Проблема локализации высших психических функций

Проблема мозг и психика или проблема локализации ПФ давно решается в науке.

Еще в средние века в рамках философии существовало представление, что психические процессы это специальные формы существования духа и есть 3 основные формы или 3 основные способности, это способность восприятия, способность рассуждения, способность памяти. Предполагалось что эти 3 способности локализованы в жидкости заполняющей 3 мозговых желудочка.

Затем основу психической деятельности стали искать в плотном веществе (коре) головного мозга.

В начале 19 в. Френсис Галль (1758-1828) австрийский врач-анатом попытался локализовать психические способности в коре мозга, он считал, что все способности врожденные, и относил к ним бережливость, честность, почитание родителей, любовь к детям и т.д. Весь составленный им список он попытался связать с определенными участками мозга.

Ф. Галль считал, что усиленное разрастание того или иного участка мозга приводит к образованию выпуклостей на черепе и к особенному развитию способностей связанный с этим участком.

Галль создал науку – френологию – на основе выпуклостей черепа делала выводы об индивидуальных способностях. Френология оказалась несостоятельной, но попытки прямой локализации психических функций продолжались на высоком научном уровне.

Французский анатом П. Брокка в 1861 г. опубликовал свое исследование, в котором показал, что поражение задних отделов третьей лобной извилины левого полушария приводит к нарушению артикулируемой речи, было решено, что здесь локализованы моторные образы слова.

Немецкий психиатр Вернике в 1873г. показал, что поражение задней части верхней височной извилины левого полушария приводит к нарушению понимания речи при сохранной моторной речи. Этот центр назвали центром сенсорной речи.

Многочисленные клинические исследования показали, что нарушения определенного участка мозга приводят к выпадению тех или иных психических функций так были открыты центры письма, счета и т.д.

В 1934г. немецкий психиатр К.Клейст создал локализованную карту мозга.

Клейсту помогли наблюдения во время войны

Даже сложные психический функции на этой карте были привязаны к ограниченным участкам коры, такой подход получил название узкий локализационизм (или психоморфологическое направление). В рамках этого направления существует представление о психической функции как о неразложимой на компоненты единой психической способности, которая должна быть целиком соотнесена с мозгом.

Психическая функция привязывается к определенному участку мозга, но клиническая практика и сама жизнь стала накапливать факты, противоречащие такому представлению.

Так нарушение письма, счета, других психических функций возникают при поражениях разных зон мозга. Во вторых поражение ограниченных участков коры приводит к нарушению целой группы психических процессов.

Речь, письмо, счет – это сложные психические процессы и локализовать их в каком то ограниченном участке коры нельзя, не удается.

Возникает другое направление в науке – антилокализационизм, где считается, что психические функции связаны равномерно со всем мозгом.

Этому противоречили исследования Брокка, Вернике, которые доказывали существование определенных центров.

Возникли эклектические концепции – они объединили антилокализационизм и морфологическое направление.

Предполагалось, что можно соотносить с определенным участком мозга лишь элементарные сенсорные и моторные функции, а высшие психические функции связаны со всем мозгом равномерно.

А.Р. Лурия предложил пересмотреть само понятие психической функции.

--------

Попытки рассматривать сложные психические процессы как функцию ограниченных участков мозга относятся к еще очень давнему времени. В средние века философы и натуралисты считали возможным локализовать сложные «психические способности» в трех мозговых желудочках. В самом начале XIX в. известный анатом Ф. Галль, впервые описавший различия между серым и белым веществом головного мозга, высказал мысль, что сложные «способности» человека интимно связаны с отдельными, строго ограниченными, участками мозга, которые, разрастаясь, образуют соответствующие выпуклости на черепе, позволяющие определять индивидуальные различия в способностях человека.

Френологические карты Ф. Галля, представлявшие собой, по сути дела, ни на чем не основанную попытку спроецировать на мозг современную ему «психологию способностей», очень быстро были забыты. На смену им пришли попытки выделить функциональные зоны мозговой коры на основе наблюдений над изменениями в поведении человека в результате ограниченных поражений мозга.

Клинические наблюдения больных с локальными поражениями мозга начались давно; довольно рано было установлено, что поражение двигательной зоны коры ведет к параличу противоположных конечностей, поражение заднецентральной области коры — к выпадению чувствительности на противоположной стороне тела, а поражение затылочной области мозга — к центральной слепоте.

Однако подлинное рождение учения о нарушении психических процессов с полным основанием можно отнести к 1861 году, когда молодой французский анатом П. Брока описал мозг больного, который в течение многих лет страдал грубым нарушением моторной (экспрессивной) речи; Брока установил, что в мозгу этого больного была разрушена задняя треть нижней лобной извилины. Через несколько лет дополнительные наблюдения позволили П. Брока показать, что моторная речь связана с ограниченной областью головного мозга, а именно — с задней третью нижней лобной извилины левого полушария.

Так как у всех наблюдавшихся им больных были сохранны как понимание речи, так и движения губ и языка, П. Брока предположил, что задняя треть нижней лобной извилины левого полушария является «центром моторных образов слов» и что поражение этой области приводит к своеобразному выпадению экспрессивной речи, которую он сначала назвал «афемией» и лишь потом заменил это название на существующий ныне термин афазия.

Открытие Брока имело двойной смысл. С одной стороны, впервые сложная психическая функция была локализована в определенном участке мозговой коры, причем эта локализация в отличие от фантастических попыток Ф. Галля, на поколение раньше Брока предложившего свою «френологию», носила клинически обоснованный характер.

 

С другой стороны, это открытие впервые показало коренное различие между функциями левого и правого полушарий мозга, выделив левое полушарие (у правшей) как ведущее, связанное со сложнейшими речевыми функциями.

Потребовалось лишь одно десятилетие, чтобы плодотворность открытия Брока стала очевидной: в 1873 г. немецкий психиатр К. Вернике описал случай, когда поражение другого участка (задней трети верхней височной извилины левого полушария) вызывало столь же четкую, но на этот раз обратную картину — нарушение понимания слышимой речи при относительной сохранности экспрессивной (моторной) речи. Развивая идеи П. Брока, Вернике предположил, что задняя треть первой височной извилины левого полушария является «центром сенсорных образов слова» или, как он тогда выражался, центром «понятия слова» («Wortbegriff»).

Открытие того факта, что сложнейшие формы психической деятельности могут рассматриваться как функции ограниченных участков мозга, иначе говоря, что они могут быть локализованы в ограниченных областях мозговой коры так же, как и элементарные функции (движения, чувствительность), вызвало небывалое оживление в неврологической науке, и невропатологи стали с энтузиазмом собирать факты, подтверждающие, что и другие сложные психические процессы являются функцией отдельных участков мозговой коры.

В результате такого бурного интереса к прямой локализации функций в ограниченных зонах мозговой коры в течение очень короткого срока — «блистательных 70-х годов» — в коре головного мозга были найдены «центр понятий» (в нижнетеменной области левого полушария), «центр письма» (в задних отделах средней лобной извилины этого же полушария), «центры счета», «центры чтения», «центры ориентировки в пространстве» и т.д. Позднее были описаны аппараты связей между ними, и к 80-м годам XIX в. неврологи и психиатры стали составлять «функциональные карты» мозговой коры, которые, как им казалось, окончательно разрешали вопрос о функциональном строении мозга как органа психической деятельности. Дальнейшее накопление материала благодаря наблюдениям над последствиями очаговых (локальных) поражений различных участков мозга вследствие мозговых ранений или местных кровоизлияний стимулировало эти попытки, и тенденция локализовывать сложнейшие психологические процессы в ограниченных участках мозга сохранялась в течение более чем полувека.

Данные «узких локализационистов», наблюдавших последствия ограниченных поражений мозговой коры (выпадение узнавания чисел, нарушение понимания слов или фраз, нарушение узнавания предметов, нарушение побуждений, изменения личности и т.д.), не опосредствованные тщательным психологическим анализом наблюдаемых симптомов, позволили им создать целый ряд новых гипотетических карт локализации функций в коре головного мозга. Наиболее подробные из таких карт были предложены немецким психиатром Клейстом (1934), который на основании обработки огромного материала наблюдений над огнестрельными ранениями мозга в течение Первой мировой войны разместил в различных участках мозговой коры такие «функции», как «схема тела», «понимание фраз», «конструктивные действия», «настроение» и т.д. (рис. 33). Принципиально такие карты немногим отличались от френологических карт Ф. Галля.

Попытки непосредственной локализации сложных психических функций в ограниченных участках мозга были настолько стойкими, что еще в 1946 г. известный американский невролог Нильсен считал возможным описывать ограниченные участки коры, которые, по его мнению, были «центрами восприятия живых объектов», отличая их от других участков, где локализовалось восприятие «неживых объектов».

Было бы, однако, неверным думать, что стремлениями к непосредственной локализации сложных психологических процессов в ограниченных участках мозга, или «узким локализационизмом», как его принято называть, исчерпывалось развитие неврологической мысли и что это направление не встречало противодействия со стороны достаточно влиятельных неврологов.

Легко увидеть, что если механистические представления о прямой локализации психических процессов в ограниченных участках мозга приводили исследования мозговых основ психической деятельности к тупику, то и «целостные» (или, как их иногда принято называть, «ноэтические») представления о психических процессах не создавали нужной основы для дальнейших научных исследований, сохраняя отжившие представления об обособленности духовной жизни человека и принципиальной невозможности искать ее материальную основу, равно как и столь же отжившие представления о мозге как о примитивной, недифференцированно-нервной массе.

Совершенно естественно, что такой кризис создавал необходимость поиска новых путей, которые позволили бы выявить подлинные мозговые механизмы психической деятельности человека, опираясь на те же научные принципы исследования, которые оправдали себя при изучении элементарных форм физиологических процессов, но которые были бы адекватными объекту изучения — сознательной деятельности человека, социально-исторической по своему происхождению и сложной, опосредствованной по своему строению.

Такая задача требовала коренной перестройки понимания функций, с одной стороны, и основных принципов их локализации — с другой.