Могущество королевского дома. Епископ Бруно

В 947 г. умер Бертольд, герцог Баварский, и Оттон передал герцогство своему брату Генриху, поскольку Генрих искренно признал умственное превосходство Оттона. Год спустя умер Герман Швабский, на единственной дочери которого был женат сын Оттона Людольф. К нему перешло герцогство Швабское, и таким образом было достигнуто положение, о котором и мечтать было невозможно: во главе двух герцогств стояли члены одной и той же царствующей фамилии, а два важных, Саксония и Франкония, состояли в управлении самого короля. Все правители были в самом расцвете лет: Генриху было немногим более тридцати лет, Оттону не было сорока, в лучшей поре находился и еще один член той же благословенной семьи, своеобразно дополнивший своей деятельностью могущество Оттона. Бруно, второй сын от брака Генриха и Матильды, в раннем возрасте поступил в монахи и предался своему призванию с поразительным при его молодости усердием: страстно любя книги, он, по замечанию одного биографа, «носился со своей библиотекой, как Израиль с ковчегом». Еще мальчиком он обладал чрезвычайными по тому времени сведениями, а когда достиг юношеского возраста, брат-король сделал его своим канцлером и поручил ему всю государственную канцелярию. С неутомимым рвением Бруно посвятил себя занятиям государственными делами, продолжая ревностно заниматься науками. Он привлекал на службу греков, изучая их язык, и в то же время находился в постоянных отношениях с ирландскими и британскими монахами, изгнанными датчанами с родных пепелищ. Бруно отчасти разделял их аскетические воззрения, однако этот аскетизм не сдерживал его страсти к научному исследованию и прогрессу. Он и короля привлекал к своим занятиям, в которых тот находил некоторое утешение после смерти супруги, сильно опечалившей его. В середине X в. в среде немецкого монашества и духовенства, в старых и новых школах монастырей: Санкт-Галленского, Рейхенау, Фульды, Вюрцбургского, Корвейского, Гандерсхаймского, Кведлинбургского, — видно большое умственное оживление, обещавшее принести в будущем богатые плоды. Это государство, прочно слившееся после всех треволнений, обладало тем неоценимым преимуществом, что его население при всех своих частных и местных различиях все же говорило на одном языке, обладая таким объединяющим средством, какого не было ни в Испании, ни в Галлии, ни в Италии. То, что Видукинд Корвейский говорит о Генрихе I, называя его «величайшим из европейских королей, создавших обширное и сильное государство своими собственными трудами», с полным правом может быть применено к сыну Генриха Оттону I.

Положение в Италии

Такое блестящее положение невольно заставляло всех подумать об императорском титуле, все еще имевшем большое значение в глазах света. Поэтому неудивительно, что и Оттон, и его подданные именно в эти дни блеска и великолепия обратили взоры к Италии и Риму, откуда ранее все императоры получали титул. Речь в данном случае шла не просто о титуле. Названия «Римская империя» и «римский император» в историческом мире того времени олицетворяли целую культуру, соединенную в одно целое при посредстве христианской церкви. С другой стороны, Рим, где прежнее обаяние столицы мира и центра высшей мирской власти слилось с новым значением резиденции высшего представителя духовной власти, почитаемой всеми за общее достояние всех европейских народов, как некогда Дельфы были общим достоянием всех эллинов — Рим, как и Италия, находился в условиях, которые достаточно сложно объяснить современному читателю. Узнав их, невольно придется согласиться с высказанным позднее замечанием: «Трудно себе представить все, что в состоянии вынести народ». Для Италии, где было перемешано множество народов, империя означала сильную власть и порядок. Но уже со смертью Арнульфа в 899 г. империя существовала только по названию и покрывала мимолетным блеском или тенью права захваты хищников, которые были сильнее или порочнее других. В 901 г. Людовик Бургундский венчался в Риме императорской короной, потом герцог Беренгар Фриульский^[16] одолел бургундского короля, захватил его врасплох и ослепил, что не помешало ему в 915 г. добиться императорской короны. В 924 г. он был заколот. После этого еще один король Бургундии, Гуго, пытался добиться итальянской короны, которую у него отбивал один из местных вельмож, маркграф Иерейский, Беренгар II. На итальянскую королевскую корону в это время стали смотреть как на переход к императорскому сану: однако после несчастного Людовика III, который умер четыре года спустя после смерти своего врага, никому не удавалось ее добиться. Никто из этих королей или временных тиранов не был могуществен настолько, чтобы защитить Италию от хищных набегов, беспрестанно обрушивавшихся на нее. Так, Средняя Италия почти 30 лет находилась под владычеством арабов, которые устроили себе укрепленный пункт на Гарильяно, грабили и притесняли население и кораблями отправляли свою добычу в Сицилию или в Африку.

Арабские монеты с Сицилии

Только в 916 г. благодаря энергии папы Иоанна X они были несколько обузданы. Еще более продолжительны и тягостны были набеги того же врага на Верхнюю Италию из Фраксинета, через альпийские дороги, на которых арабы построили много замков-застав. С 899 г. к этому бедствию прибавились ежегодные набеги венгров с востока. В 926 г. они достигли даже Рима; в 942-м потерпели там жестокое поражение, но не переставали тревожить набегами ломбардскую равнину. В результате все население, насколько это было возможно, собралось в городах, поспешивших дополнить и усилить свои укрепления, так что при набегах неприятеля отсиживались в осаде, терпеливо ее выдерживая или же отделываясь уплатой откупа. Это скопление населения в городах, вызванное страшным бедствием, имело благоприятные последствия: с одной стороны, оно способствовало быстрому расцвету некоторых ремесел и искусств, а также развитию столь важного для Италии городского элемента; с другой стороны — общая опасность и бедствия, вынуждавшие к совместному житью в сильных городах, способствовали сближению различных элементов населения, романских и германских, и ускорили их слияние, вырабатывая общий язык и сглаживая различия в обычаях. Но нельзя упустить из виду и того в высшей степени дурного влияния, которое оказывала ненадежность всех условий жизни на нравственное состояние общества. Все торопились жить, и мелкое честолюбие спешило достигнуть своих целей, не разбирая средств: на чьей стороне была сила, тот и пользовался ею как тиран. И если даже в германских странах в это время полностью отсутствовало понятие о чести и верности долгу, то в Италии вероломство, двоедушие и двуличие вошли в закон общественной жизни того времени. Понятно, что подобное настроение умов, подобное воззрение на жизнь должно было отозваться и на общественных, и на семейных нравах, в которых отсутствовала стыдливость — в первой половине X в., более чем когда-либо, разврат в Италии достиг крайних пределов, а безнравственные женщины пользовались большим спросом.

Папство

От церкви в это время нельзя было ждать спасения, хотя в ее среде не было недостатка в строгих и серьезных людях, с ужасом смотревших на «сатанинское господство», так очевидно охватившее общество Италии. Епископы, достигнувшие при этом общем разладе большого могущества, нравами не отличались от мирской знати. Не блистали нравственностью и монастыри, оказывавшие слабый отпор общей испорченности, — отравленным оказался источник, из которого черпались и указания, и назидания в вопросах веры и совести. Папский престол превратился в орудие испорченности различных знатных фамилий и партий, и в течение полувека (904–955) две знатные женщины — Феодора и ее дочь Мароция, пользуясь и тайными убийствами, и предательствами, возводили на папский престол своих любовников, сыновей, фаворитов. Один из сыновей Мароции в 932 г. был провозглашен папой под именем Иоанна XI, после того, как папа Иоанн X был злодейски убит в темнице. И в то же время юг Италии находился во власти византийских императоров, которые, если бы только в их руках оставалась хоть тень прежнего могущества, в данное время легко могли бы подчинить своему господству всю Италию.

Королевство Беренгара

Из Константинополя нечего было ждать помощи. Был только один человек, достаточно сильный для того, чтобы внести в эту страну новые порядки и общественный строй: таким человеком был король Восточно-Франкского государства Оттон I, поневоле вынужденный обратить внимание сначала на Западно-Франкское государство, а потом на Италию. В Италии королю Гуго не удалось утвердить свою тиранию; он был замещен своим юным сыном Лотарем, признанным королем лишь условно, в силу договора с могущественнейшим из противников Бургундии маркграфом Беренгаром. Но Лотарь умер молодым в 950 г., и Беренгар решил захватить итальянскую корону и упрочить ее для своего рода. Он стал хлопотать о заключении брачного союза между своим сыном Адальбертом и молодой вдовой Лотаря Адельхейдой, бургундской принцессой по рождению, которую ему удалось захватить в 951 г. Одному из своих графов он поручил держать ее в строгом заточении на озере Гарда и не стыдился даже пускать в дело жестокие истязания, чтобы вынудить ее выполнить его волю.

Оттон и Адельхейда. 951 г.

Это обстоятельство послужило для Оттона I предлогом для вступления в Италию. Такое его решение привело к важным последствиям. Он собрал большие воинские силы: его брат Бруно, брат Генрих, герцог Баварский, и зять Конрад Лотарингский приняли участие в походе, в который его сын Людольф выступил самовольно, хотя и безуспешно. Разумеется, Беренгар и подумать не мог тягаться в силах с Оттоном. Он не сумел даже уберечь свою пленницу, нашедшую возможность ускользнуть из своего заточения. У нее в Италии были свои приверженцы, и она обладала такими личными достоинствами, что вдовый Оттон предложил ей руку. Их свадьба состоялась в том же году в Павии и была торжественно отпразднована, а молодая, прекрасная и умная Адельхейда сумела вскоре подчинить своему влиянию короля-супруга. Однако ему не удалось на этот раз восстановить империю Карла Великого и короноваться в Риме императорской короной. Папа, действовавший под влиянием своего брата сенатора Альбериха, не был расположен выполнить замысел Оттона, а тот и не думал захватывать императорский венец силой. Вскоре выяснилось, какие затруднения вызвало у него новое положение, в котором он оказался вследствие политического брака и перехода королевства Италийского под его власть.