Другие названия: «Чертов чумазый братец»

 

Одному отставному солдату не на что было жить, и не знал он, как бы ему из той беды выпутаться. Вот он как-то вышел в лес, сколько-то прошел по лесу и там повстречал самого черта в виде маленького человечка. И сказал ему человечек: «Что с тобой? Что невесело смотришь?» Отвечал ему солдат: «Еще бы! Голод мучит меня, а денег у меня нет!» Черт и сказал: «Если ты наймешься ко мне в слуги, тогда тебе достатка на весь век хватит; и служить тебе у меня придется всего семь лет, а там опять тебе воля вольная. Но только предупреждаю тебя: во все семь лет ты не должен ни мыться, ни чесаться, ни бриться, ни стричь ни ногтей, ни волос и глаз ни протирать». Солдат сказал: «Ну что же? Пусть так и будет, коли нельзя иначе», — и пошел вслед за человечком, который повел его прямехонько в ад.

Там черт указал ему, что он должен был делать: огонь поддерживать под котлами, где сидели грешники, чистоту соблюдать в доме, сор за дверь выносить и всюду смотреть за порядком; но если он хоть разок заглянет в котлы, ему и самому несдобровать. «Ладно, — сказал солдат, — я все это справлю».

Затем старый черт отправился опять в свои странствия, а солдат приступил к исполнению своих обязанностей: стал подкладывать в огонь, подметать сор и выносить за двери — все, как было ему приказано.

Когда старый черт вернулся из странствий, он посмотрел, все ли исполнено по его приказу, остался, по-видимому, доволен и вторично удалился.

Солдат тем временем успел оглядеться и высмотрел, что котлы стояли кругом всей преисподней, под ними разведены были большие огни, а в котлах что-то варилось и клокотало. Ему смерть как хотелось заглянуть в котлы, да уж черт-то ему строго-настрого это запретил! Наконец он не мог выдержать: у первого котла чуть-чуть приподнял крышку и взглянул туда.

И что же?

Он увидел там своего прежнего унтер-офицера! «А, голубчик! — сказал солдат. — И ты здесь? Прежде я у тебя был в руках, а теперь ты у меня!» — опустил крышку, поправил огонь да еще полешко подложил.

Затем пошел он ко второму котлу и у него тоже немного приподнял крышку, заглянул — и увидел там своего прапорщика. «А, голубчик! И ты здесь! Прежде ты меня в руках держал, теперь я тебя!» — опять захлопнул крышку и еще чурбашку подкинул, чтобы жару подбавить.

Захотелось ему взглянуть, кто в третьем котле сидит, — и увидел там генерала. «А, голубчик! И ты здесь! Прежде я у тебя был в руках, а теперь ты у меня», — сходил он за мехами да хорошенько раздул под котлом огонь.

Так и правил он в течение семи лет свою службу аду — и не мылся, не чесался, не брился, ни ногтей, ни волос не стриг и глаз не промывал; и семь лет показались ему так коротки, чуть не полугодом.

Когда срок службы минул, пришел к солдату черт и говорит: «Ну, Ганс, что ты делал?» — «А вот я огонь под котлами разводил, везде подметал и сор за дверь выбрасывал». — «Но ты и в котлы тоже заглядывал; еще счастье твое, что ты под те котлы дров подкладывал, а не то пришлось бы тебе с жизнью проститься. Теперь твой срок службы миновал, небось, домой вернуться хочешь?» — «Да, хотелось бы посмотреть, что там мой батька поделывает». — «Ну, так вот, в награду за службу поди да набей себе полон ранец сором; его и домой захвати. Да смотри, уйди туда нечесаный и немытый, с неостриженными ногтями и бородой, с длинными волосами и непромытыми глазами, и когда тебя станут спрашивать, откуда ты идешь, ты отвечай прямо — из ада; а спросят, кто ты таков, скажи, что ты Чумазый братец черта и сам себе господин».

Солдат промолчал и все исполнил, что ему черт приказал, хотя и не был своею наградою доволен.

Очутившись снова на белом свете среди леса, снял он свой ранец со спины и хотел было его вытрясти; открыл его, а там вместо сора — чистое золото.

«Вот этого уж я и не думал», — сказал он, был очень доволен таким превращением и вошел в город.

Пред дверьми гостиницы стоял хозяин, и когда солдат подошел к нему, тот перепугался, потому что солдат показался ему страшнее пугала огородного.

Он его к себе подозвал и спросил: «Откуда ты?» — «Из ада». — «А кто ты таков?» — «Чумазый братец черта и сам себе господин». Хозяин не хотел было и впускать его в гостиницу; но когда солдат показал ему золото, тот побежал, и сам перед ним двери распахнул.

Приказал солдат отвести себе лучшую комнату, ел и пил вдоволь, но не мылся и не чесался, как ему черт приказал; так и спать лег.

У хозяина же этот ранец, набитый золотом, из ума не шел и покоя ему не давал; наконец он ночью в комнату к солдату пробрался и ранец украл.

На другое утро, поднявшись с постели, Ганс захотел рассчитаться с хозяином и идти далее, а ранца около него не оказалось. Но он тотчас принял такое решение: «Без своей вины я в беду попал», — и немедленно повернул с пути прямо в преисподнюю.

Рассказал он там черту о своей напасти и стал просить его о помощи.

Черт и сказал ему: «Садись, я тебя умою, причешу, побрею, обстригу тебе ногти и волосы и глаза промою». И когда все это было сделано, он дал ему другой ранец, полнехонек сору, и сказал: «Ступай и скажи хозяину гостиницы, чтобы он тотчас же возвратил тебе твое золото, а не то я сам к нему явлюсь и унесу его сюда — пусть здесь вместо тебя огонь под котлами разводит».

Солдат вышел из ада, пришел к хозяину и сказал ему: «Ты у меня украл золото; если не отдать его, то придется тебе идти в ад на мое место и будешь ты выглядеть таким же чудовищем, как и я». Хозяин поспешил ему возвратить украденное золото, прося никому о том не сказывать; и солдат с той поры разбогател не на шутку.

Направился он к своему отцу, купил себе какой-то плохонький холщовый сюртучишко и стал всюду на пути всех музыкой забавлять: он музыке научился у черта в аду.

Пришлось ему однажды играть перед стариком-королем, и тому так его музыка понравилась, что он пообещал за него выдать замуж старшую дочь.

Но чуть только дочь услышала, что она должна выйти за такого бродягу в дрянном белом сюртучишке, она сказала отцу: «Нет, уж я лучше утоплюсь, чем за него замуж пойду».

Король не стал с нею спорить: отдал за него младшую, которая вышла за солдата по любви к отцу; таким образом, чумазый братец черта получил королевну в жены, а по смерти короля — и все его королевство.

 

Медвежатник

 

Жил-был некогда на свете молодой парень, которого завербовали в солдаты; он бился храбро и был всегда впереди там, где сыпался свинцовый горох.

Пока длилась война, все шло ладно; но с заключением мира он получил отставку, и капитан сказал ему, что он может идти на все четыре стороны.

Родители его уже померли, родительского крова у него не было; вот и пошел он к своим братьям и стал их просить, чтобы они прокормили его до начала новой войны.

Но братья его были жестокосердны и сказали: «Где нам с тобой возиться? Ты нам не нужен — поди, сам себя пропитывай». У солдата за душою было только его ружье, его и взял он на плечо и задумал с ним брести по свету.

Вот и пришел он на большую поляну, на которой ничего не было, только деревья кругом росли; под одним из них и присел бедняк и стал о своей судьбе раздумывать. «Денег у меня нет, — думал он, — и ничему-то я не научен, кроме военного ремесла; а теперь, как мир заключен, так и не нужен я никому; вперед вижу, что придется подохнуть с голода».

Вдруг послышался какой-то шум, и когда он оглянулся, то увидел перед собою незнакомца в зеленой одежде, молодцеватого на вид, но с прескверными лошадиными копытами вместо ног. «Знаю я, что тебе нужно, — сказал он солдату, — денег и всякого добра у тебя будет столько, сколько у тебя хватит сил потратить; но только я вперед должен знать, что ты не трус, чтобы не даром на тебя тратить деньги». — «Солдат, да чтобы трусом был! Об этом я что-то не слыхал… А впрочем, можешь испытать меня». — «Ладно, — сказал незнакомец, — вот, оглянись-ка назад».

Солдат оглянулся и увидел большого медведя, который с урчаньем шел прямо на него. «Ого! — сказал солдат. — Дай-ка я тебя, приятель, так под носом пощекочу, что у тебя к урчанью охота пропадет!» — приложился и выстрелом свалил медведя недвижным на землю.

«Вижу, — сказал незнакомец, — что у тебя нет недостатка в храбрости; но я должен предложить тебе еще одно обязательное условие…» — «Если только оно не помешает спасению моей души, — сказал солдат (он уж знал, с кем имеет дело), — а то я ни за что не соглашусь». — «А вот сам увидишь, — сказал незнакомец, — ты должен пообещать мне, что в ближайшие семь лет не будешь мыться, бороды и волос не будешь чесать, ногтей не станешь стричь и молитв читать не будешь. Сверх того, я дам тебе такую одежду и плащ, которые ты в течение этого времени должен носить не снимая. Коли ты не умрешь в течение этих семи лет, то ты будешь свободен и богат на всю жизнь».

Солдат подумал о той крайности, в которой он находился, вспомнил, сколько раз случалось ему идти на смерть, и решился еще раз в жизни рискнуть, и дал свое согласие черту.

Тот снял с себя зеленую одежду, подал ее солдату и сказал: «Если ты это платье наденешь и сунешь руку в карман, то всегда вынешь из него полнешенькую горсть денег».

Потом он содрал с медведя шкуру и сказал: «Эта шкура должна тебе служить плащом и постелью; на ней ты должен спать и ни в какую иную постель не ложиться. По этому плащу ты и должен называться медвежником».

Сказав эти слова, черт исчез.

Солдат надел зеленую одежду, сунул тотчас руку в карман и нашел, что все сказанное дьяволом было совершенно верно.

Затем накинул он на плечи медвежью шкуру, побрел по белу свету, был очень весел и доволен и не упускал случая повеселить себя и потратить деньги.

В первый год перемена в нем была еще не очень заметна, но во второй он уже смотрелся настоящим чудовищем. Волосы почти закрывали ему лицо, борода походила на сплошной кусок грубого войлока, на пальцах были словно когти, а на лице — такой слой грязи, что хоть траву на нем сей.

Кто его видел, тот от него прочь бежал; но так как он всюду раздавал бедным деньги, прося их молиться за него и просить у Бога, чтобы он в течение семи лет не умер, так как притом он за все отлично расплачивался, то он все же еще находил себе всюду приют.

Но на четвертый год пришел он в гостиницу, и хозяин ее уже не хотел его впускать и даже в хлеву не соглашался поместить его, потому что боялся лошадей своих перепугать.

Однако же, когда медвежник сунул руку в карман и вытащил оттуда горсть дукатов, то хозяин несколько смягчился и отвел ему комнатку в заднем флигельке.

Но все же взял с него слово, что он не будет никуда из комнаты выходить, чтобы не пустить дурную славу об его гостинице.

В тот день вечером, когда медвежник сидел один и от всей души желал, чтобы условные семь лет поскорее прошли, он услышал в одной из смежных комнат громкий жалобный плач. Сердце у него было сострадающее; он отворил дверь в соседнюю комнату и увидел там пожилого человека, который плакал навзрыд, в отчаянии беспрестанно хватаясь за голову.

Медвежник подошел к нему, но тот вскочил и собрался бежать. Наконец, несколько оправившись от испуга и услышав человеческий голос, он опомнился, и медвежнику ласковым обращением к нему удалось-таки выяснить повод его сокрушений.

Оказалось, что его состояние мало-помалу разлетелось прахом; он и его дочери должны были терпеть крайнюю нужду во всем. Наконец, он так обеднял, что ему нечем было заплатить хозяину за квартиру, и ему грозила тюрьма.

«Коли у вас нет никаких других забот, — сказал медвежник, — то денег у меня достаточно, и я могу вам помочь». Он призвал хозяина, уплатил ему долг постояльца и сверх того сунул еще несчастному в карман полный кошелек золота.

Когда старик был таким образом избавлен от своих тяжких забот, он уже не знал, чем выразить признательность к своему благодетелю. «Пойдем ко мне, — сказал он, — дочери у меня чудные красавицы; выбирай себе из них любую в жены. Когда они узнают, что ты для меня сделал, то ни одна из них тебе не откажет. Ты, правда, не особенно красив; ну да жена тебя сумеет привести в порядок».

Медвежнику это предложение пришлось по сердцу, и он пошел за своим новым знакомцем.

Когда старшая дочь его увидела, она так ужаснулась его внешности, что взвизгнула и прочь побежала; другая, хотя и не побежала, оглядела его от головы до пяток, однако же сказала: «Как же могу я взять себе в мужья того, кто и облика человеческого не имеет? Да я скорее вышла бы замуж за обритого медведя, которого мы здесь однажды видели; он старался казаться человеком — на нем был и гусарский ментик, и белые перчатки. Будь он только безобразен, я бы еще как-нибудь могла с ним свыкнуться…»

А младшая дочь сказала: «Милый батюшка, это, верно, хороший человек, потому что он помог вам выпутаться из нужды; и если вы ему в награду за эту услугу обещали дочь в невесты, то ваше слово должно быть твердо».

Жаль, что лицо медвежника было прикрыто волосами и густым слоем грязи, а то было бы видно, как его сердце радовалось, когда он услышал эти добрые слова!

Он снял кольцо с пальца, разломил его пополам и отдал одну половинку ей, а другую удержал при себе. На ее половинке написал он свое имя, а на своей половинке ее имя и просил ее тщательно поберечь эту половинку.

Затем он простился с ней и сказал: «Я должен еще три года странствовать по белу свету, и если не вернусь по истечении их, то ты свободна — это будет значить, что я умер. Но моли же Господа о том, чтобы он сохранил мне жизнь».

Бедная невеста оделась вся в черное, и каждый раз, как ее жених приходил ей на память, слезы навертывались у нее на глаза. Со стороны сестер своих она видела только насмешки и глумление. «Смотри, — сказала старшая, — не давай ему руки, а то он, пожалуй, по руке ударит тебя лапой!» — «Берегись, — говорила вторая сестра, — медведи ведь большие сластены; так если ты ему понравишься, он, пожалуй, еще съест тебя». — «Тебе всегда придется исполнять его волю, — говорила старшая, — а не то он, пожалуй, еще ворчать станет». А вторая сестра подхватывала: «Ну, зато свадьба будет веселая — медведи-то ведь хорошо пляшут!»

Невеста молчала и не давала сбить себя с толку. А медвежник тем временем бродил по белу свету из места в место, делая добро, где мог, и подавал бедным щедрую милостыню, прося их, чтобы они за него молились.

С рассветом последнего дня условленных семи лет он снова вышел на ту же поляну и сел под одно из деревьев, которые росли кругом ее. Вскоре засвистал ветер, и черт явился перед ним хмурый и сердитый; он бросил ему старое его платье, а от него потребовал обратно свою зеленую одежду. «Нет, погоди еще! — сказал медвежник. — Сначала ты еще меня очистить должен».

Волей-неволей пришлось черту воды принести, чтобы обмыть медвежника, пришлось расчесать ему волосы и обрезать ногти, и стал он по-прежнему бравым военным да еще, пожалуй, красивее прежнего.

Когда черт благополучно удалился, то у медвежника полегчало на сердце.

Он пошел в город, оделся в богатую бархатную одежду, сел в повозку, запряженную четверкой резвых саврасых коней, и поехал к дому своей невесты.

Никто его узнать не мог. Отец невесты счел его за знатного полковника и ввел прямо в комнату, где сидели его дочки.

Он должен был сесть за столом между двумя старшими: они угощали его вином, клали ему на тарелку лучшие куски, и им казалось, что они еще никогда не видывали мужчины красивее его. Невеста же сидела против него в своем черном платье, глаз на него не поднимала и слова не проронила.

Когда же он, наконец, спросил отца, не отдаст ли он за него одну из своих дочерей, обе старшие дочери вскочили из-за стола и побежали в свою комнату, собираясь нарядиться в лучшие платья, потому что каждая из них воображала, что именно она и есть избранница этого красавца.

Приезжий гость, оставшись наедине со своею невестою, вынул половинку кольца и бросил в тот кубок, который он ей подал. Она приняла кубок, выпила его — и как же забилось ее сердце, когда она увидела на дне половинку кольца!

Она вынула свою половинку кольца, которую носила на шее на ленточке, приложила ее к этой половинке, и оказалось, что обе части как раз подходят одна к другой.

Тогда он сказал ей: «Я твой нареченный жених, которого ты видела медвежником; но теперь по милости Божией я вновь получил свой человеческий образ и вновь очистился». Он подошел к ней, обнял ее и поцеловал.

Между тем обе сестры невесты вошли в комнату в полном наряде, и когда увидели, что приезжий красавец достался на долю их младшей сестры, да еще услышали, что он и есть тот самый медвежник, они выбежали из комнаты, исполненные злобы и ярости: одна утопилась в колодце, другая повесилась на первом же дереве.

Вечером кто-то постучался у дверей дома невесты, и когда жених отпер двери, то увидел перед собою черта в его зеленой одежде. «Видишь, — сказал черт, — за одну твою душу я теперь две души получил!»

 

Королёк и медведь

 

Однажды летом вышли медведь и волк в лес на прогулку, и услышал медведь такое чудесное пение какой-то птицы, что даже спросил: «Братец волк, что это за птичка, что так хорошо поет?» — «О, это царица всех птиц, — сказал волк, — перед нею все мы должны преклоняться…»

А птица-то была королек. «Коли так, — сказал медведь, — так мне бы очень хотелось посмотреть на ее царский дворец; пойдем, сведи меня туда». — «Так-то не положено, — сказал волк, — тебе придется подождать прибытия самой царицы».

Вскоре после того прилетела госпожа царица и корм держала в клюве, и супруг ее тоже, и оба собирались кормить своих птенцов. Медведь охотно бы последовал за ними, но волк удержал его и сказал: «Нет, ты должен обождать, пока царь и царица опять отлетят».

Заметили они то дупло, в котором было свито гнездо королька, и пошли прочь.

Но медведю не терпелось: хотелось посмотреть на царский дворец, и он немного спустя опять вернулся на то же место.

А царь-то с царицею как раз в это время были в отлете; заглянул медведь в дупло и видит — лежат там пять или шесть птенцов в гнезде. «Так это-то есть царский дворец? — воскликнул медведь. — Ну и жалкий же этот дворец! Да и вы, какие вы царские дети? Вы — просто подкидыши!»

Как услыхали это юные птенцы-корольки, так и озлились, и закричали: «Нет, мы не подкидыши! Наши родители честные люди! Медведь! Так и знай — придется тебе за эти слова отвечать!»

Медведь и волк этой угрозы испугались, они поворотили оглобли и убрались в свои берлоги.

А юные птенцы-корольки продолжали кричать и шуметь, и когда их родители опять вернулись с кормом, они им сказали: «Мы не прикоснемся ни к одной мушиной ножке, хотя бы нам пришлось и помирать с голода, пока вы не подтвердите нам, что мы дети честных родителей, а не подкидыши! А то приходил сюда медведь и осмелился нас так выбранить!»

Тогда сказал старый королек: «Успокойтесь, это будет доказано!» Затем он полетел со своею супругою к пещере медведя, опустился перед входом в нее и крикнул туда: «Старый ворчун-медведь, зачем ты выбранил моих детей? Это тебе даром не пройдет — мы это дело кровавой войной решим!»

Таким образом, объявлена была медведю война, и на нее были призваны все четвероногие: бык, осел, весь рогатый скот, олень, лось и все какие ни есть звери на земле. А королек созвал всех летающих в воздухе: не только птиц, больших и малых, но также и мух, и комаров, и пчел, и шершней.

Когда пришло время войне начинаться, королек выслал разведчиков, чтобы узнать, кто назначен главным командиром в неприятельском войске.

Комар был на этой стороне хитрее всех, летал по лесу, где неприятель собирал свои силы, и наконец, уселся под листком на дереве, под которым неприятельским войском был принят пароль.

Вот и поднялся со своего места медведь, подозвал к себе лиса и сказал: «Лис, ты лукавее всех зверей! Тебе и быть генералом и командовать нами». — «Хорошо, — сказал лис, — но какой же условный знак нам принять?»

Никто не знал.

Тогда лис проговорил: «Хвост у меня прекрасный, длинный и пушистый, и очень напоминает собою пучок красных перьев; если я хвост буду держать прямо и вверх, это будет значить, что все идет ладно, и вам всем тогда наступать следует; а если я опущу хвост, то бегите что есть мочи».

Все это выслушал комар, полетел обратно и обо всем в подробности доложил корольку.

Когда наступил тот день, в который предстояло дать решительную битву, сбежалось все четвероногое воинство с таким шумом, что земля от него дрожала.

И королек также прилетел по воздуху со своим войском, которое кричало, носилось и жужжало в воздухе так, что становилось страшно; и стали оба войска сходиться на битву…

А королек и выслал шершня, приказав ему ужалить лисицу в самый хвост.

После первого укола жалом лисица только вздрогнула да ногой дрыгнула, однако же вынесла боль и все еще продолжала держать хвост прямо и высоко; при втором уколе жала она хвост на мгновенье опустила; при третьем уколе — не выдержала, взвизгнула и подвернула хвост между ног.

Чуть только это звери увидели, им пришло в голову, что все уже потеряно, и все они пустились бежать, каждый к своему логовищу.

Так птицы и выиграли сражение.

Тогда полетели королек и его супруга к своим деткам и закричали им: «Детки, радуйтесь, и кушайте, и пейте на здоровье — победа за нами!» Молодые птенчики, однако же, отвечали: «И теперь еще есть не станем; пусть-ка прежде медведь придет к нашему гнезду да извинится и признает, что мы дети честных родителей».

Полетел королек к логовищу медведя и крикнул: «Старый ворчун, ступай-ка к гнезду моих птенцов, проси у них прощенья да признай их детьми честных родителей, не то у тебя все ребра пересчитаю».

И вот поплелся медведь в великом страхе к гнезду и просил извинения.

Только тут уж юные птенцы королька были вполне удовлетворены, сели в кружок, стали есть и пить, и веселились до поздней ночи.

 

Сладкая каша

 

Жила-была бедная богобоязненная девочка; жила она со своею матерью одна, и есть у них стало нечего. Тогда вышла она в лес и повстречалась там со старухою, которая уже заранее знала, в чем ее горе. И подарила та старуха ей горшочек, да такой, что ему стоило только сказать: «Горшочек, вари!» — и он начинал варить чудесную, сладкую кашу. А скажешь ему: «Горшочек, полно!» — и он тотчас же переставал варить. Принесла девочка свой горшочек к матери домой, и таким образом они от голода и бедности были избавлены и могли кушать сладкую кашу, сколько душе угодно.

Случилось однажды, что девочки не было дома, а ее мать возьми и скажи: «Горшочек, вари!» И стал он варить, и наелась она досыта; затем захотела мать, чтобы он не варил больше, да слово-то и позабыла…

А горшочек-то варит да варит: каша уж и через край вылезает, а он все варит; уж и кухня, и весь домик кашей наполнились, а затем и соседний дом, и вся улица кашей залиты, словно бы горшочек задумал наварить каши на весь белый свет. И беда для всех настала, и никто не мог той беде помочь. Наконец, когда уже изо всей деревни один только домик остался кашей не залит, вернулась девочка домой и только сказала: «Горшочек, полно!» — и перестал горшочек варить…

А наварил он столько, что, если кому надо было в город из деревни ехать, тот должен был себе в каше проедать дорогу!

 

Умные люди