Не битиём единым определяется сознание

В тот раз что-то больно скоро отзанимался я со своими клиентами послушанием, и, как в таких случаях нередко бывает, пар ещё не весь выпустил, эмоции кипят. Вот и брожу вдоль и поперёк по дресплощадке с неизменной бутылкой пива в руке. Ищу, на ком бы оторваться.

 

Нашёл. Гляжу, мои ребятки, инструктора, мучают апортировкой шотландского сеттера, ну и меня радостно приглашают к участию в сём нудном деле. А я давненько уже краем глаза косил на юного и очень уж темпераментного представителя не слишком часто попадающейся в дрессировке породы. Собственно, не столько на него самого, сколько на сеттериную хозяйку. Чудо как хороша! А сеттер - не шибко. Плосковато-дохловатый, габаритов далеко не набравший, с нервным, бегающим взглядом, вечно до дрожи перевозбуждённый и дёрганый.

 

В итоге, как оно всегда и бывает, объединёнными усилиями мы с возникшей проблемой справились и при помощи парфорса заставили упрямца поднимать с земли гантельку. Воспользовавшись подходящим поводом, завязываю беседу с красной девицей. Вблизи она ещё привлекательнее, и, как выяснилось, умна, и характер незаурядный, с явными спортивными нотками. С такими владелицами работать - сплошное удовольствие. Даже без учёта эстетического фактора. Они, коли в самом деле задаются целью дрессировки и набираются терпения, любую шавку способны на приличный уровень вывести, лишь дай им в руки верную, годную именно для данного случая, методику обучения. Да ещё раскрой глаза на действительные, а не мнимые свойства личности четвероногого, на малозаметные для неискушённого глаза, но весьма значимые для собаки формы самоутверждения, демонстрацией которых нужно пользоваться ради достижения интересов воспитания, и, обратно, кои следует решительно пресекать, если жучка пытается, в свою очередь их применяя, прозондировать прочность власти хозяина. К последней категории относятся вещи, в общем-то, достаточно известные, вроде: кто первым проходит в дверь, первым ест, кто имеет право занять любое место для отдыха и кто не должен на него претендовать, а наоборот, обязан уступить, кто, опять же, имеет право требовать ласки и прерывать общение по своему усмотрению. Ну и ещё всякие другие мелочи…

 

Как раз тут, в нашем случае, несмотря на строгость дрессировочных приёмов, в отношениях с сеттером у девицы что-то не ладится, и, надо полагать, прежде всего, на бытовом уровне. Однако она, определённо, не обо всём говорит, недоверчивая какая-то. Ладно, подождём, временем и не такое излечивается.

 

Ей-ей совершенно случайно вышло, что через неделю или две со Степаном (так в обиходе кличут сеттера) и его интересной хозяйкой заниматься пришлось мне, поскольку инструктора были завалены работой выше крыши. Тут уж прелестнице деваться некуда, разговорилась, и я узнал о Степане удивительное количество мерзкого.

 

Само собой разумеется, ему в жизни с самого детства то и дело разрешалось слишком многое. Рубежи дозволенного обозначались весьма расплывчато, подобно границам Скифии на картах Александра Македонского, где сотня верст туда-сюда ровным счётом ничего не меняет. А собаке тяжко жить в отсутствие твёрдого миропорядка. Сильная личность в таких случаях сама пытается его выстроить, следуя голосу инстинктов и полагаясь на собственное усмотрение. Слабая же - теряет всякую уверенность во всём и во всех, находится в состоянии постоянной тревоги, отчего её нервная система расшатывается и несчастное животное впадает в болезненное состояние. И нет ничего необычного в том, как чувствительная психика сеттера отреагировала на сложившиеся условия среды. На протяжении гораздо более полугода он, предоставленный сам себе, ежедневно громил жилище, обдирая обои и двери, разбирая паркет. Рвал вещи, воровал продукты, раскидывал по кухне содержимое мусорного ведра, не считая уже того, что и лил, и гадил порою даже в присутствии хозяев. К моменту нашего знакомства Степан обошёлся им в евроремонт и переезд на другую квартиру, помимо текущих материальных и моральных убытков. К тому времени дрессировкою с ним занимались что-то около трёх месяцев, но на сокращении масштабов вандализма это всё ещё никак не отразилось. И никакие - самой разнообразной регулярности и силы - физические наказания эффекта тоже не возымели. Вдобавок ко всему, выгуливать Степана по-прежнему продолжали на поводке, поскольку, отпущенный в свободный полёт, он никаких команд не слышал, от других собак отозвать его было невозможно, да ещё и окрестности наш герой подчищал наподобие пылесоса, неутомимо пожирая найденные кости и прочую пакость.

 

При ближайшей возможности я съездил к новым знакомцам на чай, чтобы убедиться в достоверности полученных сведений. Зрелище ужасное, что и говорить. Отнюдь не для моих истрёпанных нервов. Вот, например, как выглядел процесс выведения собаки на прогулку. Удавливаясь в ошейнике, с хрипом и выпученными от натуги глазами, пёс пёр галопом свою хозяйку по лестнице вниз, таранными ударами распахивая по пути двери. Вылетев в сквер, он, не опуская на землю задранной задней ноги, несколько минут перемещался всё в том же темпе от дерева к дереву. Обнаружив факт былого присутствия суки, сеттер жадно втыкался носом в землю и судорожно лизал её тут и там.

 

Первая же попавшаяся старая кость была с трудом выдрана из его пасти. Что ж, предварительный диагноз полностью подтвердился: холерик, психопат с преобладающими половой и, в несколько меньшей степени, пищевой реакциями.

Поразмыслив немного над увиденным, я предложил довольно сложный в исполнении и требующий приличных затрат времени вариант действий. Вполне осуществимый, однако, с учётом готовности владелицы сеттера жертвовать своим досугом. Да и психологии она какое-то время обучалась, потому могла соблюсти заданные условия и ограничения не просто механически, а сознательно. И вариант этот - ролевые игры. Занятия же на площадке, проводимые согласно общепринятой схеме, придётся прервать. Тем более - по выработке защитных и охранных навыков, куда инструкторы рассчитывали перенаправить дурную сеттериную энергию. (В некоторых случаях, конечно, и такой способ действует. Но, пусть Степан кусаться, в перспективе, способен неплохо, - мы опробовали это на растравке, - его поведение развитием оборонительных качеств улучшить вряд ли бы удалось. Скорее, наоборот, он мог впасть в глубоко истеричное состояние. И дело здесь не в породных особенностях психики - де, сеттерам не свойственно кусать человека - ограничений такого рода я давно не признаю, при грамотной работе все они преодолимы. Дело в индивидуальной схеме восприятия окружающего мира: занятия по защите не сняли бы со Степана и без того невыносимый груз, когда он сам и всегда вынужден принимать и воплощать решения, а удвоили бы его тяжесть, возложив на мягкую по натуре собаку с не сформировавшейся пока ещё психикой обязанности воина и сторожа. Ведь кроме как на себя, он надеяться больше ни на кого не мог, так уж его воспитали. А сам он характером слишком слаб, чувствовал это, оттого и психовал, пытаясь хоть как-нибудь по-иному определиться в жизни).

 

Первой назначена была игра "в Совесть". Объясняю владелице, что отныне и вплоть до моего распоряжения никаких абсолютно наказаний к сеттеру применять нельзя категорически. Что бы он там ни вытворял. Можно лишь непродолжительно горестно вздыхать, но и только. Все его грядущие "подвиги" надлежит воспринимать в качестве кары небесной за совершённые самой хозяйкой в течение дня проступки и, соответственно, без долгих раздумий их прощать. Более того, над этими собственными проступками полагается размышлять, тихо беседуя со Стёпкой, причём непременно приблизив лицо к нему вплотную. Для душевного разговора можно брать собаку и на диван, раз уж он к этому привык. И следует тратить на беседы всякую свободную минуту, перенеся не слишком важные дела на отдалённое потом. А на сон грядущий шёпотом на ушко по полчасика читать сеттеру сказки. Каждый вечер.

- Обязательно только сказки? - почти с тоской переспросила красавица.

- Да нет, конечно. Хоть технические тексты. Но только выразительно, прочувствованно и нежно! Что такое нежность, надеюсь, ты уже знаешь?

 

Ответом был лишь взгляд. Очень выразительный и даже, можно сказать, прочувствованный. Однако насколько мне удалось заметить, нежности в нём и на понюшку не водилось.

Смысл заданной игры отнюдь не совпадает с названием и, в сущности, очень прост. Нужно было приучить собаку к обилию тёплого общения, сформировать у неё каждодневную потребность в широкомасштабной ласке. Притом на длительный срок убрать из отношений все негативные контакты, с тем, чтобы после, когда понадобится, контрастные перепады вновь обрели действенную воспитательную силу.

 

 

Поутру звонок.

- Знаешь, - говорит девица растерянно, - все полчаса, пока я читала Стёпке сказки, он плакал. Слёзы ручьём. Я никогда не видела, чтобы собаки так плакали.

- Ну что ж, - отвечаю, - значит, читала на самом деле нежно. Способна. Это радует. Продолжай в том же духе.

 

А по тону разговора мне тогда почему-то показалось, что Стёпка накануне рыдал отнюдь не в одиночку.

Продолжение было следующим. К концу второй игровой недели сеттер впервые в жизни провёл двое суток подряд, как самая что ни на есть благовоспитанная собака, ничем не огорчив своих владельцев. Мог бы и трое, но хозяин умудрился не вывести утром, перед своим уходом на работу, пса на прогулку. Вытерпеть столько времени избыточное давление изнутри бедный Стёпа, естественно, не смог. Вот так, бывает, люди губят халатностью почти удавшиеся эксперименты. Ладно, хоть в нашем случае всё обошлось без удручающих последствий.

 

На третью неделю я внес в правила игры некоторые коррективы. А именно, ввёл мягкую форму наказания - игнорирование. К тому времени у Степана и его владелицы сложился оригинальный ритуал сдачи и приёма порядка. Стоило ей вернуться домой, Стёпка сразу ложился на своё место в угол, ожидая, пока не будет совершён обход всей остававшейся на его попечении территории. Если он ничего не натворил, то лежал довольный, улыбался и стучал хвостом в предвкушении взрыва восторгов. А если где чего набедокурил, был тихим и грустным, зная наперёд, что фейерверка страстей не будет, хотя его, конечно, пожалеют и немножко погладят. Впрочем, интимные беседы и чтение на ночь оставались обязательными при любом раскладе.

 

Теперь же, согласно новым правилам, при обнаружении следов преступлений, со Степаном стали напрочь прекращать любое общение, кроме самого неизбежного. Его на сутки привязывали в углу, на лежанке, и старательно не замечали в перерывах между кормлениями и прогулками (которые тоже лишались всякой эмоциональной окраски). Но по окончании срока заключения всё возвращалось на круги своя, с песнями, плясками и хороводами, когда сеттер их заслуживал. И тут Стёпка дважды учудил этакую штуку, что далеко не всякой собаке в голову придёт. Возвращается его ненаглядная хозяйка домой, а пёс ведёт себя ни так, ни сяк: хвостом повиливает, но неуверенно; улыбаться вроде и пытается, но как-то виновато. Оглядела она квартиру, - кажется, нет ничего криминального. Случайно бросила взгляд на приоткрытую дверь туалета, а там, на полу, - груда её вещей, прежде лежавших и висевших в шкафу. Недоумевая, она их подняла и лишь тогда, по степени влажности, догадалась, какой секрет они маскировали, валяясь рядом с унитазом.

Когда девица в первый раз с хохотом докладывала по телефону о Степановой проделке, мне по аналогии сразу вспомнился случай из дошкольного детства. Надел я тогда только что купленную рубашку и буквально сразу же в чём-то её испачкал. Опасаясь материнского гнева, быстро её застирал и повесил сушиться над печкой. Но повесил неудачно, поскольку был мал ростом, и рубашка упала с верёвки на раскалённую плиту. Хоть и быстро я её оттуда сдёрнул, однако в нескольких местах на светлой ткани обозначились небольшие, но очень заметные обожжённые пятна. Что ж теперь делать? Додумался: вырезал их ножницами, а дырки зашил. Буквально, не иносказательно - белыми нитками. Мать долго смеялась, а ругать не стала. Вот и Степан, наверное, размышлял точь-в-точь как я в ту пору. Ну и велика ли разница в уме между собакой и человеком?

 

Вскоре игра "в Совесть" достигла своего апогея, о чём можно было судить по снижению темпов наблюдавшихся прогрессивных изменений Стёпкиного поведения. В целом, пёс вёл себя лучше, определённо обозначилось его стремление угождать хозяйке, но нельзя сказать, что к тому времени его психика претерпела очень уж заметные перестроения в сторону большего спокойствия и уравновешенности. Стёпка редко выходил из взведённого состояния, навязчиво требовал внимания, приставал, не давая проходу, к своей владелице за очередной порцией игрищ и ласок, при первой возможности стремился оказаться рядом с ней. Чтобы означенная тенденция не обрела маниакальных очертаний и для воспитания у собаки выдержки, следующим этапом стала игра "в Тень". По сути своей она такова, что особенно продолжительной быть не может. Затягивание её таит в себе определённые опасности. Вместе с тем, ежедневно в ходе этой игры на собаку приходится тратить ещё больше времени, чем прежде. Причём желательно - всё без остатка. И тут надо отдать хозяйке должное: ради своего Степана она пожертвовала почти полной неделей, бросив и дела, и развлечения, что красивой девушке, понятно, далось очень нелегко.

 

На протяжении указанного срока она должна была, если обстоятельства позволяли, не расставаться с сеттером ни на минуту и не давать ему отдаляться даже на шаг. Читает книжку на диване, следовательно, сеттер должен лежать под боком. Хоть два, хоть три часа. Сидит за столом - пёс тут же, у ног. Ложится спать - привязывает собаку к себе коротко поводком, чтобы та не могла отойти за пределы указанного расстояния. Если можно взять Стёпку с собою в туалет, значит, нужно брать и в туалет. А если куда нельзя, тогда собаку надо привязать на её месте и строго приказать, чтобы она лежала и ждала. И всякий раз, как только у девицы освобождались руки, ей следовало гладить, тискать и тормошить воспитуемого, пусть даже им обоим того не хотелось. Чтобы теперь уже не пёс надоедал со своими приставаниями, а наоборот, ему насильно навязывали ласку. Чтобы обкормили этой лаской, как приторным вареньем, до тошноты! Вообще же (в чём и состоит смысл этого метода) до конца игры хозяйке желательно удерживать Степана в таком состоянии, когда отправление его на прежде нелюбимое им место воспринималось бы псом не иначе, как чаемая награда. Потому неплохо было бы, к тому же, перед каждым отдыхом от обилия нежностей заставить его выполнить пару-тройку команд общего послушания.

Уже в первый вечер, на третьем часу такого общения, Стёпка недвусмысленно показывал всем своим поведением, что он совсем не прочь дистанцироваться от горячо (но ведь не настолько же!) любимой хозяйки и чуток насладиться одиночеством. Ну а позже он начал с удовольствием и даже рвением исполнять подаваемые команды, поскольку быстро просёк - это сигнал близкой свободы! (Свобода свободе рознь. Ежели кто-то неосмотрительно забыл марксистско-ленинскую философию, напомню: она, свобода, есть осознанная необходимость. Иначе говоря, если ты осознал, что тебе необходимо сидеть на цепи, тогда ты и на цепи - свободен!).

 

Вместе с чувством глубокого удовлетворения от полученного результата решено было: во-первых, перейти к третьей игре; во-вторых, возобновить дрессировку, но только не в общем, а в индивидуальном порядке; и, в-третьих, отпускать Стёпку на прогулках без поводка, тормозя его, при удалении на непозволительное расстояние, командой "Лежать!". О действенности команды, в случае необходимости, успешно напоминали прицельно метаемые металлические гремящие предметы.

Третья ролевая игра именуется "Трудоголик". Она логически продолжает первые две, а все вместе их можно уподобить затухающему движению маятника в физике либо проиллюстрировать ими диалектический закон отрицания отрицания. И вот в каком варианте она тогда применялась.

 

Отныне сеттер абсолютно большую часть времени проводил привязанным на своём месте. И, как правило, в довольно-таки голодном состоянии. Особенно поначалу. Иногда, где-то раз в час или в два, его отпускали на несколько минут, однако исключительно лишь для того, чтобы в высоком темпе выполнить с ним те или иные приёмы послушания, угостить за это как следует и бурно, но кратко поиграть. Прогулки сделались непродолжительными, чтобы пёс не успевал в беге растратить скопившуюся энергию, а кормёжки, ради сохранения стимулирующей роли лакомства, изрядно оскудели и в объёмах, и в калориях. Надо ли объяснять, что вскоре, очень даже вскоре, Стёпка просто рвался в работу, стремясь показать себя самой прилежной на свете собакой?

 

На занятиях мы разучивали и репетировали приёмы, вырабатывающие выдержку и контактность. Это были варианты "хождения рядом", включая частые и резкие повороты со сменой темпа, повороты прыжком, быстрые смещения в сторону приставным шагом и движение назад, тоже с поворотами. Разумеется, согласно широко известному рецепту, мы включили в арсенал Стёпкиных навыков всевозможные вариации исполнения комплекса статических команд, добавив туда немного "цирковухи". И приступили к управлению движением на расстоянии, останавливая и поворачивая сеттера при высыле вперед. Планировалось освоить ещё немало всяких подобного рода примочек, но… тогда на этом пришлось остановиться. У владелицы в ту пору не хватило времени закончить третью игру в один заход. Пришлось ей со Степаном после ненадолго вернуться к повторению пройденных этапов, к "Совести" и "Тени".

Поставили пса и на след. Здесь в перспективе виделись две цели. Вне всяких сомнений, следовая работа, как показывает многолетний опыт, стимулирует общее развитие собачьего интеллекта. Пусть Стёпка и без того далеко не дурак, однако ж и ему добавочная толика ума в жизни вряд ли помешает. Помимо того, стоило опробовать следовую работу в качестве безопасного (сравнительно с защитой и охраной) канала для выплеска излишков энергии, не находящей себе какого-либо более сообразного применения у сеттера, вынужденного волей судьбы вести городской образ жизни.

 

Казалось бы, для легавой собаки с её тонким обонянием работать учебные следы малой давности и протяженности да ещё в почти идеальных условиях - это как хохлушке семечки щёлкать. Но надо принимать в учёт врождённую склонность сеттеров к поиску верхним, а не нижним, как требуется для точной работы, чутьём. И ещё безмерно пылкий Стёпкин темперамент. При первом же пуске чокнутый пёс с такой бешеной бестолковостью ринулся за исчезнувшей в зарослях хозяйкой, заматывая на два-три оборота поводок вокруг каждого встреченного куста, что не прошло и минуты, как мне захотелось немедленно прибить его чем-нибудь тяжёлым. С превеликим трудом подавив столь естественное желание смертоубийства, я через пень-колоду всё же дошёл с вертящейся вьюном собакой до девицы, замаскировавшейся под сосной, по пути утвердившись во мнении, что если дело и дальше так пойдёт, то жертв не избежать.

 

Затягивающаяся следовая шлейка вразумляющего воздействия на Стёпку не оказала, а применение парфорса в начальный период обучения связано с совершенно неоправданным риском. Резкая боль может вообще отвратить начинающего следовика от работы. Но чем ещё можно смирить порывистую сеттериную натуру? Тут, однако, долго думать не пришлось. Лежала в моём рюкзачке про запас одна интересная штуковина, взятая, правда, совсем для других целей, но и для этой как нельзя лучше подходящая. С виду шлейка как шлейка, по конструкции отнюдь не из лучших, с колечками по бокам. Но к ней прилагаются небольшие ремешки, от которых тянутся капроновые верёвочки с петельками на концах. Вместе получается устройство, годное для самого широкого применения. И что важно - боли не причиняющее. Понадобилось, например, чтобы собака садилась при остановке или на ходу - застёгиваешь ремешки чуть повыше скакательных суставов, а верёвочки пропускаешь в колечки. Теперь поводок нужно пристегнуть к петелькам, а после лишь вовремя его дёрнуть. Всё равно, в какую сторону дёргать: при рывке любой направленности задние ноги всегда абсолютно одинаково подтягиваются под живот. Собака удивлённо плюхается на задницу, испытав лишь некоторое неудобство, но никак не боль. А если, допустим, она не хочет на ходу ложиться, то и здесь от шлейки бывает польза. Только ремешки надо застегнуть по-другому - на обеих правых ногах (если, конечно, дрессировщик держится справа от собаки). На задней - как и прежде, над пяткой, а на передней - немного выше запястья. Обе верёвочки протягиваются в правое кольцо. Собака, стреноженная таким способом, от достаточно сильного рывка вперёд или вправо, как правило, валится набок. Из правила, конечно, бывают и исключения: одного замечательно устойчивого физически и морально "азиата" мы, на пару с его хозяйкой, смогли уронить только раз. У него хватило скорости реакции, чтобы всегда затем успевать расшепериваться и упираться, заметив самое начало рывкового движения. А уж силушкой его Бог не обидел, так что наши дальнейшие потуги опрокинуть "волкодава" пропали втуне. Да оно и объяснимо: за ним предки стоят - знаменитые "бойцы", для которых природная способность в критический момент удержаться на ногах во все века значилась в числе наипервейших качеств.

 

Стёпке ремешки нацепили на обе передние ноги, что сразу же лишило его возможности скакать. Он попробовал ещё малость попрыгать, но скоро утих, пошёл небыстрой рысью и стал искать запах низом. Ну и чудненько, ну и славненько! В это же занятие мы перенесли работу из леса на низкотравный луг, где запах держится хуже. Так всегда нужно поступать, если у собаки хорошая нюхалка, иначе, при затянутой работе в облегчённых условиях, она обретёт дурную манеру лишь слегка прихватывать запах на ходу и станет слишком сильно отклоняться от линии следа. И на лугу всё тоже получилось как надо.

Реконструкция Стёпкиного поведения уложилась у нас где-то в полтора месяца. Когда он вновь появился на площадке, удивлённых взглядов было не сосчитать: другая собака! Но ещё за много дней до того нашего героя перестали узнавать друзья его хозяев, из тех, кто редко приезжал в гости. Спрашивали: "Это разве Степан? Или он болеет? Нет? А что ж тогда такой спокойный?". Но самым первым внешним показателем успеха воспитания было изменившееся отношение соседей. Теперь сеттером восхищались и даже ставили его поведение другим собачникам в пример.

Однако, по независящим от Стёпки обстоятельствам, вскоре наши занятия надолго прервались. Лишь недавно я снова его увидел. Подраспустился пёс, обнаглел слегка. Но науку помнит: разок по лбу получил и сразу такой послушный сделался. Прямо как настоящий!

 

Источник <http://flies.ru/vlasenko.html>

А. Власенко

"Кое-что о немецких овчарках их дрессировке,

о предвидении Лоренца и многом другом"

 

Введение

Лгуны и фанатики могут возражать сколько угодно, но упрямый факт остается фактом: немецкая овчарка в России стремительно теряет остатки, а лучше сказать - останки былого авторитета рабочей породы. Популярность ее с великим трудом поддерживается на плаву лишь “преданиями старины глубокой” и той беззастенчивой наглостью, с какой записные дельцы от собаководства всучивают неопытным людям всевозможных “внуков чемпионов мира” под видом истинных немецких овчарок.

 

Ну скажите, на чем основаны представления рядового гражданина, если угодно обывателя, об этой породе? На киногероях Мухтаре, Джульбарсе, если кто помнит - на польском Цивиле, еще на “полицейской собаке К-9” и прочих им подобных. В сознании его, как правило, есть ясный стереотип: немецкая овчарка - очень умная, смелая, преданная собака, способная прямо-таки к невероятным трюкам и кунштюкам. И вот, лелея в груди благую мечту, а то и честолюбивые помыслы, человек покупает щенка самых-пресамых голубых “престижных” кровей. Старается соблюсти все, порою противоречивые рекомендации по его кормлению и воспитанию. И что в итоге вырастает из этого приобретения? В самом распространенном варианте: туповатое, трусоватое, продажное, ленивое и слабосильное существо, ничего, кроме проблем, своему хозяину не доставляющее. Разочарованный, тот готов махнуть рукой: дескать, я собаку держу для души. Можно подумать, что душа вроде выгребной ямы - предназначена для всякого рода отбросов, и человеку безразлично, с какой по характеру и уму собакой он каждый день общается.

 

Но на первой же выставке владелец вдруг узнает, что его овчарка далеко не самая худшая среди себе подобных. И ему, как спасательный круг, бросают мысль: если он займется со своей собакой дрессурою, то все его недовольства вскоре развеются, как дым. Доверчивый, он вновь окрылен надеждой на исправление отнюдь не благородных внутренних свойств сего домашнего животного, с готовностью принимает все пороки его характера - как ему объясняют - за следствие своих ошибок в процессе воспитания. Разве можно в такой ситуации считаться с затратами на дрессировку? Он и не считается.

 

Рано ли, поздно, худо ли, бедно, а вот уже собака обучена выполнять команды послушания и ее начинают дрессировать приемам защиты. И можно почесть за счастье, если тут не рухнут последние бастионы воздушных замков. Ведь девять из десяти этих овчарок, обученных “работе” по фигуранту, облаченному в защитное снаряжение, вообще не в состоянии хоть как-то защитить своего хозяина в случае реальной для него опасности. А из тех, что оказываются все же способными на это, такой же процент близко не стоит по своим защитным (да и многим прочим!) качествам к настоящим служебным собакам, тем, что олицетворяют собой идеал породы (скажем, к тем же карацупинским индусам). Но если хозяину не с кем сравнить свою собаку, нет перед глазами достойного примера, то он вполне может поверить, будто все овчарки таковы, как его собственная, и тогда сочтет все, что ему известно из кино и книжек про действительно рабочих собак, баснями для детей младшего школьного возраста. Жаль, если поверит.

 

Коли не окажется собака “отличной” по экстерьеру и минует ее хозяина выставочный угар, то до конца растают иллюзии и надежды, и вряд ли когда-нибудь опять человек этот заведет себе овчарку. Да и друзьям своим отсоветует. Вот вам, кстати, траектория падения популярности породы! Но еще хуже, если собака попадет в разряд “перспективных”, станет использоваться в разведении, а хозяин с чистой совестью будет плодить ее потомков, считая их нормальными немецкими овчарками. И попадут они к десяткам людей, и все описанное выше повторится десятки раз.

Но может статься, инструктор-дрессировщик прямо объяснит удрученному собаковладельцу, что раз он покупал не абы какого щенка овчарки, а от выставочных родителей, стало быть, выставочную собаку, то надеяться на что-либо хорошее по части поведения тут особенно не приходится, что многие из заводчиков выставочных немецких овчарок держат для охраны себя (семьи, квартиры) и этих, “якобыовчарок”, совсем иных собак. Тогда, может, дойдет до него, в чем он действительно просчитался.

А просчитался он вот в чем. Желая приобрести овчарку своей мечты, он купил щенка по сути другой породы.

За таким частным случаем видятся проблемы совершенно иного порядка. Здесь можно вести речь о порочности существующей системы культурного собаководства вообще, и даже не только об этом. Но ограничимся пока нашей темой - немецкой овчаркой и тем, что с ней происходит.

ЧАСТЬ I