Парадоксально: человек с выраженным личностным началом в себе проявление различных слоев стадности распознаёт, стадный же — не замечает, тем демонстрируя полное отсутствие критического мышления.

Как сказал Михаил Булгаков, вперёд, читатель! Только не забывайте об искомом ощущении знание о котором мне удалось вырвать у глав-раввината великой ценой. Не забывайте: я потерял всё имущество, они отобрали у меня не только квартиру и прочее, но ещё я должен был годы расплачиваться унижением.

Книга эта построена так странно намеренно, дабы был преподан первый урок — по ощущению. Книга отнюдь не для того, чтобы ты, брат, возвращался к непонятому абзацу. А остальные мне безразличны.

Итак, подобно тому как в Библии понятие забытой святости мудро передается через отрицание хорошо известного — «не кради», «не прелюбодействуй» и т. п. — то и неугодника (биофила) мудро описать через его противоположность — некрофила.

 

Глава восьмая

Из первого тома «Катарсиса» —

«Подноготной любви»

 

НЕКРОФИЛИЯ

Дорогой друг! Читая нижеследующие натуралистические, а потому отвратительные Описания, не забывайте, что основная цель нашей книги — рассмотрение прекраснейшего из феноменов — половинки. Но окружающий нас мир сер и даже почти черен, хотя и пытается обмануть, предстать белым. Выдать себя за нечто иное — прекрасное. Потому и полезны разоблачения. Для этого в некоторых рассуждениях и необходим натурализм описаний — для полноты осмысления происходящего. Перетерпите его, пожалуйста!

* * *

Итак, что это была за женщина, которая «удружила» В. камень в грудь? К какому типу она относилась? К тому же самому, что и главарь бандитов, автор проникающих в череп цилиндров. К тому же самому, что и Джамшед, которому без особого труда удалось увлечь Ала в горный кишлак. Про Джамшеда мы уже знаем, что он убивал в прямом смысле. Его способность подавлять критическое мышление (подавляющий индивид) также можно рассматривать как частичное умерщвление человека, а именно, его воли (т. е. его личности). Это есть именно умерщвление, в чем можно убедиться, рассматривая обессиливающие деформации тела памяти: камни в груди, черные цилиндры и т. п. Иными словами, этого типа люди одержимы страстью превратить любого оказавшегося под их властью человека в неличность, марионетку, труп. Такими они им больше нравятся. •

 

Э. Фромм определяет некрофилию (некрос — мертвый, филео — любить, т. е. влечение к мертвечине или страсть к смерти, уничтожению, разложению) как «страстное влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Это страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто механическому. Это стремление расчленять живые структуры» (Fromm E. The anatomy of human destructiveness).

Таким образом, у современных психологов этот термин описывает круг феноменов более широкий, чем осязаемая «любовь» к буквальным трупам.

В наиболее эффектных формах эта «любовь» наблюдается среди некоторых работников моргов. Оставаясь во время ночных дежурств в мертвецкой наедине с трупами, они выбирают приглянувшиеся им мертвые тела, часто молодых девушек, и с ними совокупляются. При этом иногда соблюдаются канонические приемы: перед коитусом ласкают у трупа соски, гениталии, шею и т. д. Новшества же вполне определенные: перед главным могут со всей силой впиться зубами между ягодицами, ввести трубку в мочевой пузырь трупа и вылить остатки уже загнивающей мочи (не морщитесь, среди ваших знакомых есть склонные к такого рода удовольствиям, просто с вами, как еще не с трупом, они не считают необходимым быть откровенными), а выпив мочи, возбуждаются настолько, что нечеловеческим усилием проникают, наконец, в до судорог холодное, в условиях морга, тело. Наконец, еще большее удовольствие они получают, когда, перевернув неподатливый труп девушки, совершают над ней акт содомии.

И вот здесь, похоже, и заключается основная странность: почему такая неестественность, почему именно акт содомии (совокупление в анальное отверстие), а не общепринятые формы соития?

Далеко не всякому яркому некрофилу выпадает такая редкостная удача — пристроиться работать в мор ге. Многим приходится каким-либо образом приспосабливаться к своим влечениям иначе. Некоторые по ночам приходят на кладбище и, отыскав свежую могилу, вырывают труп; насладившись же им, затем его еще и расчленяют. Другие трусливы настолько, что боятся пойти ночью на кладбище — ночью так страшно! — и потому свое влечение к мертвечине сублимируют, то есть желаемые буквальные поступки заменяют символическими. Что это значит? Это значит, что совокупляться могут и с живым, но непременно в гробу. Или требуют просто рабского повиновения. Роль мертвого тела может выполнять даже, скажем, государство, родина, которую, чтобы получить интимное удовлетворение, необходимо умертвить, разрушить или уничтожить хотя бы тем, что больше ее не видеть.

Родину в качестве замещающего объекта для расчленения выбрал яркий некрофил, оставивший заметный след в истории, — Адольф Гитлер. Существует множество исторических трудов, в которых описывается поведение Гитлера в период, когда союзные войска вступили на территорию Германии, и из этих трудов — даже не психологов — отчетливо видно, что приказы и распоряжения Гитлера не имели никакого практического смысла для обороны Германии, а было одно лишь изготовление из своего фатерлянда разлагающегося трупа. Это и уничтожение городов, и уничтожение водопроводов, и сжигание магистратурных списков тех немцев, которые нуждались в помощи по старости. Впрочем, Гитлер свои, скрываемые за высокопарными словами, внутренние побуждения однажды скрыть не смог. Раз он проговорился: «Если Германия не может себя защитить, то немцы не имеют права на существование». Достаточно подробно об этом пишет Фромм в книге «А. Гитлер: клинический случай некрофилии».

Истинный некрофил характеризуется не столько количеством уничтоженного (к тому необходимы соответ ствующие объективные возможности, но они могут и не случиться), сколько, прежде всего, силой некрополя, характером энергетического воздействия на окружающих. И здесь для исследования последствий пребывания в некрополе более удобны женщины — они более чувствительны и у них слабее контролирующая рациональная воля.

Известно, что Адольф Гитлер был импотентом, но, несмотря на это, у него было огромное количество женщин.

Судя по внешнему рисунку поведения фюрера, Фромм пришел к выводу, что Адольфа Гитлера привлекали два типа женщин. Вернее, он строил с женщинами два типа взаимоотношений. Одних он не уважал и нисколько с ними не считался. К этому типу, полагает Фромм, относилась, например, его любовница, Ева Браун, с которой он вступил в брак за несколько часов до своего самоубийства. Эта, прежде достаточно здоровая женщина, покончила с жизнью вместе и одновременно с новобрачным. Не надо заблуждаться, что за этим самоубийством скрыты некие возвышенные стремления типа «любовь до гроба» или «во всем быть рядом с тем, кому трудно». На самом деле зафиксированы, по крайней мере, две ее попытки покончить с собой еще в те времена, когда Гитлер физически уничтожал не себя, а окружающих. В первый раз она стреляла в сердце, причем от выстрела даже потолок был забрызган кровью, но пуля в сердце не попала, и Ева Браун выжила.

Был и другой тип женщин. Они преимущественно принадлежали к высшему свету или были профессиональными актрисами. Перед ними Гитлер заметно робел и, не стесняясь присутствующих, унижался как мог. Рената Мюллер (вскоре покончившая жизнь самоубийством) после интимной близости с фюрером рассказывала, что, оставшись с ней наедине, Адольф встал перед ней на четвереньки и стал требовать, чтобы она его била и пинала. От каждого удара он приходил в волнение все больше и

больше, и все убедительнее и убедительнее кричал, что он ничтожество, что он ни на что не годится.

Итак, к какому бы типу ни относились попавшие в зону энергетического влияния Адольфа Гитлера женщины (ползал ли он перед ними на четвереньках сам или заставлял ползать их), они неизменно впоследствии кончали жизнь самоубийством или, как Ева Браун, во всяком случае, пытались это сделать.

(Интересно, что многие приближенные Гитлера /в т. ч. охранники/ были гомосексуалистами и, в отличие от остальных, обращались к фюреру попросту — на «ты». Некоторые из ближайшего окружения любимца Германии были бисексуалами, т. е. им, в сущности, все равно: мужчину или женщину. И это понятно: как пишет Адлер, для авторитарного индивида существуют только два п(}ла — те, которые ему подчиняются, и те, которым подчиняется он.)

Энергетическое воздействие ярких некрофилов вообще и Гитлера в частности проявляется двояко. Во-первых, от непосредственной близости с некрофилом появляется влечение к смерти, подавляется воля к самостоятельным поступкам и затухает критическое мышление. Это страшно, но от этого можно избавиться: можно просто отойти подальше или уехать. От второй компоненты воздействия так просто не избавиться. Близость с некрофилом оставляет в теле памяти психоэнергетическую травму, которая служит кодом, приказом к последующему самоубийству. Что и исполняли те женщины, которые допускали близость с фюрером. (Нечто похожее произошло с женой главаря азиатского наркобизнеса, когда у нее появились черные цилиндры. Удар бензопроводом — это не просто физическая боль, это фиксация в своем теле памяти особого в тот момент состояния психики главаря, это — психоэнергетическая травма. Гитлер мог обойтись и без бензопровода.)

Итак, некрофил — это индивид, который проявляет себя в поступках или, хотя бы, в стремлени ях, и, что самое опасное, проявляет себя в энергетике. (Стремление к уничтожению окружающих или стремление к уничтожению самого себя — по сути одно и то же, отличие лишь в объекте приложения влечения.) Последнее самое опасное, потому что проявить себя как убийца некрофил может и побояться, и вынужден будет сдержаться, а вот состояние своей души им не контролируется, что через энергетическое воздействие и провоцирует неврозы у большинства окружающих. Это так хотя бы уже потому, что понятие «невроз» или любой другой термин, обозначающий искажение психоэнергетического поля, известно и осмыслено (а это уже некоторая защита) лишь незначительной частью населения.

Некрофила распознать можно по-разному, в том числе и по его специфической мимике. Вы, наверное, не раз встречали людей, которые все время как бы принюхиваются (вариант — брезгливое выражение). Это, как пишет Фромм, они и есть. Те самые некрофилы. К чему только они принюхиваются?

Некрофил, служитель морга, как вы помните, вводил в мочевой пузырь трупа молодой девушки трубочку и высасывал гниющую уже мочу, от чего так возбуждался, что, наслаждаясь, совершал акт содомии (случай фактический, приведен Фроммом, который использовал материалы уголовного дела). Этот случай не только типичен, но и характерен. Дело в том, что у некрофилов особое отношение к пищеварительному процессу вообще, а к процессам выделения — в особенности.

Процесс пищеварения для них — это процесс расчленения и уничтожения еще недавно живых растений и плоти трупов животных. Отсюда — результаты пищеварения для них есть верх совершенства, а отверстия, это совершенство выделяющее — нечто сакральное. Некрофилы бывают разных типов и, среди прочего, различаются по наличию или отсутствию сексуальной энергии. Если сексуальная энергия есть, то он/она будут возбуждаться от одного вида испражнений или от облизыва ния партнеру всех отверстий выделения. (Любителей этого больше, чем может показаться. Такой секс, конечно, своеобразен, но бежать от всего этого надо сломя голову, пока эти любители не начинили вас еще большим числом психоэнергетических травм!) Другой вариант — когда у некрофила сексуальная энергия резко снижена. Тогда вопросам пищеварения (заниматься-то человеку, у которого главная эрогенная зона — анус, больше нечем!) и вовсе придается религиозный статус.

Да, в Писании, действительно, сказано, что тело всякого человека — потенциальный храм Святого Духа, и осквернять его дурными видами пищи — грех. Подобное осквернение (продуктами гниения, ядами, канцерогенами и т. п.) есть ступени самоубийства, поэтому Богу, Который есть Жизнедатель, оно столь же неприемлемо, как и всякому биофилу (биос — жизнь, филео — любить). Можно выразиться и иначе: раз осквернение как вид самоубийства Богу неприемлемо, то оно неприемлемо всякому истинно любящему жизнь. Он будет есть не то, к чему приучили себя окружающие, а то, что полезно. Для некрофилов же внутренняя сущность ритуала питания, естественно, иная, чем у человека Божия. Вегетарианцем был пророк Даниил (Дан. 1), но вегетарианцем был и Гитлер. Форма — одна, сущность — противоположная, что распознается по множеству прочих деталей способа существования этих двух типов людей. (Скажем, рядом с биофилом его жена расцветет, а рядом с некрофилом если и не покончит жизнь самоубийством, то, во всяком случае, зачахнет.) Об этом полезно поразмышлять, сравнивая, скажем, того же Гитлера и пророка Даниила.

К чему же принюхиваются некрофилы? Да-да, вот именно к этому: к самому совершенному из выделений. Принюхиваются они и брезгливо морщатся не только вблизи переполненных общественных уборных, что, казалось бы, естественно, но и в местах поистине неожиданных, скажем, в продовольственном магазине, музее •

 

или церкви. И это понятно: если запаха, как признака присутствия этого, нет, то любимой массой можно галлюцинировать — и тоже принюхиваться. Несколько смазанное выражение принюхивания (некоторые бы это назвали высокомерной брезгливостью) заметно на фотографиях любимца Германии — Гитлера. Возможно, местом съемок парадного портрета главы государства, действительно, был выбран общественный туалет, но, скорее нет: не во всякую уборную может поместиться вся необходимая осветительная аппаратура. А то, что на лице кумира Германии выражение смазано — так ведь это все-таки парадный портрет, можно и попозировать.

Все время находиться в любимом месте — там, где выделяются испражнения, — некрофилу может помешать необходимость зарабатывать деньги или запрещающие внушения, полученные в детстве. Поэтому атмосферу любимого места приходится имитировать путем внутреннего перевоплощения (перенесением астрального тела?), что и отражается в специфическом выражении лица, с годами фиксирующемся недвусмысленной сеткой морщин («привычное выражение»). Часто некрофилы настолько совершенствуются в управлении выражением своего лица, что гримаса принюхивания проявляется на их лице только когда они остаются наедине с собой. Но и в этом случае привыкшего к двойной жизни выдают специфические морщины искателя любимейшего из запахов.

Некрофилов также можно распознать по состоянию их комнаты, а женщин — кухни. Вы, наверное, обратили внимание, что у женщин, которые вкусно готовить не умеют, на кухне редко убрано, беспорядок страшный, грязь по стенам накапливается годами, раковина вечно переполнена немытой посудой, или же — наоборот, везде стерильная чистота. Противоположность кажущаяся. Грязь —это попытка создать желанную среду помойки, а стерильная чистота — это результат борьбы с привычной галлюцинацией на нечистоты. На кухне же у здоро вой женщины достаточно убрано для того, чтобы и готовить, и жить. Она не проедает плешь ни мужу, ни детям за естественные последствия их пребывания на земле и, в частности, на кухне. Она, биофилка, живет, готовит и убирает для того, чтобы жить, Да и готовить она тоже умеет.

Почему знать о некрофилах важно? Стоит ли вспоминать в этой жизни о чем-либо еще, кроме прекрасного?

Представьте себе некий собирательный образ симпатичного молодого человека, которому выпал жребий родиться от матери — яркой некрофилки, а отца существенно менее подавляющего. Это тип толстовского Пьера, самого Толстого и, если угодно, во многом нашего П. Естественно, он (наш гипотетический молодой человек) отличается от ребенка, родившегося от внутренне благородных родителей, и отличается во многих отношениях. Во-первых, в среднем, по предметам, где требуется сообразительность, он учится хуже, чем мог бы (подавлено логическое мышление), да и здоровье его существенно слабее, чем могло бы быть, слабее из-за многочисленных психоэнергетических травм, которыми мать его начиняла от зачатия. Потом он, беспомощный, лежал перед ней на столе, пока она его пеленала и внушала: «Не шевелись!» Забитое еще с младенчества тело памяти болеть будет всю жизнь, и в определенных ситуациях отнимать сил особенно много. Ребенок вырастает вялым и малоподвижным, может быть, позднее он сверхком-пенсирует это усиленными занятиями спортом (Лев Николаевич одной рукой подымал пятипудовую гирю), а может всю жизнь будет «не шевелись». Детство, школа, взбучки от матери-некрофилки за плохие отметки, которые он получал по ее же вине, из-за ее состояния души и духа. Затем отрочество и юность с неудачами, которых могло и не быть. Наступает пора •

 

жениться. Научные изыскания выявили, что сын и в интимной жизни остается верен своей матери, вернее, именно в интимной жизни сын особенно верен своей матери — в жены себе выбирает непременно такую же некрофилку, как и мать. На уровне же логическом он может, повторяя чужие фразы, твердо полагать, что стремится к счастью. Он женится, полный радужных надежд не повторять в своей семейной жизни ничего из того, что он видел в детстве. Но к удивлению своему, он вскоре обнаруживает, что женщина, которой он восхищался, пока она была невестой и которая поначалу совсем не была похожа на его мать (в наиболее отвратительных своих привычках), вдруг превратилась в такую же зануду. Да, не осознавший.себя биофиль-ный сын некрофилки (навсегда биологическое сынов-ство, но не духовное) в смысле семейном жить будет непременно плохо, потому что с женой (некрофиль-ной) он ни о чем не сможет договориться. (Это одна из особенностей некрофилов: с ними ни о чем договориться невозможно, потому что для некрофила существует только собственное «я», а все остальные, даже муж, или жена, или дети, существуют исключительно для того, чтобы выполнять его, некрофила, желания.) Он непременно подчинится жене, пусть даже в неявной форме, потому что мужчина-некрофил хоть как-то может противостоять своим чувствам, опираясь на свое логическое мышление. Некрофилы еще имеют и неприятное свойство размножаться — производить себе подобных. Вот и у нашего гипотетического биофила с некрофильной матерью и женой родится ребенок, которого на глазах отца будут уродовать воплями и ненужными клизмами (проникновение в сакральные отверстия выделения). Нашему молодому человеку будет жалко младенца, он будет пытаться договориться с женой — безуспешно, и вынужденно подчинится. А как иначе? Единственная форма сотрудни чества биофила с некрофилом — подчиниться последнему, потому что с биофилом-то договориться можно, чем некрофилы и пользуются. Рождаются еще дети. Они подрастают, их здоровье и ум деградируют. Сам же биофил работает все больше и больше, чтобы в семье было все, а у жены-некрофилки, как следствие, появляется все больше и больше времени. Она ему начинает изменять. Но изменяет она ему совсем не потому, что он плох или хуже других как мужчина, или потому, что глуп — нет, она ему изменяет просто потому, что она — некрофилка, то есть стремится уничтожить все: благополучие, спокойствие, достоинство — не только его, ненавистного, но и свое, по возможности, тоже. (Если ту же мысль попытаться выразить богословским языком, то следует вспомнить седьмую заповедь Десятисловия: «Не прелюбодействуй». Для биофила верность — естественное блаженное состояние. Для некрофила же прелюбодействовать — кайф!)

Бытует мнение, что, составляя любовный треугольник, ведущая сторона пытается компенсировать в дополнительной связи то, что недополучила в браке. И действительно, при анализе любого отдельно взятого треугольника при определенных умственных усилиях можно выявить некий у супруга недостаток, требующий компенсации: слаб интеллект, незначительно социальное положение, недостаточен рост, избыточен вес, легковесен и т. п. Однако, анализ множества любовных треугольников в жизни одного человека показывает, что компенсируют, похоже, все подряд, или, что то же самое, — ничего. Отсюда измены — явно самоценны и самоцельны, просто потому, что измены, это просто следствие стремления ко греху. Грех же есть смерть, и мы вновь возвращаемся к понятию «некрофилия».

Итак, некрофильная жена нашего молодого человека, не сформировавшись как личность, живет, просто выполняя ранее полученные внушения. Возможен ва риант, что ей некогда было внушено таким же, как она, некрофилом, что брак один — и на всю жизнь. Если такое внушение есть — то она безупречно верна или, во всяком случае, изменяя, ни за что не допустит развода. Но ее тело памяти может такого внушения в себе и не носить. Если так, то повод развестись находится. Наш же молодой человек через некоторое время вступает в очередной брак с очередной женщиной, совсем внешне на первую не похожей. Скажем, притомился от истерик — выбрал непоколебимо сдержанную. Но поразительно — история в точности повторяется вновь, с той лишь разницей, что вместо заросших грязью стен на кухне там устанавливается ошарашивающая гостей стерильная чистота. Выбрав женщину с другим темпераментом, он, тем не менее, остался верен своей матери в главном — гримаса принюхивания характерна и для новой жены. Этот цикл браков может повторяться бесчисленное число раз, пока молодой человек вдруг резко не сойдет с круга: сопьется, станет холостяком или, наоборот, стиснув зубы, будет доживать свой век с матерью своих детей, стараясь не думать, что в семье могут быть какие-то красивые, добрые отношения; возможен и другой вариант: ознакомиться с закономерностями эволюции носителей некрофилии. Если он эту концепцию воспримет, то у него появляется возможность уже не бездумно, а по молитве принять себе в дар биофилку.

Поскольку способность понимать — дар, который мало кто соглашается принять, то типичная судьба находит свое завершение в старости, отягощенной женой, болезнями (которых с биофильной женщиной не было бы) и горестным созерцанием несчастной семейной жизни своего сына, которому (удивительно!) также попалась неудачная жена.

Уже хотя бы из этого примера, узнаваемого в судьбах многих, видно, что говорить только о приторно-пре красном есть опасное заблуждение, которым упиваются любители дамских журналов, но в которое не впадали люди, им противоположные, — скажем, библейские пророки.

Зеркальная судьба реализуется и у многих женщин. Первый муж — алкоголик. Она «горько» плачет, устраивает ему сцены, погромы, всенародные судилища и хладнокровные истерики. Наконец, она, сообщив всем, что это «во имя детей, которым нужен нормальный отец», расходится с ним-и выходит замуж за другого. Через некоторое время она всем сообщает, что и этот, сукин сын, ее, несчастную, обманул: опять, мерзавец, алкоголиком оказался. У нее было десять претендентов, предложивших ей руку и сердце, из них девять непьющих, пьющий же — только один, самый тупой, уродливый, для которого все вокруг — дерьмо. Но наша героиня из десятерых выйдет именно за него, всем сообщив, что он самый интересный, и только несчастная его судьба не позволяет никому, кроме нее, в этом убедиться. Спустя некоторое время она, прокляв всех алкоголиков вместе взятых, опять «прозревает», разводится, а затем вновь из десяти новых претендентов, из которых девять убежденные трезвенники, она выберет самого интересного.

Этот цикл тоже может повториться бессчетное число раз как в судьбе самого человека, так и в судьбе его потомства (помните невестку главаря, одновременно дочь и жену наркомана?), до тех пор, пока человек не задумается и не изменит способ принятия решений. (Интересно, что слово «покаяние» в исходном своем значении — «изменить мышление».) Облегчающие к тому условия — это знания вообще, но прежде всего размышление о том, какой же жизни достоин созданный «по образу и подобию Божию» человек.

Некрофилы умеют воевать, в особенности завоевывать. Не умея созидать, они нуждаются в рабах, которые бы их обслуживали. А рабы тем эффективней трудятся, •

 

чем более они уверены, что занятие их значимо. Они ждут внушений, украшенных вселенскими символами, отсюда не удивительно, что некрофилы создали целую культуру, из которой следует, что они, некрофилы (на деле не способные более ни на что, как только внушать), крайне необходимы для выживания человечества. Отсюда и столь обширный класс начальников, которые ничего не умеют делать, кроме как доказывать, что без них все развалится. И когда в коридорах учреждений посмеиваются, что дело двигается не благодаря всякого рода начальству, а вопреки ему, то там недалеки от истины.

Психологи говорят, что актер — это не профессия, а диагноз. Действительно, после подмостков сцены, на которой актер перевоплощался, — безразлично в кого, в Ромео, Отелло или Гитлера со Сталиным, — он возвращается в ту жизнь, которую позволяет себе создать сам. Всякий нормальный человек, сталкивавшийся с частной жизнью актеров, приходит к выводу о ее ненормальности. «Садо-мазохизм, — констатируют психиатры и уточняют: — Эксгибиционизм». От себя же мы добавим, что садо-мазохизм и эксгибиционизм (навязчивое стремление демонстрировать себя и часто — свои половые органы), почти синонимы, смягченные обозначения близких симптомов уже известного нам явления — некрофилии. Извращения существуют не сами по себе, не изолированно от остальных событий жизни — они проявление больного состояния души. Сами же о себе актеры, в особенности более других признанные, говорят, что они упиваются самым наибольшим из удовольствий — властью над людьми. В их силах заставить зал чувствовать все, чего пожелают: радость, жалость, стыд, унижение, страх, гадливость... Власть над людьми — вот главное удовольствие актера, даже играющего так называемые «возвышенные образы».

3 Дурилка

 

Каким же образом им удается, выражаясь языком Станиславского, добиваться того, чтобы им верили? А все тем же самым, что и Джамшеду, когда он соврал, что «спокойное место есть» — подсознательным пси-хо-энергетическим. В мемуарной литературе подчас можно найти воспоминания о «великих» актерах, которым удавалось «создать образ» без единой реплики, а «одним лишь жестом», «мановением руки» заставить зал взорваться восторженными аплодисментами. Якобы одним лишь жестом. Самым великим актерам вообще ничего не надо делать — все и так впадают рядом с ними в состояние безудержного восторга.

Не всем актерам это удается, из чего следует, что понятие «актер» — диагноз вероятностный, т. е. яркие некрофилы среди них не все, но процентное их в этой профессии содержание выше, чем в среднем по населению. Одни оказались притянутыми к этой профессии под влиянием некрофилогенной культуры, высот «профессионализма» достичь не в силах, и, устав слушать обличения в «бездарности», могут сменить род занятий.

Итак, некрофилы некоторые профессии предпочитают, поскольку определенные виды занятий позволяют им не только обеспечивать себя материально, но и психически самовыразиться, получить должность, под видом исполнения которой они обретают желанную власть над людьми. Это, например, как мы уже сказали, — актеры. Это — военные: люди, которые профессионально облекли свое стремление к смерти в своеобразную ее форму — муштру, превращая и своих подчиненных, и себя в некий лишенный общения с Богом винтик огромного механизма. А коль скоро многие военные — некрофилы, то нечего и удивляться тому, что среди них при доступности женщин столь часты случаи половых извращений, скажем, гомосексуализма. Гомосексуализм в Библии осуждается не за оригинальность способа, а за то, что это проявление нежити, некрофилии, греха. Осуждается некрофилия, а гомосексуализм — лишь одна из ее форм. ■»

 

С военных удобно начать изучение привычной гримасы принюхивания. Удобней всего это делать, когда военный (желательно, старший офицер) погружен в собственные мысли и перестает замечать окружающих — при этом наигранные выражения исчезают, и открывается его истинное лицо. Военные ратуют за дисциплину, то есть со страстью создают иерархические системы, в которых наиболее полно проявляются их садо-мазохистские потребности: с одной стороны, перед начальством он ничто, полное г..., с другой, с подчиненным — всесильный господин, по своему произволу могущий надругаться или возвысить нижестоящего, который в этот момент есть г...

Тут, пожалуй, есть смысл вспомнить, что лучший военный Второй Мировой войны, фюрер Адольф Гитлер, во время Первой Мировой был рядовым, затем ефрейтором и характеризовался как исполнительный, дисциплинированный солдат, его награждали за отвагу в бою. Так вот, поучительно знать, что будущий кумир германского народа — не только черни, но и военных, врачей, актеров и так называемых ученых — во время Первой Мировой войны был исключен из списков на присвоение очередного звания, как отмечено в документах тех лет, из-за высокомерного отношения к товарищам и раболепства перед начальством (Фромм).

Но не только военные тяготеют к созданию иерархий. Это еще и администраторы всех родов и видов, т. е. отдающие приказания и приказания получающие. То, что начальники не могут ничего создать, — не секрет, наблюдения же за особенностями их поведения в быту, в частности в сексе, еще более расширяют наши познания о некрофилии.

Прежде, чем мы продолжим перечень профессий, наиболее предпочитаемых некрофилами, — а почему выявить эти профессии чрезвычайно важно, будет ясно из дальнейшего, — следует выяснить, сколько же их, не • 67

з*

 

крофилов, среди нас. Некрофилов можно разделить на -ярких и неярких. Яркие и проявляют себя ярко: в убийствах, расчленениях, сексуальных контактах с собственно испражнениями и с системами, с испражнениями связанными; проявляют себя в патологическом стремлении к власти, в бурном интересе к вестям о расчленении тел, в идолопоклонстве металлическим (т. е. мертвым) конструкциям вообще, а к ажурным и геометрически «правильным» — в особенности, и т. п. Людей, проявляющих признаки яркой некрофилии, по цитируемым у Фромма исследованиям, до 15 %. По некоторым другим косвенным данным — их треть. По оценке Хаббарда, ярких некрофилов (угнетателей ближних), которых он называет по американской традиции — антисоциальными личностями — 20 %. Это — «неподдающиеся», их бесполезно лечить психотерапевтически, во-первых, потому, что они попросту измениться не в состоянии, ведь желание и готовность улучшить себя — это достаточно большой плод души, а, во-вторых, работая с ними, одито-ры, как замечено, от обессиливания попросту начинают болеть, а потому помочь не в силах. %! Это очень много. Это — каждый пятый! А раз каждый пятый, то это значит, что если вы оказались в толпе, на митинге или в автобусе в час пик, то к вам непременно прижимается хотя бы один яркий некрофил. Минимум один! Если же вы из середины автобуса пробирались к выходу, то к вам их прикоснулось несколько. Но не следует заблуждаться, что богатые, которые в автобусах не ездят и демонстративно пользуются всем тем, что позволяет им казаться «независимыми», лучше ограждены от омертвляющего поля некрофилов. Вовсе нет. Как раз-то среди них, среди богатых, ярких некрофилов больше всего. И среди тех, кто добивается близости с ними — тоже. Скажем, супруга: только самая яркая некрофилка сможет победить конкуренток в борьбе за возможность растранжиривать его деньги. (Это, ра зумеется, упрощение. Деньги — аргумент, преимущественно, логического мышления. На самом деле «самая яркая» оказывается рядом с богачом еще до того, как у него впервые появились по-настоящему большие деньги. А большие деньги, очевидно, появляются лишь у определенного типа людей — у того, кто может других заставить /в прямом смысле/ на себя работать, и у того, кто в состоянии заставить партнеров поверить, что предлагаемое им распределение доходов справедливо. Это «умение заставить» женщинами легко подсознательно распознается и определенным их типом особенно ценится. Да, теми самыми, кто может заставить конкуренток потесниться.) %! Это значит, что в вашей жизни к вам прижимались сотни ярких некрофилов, каждый из которых в состоянии нанести вам (и нанес!) психоэнергетические травмы. Возлюбленная из светлой части нашего повествования из-за своей сверхчувствительности получала травмы разве что не от всех встречных и поперечных некрофилов, и на работе тоже. Ее психоэнергетические травмы связаны преимущественно с людьми внешними, чаще случайными.

А вот у нашего Психотерапевта иначе. У него, судя по сумме данных, к подавляющим индивидам относятся и мать, и мать матери, и жена дяди. Дядя П. (брат матери) в выборе себе жены должен был остаться верен своей матери и сестре — он и остался: его жена, похоже, по мощности болезненного влияния превосходила их обеих. И вот дядя, участник двух войн, защищавший Родину на фронте с первых дней войны с немецкими некрофилами, а спустя четыре с лишним года бравший Берлин, вернувшийся с войны живым и невредимым, всего в пятьдесят лет умер в постели ночью от разрыва сердца. Разумеется, сказалась и война, и трудное детство, но, очевидно, что при прочих равных условиях, окажись он неверным своей матери и сестре и женись на женщине, которая бы ему не изменяла и в силу черноты

души не наносила травм, то жил бы он и дольше, и иначе. Кстати, и наш Психотерапевт в 36 лет из-за травмы, полученной от жены дяди, оказался на грани смерти: неделю не ел и не спал, и за эти несколько дней поседел, пока не прибег к психокатарсической помощи (эту ожившую травму он получил, когда ему было 6 лет). Подобную многолетнюю, в данном случае в 30 лет, отсрочку в проявлении невроза Фрейд называл латенцией. Действительно, часто до первого особо разрушительного проявления стародавнего невроза могут пройти десятки лет. В сущности, латенция детских неврозов — явление настолько распространенное, что можно, видимо, принять ее как обязательную форму эволюции детских травм.

Итак, всякому человеку для обретения полноты здоровья необходимо освободиться от всех травм, когда б они ни были получены.

Из четырех женщин ближайшего окружения нашего Психотерапевта (бабушка, мать, сестра и жена дяди) три — яркие «екрофилки. Соответственно, брак с яркой не-крофилкой для П. был неизбежен. Что и произошло. Затем развод (по ее инициативе) — и новый брак, естественно, тоже, как впоследствии выяснилось, с некро-филкой. Менее истеричной, но более яркой, скорее даже ярчайшей. Желание понять причины неудачных браков привело его к изучению психокатарсиса. Поиски познания истины (а ее познание делает человека независимым) подавляющие женщины не прощают — развелась с будущим П. и вторая. Теперь психокатарсис открывал путь к биофильной спутнице. Но о том, как, почему и каким образом стало возможно это сближение, несколько позже.

Все приведенные выше соображения необходимы единственно для того, чтобы обратить внимание читателя на количество присутствующих в нашей жизни ярких некрофилов. Их много. 20 %!!! И вновь обратите внимание: 20 %!!! В свое время Ал, изучая по книгам проявления некрофилии вообще и в сексе в частности, на •

 

цифровое значение внимания не обратил и воспринял явление некрофилии как некий курьез, как редкое заболевание, свойственное преимущественно главам правительств и обитателям моргов и психиатрических лечебниц*. Каково же было его удивление, когда он все чаще и чаще стал замечать симптомы яркой некрофилии то у одного знакомого, то у другого. Чем более человек был «социально значим», то есть, если он был военным, актером или руководителем любого ранга, тем больше была вероятность обнаружить у него, как у подавляющего ин * Этим он продемонстрировал свойство людей, даже читая книгу специалиста, подчиняться авторитету анонимному, негласному — неизвестному (кон