VI. Принципы исторического познания

 

§1. Проблема объективности исторического познания

 

Центральная проблема исторического познания заключается в том, насколько наши знания о прошлом действительно соответствуют тем событиям, которые происходили. Это есть проблема смысла самой истории как науки, то есть проблема научности истории. Но здесь есть и определенные сложности.

Дело в том, что история, в отличие от других наук, лишена возможности непосредственно наблюдать за предметом своего изучения. Историческая наука изучает то, чего уже нет. Как известно, объектом ее исследования является прошлое, которое уже ушло и не может быть объектом прямого наблюдения. Это обстоятельство, без всяких сомнений, затрудняет процесс познания. Правда, прошлое не исчезает бесследно. Следы, которые оно оставляет после себя, называются историческими источниками. Они содержат разнообразные свидетельства о прошлом и сами являются многообразными. Следовательно, проблема заключается в том, насколько историческая наука способна овладеть этими источниками и на их основе восстановить прошлое в его существенных чертах и проявлениях.

С особой остротой эта проблема встала в XX в. Ранее же она решалась, исходя из того, что источники содержат исторические факты, и задача историка - в том, чтобы овладеть правилами критики и беспристрастно и бесстрастно эти сведения изложить так, чтобы политическая позиция автора не была бы явной. Как утверждал Н.Д. Фюстель де Куланж, «голос историка - это голос Бога». Наиболее рельефно эта позиция была выражена другим крупным историком XIX столетия Л. фон Ранке. Он полагал, что дело историка не судить прошлое, а рассказывать, как это собственно было. Такое направление в науке получило название «буржуазный объективизм».

Эта позиция выглядит привлекательно, в ней есть рациональное зерно. Действительно, историк не должен быть судьей. Его задача состоит в том, чтобы воссоздавать объективную картину происходившего в прошлом. Другое дело, насколько ему это удается. Например, главный труд Ранке - «История Реформации» в 6-ти томах. Но Крестьянской войне в Германии посвящена всего одна небольшая глава. Уже такая структура книги наводит на размышления, ибо реальное соотношение событий было иным. Негативную оценку в работе получает и Томас Мюнцер.

Что касается Фюстеля де Куланжа, то в его произведениях 70-х годов XIX в. явственно чувствуется ненависть к немцам, то есть на исторические взгляды ученого сильное влияние оказала франко-прусская война и ее итоги. Данные примеры показывают, что нельзя писать историю, изгоняя из нее личность историка.

С другой стороны, формула (писать объективно. - В.М.) представляется очень простой, но в тоже время выглядит несколько претенциозной, так как невозможно описать все, что было. История - это наука избирательная. К тому же, как отмечалось ранее, у историков-позитивистов существовал какой-то культ источника. Но нельзя подходить к историческому источнику как к чему-то, содержащему готовые ответы.

Как известно, источники крайне неравномерно освещают события прошлого. Причины этого могут быть очень разными - от случайных до преднамеренных. Дело в том, что источники - это отнюдь не зеркальное отражение прошлого, особенно когда речь идет о письменных источниках. Следовательно, источники не надо обожествлять. Поэтому весьма важным представляется вопрос об отношении между познающим субъектом и познаваемым объектом, то есть между историком и предметом познания. Здесь на первый план выдвигается проблема личности историка и проблема интерпретации источника, так как спецификой исторического познания является особый характер отношений между историком и предметом его исследования. Они, без сомнения, носят личностный характер. Историческая наука служит самопознанию общества, которое не только предполагает, но и с необходимостью требует личностного момента. Поэтому главная задача заключается в том, чтобы создать необходимые условия для выражения личности историка.

Очень важной представляется проблема так называемого большого «Я» историка. В этом случае ученый выступает в качестве представителя определенного класса, определенной нации, религии, партии и так далее. Следовательно, в истории через личность историка преломляются их сущностные интересы.

В тоже время нельзя не учитывать проблему малого «Я» историка - его личности, ибо историческое познание всегда затрагивает чьи-либо интересы. И здесь свою роль должны сыграть такие качества ученого, как высокое гражданское мужество, честность, смелость и т.д.

Поэтому можно утверждать, что история - это наука, в которой личность историка является социально активной. По мнению Т. Моммзена («История Рима»), «для морального оправдания существования историка необходимо наличие неэгоистических стремлений. И если теперь я вынужден работать для себя, - писал ученый, - то сам себе кажусь человеком падшим».

Необходимыми же и достаточными условиями исторического познания является симбиоз малого и большого «Я». И тогда на первый план выступает проблема интерпретации источников. Историк не может просто использовать источниковый материал, он должен его истолковывать. Таким образом, историческая интерпретация является промежуточным звеном между источником и полученным результатом.

В свою очередь, сам процесс интерпретации предполагает наличие определенных принципов научного познания прошлого. Основными из них традиционно принято считать принцип партийности и принцип историзма. Кроме того, немаловажную роль играет проблема объективного и относительного знания в историческом познании. Здесь следует обратить внимание на относительный характер исторических знаний, как и всяких научных знаний вообще.

Но нередко встречается ситуация, когда положение о способности науки давать объективные знания догматизируется. И тогда ученые смотрят на научные знания, как на окончательные, являющиеся истиной в последней инстанции. Однако такого знания быть не может, ибо процесс исторического познания сам никогда не является законченным. Это бесконечно развивающийся процесс, и каждое данное знание есть лишь фрагмент этого бесконечного процесса.

Относительность научных знаний в истории усугубляется еще и тем, что незавершенным оказывается не только процесс познания, но и сам предмет познания. Следовательно, наши знания о прошлом не могут носить законченный характер, так прошлое само не завершено (оно живет в нас). События прошлого не исчезают с их окончанием, а продолжают жить в настоящем. Следовательно, всякая оценка прошедшего несет на себе печать незавершенности и относительности.

Сказанное, однако, не означает невозможность получения вообще объективного знания о прошлом. Просто мы всегда должны помнить о существовании некоторой степени относительности. Также необходимо понимать, что относительная истина - это не вынужденное зло, а необходимый момент исторического познания. Через целую цепь относительных знаний мы приходим к знанию настоящему. Важное место в этом процессе занимает такое понятие, как «исторический факт».

В своей совокупности факты - это материальная основа исторического познания. Первоначальное значение слова «факт» в обыденном языке - «сделанное», затем – «дело», «действие», «поступок». Другое основное значение слова «факт»: достоверное, проверенное, истинное знание о реально совершившемся действии, событии.

В XIX в. господствовало позитивистское представление о фактах, которые в готовом виде содержатся в исторических источниках. Такое понимание во многом объяснялось доминированием в научных изысканиях политической истории. С другой стороны, известно, что исторический релятивизм отрицал объективную природу исторического факта. Однако, как стало очевидно уже на рубеже XIX-XX вв. фактов, например, в социально-экономической истории, в готовом виде не существует. В этом случае на первый план выдвигается интерпретационная работа историка.

Сложность проблемы определяется тем, что само это понятие («исторический факт») двузначно. Во-первых, факт как фрагмент исторической действительности, а, во-вторых, факт как научное понятие, которое раскрывает содержание и значение какого-либо явления, имевшего место в прошлом.

Иногда факт как действительное событие, поскольку он установлен, может сам по себе иметь важное значение. Но чаще всего на первый план выходит не сама действительность, а ее интерпретация, вокруг которой и разгораются научные споры. Об этом с легким сарказмом писал И.Н. Данилевский: «вряд ли нас волнует тот факт, что однажды, около 227 000 средних солнечных суток назад, приблизительно на пересечении 54º с.ш. и 38º в.д., на сравнительно небольшом участке земли (около 9,5 км²), ограниченном с двух сторон реками, собралось несколько тысяч представителей биологического вида Homo sapiens, которые в течение нескольких часов при помощи различных приспособлений уничтожали друг друга. Затем оставшиеся в живых разошлись: одна группа отправилась на юг, а другая на север … Между тем именно это и происходило, по большому счету, «на самом деле», объективно на Куликовом поле».

Поэтому историк имеет дело, прежде всего со вторым значением понятия «факт», так как он не только фиксирует то, что было, но и объясняет его. Мера истинности научного факта определяется степенью адекватности отражения объективно существующих предметов, явлений действительности в сознании познающего субъекта, что зависит от уровня развития науки, познавательных средств, применяемых исследователем, личности самого ученого и т.д. Отсюда становится понятным, почему в науке в качестве фактов нередко рассматривались ложные утверждения.

Таким образом, историческая природа факта не снижает момента относительности, который связан с познавательной деятельностью историка. Однако, эти два значения понятия «исторический факт» не стоит противопоставлять, так как интерпретационная деятельность исследователя не является произвольной, а основывается на реальной базе, которую составляют факты истории. Историк как бы открывает значение факта, используя весь методологический арсенал, который дает ему в руки историческая наука с тем, чтобы получить максимально адекватное знание о прошлом.

 

§2. Принцип партийности в историческом познании

 

Нередко в научной, а тем более в публицистической, литературе можно встретить взгляд, который сводит принцип партийности к принципу марксистского истолкования истории. Однако, этот взгляд неверен, ибо принцип партийности такой же древний, как и сама историческая наука. Естественно, что в то время он не был еще теоретически разработан, обоснован и сформулирован, но уже существовал как определенный подход к прошлому с позиций какого-либо класса. Например, «История» Геродота насквозь пронизана партийным подходом, так как события в ней излагаются с позиций гражданина Афин и демократа.

Уже Тацит пытался противопоставить принципу партийности иной подход. Он призывал к изучению истории «без гнева и пристрастия». Но в своих собственных работах Тацит поступал совершенно наоборот. Его «История» наполнена и гневом, и пристрастиями.

В XIX в. подобные подходы были характерны, например, для Ранке, но уже его ученики считали иначе. Здесь необходимо назвать, прежде всего, Г. Зибеля (1817-1895), который полагал, что задача историка - изучать историю с гневом и пристрастием. Да и сам Зибель, как отмечают, лишь на 3/7 был профессором, а на 4/7 - политиком. Он являлся представителем «младогерманской школы», которая много сделала для воссоединения Германии и была одним из идейных факторов, способствовавших данному процессу. В этом случае принцип партийности реализовывался на практике.

Таким образом, видно, что принцип партийности возник задолго до марксистской науки и не связан с ней генетически.

Партийность - это подход ученого к исследованию исторической действительности с позиций определенного класса, проявляющийся в проведении в научных исследованиях интересов, взглядов, настроений этого класса. Поэтому можно сказать, что принцип партийности имманентно присущ историческому познанию. Без него история теряет свою социальную роль. Значение принципа партийности в том, что он, выступая в качестве принципа исторического познания, открывает возможность глубже понять существующие между историческими фактами взаимосвязи и позволяет их объективно исследовать. Через принцип партийности осуществляется связь настоящего с прошлым. Партийность аккумулирует крупнейшие достижения в осмыслении настоящего и использует их для познания прошлого, обнаруживая тем самым новые подходы в исследовательской практике ученого.

В западной немарксистской науке существуют различные подходы к этой проблеме: от полного отрицания до признания партийности в историописании. Например, известные французские историки О. Тьерри (1795-1856) и Ф. Гизо (1787-1874) писали в то время, когда французская буржуазия, достигнув значительных высот в экономической и социальной жизни, утратила политическую власть после поражения Наполеона Бонапарта. Необходимо было исторически обосновать претензии буржуазии на власть. С этой целью ученые обращаются к изучению проблемы перехода от античности к средневековью. Они отмечают, что в результате завоевания германскими племенами Галлии сложились классы дворян и 3-го сословия (буржуазии). Тьерри и Гизо описывают историю борьбы между ними, показывают все значение этой борьбы. В их понимании классовая борьба в этом случае выступает не только как важнейшая сила исторического развития, но и как сила творческая.

Следовательно, классовая борьба первой четверти XIX в. позволила ученым глубже осветить прошлое. Это был, без сомнения, научный подход, так как была восстановлена история борьбы между дворянством и третьим сословием. И данные результаты вошли в науку независимо от классовой принадлежности авторов.

Таким образом, принцип партийности является принципом научного подхода к изучению прошлого. Каждый новый класс открывает что-то новое в изучении прошлого. Например, с появлением на исторической арене пролетариата в историческую науку вошло изучение социально-экономических отношений.

Однако следует иметь в виду, что принцип партийности сам по себе не способен к реализации, то есть он не действует автоматически. В этом смысле стоит подчеркнуть, что партийность не отделима от высокого профессионализма историка. Поэтому она не имеет ничего общего с конъюнктурным подходом к истории, что, к сожалению, также зачастую можно встретить. Когда это все же происходит, историческая наука превращается в служанку, обслуживающую сиюминутные политические и идеологические лозунги, как это было нередко в советское время.

Принцип партийности только тогда может эффективно действовать, когда он сочетается с высоким профессионализмом историка, который способен широко и результативно использовать основные достижения исторической науки. Но наиболее успешно принцип партийности в практике научного познания может осуществляться лишь в сочетании с принципом историзма.

 

§3. Принцип историзма в научном познании

 

По мнению историка М.А. Барга, суть категории «историзм» «составляет идея развития во всех областях человеческого знания вообще и в науках о человеке в частности. Кажущаяся нам столь очевидной истина, - подчеркивал ученый, - согласно которой ни сам человек и его мышление, ни общественные институты не могут быть поняты вне связи, во-первых, с обстоятельствами места и времени их функционирования и, во-вторых, с историей их возникновения и развития, была полностью осознана только к середине XIX века».

Можно выделить два значения понятия «историзм»:

1) широкое значение - историзм как мировоззренческий принцип. Это существенная часть мировоззрения человека. В этом случае историзм выступает как осознание неразрывного единства всех временных состояний, как некое чувство истории;

2) узкое значение - историзм как принцип исторического познания, предполагающий рассмотрение всякого общественного явления в его становлении и развитии, в его конкретно-исторической обусловленности. Это изучение исторической действительности как действительности изменяющейся во времени и развивающейся в силу своих внутренних закономерностей.

Понятие «историзм» связано с понятием «органическое развитие». Рассмотрение каждого исторического явления как исторической индивидуальности, обладающей именно ей присущими чертами, признаками и особенностями. Эти два значения являются взаимосвязанными, но для историка наиболее важным представляется второе значение.

Историзм формируется и утверждается в общественном сознании в XIX веке. При этом он становится фундаментальным принципом всякого исторического знания. Поэтому его можно обнаружить среди различных научных направлений и идеологических систем. Отсюда возникает необходимость классификации историзма. Ранее его часто подразделяли на марксистский и немарксистский. Двумя главными формами немарксистского историзма в XIX в. были немецкий идеалистический историзм и позитивистский историзм.

Немецкий идеалистический историзм - это ярко выраженный идеалистический историзм, то есть построенный на признании ведущей роли идей в истории. Среди них можно выделить две основные: идея развития и идея индивидуальности.

Характерная черта первой из них - трактовка исторического развития как органического, то есть происходящего на основе внутренних резервов. Причем развитие в этом случае не равнозначно прогрессу. Это бесконечное развертывание исторических потенций в пространстве и времени, но не прогресс. «Каждая эпоха непосредственно относится к Богу», - утверждал Ранке. Следовательно, нельзя говорить, что одна эпоха более прогрессивна, чем другая. Каждая эпоха обладает внутренней самобытной ценностью.

Согласно второй основополагающей идее, каждая эпоха является исторической индивидуальностью и обладает только ей присущими чертами. Она самодостаточна и ее нельзя определять чертами другой индивидуальности.

Эти идеи немецкого идеалистического историзма были направлены против идеи революции как наивысшего воплощения прогресса, которую обосновал французский революционный деятель Ж.-А. Кондорсе. Немецкий идеалистический историзм вырос в борьбе с идеями Великой французской революции, которые находили отклик в других европейских странах. В том числе значительное влияние они оказали и на Германию, где, с одной стороны, немецкие либералы пытались поднять знамя революции, но, с другой - развивается мощное идейное течение - немецкий романтизм, который показало не только несостоятельность французских идей, но и их непригодность для немецкой почвы.

В рамках немецкого идеалистического историзма получила обоснование идея специфики исторического познания. Для этого научного направления характерно убеждение в том, что историю делают личности. Следовательно, основная форма истории - это политическая история, ибо в сфере политики вершится вся история. Особое внимание при этом оказывалось внешнеполитической истории.

Позитивистский историзм еще называют англо-французским историзмом, так как он возник в Англии и Франции (Г. Спенсер, О. Конт и др.). Однако подобные идеи получили развитие и в других странах (США, Италия, Россия). Особенностью позитивистского историзма было признание принципиального единства природы и общества (это главное отличие от немецкого идеалистического историзма). Ученые-позитивисты были убеждены в закономерном прогрессивном характере исторического развития. А значит, по их мнению, познание человеческой истории должно сводиться к открытию тех законов, которым подчиняется жизнь человеческого общества.

Кроме того, они считали, что в историческом движении участвует много факторов. Политика - лишь одна из многих сфер. Это был, несомненно, значительный шаг вперед. Представители англо-французского историзма в конкретно-исторической действительности обращали внимание и на социально-экономические отношения, культуру, науку и т.д. Для ученых-позитивистов характерным было эволюционное понимание исторического развития. В трактовке природы исторического познания они слишком радикально устанавливали связь между природой и обществом, не замечая существенных различий. Процесс исторического познания отождествлялся с процессом познания в природе. Неслучайно, уже в начале XX в. позитивистская парадигма оказалась в состоянии кризиса, потребовавшего поиска новых эпистемологических стратегий.

Примерно в это же время в научном познании складывается марксистский историзм. В России/СССР его перспективы и возможности были определены еще В.И. Лениным. В своих работах «О государстве», «Письмо И. Арманд» он дал определение историзма как принципа научного познания. Весь дух марксизма требует, - отмечал Ленин, чтобы каждое положение рассматривалось: а) исторически; б) в связи с другими; в) в связи с конкретным опытом истории.

В лекции «О государстве» Ленин отмечал, что не нужно забывать исторической связи, нужно смотреть, как то или иное явление возникло, какие этапы в своем развитии прошло, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь.

Исторический подход - это подход классовый, - утверждал Ленин, то есть выявление исторических связей – это, прежде всего, выявление классовых связей. Таким образом, для марксистского историзма характерно единство исторического и классового анализа.

Однако марксистский анализ не следует сводить к вульгарному социологизаторству. В истории действуют не только классы, нации, государства, религии и т.д. Поэтому попытка свести все многообразие исторического процесса лишь к классовым отношениям противоречит строгому проведению принципа историзма в практику конкретных исторических исследований. Были в истории ситуации, когда общественные ценности приобретали приоритет над классовыми ценностями.

Отсюда вытекает и такая черта марксистского историзма как открытость его по отношению к тем социальным изменениям, поворотам, которые совершает история. Открытость его позволяет учитывать эти новшества, но при этом марксистский историзм изменяется и сам. Материализм каждый раз меняет свою форму, - отмечал Ф. Энгельс, - с каждым новым открытием науки. Следовательно, сила марксистского историзма в том, что он приспосабливается к новым поворотам, изменяется вместе с ними и, таким образом, позволяет осмысливать их.