер» (в православной и католической церкви — священник) происходит от древнегреческого «presbyteros» — старец, старейший. Слово «сенатор» (член сената, высшего государственного совета в Древнем Риме) происходит от латинского «senex» — старый, старец. — Прим. перев.).

3. Отношения смешанного типа. В некоторых общностных отношениях сущность господства и сущность товарищества, по-видимому, смешиваются: например, в важнейшем из элементарных общностных отношений, обусловленном половой потребностью, а значит, и продолжением рода, — в продолжительном отношении между мужчиной и женщиной, как бы оно ни называлось, браком или как-нибудь иначе.

 

Б. Общественные отношения

 

Различие между сущностью товарищества и сущностью господства проявляется также в общественных отношениях и может быть выведено только из того, что господство устанавливается через свободный договор — будь то между отдельными личностями как трудовой договор или как соглашение многих признать над собой правителя или главу и безусловно или на определенных условиях подчиняться ему, независимо от того, кто или что будет непосредственно воплощать их единство — отдельная естественная личность или одна коллективная личность, наделенный волей и способный действовать совет или корпорация, представленная всей совокупностью. Своей полноты общественное господство достигает в государстве в собственном смысле этого слова, т.е. в современном государстве; ему предшествовало множество других государственных форм, стремившихся к современной и наконец обретших ее в форме демократической республики, где оно перерастает границы своих общественных основ. Однако фактическое господство возникает уже вследствие простого общественного отношения, в котором происходит дифференциация власти между двумя договаривающимися сторонами, как, например, в трудовом договоре, в особенности когда он заключается между отдельным работодателем и отдельным наемным работником или в условиях, складывающихся в результате «мирных договоров» между победителями и побежденными: договоры эти мнимые, а на самом деле за ними стоят принуждение и жестокое обращение.

 

Совокупность

 

Вторым понятием социальной сущности, или формы, является понятие совокупности. Я различаю естественные, душевные и социальные совокупности. К нашему понятию имеют непосредственное отношение только социальные совокупности, однако они основываются частью на естественных, частью на душевных совокупностях, частью одновременно на тех и на других. Ибо сущность социальной совокупности заключается в том, что естественные и душевные отношения, образующие ее фундамент, сознательно принимаются, а стало быть, их сознательно хотят. Это явление наблюдается повсюду, где происходит народная жизнь, в многообразных формах общностей (Gemeinsamkeiten), например, в языке, укладе жизни и обычаях, религии в суевериях, но прежде всего в особенностях, отличающих — до некоторой степени объективно, но в какой-то мере только в их сознании — части одного народа друг от друга, а именно в особенностях, выделяющих определенные слои как высшие, благородные, господствующие. Так, сословное сознание — это всегда в первую очередь сознание господствующих сословий, и наиболее явно оно проявляется в гордости и высокомерии — чувствах, которым противостоят смирение и скромность находящихся под их господством низших сословий до тех пор, пока сословия господ почитаются за таковые, пока верят в их превосходство или даже божественное происхождение. К совокупности также применимы понятия общности и общества. Социальные совокупности имеют общностный характер постольку, поскольку те, кто в них входит, мыслят их данными от природы или сотворенными сверхъестественным велением; самым простым и наивным образом это выражается в кастовом устройстве Индии. Здесь принадлежность к тому или иному профессиональному сословию считается такой же природной необходимостью, как и сам факт рождения, и вхождение в него кажется само собой разумеющимся, ибо профессиональное сословие — одна большая семья: ее занятие и способ зарабатывать на жизнь, даже если это воровство, представляют собой наследство, которое надлежит сохранять и поддерживать. Следы такого положения дел можно найти во всякой сословности, так как и поскольку абсолютный разрыв со всеми социальными отношениями, установленными рождением, происходит редко и часто невозможен. Поэтому обычно человек смиряется со своей принадлежностью к сословию, к которому относились его родители и предки и которое, по известному выражению, предназначено им «богом», как со своей судьбой, и хотя часто в ней видят тяжкое бремя, привычка и опыт облегчают ее неизменность. Более того, внутри этих границ, хотя в них и чувствуют себя стесненно, повышенное сословное самосознание может одобрять факт существования данного сословия, с одной стороны, тем, что прославляет некоторые свои положительные качества или добродетели, замечая и обличая их отсутствие у господствующих сословий, с другой стороны, тем, что сознает свои особые способности, например к искусству, ремеслу, а также свою честь, считает их, по крайней мере, равными чести и достоинству других сословий, в том числе господствующих, и добивается их признания. Иным является сознание социальной совокупности, если оно, будучи направлено на определенные и большие цели, использует для их достижения качества, осознаваемые и провозглашаемые им как присущие только ему: это ведет к ожесточенной духовной и политической борьбе, в которой слои одного народа противостоят друг другу как классы; в результате, чем больше господствующее сознание выставляет власть одного класса в выгодном свете, утверждая его превосходство, чтобы угнетать и держать в рамках низший класс, тем сильнее, с другой стороны, этот класс стремится к равенству, восстает против притеснений и надменности господствующего класса, стремится ограничить его власть или совсем вытеснить. Различие между сословной и классовой борьбой в сущности незначительно; сословная борьба происходила в более ранние исторические времена и обычно не была столь радикальной — ее отличала достаточность: низшие сословия добивались лишь участия в наслаждении жизнью и элементов господства, следовательно, оставались заодно с верхами, считая в какой-то мере самих себя, а тем более слои, расположенные еще ниже, чем они, на самом деле недостойными этого, стараясь вместе с высшими сословиями управлять низшими слоями и подавлять их. Классовая борьба носит безусловный характер: она не знает никаких сословных делений, а стало быть, и никаких данных от природы господ. На первом плане сознания всего класса, чувствующего себя лишенным состояния, а потому угнетенным, стоит идеал имущественной общности всего народа в отношении земли и недр, а также всех средств труда, полученных по наследству или путем умелого ведения дел и «по закону» принадлежащих небольшому меньшинству, которое противостоит ему как имущий класс. Таким образом, классовая борьба — это становящаяся все более сознательной и всеобщей форма сословной борьбы. Но указанное сознание многообразно проявляется и без прямой борьбы: так, большая масса людей, лишенных состояния, осознает себя в основном как народ, узкий слой владельцев собственности и наслаждений — в основном как общество, хотя оба понятия означают нечто общее, всеохватывающее. В этом смысле «народ», также как и сословие, имеют более общностный характер, а «общество», как и класс, также понимаемые в указанном здесь смысле, — более общественный. (См. «Сословия и классы» — Ф. Теннис отсылает к своей статье в «Настольном словаре по социологии» «Сословия и классы» («Stande und Klassen»). — Прим. перев.).

 

Корпорация

Третий и наиболее важный предмет чистой социологии — это соединение, или корпорация, обозначаемая и множеством других имен. Она не есть нечто природное, ее не следует понимать также как чисто душевный факт — она есть исключительно и по сути своей факт социальный, т е. она существует лишь благодаря тому, что ее вместе мыслят многие. Ее отличительной чертой является способность к единому ведению и деянию — способность, которая наиболее явно представлена в способности к принятию решений: принимать решения может отдельный человек как мыслящее существо, если же речь идет о многих людях, то это возможно лишь тогда, когда между ними долго царит согласие, или так долго, чтобы они могли признать и считать действительной волю части их совокупности (Gesamtheit), выраженную в заранее установленных формах и при общем согласии как волю их всех, т. е. как волю корпорации. Так, например, их воля может быть представлена одной-единственной естественной личностью, если подразумевается, что за ней стоит воля совокупности (Gesamtheit), т. е. всей корпорации в целом. Корпорация — при ближайшем рассмотрении этого термина — может возникнуть:

1. Из естественных отношений, поскольку они стали социальными. Здесь кровно-родственные отношения всегда оказываются наиболее общими и самыми естественными узами, связывающими людей — их «совместной сущностью» (Zusammenwesen). Важнейшей образующейся на их основе корпорацией является союз, который у всех известных нам народов представляет первоначальную форму политической совместной жизни, как бы это древнейшее единство и единение людей ни называлось: кровным родством, родовой общиной, родовым союзом или кланом. Включаются ли при этом женщины в совокупность взрослых личностей или нет; завершаются ли советы соглашениями, которые получают мнимое одобрение божественной воли, или возгласами ликования в честь вождя и предводителя, которому все добровольно подчиняются, — как бы то ни было, именно здесь формируются зачатки того сознания, что возникает из простого чувства сплоченности и вырастает в принимаемое всей совокупностью постоянное «я».

2. Людей сплачивает, далее, общее отношение к земле, первоначально неотделимое от сознания или мнения кровных родственников: совместное проживание, соседство объединяет людей, заставляя их созывать советы и через советы принимать решения; здесь опять-таки действует двойной принцип товарищества и господства. Большим типом такой корпорации является деревенская община (Dorfgemeinde): ее сущность заключается в практикуемом сообща искусном возделывании земли и владении маркой (die Mark — крестьянская община (в ряде стран Западной Европы в Средние века, в том числе Германии). — Прим. перев.)), или угодьями, которые рассматриваются как общая собственность; сельское товарищество (Markgenossenschaft) представляет собой единение многих деревенских общин, расположенных по соседству и возникших из некоего первоначального единства. Деревенская община часто неотличима от родовой общины (Geschlechtsgenossenschaft), но последняя постепенно утрачивает характер кровного родства по мере того, как в нее начинают входить чужие. Земля и совместное проживание поначалу являются узами, связующими людей и их семьи наряду с узами общности происхождения, однако постепенно первые все больше заменяют последние. Особенно сильно на этот процесс влияет оккупация — установление господства над территорией чужим родом-племенем и его вождями, если и поскольку прежние жители и владельцы земли не истребляются и не изгоняются, но хотя бы часть их остаются жить и постепенно, став подданными новых господ, сливаются с ними в единый народ. В этом случае деревенская община как корпорация обычно сохраняется, а именно в виде товарищества, однако модифицируется властью и правом новых землевладельцев по типу господства.

3. Товарищество и товарищеское равенство приобретают новую сферу в более тесной и близкой совместной жизни города: совместное проживание становится все более независимым от совместной сущности, т.е. в нем все больше скапливается чужих по крови, ибо изначально города представляли собой деревни или замки, обнесенные крепостными стенами, жители которых были вынуждены взаимодействовать — под властью одного повелителя или как равноправные граждане, прежде всего чтобы защитить себя, а потом и для того, чтобы установить или сохранять мир и порядок внутри собственной массы, а это вело к образованию политической общины (politisches pemeinwesen). Таково великое предназначение и достижение городской общины (Stadtgemeinde) — полиса, давшего современное имя и придавшего особый характер всему тому, что в Европе и ее отпрысках позднее сформировалось в лице государства в могущественнейшую организацию и единственную в своем роде корпорацию, подобно тому, как его суверенное народное собрание — die Ekkiesia (немецкое слово «die Ekkiesia» (христианская церковь) происходит от латинского «ecclesia», которое имеет два основных значения: 1) народное собрание (от греч. ekkiesia) и 2) христианская община; последнее метонимически преобразовано в «церковь». — Прим. перев.) — дало имя другой великой общине (Gemeinwesen) — церкви, возникшей еще в римскую эпоху и до сих пор излучающей свет на весь земной шар.

Эти корпорации и общины уходят своими корнями в ту изначальную сплоченность, которая в изложенном здесь понимании и есть общность. Несмотря на то, что первоначальная совместная сущность, выражающаяся в совместном проживании и взаимодействии, модифицируется, она все же сохраняется и может обновляться в духовных формах взаимодействия, а в дальнейшем и в совместной жизни вообще, в особенности политической, так что народ, тем более если он сплотился в государственный союз или только стремится к нему и если он чувствует себя связанным общим языком, хочет как народная общность представлять собой единство, которое может возрастать в национальном сознании и национальной гордости, но при этом легко теряет свою первоначальную подлинность.

 

Гражданское общество

Между тем первоначальный базис совместной жизни продолжает изменяться и находит завершение в явлении, часто именуемом индивидуализмом, но его истинный смысл заключается в том, что убавляется не просто социальная жизнь, а общностная социальная жизнь развивается, приобретает все большую власть и, наконец, получает превосходство другое, новое взаимодействие, происходящее из потребностей, интересов, желаний, решений действующих личностей. Таковы условия гражданского общества (bürgerliche Gesellschaft) как радикальной формы разнообразных явлений, которые охватываются социологическим понятием общества и по своей тенденции безграничны, космополитичны и социалистичны. Происходит великая перемена: в то время как вся жизнь вырастает и черпает силы из народных глубин, гражданское общество формируется как верхушечный феномен, постепенно распространяющийся на весь народ и все человечество. Будучи совокупностью (Gesamtheit) индивидов и семей — прежде всего тех, кто обладает частью гражданского богатства, т.е. землей и капиталом как необходимыми средствами производства всякого рода благ, — оно по своей сущности есть совокупность (Samtschaft) преимущественно экономического характера. В более или менее узких границах, определенных действительным или мнимым родовым родством, очевидным признаком которого считается общность языка, она (здесь и далее имеется в виду «совокупность (Samtschaft) преимущественно экономического характера». — Прим. перев.) создает свое государство, а именно скроенное по типу городской общины единство, обладающее волей и способное действовать, которое завершается построением гражданской, а в конечном счете, вероятно, и социальной республики. Государство она мыслит как средство для достижения своих целей, т.е. в первую очередь как орган защиты ее личности и собственности, в том числе духовной собственности, высоко ценимой и почитаемой ее носителями. Но поскольку она, не предавая саму себя, не способна признать и, так сказать, написать на своем знамени, что как особая общественная совокупность она отличается от народа, то утвердить свою сущность она может лишь отождествляя ее с сущностью всего народа и изображая себя как его представителя или заступника. Этот процесс, который еще отнюдь не заканчивается наделением всех соотечественников равными политическими правами, в какой-то мере уменьшает все более возрастающую пропасть между монополией на собственность у общества (в узком и собственном смысле) и отсутствием собственности у народа, но не может снять ее существенный характер и даже усугубляет его, распространяя и укрепляя сознание — сознание социального вопроса. Благодаря политическому и иному духовному образованию (а оно стимулируется жизнью в городах, особенно крупных) общественное сознание становится сознанием постепенно увеличивающейся массы народа. Последняя также начинает видеть в государстве средство и орудие для улучшения своего положения, уничтожения монополии на собственность немногих и получения такой доли продуктов, которая, удовлетворяя разумные потребности рабочих, была бы соразмерна доле предназначенных для распределения и потребления благ, получаемых руководителями производства; в то время как блага, предназначенные или пригодные для постоянного общего употребления, должны оставаться в общей собственности общества, т.е. народа или его организованного союза — государства.

 

Литература

 

Приводимые ниже литературные источники публикуются нами в том виде, и каком они представлены в «Настольном словаре по социологи». — Прим. перев.

 

1. Ferdinand Tönnies. Gemeinschaft und Gesellschaft, 6 и 7 Aufi Berlin (Ciirtnis), 1925.

2. Baltzer A. Ferdinand Tönnies’ Gemeinschaft und Gesellschaft. Zur Beleuchtung der sozialen Frage. Berlin, 1890.

3. Rosenbaum E. Ferdinand Tönnies’ Werk Schmollers. Jahrbuch XXXVIII.

4. Ferdinand Tönnies’ Soziologische Studien und Kritiken. I Jena, 1925.

5. Oppenheimer. System I 340 if und passim.

6. Stoltenberg. Wegweiser zu I. Berlin, 1919.

7. Sombart. Der moderne Kapitalismus II, 2. 1081 f.

8. Tröltsch. Hist. Zeitschr. Berlin, 1924.

9. Dunkmann. Die Kritik der sozialen Vernunft. Berlin, 1924.

10. Schmalenbach. Die Dioskuren I. 1923.

11. Wiese L. v. Allgem. Soziologie I. 39, 164; II S. 46, 61.

12. Vierkandt. Gesellschaftslehre. S. 6, 13, 208 bis 315.

13. Spann O. Gesellschaftslehre. S. 34 (mit vielem Sperrdruck – с обильной разрядкой. — Прим. перев.). «Es zeugt von dem Tiefstande der philosophischen Bildung in Deutschland, daβ die platte, und gemauen Zusehen durchaus nicht neue Unterscheidung von Gemeinschaft und Gesellschaft so groβe Beachtung finden konnte» («Тот факт, что банальное и при ближайшем рассмотрении отнюдь не новое различие между общностью и обществом смогло привлечь к себе такое большое внимание, свидетельствует о низком уровне философского образования в Германии». — Прим. перев.).

14. Brinkmann. Gesellschaftslehre.. S. 21 ff.

15. Freyer. Soziologie (Leipzig, 1930). S. 176, 182, 233 ff., 240 ff.

От переводчика

Центральное понятие социологии Ф. Тенниса «Gemeinschaft» (в паре с «Gesellschaft») по установившейся традиции переводят либо как «община», либо как «сообщество». Представляется, что перевод этого термина как «общность» более точен с филологической, корректен с логической и более адекватен с социологической точек зрения. Попытаемся обосновать нашу позицию. В немецком языке есть по крайней мере три термина, переводимых (вне устойчивых выражений) как «община» (слова «die Genossenschaft», «genossenschaftlich» также нередко переводятся как «община», «общинный», особенно в сложных словах и некоторых устойчивых выражениях. Но, поскольку они имеют другой корень, в данном случае мы исключаем их из рассмотрения. Для того чтобы подчеркнуть их отличие, в статье эти слова почти всегда переводятся в их основном значении как «товарищество» и «товарищеский». — Прим перев.): Gemeinde, Gemeinwesen, Gemeinschaft. Во-первых, по сравнению с социально и исторически конкретным словом «Gemeinde»: 1) община; 2) местное самоуправление; 3) церк. община, приход — слово «Gemeinschaft» выгодно отличается тем, что оно более абстрактно: 1) общность, единство, единение, содружество, сообщество; связь, общение; 2) общество, объединение. По сравнению с «Gemeinwesen»: 1) коллектив; 2) коммуна, община; 3) общество — термин «Gemeinschaft» делает акцент не на общем как сущности или общем как общем деле, благе и т.п., а на факте и форме общего, данного как единство, единение. Такой абстрактный и одновременно формальный смысл слова «Gemeinschaft» дает основание переводить его не как «община», а именно как «общность», что более точно соответствует духу тённисовской «чистой», пли формальной, социологии. Во-вторых, Ф. Тённис рассматривает разные конкретно-исторические виды общин как корпорации, включая в это общее понятие родовую общину (Geschlechtsgenossenschaft), деревенскую общину (Dorfgemeinde), сельское товарищество (Markgenossenschaft), политическую общину (politisches Gemeinwesen) или городскую общину (Stadtgemeinde), а также христианскую общину (kirchliche Gemeinde), или церковь. Если учесть, что общностями являются, т.е. имеют «общностный» — в понимании Ф. Тённиса, сплоченный — характер не только общины как «корпорации», но и «совокупности», а тем более социальные единства, образованные на основе естественных человеческих «отношений», то было бы логично заключить, что слово «община» не может быть достаточно корректным переводом тённисовского термина.

В-третьих, выбор в пользу «общности», а не «сообщества» сделан потому, что последнее этимологически связано со словом «общество», оно производится от него путем прибавления приставки «со» — «сообщество» как бы подразумевает первичность «общества», которое на определенной стадии своей эволюции дорастает до более высокой формы — «сообщества», подобно тому как «дружба» дорастает до «содружества». Реальным примером такой эволюции может служить «europaische Gemeinschaft» — европейское сообщество. Но если в современном геополитическом контексте такой перевод слова «Gemeinschaft» более чем оправдан, то в контексте консервативной социальной философии Ф. Тённиса, ориентированной на фундаментальные ценности, считать его адекватным с социологической точки зрения нельзя. Тённис всячески подчеркивает сущностное различие между «Gemeinschaft» и «Gesellschaft», доходящее в «гражданском обществе» до противоположности. У него последнее производно от первого, вырастает из него и держится на нем как «верхушечное явление» на «базисе». Поэтому, если этот социологический смысл трансформировать обратно в филологический, то следует признать, что «общество» вырастает из «общности», а не из «сообщества». Социология была бы эволюционная цепочка «общность — общество — сообщество».

Что касается слова «Gemeinsamkeit» (общность), встречающегося в статье, то факт его наличия не может повлиять на выбор слова «общность» при переводе термина «Gemeinschaft», потому что его смысл конкретней и уже «Gemeinsamkeit» означает общность в сходстве, одинаковости — например, общность языка, характеров привычек, образа жизни и т.д.

Другим неудобным для перевода понятием является «Samtschaft». «Словарь по социологии» под редакцией В. Фукса-Хайритца, Р. Лаутмана, О. Рамштедта и X. Винольда дает ему следующее определение: оно, «согласно Ф. Тённису (1919), является обозначением для больших, неформально организованных групп, которые могут включать в себя как части формально организованные единства» (Lexicon zur Soziologie / Hrsg von W. Fuchs-Heiritz, R. Lautmann, O. Rammstedt, H. Wienold, 3., völlig neu bearbeitete und erweilerte Auflage Opladen Westdeutscher Verlag, 1994. 5. 576). За неимением лучшего варианта (кстати, в «Большом немецко-русском словаре» такого слова нет) мы переводим его на русский язык как «совокупность», т.е. как синоним слова «Gesamtheit» (совокупность). Но они не полные синонимы, и их смысловое различие может быть существенно для социолога, если слово «Gesamtheit» делает акцент на том, что в одном множестве собраны вместе все элементы, то слово «Samtschaft» подчеркивает собранность вместе всех элементов множества. Социологически значимое различие двух близких но смыслу терминов становится наиболее очевидным в одном месте статьи Ф. Тённиса: «Будучи совокупностью «Gesamtheit» индивидов и семей — прежде всего тех, кто обладает частью гражданского богатства, т.е. землей и капиталом как необходимыми средствами производства всякого рода благ, — оно по своей сущности сеть совокупность (Samtschaft) преимущественно экономического характера». Непростым для перевода является и понятие «избирательной воли» (Kürwille). По смыслу термин «Kürwille» близок понятию «произвола» (Willkur), и его перевод как «произвольная воля» был бы, наверное, самым точным, если бы не представлял собой «масло масляное». (В английском языке «der kürwille» благополучно переводится как «the arbitrary will».) Поэтому мы присоединяемся к уже существующей версии перевода этого понятия (Филиппов А.Ф. Тённис Фердинанд // Современная западная социология. Словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 346), которая основывается на этимологических корнях первой части слова «Kürwille» — на древневерхненемецком «kûr» и на средневерхнемецком «kur» означают «выбор», «избрание».

 

 

Тённис Ф. Общность и общество // Теоретическая социология: Антология: В 2 ч. / Пер. с нем. А.Н. Малинкина. Сост и общ. ред. С.П. Баньковской. — М.: Книжный дом «Университет», 2002. — Ч. 1. — С. 216-248.

 

 

Эмиль Дюркгейм

 

МЕТОД СОЦИОЛОГИИ

 

Предисловие ко второму изданию