I. Общее учение об установке

 

Постановка проблемы установки

 

1. Иллюзия объема. Возьмем два разных по весу, но совершенно одинаковых в других отношениях предмета — скажем, два шара, которые отчетливо отличались бы друг от друга по весу, но по объему и другим свойствам были бы со­вершенно одинаковы. Если предложить эти шары испытуе­мому с заданием сравнить их между собой по объему, то, как правило, последует ответ: более тяжелый шар — меньше по объему, чем более легкий. Причем иллюзия эта обычно вы­ступает тем чаще, чем значительнее разница по весу между шарами. Нужно полагать, что иллюзия здесь обусловлена тем, что с увеличением веса предмета обычно увеличивается и его объем, и вариация его по весу, естественно, внушает субъекту и соответствующую вариацию его в объеме.

Но экспериментально было бы продуктивнее разницу объектов по весу заменить разницей их но объему, т. е. пред­лагать повторно испытуемому два предмета, отличающихся друг от друга по объему, причем один (например, мень­ший) — в правую, а другой (больший) — в левую руку. Через определенное число повторных воздействий (обычно через 10-15 воздействий) субъект получает в руки пару равных по объему шаров с заданием сравнить их между собой. И вот оказывается, что испытуемый не замечает, как правило, ра­венства этих объектов; наоборот, ему кажется, что один из них явно больше другого, причем в преобладающем боль­шинстве случаев в направлении контраста, т. е. большим кажется ему шар в той руке, в которую в предварительных опытах он получал меньший по объему шар. При этом нуж­но заметить, что явление это выступает в данном случае зна­чительно сильнее и чаще, чем при предложении неодинако­вых по весу объектов. Бывает и так, что объект кажется боль­шим в другой руке, т. е. в той, в которую испытуемый получал больший по объему шар.

В этих случаях мы говорим об ассимилятивном феноме­не. Так возникает иллюзия объема.

Но объем воспринимается не только гаптически, как в этом случае; он оценивается и с помощью зрения. Спраши­вается, как обстоит дело в этом случае.

Мы давали испытуемым на этот раз тахистоскопически пару кругов, из которых один был явно больше другого, и ис­пытуемые, сравнив их между собою, должны были указать, какой из них больше. После достаточного числа (10-15) та­ких однородных экспозиций мы переходили к критическим опытам — экспонировали тахистоскопически два равновели­ких круга, и испытуемый, сравнив их между собою, должен был указать, какой из них больше.

Результаты этих опытов оказались следующие: испытуе­мые воспринимали их иллюзорно; причем иллюзии, как пра­вило, возникали почти всегда по контрасту. Значительно реже выступали случаи прямого, ассимилятивного характе­ра. Мы не приводим здесь данные этих опытов[2]. Отметим только, что число иллюзий доходит почти до 100% всех слу­чаев.

2. Иллюзия силы давления. Но, наряду с иллюзией объе­ма, мы обнаружили и целый ряд других аналогичных с ней феноменов и прежде всего иллюзию давления (1929 г.).

Испытуемый получает при посредстве барестезиометра одно за другим два раздражения — сначала сильное, потом сравнительно слабое. Это повторяется 10-15 раз. Опыты рас­считаны на то, чтобы упрочить в испытуемом впечатление данной последовательности раздражений. Затем следует так называемый критический опыт, который заключается в том, что испытуемый получает для сравнения вместо разных два одинаково интенсивных раздражения давления.

Результаты этих опытов показывают, что испытуемому эти впечатления, как правило, кажутся не одинаковыми, а разными, а именно: давление в первый раз ему кажется бо­лее слабым, чем во второй раз. Табл. 1, включающая в себя результаты этих опытов, показывает, что число таких вос­приятий значительно выше, чем число адекватных восприя­тий.

Таблица 1.

 

 

+ число случаев контраста; — число ассимиляции; = число адекват­ных оценок;? число неопределенных ответов. То же значение име­ют эти знаки и во всех нижеследующих таблицах.

Нужно заметить, что в этих опытах, как и в предыдущих, мы имеем дело с иллюзиями как противоположного, так и симметричного характера: чаще всего встречаются иллюзии, которые сводятся к тому, что испытуемый оценивает предме­ты критического опыта, т. е. равные экспериментальные раз­дражители как неодинаковые, а именно: раздражение с той стороны, с которой в предварительных опытах он получал бо­лее сильное впечатление давления, он расценивает как более слабое (иллюзия контраста). Но бывает в определенных ус­ловиях и так, что вместо контраста появляется феномен ас­симиляции, т. е. давление кажется более сильным как раз в том направлении, в котором и в предварительных опытах действовало более интенсивное раздражение.

Мы находим, что более 60 % случаев оценки действующих в критических опытах равных раздражений давления наши­ми испытуемыми воспринимается иллюзорно. Следователь­но, не подлежит сомнению, что явления, аналогичные с ил­люзиями объема, имели место и в сфере восприятия давле­ния, существенно отличающегося по структуре рецептора от восприятия объема.

3. Иллюзия слуха. Наши дальнейшие опыты касаются слуховых впечатлений. Они протекают в следующем поряд­ке: испытуемый получает в предварительных опытах при по­мощи так называемого «падающего аппарата» (Fallaparat) слуховые впечатления попарно, причем первый член пары значительно сильнее, чем второй член той же пары. После 10-15 повторений этих опытов следуют критические опыты, в которых испытуемые получают пары равных слуховых раз­дражений с заданием сравнить их между собой.

Результаты этих опытов суммированы в табл. 2, которая показывает, что в данном случае число иллюзий доходит до 76%. Следует заметить, что здесь, как, впрочем, и в опытах на иллюзию давления (табл. 1), число ассимилятивных ил­люзии выше, чем это бывает обыкновенно; зато, конечно, зна­чительно ниже число случаев контраста, которое в других случаях нередко поднимается до 100%. Нужно полагать, что здесь играет роль то, что в обоих этих случаях мы имеем дело с последовательным порядком предложения раздражений, т. е. испытуемые получают раздражения одно за другим, но не одновременно, с заданием сравнить их между собой, и нами замечено, что число ассимиляции значительно растет за счет числа феноменов контраста. Ниже мы попытаемся объяснить, почему это бывает так.

Цифры, полученные в этих опытах, не оставляют сомне­ния, что случаи феноменов, аналогичных с феноменом иллю­зий объема, имеют место и в области слуховых восприятий.

Таблица 2.

 

 

4. Иллюзия освещения. Еще в 1930 г. я имел возможность высказать предположение[3], что явления начальной пере­оценки степени освещения или затемнения при светлостной адаптации могут относиться к той же категории явлений, что и описанные нами выше иллюзии восприятия, В дальнейшем это предположение было проверено в моей лаборатории сле­дующими опытами: испытуемый получает два круга для сравнения их между собой по степени их освещенности, при­чем один из них значительно светлее, чем другой, В предва­рительных опытах (10-15 экспозиций) круги эти экспониру­ются испытуемым в определенном порядке: сначала темный круг, а затем — светлый. В критических же опытах показы­ваются два одинаково светлых круга, которые испытуемый сравнивает между собой по их освещенности. Результаты опытов, как показывает табл. 3, не оставляют сомнения, что в критических опытах, под влиянием предварительных, кру­ги не кажутся нам одинаково освещенными: более чем в 73% всех случаев они представляются нашим испытуемым значительно разными. Итак, феномен наш выступает и в этих условиях.

Таблица 3.

 

 

5. Иллюзия количества. Следует отметить, что при соот­ветствующих условиях аналогичные явления имеют место и при сравнении между собой количественных отношений. Испытуемый получает в предварительных опытах два круга, из которых в одном мы имеем значительно большее число точек, чем в другом. Число экспозиций колеблется и здесь в пределах 10-15... В критических опытах испытуемый полу­чает опять два круга, но на этот раз число точек в них одина­ковое. Испытуемый, однако, как правило, этого не замечает, и в большинстве случаев ему кажется, что точек в одном из этих кругов заметно больше, чем в другом, а именно больше в том круге, в котором в предварительных опытах он видел меньшее число этих точек.

Таким образом, феномен той же иллюзии имеет место и в этих условиях.

6. Иллюзия веса. Фехнер в I860 г., а затем Г. Мюллер и Шуман в 1889 г. обратили внимание еще на один, аналогич­ный нашим, феномен, ставший затем известным под назва­нием иллюзии веса. Он заключается в следующем: если давать испытуемому задачу повторно, несколько раз подряд, под­нять пару предметов заметно неодинакового веса, причем более тяжелый правой, а менее тяжелый левой рукой, то в ре­зультате выполнения этой задачи у него вырабатывается со­стояние, при котором и предметы одинакового веса начина­ют ему казаться неодинаково тяжелыми, причем груз в той руке, в которую предварительно он получал более легкий предмет, ему начинает казаться чаще более тяжелым, чем в другой руке.

Мы видим, что по существу то же явление, которое было указано нами в ряде предшествующих опытов, имеет место и в области восприятия веса.

7. Попытки объяснения этих феноменов. Теория Мюлле­ра. Если просмотрим все эти опыты, увидим, что, в сущнос­ти, всюду в них мы имеем дело с одним и тем же явлением: все указанные здесь иллюзии имеют один и тот же харак­тер — они возникают в совершенно аналогичных условиях и, следовательно, должны представлять собой разновидности одного и того же феномена. Поэтому теория Мюллера, по­строенная специально с целью объяснения одного из указан­ных явлений, именно иллюзии веса, не может в настоящее время считаться удовлетворительной. Она имеет в виду спе­цифические особенности восприятия веса и, конечно, для объяснения иллюзий других чувственных модальностей дол­жна оказаться несостоятельной.

В самом деле! Мюллер рассуждает следующим образом: когда мы даем испытуемому в руки несколько раз по паре неодинаково тяжелых предметов, то в конце концов у него вырабатывается привычка для поднимания первого, т. е. бо­лее тяжелого, члена нары мобилизовать более сильный мус­кульный импульс, чем для поднимания второго члена пары. Если же теперь, после повторения этих опытов достаточное число раз (10-15), дать тому же испытуемому в каждую руку по предмету одинакового веса, то предметы эти будут казать­ся ему опять неодинаково тяжелыми. Ввиду того что у него выработалась привычка правой рукой поднимать более тяже­лый предмет, он мобилизует при поднимании тяжести этой рукой более сильный импульс, чем при поднимании другой рукой. Но раз в данном случае фактически приходится под­нимать предметы одинакового веса, то, понятно, мобилизо­ванный в правой руке импульс к более тяжелому «быстрее и легче отрывает» тяжесть с подставки, чем это имеет место с левой стороны, и тяжесть справа легче «летит вверх», чем тя­жесть слева.

Психологическую основу иллюзии, следовательно, следу­ет полагать, согласно этой теории, в переживании быстроты поднимания тяжести: когда она как бы «летит вверх», она ка­жется легкой, когда же, наоборот, она поднимается выше медленно, то она как бы «прилипает к подставке» и пережи­вается как более тяжелый предмет. Такова теория Мюллера.

Мы видим, что решающее значение, согласно этой тео­рии, имеет впечатление «взлета вверх» или «прилипания» тяжести к подставке: без этих впечатлений мы не чувствова­ли бы различия между обеими тяжестями -- иллюзия бы не имела места.

Но ведь явления этого рода мы можем переживать лишь в случаях поднимания тяжестей, т. е. там, где имеет смысл го­ворить о впечатлениях «взлета вверх» или «прилипания к подставке». Между тем по существу то же явление, как мы видели, имеет место и в ряде случаев, где о впечатлениях это­го рода и речи не может быть. Так, мы имеем дело с иллюзи­ями объема, силы давления, слуха, освещения, количества, словом, с иллюзиями, которые по существу нужно тракто­вать как разновидности одного и того же явления, не имею­щего существенной или вовсе никакой связи с какими-ни­будь определенными периферическими процессами. Оста­ваясь одним и тем же феноменом, в тактильной сфере она становится иллюзией давления, в зрительной и гаитической — иллюзией объема, в мускульной — иллюзией веса и т. д. По существу же она остается одним и тем же феноменом, для понимания сущности которого особенности отдельных чув­ственных модальностей, в которых он проявляется, суще­ственной роли не играют. Поэтому совершенно ясно, что для объяснения этого феномена мы должны отвлечься от теории Мюллера и искать его в другом направлении.

И вот прежде всего возникает вопрос: что находим мы об­щего, в условиях наших опытов, в деятельности отдельных сенсорных модальностей, что можно было бы признать об­щей основой, на которой вырастают констатированные нами аналогичные друг другу явления иллюзии?

Теория «обманутого ожидания». В психологической лите­ратуре мы встречаем теорию, которая, казалось бы, вполне отвечает поставленному здесь нами вопросу. Это — теория «обманутого ожидания». Правда, при ее разработке упомя­нутые нами аналоги иллюзии веса были еще не известны: они были впервые опубликованы нами в связи с проблемой об основах данной иллюзии позднее[4]. Тем больше внимания заслуживает эта теория сейчас, когда наличие этих аналогов определенно указывает, что в основе интересующих здесь нас феноменов должно лежать нечто, имеющее, по существу, лишь формальное значение и потому могущее оказаться год­ным для объяснения тех случаев, которые, касаясь материа­ла различных чувственных модальностей, столь сильно отли­чаются друг от друга со стороны содержания.

Теория «обманутого ожидания» пытается объяснить ил­люзию веса следующим образом: в результате повторного поднимания тяжестей (или же для объяснения наших фено­менов мы могли бы сейчас добавить — повторного воздей­ствия зрительного, слухового или какого-либо другого впе­чатления) у испытуемого вырабатывается ожидание, что в определенную руку ему будет дан всегда более тяжелый предмет, чем в другую, и когда в критическом опыте он не по­лучает в эту руку более тяжелого предмета, чем в другую, его ожидание оказывается обманутым, и он, недооценивая вес полученного им предмета, считает его более легким. Так воз­никает, согласно этой теории, впечатление контраста веса, а в соответствующих условиях и другие обнаруженные нами аналоги этого феномена.

Нет сомнения, что теория эта имеет определенное пре­имущество перед мюллеровской, поскольку она в основе признает возможность проявления наших феноменов всюду, где только может идти речь об «обманутом ожидании», сле­довательно, не только в одной, но и во всех наших чувствен­ных сферах. Наши опыты именно и показывают, что интере­сующая здесь нас иллюзия не ограничивается сферой одной какой-нибудь чувственной модальности, а имеет значитель­но более широкое распространение.

Тем не менее принять эту теорию не представляется возможным. Прежде всего она малоудовлетворительна, по­скольку не дает никакого ответа на существенный в нашей проблеме вопрос — вопрос о том, почему, собственно, в одних случаях возникает впечатление контраста, а в других — асси­миляции. Нет никаких оснований считать, что субъект дей­ствительно «ожидает», что он и в дальнейшем будет получать то же соотношение раздражителей, какое он получал в пред­варительных опытах. На самом деле такого «ожидания» у него не может быть, хотя бы после того, как выясняется пос­ле одной-двух экспозиций, что он получает совсем не те раз­дражения» которые он, быть может, действительно «ожидал» получить. Ведь в наших опытах иллюзии возникают не толь­ко после одной-двух экспозиций, но и далее.

Но и независимо от этого соображения теория «обману­того ожидания» все же должна быть проверена, и притом проверена, если возможно, экспериментально; лишь в этом случае можно будет судить окончательно о ее приемлемости.

Мы поставили специальные опыты, которые должны были разрешить интересующий здесь нас вопрос о теорети­ческом значении переживания «обманутого ожидания». В данном случае мы использовали состояние гипнотическо­го сна, поскольку оно предоставляет в наше распоряжение выгодные условия для разрешения поставленного вопроса. Дело в том, что факт рапорта, возможность которого пред­ставляется в состоянии гипнотического сна, и создает нам эти условия.

Мы гипнотизировали наших испытуемых и в этом состо­янии провели на них предварительные опыты. Мы давали им в руки обычные шары — один большой, другой малый и за­ставляли их сравнивать эти шары по объему между собой. По окончании опытов, несмотря на факты обычной постгипнотической амнезии, мы все же специально внушали испы­туемым, что они должны основательно забыть все, что с ними делали в состоянии сна. Затем отводили испытуемого в дру­гую комнату, там будили его и через некоторое время, в бодр­ствующем состоянии, проводили с ним наши критические опыты, т. е. давали в руки разные по объему шары, с тем что­бы испытуемый сравнил их между собой.

Наши испытуемые почти во всех случаях находили, что шары эти неравны, что шар слева (т. е. в той руке, в которую в предварительных опытах во время гипнотического сиа они получали больший по объему шар) заметно меньше, чем шар справа.

Таким образом, не подлежит сомнению, что иллюзия мо­жет появиться и иод влиянием предварительных опытов, проведенных в состоянии гипнотического сна, т. е. в состоянии, в котором и речи не может быть ни о каком «ожидании». Ведь совершенно бесспорно, что наши испытуемые не имели ровио никакого представления о том, что с ними происходи­ло во время гипнотического сна, когда над ними проводились критические опыты, и «ожидать» они, конечно, ничего не могли. Бесспорно, теория «обманутого ожидания» оказыва­ется несостоятельной для объяснения явлений наших фено­менов.

8. Установка как основа этих иллюзий. Что же, если не «ожидание», в таком случае определяет поведение человека в рассмотренных выше экспериментах? Мы видим, что вез­де, во всех этих опытах, решающую роль играет не то, что спе­цифично для условий каждого из них, — не сенсорный мате­риал, возникающий в особых условиях этих задач, или что- нибудь иное, характерное для них, — не то обстоятельство, что в одном случае речь идет, скажем, относительно объема, гаитического или зрительного, а в другом — относительно веса, давления, степени освещения или количества. Нет, ре­шающую роль в этих задачах играет именно то, что является общим для них всех моментом, что объединяет, а не разъеди­няет их.

Конечно, на базе столь разнородных по содержанию задач могло возникнуть одно и то же решение только в том случае, если бы все они в основном касались одного и того же вопро­са, чего-то общего, представленного в своеобразной форме в каждом отдельном случае. И действительно, во всех этих за­дачах вопрос сводится к определению количественных отно­шений: в одном случае спрашивается относительно взаим­ного отношения объемов двух шаров, в другом — относи­тельно силы давления, веса, количества. Словом, во всех случаях ставится на разрешение вопрос как будто об одной и той же стороне разных явлений — об их количественных от­ношениях.

Но эти отношения не являются в наших задачах отвлечен­ными категориями. Они в каждом отдельном случае представляют собой вполне конкретные данности, и задача испы­туемого заключается в определении именно этих данностей. Для того чтобы разрешить, скажем, вопрос о величине кру­гов, мы сначала предлагаем испытуемому несколько раз по два неравных, а затем, в критическом опыте, по два равных круга. В других задачах он получает в предварительных опы­тах совсем другие вещи: два неодинаково сильных впечатле­ния давления, два неодинаковых количественных впечатле­ния, а в критическом опыте — два одинаковых раздражения. Несмотря на всю разницу материала, вопрос остается во всех случаях по существу один и тот же: речь идет всюду о харак­тере отношения, которое мыслится внутри каждой задачи. Но отношение здесь не переживается в каком-нибудь обоб­щенном образе. Несмотря на то что оно имеет общий харак­тер, оно дается всегда в каком-нибудь конкретном выраже­нии. Но как же это происходит?

Решающее значение в этом процессе, нужно полагать, имеют наши предварительные экспозиции. В процессе по­вторного предложения их у испытуемого вырабатывается какое-то внутреннее состояние, которое подготовляет его к восприятию дальнейших экспозиций. Что это внутреннее состояние действительно существует и что оно действитель­но подготовлено повторным предложением предваритель­ных экспозиций, в этом не может быть сомнения: стоит про­извести критическую экспозицию сразу, без предваритель­ных опытов, т. е. предложить испытуемому вместо неравных сразу же равные объекты, чтобы увидеть, что он их воспри­нимает адекватно. Следовательно, несомненно, что в наших опытах эти равные объекты он воспринимает по типу пред­варительных экспозиций, а именно как неравные.

Как же объяснить это? Мы видели выше, что об «ожида­нии» здесь говорить нет оснований: нет никакого смысла счи­тать, что у испытуемого вырабатывается «ожидание» полу­чить те же раздражители, какие он получал в предваритель­ных экспозициях.

Но мы видели, что и попытка объяснить все это вообще как-нибудь иначе, ссылаясь еще на какие-нибудь известные психологические факты, тоже не оказывается продуктивной. Поэтому нам остается обратиться к специальным опытам, ко­торые дали бы ответ на интересующий здесь нас вопрос. Это наши гипнотические опыты, о которых мы только что гово­рили.

Результаты этих опытов даны в табл. 4 (в процентах).

Таблица 4.

 

 

Мы видим, что результаты эти в основном точно те же, что и в обычных наших опытах (табл. 1), а именно: несмотря на то что испытуемый, вследствие постгипнотической амнезии, ничего не знает о предварительных опытах, не знает, что в одну руку он получал больший по объему шар, а в другую меньший, одинаковые шары критических опытов он все же воспринимает как неодинаковые: иллюзия объема и в этих условиях остается в силе.

О чем же говорят нам эти результаты? Они указывают на то, что, бесспорно, не имеет никакого значения, знает испытуемый что-нибудь о предварительных опытах или он ниче­го о них не знает: и в том и в другом случае в нем создается какое-то состояние, которое в полной мере обусловливает ре­зультаты критических опытов, а именно, равные шары ка­жутся ему неравными. Это значит, что в результате предва­рительных опытов у испытуемого появляется состояние, ко­торое, несмотря на то что его ни в какой степени нельзя назвать сознательным, все же оказывается фактором, впол­не действенным и, следовательно, вполне реальным факто­ром, направляющим и определяющим содержание нашего сознания. Испытуемый ровно ничего не знает о том, что в предварительных опытах он получал в руки шары неодина­кового объема, он вообще ничего не знает об этих опытах, и тем не менее показания критических опытов самым недву­смысленным образом говорят, что их результаты зависят в полной мере от этих предварительных опытов.

Можно ли сомневаться после этого, что в психике наших испытуемых существует и действует фактор, о наличии ко­торого в сознании и речи не может быть, — состояние, кото­рое можно поэтому квалифицировать как внесознательный психический процесс, оказывающий в данных условиях ре­шающее влияние на содержание и течение сознательной пси­хики.

Но значит ли это, что мы допускаем существование обла­сти «бессознательного» и, таким образом, расширяя пределы психического, находим место и для отмеченных в наших опы­тах психических актов? Конечно нет! Ниже, когда мы будем говорить специально о проблеме бессознательного, мы пока­жем, что в принципе в широко известных учениях о бессо­знательном обычно не находят разницы между сознательны­ми и бессознательными психическими процессами. И в том и в другом случае речь идет о фактах, которые, по-видимому, лишь тем отличаются друг от друга, что в одном случае они сопровождаются сознанием, а в другом — лишены такого со­провождения; по существу же содержания эти психические процессы остаются одинаковыми: достаточно появиться со­знанию, и бессознательное психическое содержание станет обычным сознательным психическим фактом.

Но в нашем случае речь идет не о такого рода различии между сознательными душевными явлениями и теми специфическими процессами, которые, будучи лишены сознания, протекают вне его пределов. Здесь вопрос касается двух различных областей психической жизни, из которых каждая представляет собой особую, самостоятельную ступень разви­тия психики и является носительницей специфических осо­бенностей. В нашем случае речь идет о ранней, досознательной ступени психического развития, которая находит свое выражение в констатированных выше экспериментальных фактах и, таким образом, становится доступной научному анализу.

Итак, мы находим, что в результате предварительных опытов в испытуемом создается некоторое специфическое состояние, которое не поддается характеристике как какое-нибудь из явлений сознания. Особенностью этого состояния является то обстоятельство, что оно предваряет появление определенных фактов сознания или предшествует им. Мы могли бы сказать, что это состояние, не будучи сознатель­ным, все же представляет своеобразную тенденцию к опре­деленным содержаниям сознания. Правильнее всего было бы назвать это состояние установкой субъекта, и это потому, что, во-первых, это не частичное содержание сознания, не изолированное психическое содержание, которое противопо­ставляется другим содержаниям сознания и вступает с ними во взаимоотношения, а некоторое целостное состояние субъекта; во-вторых, это не просто какое-нибудь из содержа­ний его психической жизни, а момент ее динамической опре­деленности. И наконец, это не какое-нибудь определенное, частичное содержание сознания субъекта, а целостная на­правленность его в определенную сторону на определенную активность. Словом, это скорее установка субъекта как це­лого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, — его основная, его изначальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи.

Но если это так, тогда все описанные выше случаи иллю­зии представляются нам как проявление деятельности уста­новки. Это значит, что в результате воздействия объектив­ных раздражителей, в нашем случае, например, шаров неоди­накового объема, в испытуемом в первую очередь возникает не какое-нибудь содержание сознания, которое можно было бы формулировать определенным образом, а скорее некото­рое специфическое состояние, которое лучше всего можно было бы характеризовать как установку субъекта в опреде­ленном направлении.

Эта установка, будучи целостным состоянием, ложится в основу совершенно определенных психических явлений, возникающих в сознании. Она не следует в какой-нибудь мере за этими психическими явлениями, а, наоборот, можно сказать, предваряет их, определяя состав и течение этих яв­лений.

Для того чтобы изучить эту установку, было бы целесооб­разно наблюдать ее достаточно продолжительное время. А для этого было бы важно закрепить, зафиксировать ее в необходимой степени. Этой цели служит повторное пред­ложение испытуемому наших экспериментальных раздра­жителей. Эти повторные опыты мы обычно называем фикси­рующими или просто установочными, а самую установку, возникающую в результате этих опытов, фиксированной ус­тановкой.

Чтобы подтвердить высказанные здесь нами предположе­ния, дополнительно были проведены следующие опыты. Мы давали испытуемому нашу обычную предварительную или, как мы будем называть в дальнейшем, установочную се­рию — два шара неодинакового объема.

Новый момент был введен лишь в критические опыты. Обычно в качестве критических тел испытуемые получали в руки шары, по объему равные меньшему из установочных. Но в этой серии мы пользовались в качестве критических ша­рами, которые по объему были больше, чем больший из уста­новочных, Это было сделано в одной серии опытов, В другой серии критические шары заменялись другими фигурами — кубами, а в оптической серии опытов — рядом различных фигур.

Результаты этих опытов подтвердили высказанное нами выше предположение; испытуемым эти критические тела ка­зались неравными — иллюзия и в этих случаях была налицо.

Раз в критических опытах в данном случае принимала участие совершенно новая величина (а именно шары, кото­рые отличались по объему от установочных, были больше, чем какой-нибудь из них), а также ряд пар других фигур, от­личающихся от установочных, и тем не менее они восприни­мались сквозь призму выработанной на другом материале установки, то не подлежит сомнению, что материал установоч­ных опытов не играет роли и установка вырабатывается лишь на основе соотношения, которое остается постоянным, как бы ни менялся материал и какой бы чувственной модаль­ности он ни касался.

Еще более яркие результаты получим мы в том же смыс­ле, если проведем на этот раз не критические, как выше, а ус­тановочные опыты при помощи нескольких фигур, значи­тельно отличающихся друг от друга по величине[5].

Например, предлагаем испытуемому тахистоскопически, последовательно друг за другом, ряд фигур: сначала тре­угольники — большой и малый, затем квадраты, шестиуголь­ники и ряд других фигур попарно в том же соотношении.

Словом, установочные опыты построены таким образом, что испытуемый получает повторно лишь определенное со­отношение фигур: например, справа — большую фигуру, а слева — малую; сами же фигуры никогда не повторяются, они меняются при каждой отдельной экспозиции.

Надо полагать, что при такой постановке опытов, когда постоянным остается лишь соотношение (большой — ма­лый), а все остальное меняется, у испытуемых вырабатыва­ется установка именно на это соотношение, а не на что-ни­будь другое. В критических же опытах они получают пару равных между собой фигур (например, пару равных кругов, эллипсов, квадратов и т. п.), которые они должны сравнить между собой.

Каковы же результаты этих опытов? Остановимся лишь на тех из них, которые представляют непосредственный ин­терес сточки зрения поставленного здесь вопроса. Оказыва­ется, что, несмотря на непрерывную меняемость установоч­ных фигур, при сохранении нетронутыми их соотношений, факт обычной нашей иллюзии установки остается вне всяко­го сомнения. Испытуемые в ряде случаев не замечают равен­ства критических фигур, причем господствующей формой иллюзии и в этом случае является феномен контраста.

Нужно, однако, отметить, что в условиях абстракции от конкретного материала, т. е. в предлагаемых вниманию чита­теля опытах, действие установки оказывается, как правило, менее эффективным, чем в условиях ближайшего сходства или полного совпадения установочных и критических фигур. Это, однако, вовсе не означает, что в случаях совпадения фигур установочных и критических опытов мы не имеем дела с задачей оценки соотношения этих фигур. Задача по суще­ству и в этих случаях остается та же. Но меньшая эффектив­ность этих опытов в случаях полной абстракции от качествен­ных особенностей релятов становится понятной сама собою.

Подводя итоги сказанному, мы можем утверждать, что вскрытые нами феномены самым недвусмысленным образом указывают на наличие в нашей психике не только сознатель­ных, но и досозпательных процессов, которые, как выясняет­ся, мы можем характеризовать как область наших установок.

9. Проблема восприятия по контрасту. В связи с этим возникает вопрос, который необходимо должен быть разре­шен прежде, чем окончательно признать, что в этих опытах дело касается действительно наших установок.

Когда речь идет об установке, предполагается, что это определенное состояние, которое как бы предваряет решение задачи, как бы заранее включает в себя направление, в кото­ром задача на деле должна быть разрешена. В наших опытах установка вычленяется в процессе предварительных или подготовительных экспозиций в направлении того, что, на­пример, шар слева должен быть больше, чем шар справа; но предлагаемая затем критическая экспозиция эксперимен­тальных шаров показывает, что это предположение очень ча­сто не оправдывается. Напротив, получается совершенно обратное: шар слева кажется не больше, чем шар справа, а наоборот, он кажется заметно меньше. Таким образом, факт иллюзий контраста, столь частых в наших опытах, ставит под сомнение наше предположение, что в них — в этих опытах — исследуется именно установка, а не что-либо другое.

Спрашивается, как понять факт возникновения иллюзий, контрастных установке, предполагаемой в наших опытах. Прежде всего, по-видимому, не должно быть никакого сомне­ния в том, что в этих опытах мы имеем дело действительно с активностью установки. Дело в том, что, как мы уже указы­вали выше, факт возникновения иллюзий обусловливается исключительно опытами с неравными объектами, предше­ствующими экспозиции равных критических объектов. Без этих предшествующих экспозиций иллюзии обычно не быва­ет. Следовательно, не остается сомнения, что эти экспозиции и являются необходимым условием возникновения иллю­зии, и единственное, что мы можем в данном случае допу­стить, так это факт выработки в субъекте, под влиянием повторных установочных опытов, готовности восприятия все тех же неравных объектов. Не было бы никакого сомнения, что готовность эту можно трактовать именно как установку, если бы мы имели здесь не феномен контраста, а явление ас­симиляции, созвучной с ней.

Специальные опыты, которые были поставлены у нас для проверки этой возможности, заключались в следующем: ис­пытуемые получали в качестве установочных объектов кру­ги, которые чем дальше в ряду, тем больше отличались друг от друга по размерам площади: мы начинали с экспозиции кругов в 25 и 26 мм в диаметре, за этим следовали круги 24 и 26 мм и, наконец, круги в 22 и 26 мм.

Результаты этих опытов суммированы в табл. 5 (в процен­тах).

Таблица 5.

 

 

Мы видим, что реакции, которые даются нашими испыту­емыми на воздействующие раздражения, не одинаковы в том смысле, что они являются частью ассимилятивными и час­тью — контрастными (не считая случаев оценки их равны­ми). Интерес представляет распределение этих реакций. Мы видим, что они тем больше отличаются друг от друга в коли­чественном отношении, чем сильнее разница между устано­вочными объектами, и притом — и это особенно интересно — это различие распределяется для обоих видов реакций в про­тивоположных направлениях: чем больше разница между этими кругами, тем выше показатели явлений контраста по сравнению с явлениями ассимиляции, и наоборот, чем ниже разница между установочными фигурами, тем выше число случаев ассимиляции. Причем нужно особенно подчеркнуть, что в наших опытах встречается соотношение размеров уста­новочных фигур, которое оказывается особенно преимуще­ственным для выявления именно феномена ассимиляции. Это соотношение кругов в 25 и 26 мм в диаметре. При этом соотношении число ассимиляции равно 68% всех случаев. Вообще следует иметь в виду, что чем ниже разница в вели­чине установочных фигур, тем выше число ассимилятивных восприятий. Эго наблюдение интересно в данном случае в том смысле, что не подлежит сомнению, что в наших опытах мы имеем дело именно с установкой, которая, по существу, может действовать непосредственно лишь ассимилирующим образом.