Глава 37. Бабье лето. Террор чёрной вдовы

Когда занятия в школе снова начались, папа всё ещё не вернулся. На мобильный мы не могли ему дозвониться. Даже голосовой почтовый ящик не включался. Всё время звучало одно и то же предложение: «Абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позже».

Теперь я уже знала особенности похитителей снов - недоступная мобильная связь. Поэтому догадывалась, что это означало и почему мы не могли дозвониться до папы. Он был окружён Демонами Мара. Он был с ними в контакте.

Мама пыталась забыть свои тревоги, работая в саду, где она пыталась спасти то, что можно. С тех пор как она столько времени тратила на растения, её цветы, травы и кустарники росли так, как будто бы речь шла об их жизни. В то же время постоянный дождь принёс болезни. Каждое утро новые дряблые грибы просовывали свои тучные головы сквозь траву, а листья роз были покрыты жёлто-коричневыми пятнами. Кусты малины гнили. Первые яблоки падали с глухим звуком на мокрую траву, маленькие и неспелые, но уже испорченные, поеденные червями и клещами. Если солнце и пробивалось на несколько часов, то во всей деревне синхронно заводили газонокосилки, и каждый пытался совладать с безудержными сорняками. Даже мама, вспотев, вырывала сорняки на тёмно-зелёном лугу.

При каждом шаге трава оседала, как пропитанная насквозь губка.

Вечером, перед первым днём школы я сидела у окна и надеялась, что появится Мистер Икс. Но он не появился. Мне пришлось засыпать одной. Несколько раз он был здесь, как правило, после обеда, без ошейника, без сообщений, но с существенно повышенной потребностью в любви. Я по этому поводу ничего не воображала.

В конце концов, это считалось нормальным у недавно кастрированных котов. Вероятно, одна из форм компенсации. Тем не менее, когда он был рядом, меня это чрезмерно утешало. Я тогда ложилась на кровать, вдоль, а он устраивал себе уютное гнёздышко, мурлыча и пинаясь, между моих икр ног, сворачивался в клубок и спал сном праведника. Это были минуты, когда мир был более или менее терпимым.

Абсолютно непереносимыми стали мои сны. Сбивчивые, запутанные и абсолютно нереальные. Никакой Демон Мара не захочет добровольно похищать такие сумасшедшие сны. Последней ночью я вышла замуж; за кого, я не знала, но это было безразлично. Семья собралась и уже весело праздновала, в то время как я бегала по дому босиком и искала свои свадебные туфли. И не находила. Вместо этого я нашла сотни сандалий, балеток и сапог, которые я когда-то купила себе и всего лишь один раз надела. Даже милые башмачки из моего детства попали мне внезапно в руки. Но свадебных туфель не было. Этот сон перешёл сразу в другой, где действия проходили в закрытом бассейне, где иранский государственный министр давал уроки группе девушек. Конечно же, я была одна из них. Мы должны были плавать кролем и на спине до изнеможения, и так как ему этого было мало, то потом мне пришлось голой исполнять прыжки с метровой вышки. Если я не сделаю всё так, как хочет он, то он - так он постоянно угрожал - бросит на остальной мир ядерные бомбы.

И потом снова и снова мне снились сны, в которых я блуждала по чужим квартирам и домам и часами искала местечко, где я могла бы наконец-то лечь спать. Там, где бы мне не мешали и не наблюдали за мной. Но таких местечек не было. В один из таких снов я как раз попала в утренние часы, перед первым днём школы, которого я боялась даже больше, чем дня после нашего переезда. Так как сейчас все мои надежды рухнули, что я когда-нибудь стану одной из них. Но самое плохое было то, что мне придётся это сделать. Потому что другой мир, мир Колина, был закрыт для меня.

Так я снова бродила по закоулкам хаотичной квартиры, одна комната беспорядочнее другой. Везде был сложен хлам и старая посуда. Некоторые комнаты были огромными; сразу несколько диванов стояли рядом друг с другом, но потолок был такими низким, что я боялась лечь под ним.

Наконец я нашла одну комнату со свободной кроватью. Даже нашлось шерстяное одеяло, которое я могла накинуть на моё дрожащее от холода тело. И эта комната беспокоила меня, но я была такой уставшей, что просто нуждалась во сне. Я легла на эту старомодную, мягкую постель, которая была втиснута между переполненной книжной полкой и бесконечного ряда заржавевших раковин с капающими кранами, опустила голову на подушку и увидела, как сверху падает паук, с растопыренными чёрными ногами, тело выровненное, щупальца наготове.

Я вскочила с кровати и уже по дороге к выключателю начала проклинать себя за собственную глупость.

- Должна бы уже знать это, - прорычала я самой себе. Тем не менее, я нажала на кнопку выключателя. Мне в любом случае нужно было в туалет.

Не глядя на кровать, я пошла в туалет и потом пошаркала сонно, хотя и с сильно бьющимся сердцем, назад в комнату. Я выключила свет и только хотела броситься на кровать, как меня в последнюю секунду удержало от этого лёгкое движение на простыне. Зашатавшись, я схватилась за прикроватную тумбочку, чтобы не потерять равновесие. Слишком поздно.

Я упала назад и ударилась головой о поперечную стойку ширмы. Я не стала обращать внимание на боль. Быстро я нашла кабель моей прикроватной лампы. Это был не сон. Там что-то шевелилось. На моей простыне.

- Вот дерьмо, - ахнула я, когда наконец нашла выключатель и лампа осветила моё постельное бельё. Я побежала в ванную комнату, вырвала стакан для чистки зубов из крепления, прибежала назад в комнату и накрыла им паука одним точным движением.

Он как раз помещался туда и агрессивно прыгал на тонкое стекло. Его щупальца вибрировали. Дрожа, я удерживала стакан. Это был не волосатый домовой паук. И не крестовик. Крестовики не ползали по потолку и не бросались потом вниз. Они оставались в своей паутине и терпеливо ожидали добычу.

Я знала это, потому что между тем терпела крестовиков почти в каждом своём окне, с их паутиной и добычей. Этот паук выглядел по-другому. Такого паука я ещё никогда не видела, и всё-таки он показался мне смутно знакомым. У него было сильное удлинённое тело, которое он теперь угрожающе передвигал вверх и вниз. И красный узор на спине. Его сильно выраженные щупальца были направлены характерно вперёд. Но больше всего меня встревожил их цвет - тёмно-коричневый, скорее чёрный, который ядовито блестел. Я потянулась за рекламным буклетом на прикроватной тумбочке (при закрытых дверях от Сартре - как подходит) и осторожно просунула его под стакан. Желание бросить и то и другое и сбежать было почти непреодолимо. Паук сопротивлялся. Упорно он пытался протиснуть своё тело под край стакана. Но я была быстрее. Он должен был признать своё поражение.

Я сделала глубокий вдох. В стакане он не мог оставаться. Скорее всего, он попытается его перевернуть. Я накрыла пойманного паука коробкой от обуви и поспешила вниз в подвал, чтобы взять одну из бабушкиных банок из старого кухонного шкафа, где они теперь хранились. Сундук всё ещё был пуст.

Папа с сейфом был в Италии. С Демонами Мара. Меня охватила отупляющая слабость, так что мне пришлось коротко облокотиться о стену. О, папа, вернись хотя бы ты, подумала я, пожалуйста.

Потом я взяла себя в руки и снова поднялась наверх. Кончиками пальцев я подняла коробку из-под обуви. Я просунула ладонь под буклет, прижала его к стакану и перевернула всё устройство одним махом. Хорошо. Теперь настала очередь для опасной части. Быстро, как молния, я убрала буклет и прежде чем паук смог выпрыгнуть на свободу, я приставила открытую банку к краю стакана. Снова быстро всё перевернув, я стряхнула дёргающегося паука в банку и закрутила дрожащими руками крышку, пока она не щёлкнула.

- Фу, - воскликнула я с отвращением и затряслась.

Всю мою кожу покалывало, и мне хотелось громко закричать. Но я не хотела будить маму. В конце концов, теперь она могла спокойно спать, пока папы не было, если отнять то время, которое она от беспокойства ходила туда-сюда по зимнему саду.

Но нас обеих поддерживала мысль о том, что отсутствие новостей - это уже хорошие новости. Правда, теперь у меня не было времени горевать об отце.

- Что мне с тобой делать? - спросила я вполголоса. Паук был красивым и страшным одновременно. Волосатые домовые пауки были определённо намного страшнее.

Этот экземпляр выглядел почти аристократически. Теперь я снова знала, где я его уже один раз видела. У меня появились холодные мурашки на спине, когда я выдвинула ящик прикроватной тумбочки и вытащила карты Таро. Лунная карта. Лунная карта с длинноногим пауком в нижней третей части карты. Действительно, они были очень похожи. И я была почти уверенна, что паук, который притворился мёртвым в своей стеклянной тюрьме, был ядовитым. Поэтому я и поймала его, а не убила. Попытка убийства могла бы закончиться для меня плохо. Многие ядовитые животные использовали свои приспособления для укуса именно тогда, когда чувствовали себя в опасности. И ещё я его не убила потому, что моя интуиция подсказала мне, что я должна наблюдать за ним. Я удивлялась самой себе. Но такие фазы у меня уже были. После того, как я перешла в гимназию и одиночество всё больше усиливалось, я в своём отчаяние пожелала от родителей микроскоп к Рождеству. И в свободное время разводила туфельки и других микробов, чтобы положить их под тонкое стекло и посмотреть под микроскопом, увеличив их в сто раз. Годы спустя, я ходила с Николь и Дженни по магазинам вместо того, чтобы в пузатых банках оставлять гнить листву с водой, но страсть к такого рода делам осталась. Поэтому-то я и выбрала курс усиленной биологии. Один момент. Мой учитель биологии, господин Щютц, был славным. И я ему нравилась. Это я заметила уже на экскурсии в начале лета. Мне нужно спросить его. Может, он мог сказать мне, что упало с моего потолка.

Как бы в мыслях я его не распинала, не кастрировала, не превращала в камень и ещё много чего другого, я была относительно уверенна в том, что этот паук не был послан Колином. Для чего ему было бы нужно делать нечто подобное? Он добился своего. Я оставила его в покое. То, чего он, по-видимому, так страстно желал. Кто его знает почему.

Я поставила банку на письменный стол и сделала в крышке несколько дырок, чтобы проходил воздух. За живым пауком наблюдать интереснее, чем за мёртвым. Кислород он получит.

Я лежала на кровати и ждала, пока рассветёт. Первый день в школе я вынесла только потому, что моё сознание было раздвоено.

Часть меня неполноценно шутила с Бенни, дала ему номера мобильных телефонов Николь и Дженни и слушала интересные истории Майке об отпуске на кемпинге в Голландии. Очевидно, она забыла, что мы поругались. Другая часть меня тихо мучилась или боялась паука в банке, которая иногда гремела в рюкзаке.

Моё расписание для нового учебного года было дерзостью. Прямо сегодня, в этот длинный понедельник, мне нужно было осилить десять уроков, из которых последнее два были биологией. Это в свою очередь мне подходило. Так как когда уроки закончатся, я могла спокойно попросить у своего учителя совета. До тех пор паук и я должны продержаться.

Во время обеденного перерыва я позвонила маме и сказала, что приду домой поздно. Сама она записалась на курс йоги в соседнем центре. Поэтому она попросила меня поужинать в Риддорфе. И это тоже подходило мне. Потому что молчаливые грустные приёмы пищи с мамой изматывали меня. Почему-то мы не могли поговорить друг с другом. И всё же мы находились с ней в одной лодке. Мы не могли справиться с нашими своенравными мужчинами.

Я не могла дождаться, когда же, наконец, зазвенит звонок и десятый урок закончиться. В то время как мои одноклассники облегчённо спешили на улицу, где ливень снова хлестал с серого неба, я застенчиво тянула время, стоя возле парты. Из лаборатории я слышала, как мой учитель возился с пробирками и чашками Петри, которые мы во время занятий препарировали.

- Господин Шютц? - позвала я застенчиво.

- Можешь зайти сюда, Елизавета, - ответил он приветливо. Да, ещё и поэтому он мне нравился. Потому что он отказался от этого глупого "вы", с которым обращались ко мне многие учителя.

Мне пришлось отодвинуть в сторону скелет и обойти чучело медведя, прежде чем я нашла его. С очками для чтения на носу он подписывал этикетки.

- Что случилось? - спросил он, не поднимая головы.

Без слов я вытащила банку из рюкзака и поставила её на его крошечный стол. Он оторопел и сразу же сдвинул чашки Петри и этикетки в сторону. Потом он присвистнул - удивленно и воодушевленно одновременно.

- Откуда он у тебя? Он тебя случайно не укусил? - Озабоченно он посмотрел на меня, чтобы потом сразу снова перевести взгляд на паука.

- Нет. Он спрыгнул в моей комнате с потолка. Вы можете мне сказать, что это за паук?

Он молча крутил банку туда-сюда. Паук раздражённо расставил ноги в стороны и упёрся телом в крышку. Нахмурившись, господин Шютц посмотрел на меня.

- Говоришь, с потолка?

Я кивнула. В конце концов, всё так и было. Он недоверчиво покачал головой. Потом он снова посмотрел на меня, со страстным духом исследователя в своих светло-серых глазах. Я, видимо, спасла его вечер.

- Это вдова. Самка. Может быть, даже Чёрная вдова. Но скорее всего Степная вдова, потому что не чисто чёрного цвета. Но это никак не меняет её ядовитость. Её яд довольно сильный.

Чёрная вдова. Один из самых ядовитых пауков на Земле. Я облокотилась на лабораторный шкаф, не обращая внимания на мерзости, которые там находились. Белые, как снег, бескровные лягушки в спирте, эмбрион обезьяны и внутренности различной структуры.

- А где живут Вдовы? Ведь не здесь у нас, правда?

- Чёрных можно встретить только на американском континенте. Степных - на юге Италии и в Истрии. Может быть, вы покупали тропические фрукты? Что-то импортированное?

Я подумала. Да, мама иногда покупала экзотические фрукты и апельсины, даже летом. Этот её тик с витамином С. И всё-таки я не могла сказать это с уверенностью. Всё же я кивнула.

- Мы должны сообщить об этом. И отправить её в тропический институт, - пробормотал господин Шютц задумчиво.

- Нет! Нет, пожалуйста, не надо! - воскликнула я быстро. Удивлённо он посмотрел на меня. - Я, э-э, я хочу оставить её себе, чтобы наблюдать за ней, - заикаясь, сказала я и не могла поверить в то, что только что сказала. - Может быть, я смогу написать о ней реферат.

Что же, неплохое начало. Первый день в школе, а я уже вызвалась писать реферат. А может, это выход? Один добровольный труд за другим. У меня вообще не будет времени думать о Колине. Господин Шютц благодарно улыбнулся.

- Да, это неплохая идея. Но в этой банке ей оставаться нельзя. Мы должны найти для неё более подходящий дом.

Я была основательно против ухаживания за пауком, но что-то во мне принудило меня к этому. Объединив усилия и не спеша, мы пересадили её в небольшой террариум. Мы положили к ней корявый корень и насыпали мелкий песок. В конце господин Шютц дал ей сверчка, который барахтался между металлическими кончиками пинцета. Паук жадно набросился на насекомое и начал оплетать его паутиной. Я едва могла смотреть на это.

Полчаса спустя - стало уже темно - я сидела с тяжёлой коробкой, наполненной очень ядовитым пауком и горсткой, пока что, живых цикад и своим школьным рюкзаком в пиццерии, и равнодушно ковырялась в ригатони.

Невозможно было нормально есть, если твоё горло сдавила въедливая любовная тоска, а единственную компанию составлял средиземноморский, ядовитый паук, которого мама, благодаря своему пристрастию к экзотическим фруктовым салатам, притащила в дом. И, самое позднее, у меня бы основательно пропал аппетит, когда я узнала машину Колина на противоположной стороне улицы.

Уже весь одинокий приём пищи я тупо смотрела на машину, не понимая, на что я на самом деле смотрела. Ну конечно, школа началась. Машина Колина. Спортивный зал. Он снова давал специальные тренировки - только для парней? Да, это подходило. Ещё одно свидетельство его явной фобии в отношении женщин.

Теперь я специально продлевала окончание еды, хотя и была единственным посетителем и больше ничего не могла проглотить. Но я хотела подождать, чтобы увидеть, покинут ли зал какие-нибудь каратисты. А Колин последует за ними. Но улица продолжала оставаться пустынной.

Хорошо, почему бы и нет, подумала я, встала и заплатила. Он там, а я здесь. Дурацкая случайность. И я была бы ещё большей дурой, если не использовала бы ею. Конечно же, я не буду о чём-то его просить или плакать. Но у меня было право знать, почему он так себя вёл. Это он был обязан мне объяснить.

С рюкзаком в одной руке и коробкой с пауком в другой - цикады стрекочут, ни о чём не подозревая - я открыла дверь спортивного зала. Было тихо. Никакого гула голосов из раздевалок. Никакого шума из душа. Только неоновая лампа мигала и трещала.

Я даже не потрудилась заглянуть в окно галереи. Я оставила рюкзак и паука наверху - признаюсь со слабой надеждой, что кто-то украдёт вдову - и спустилась по лестнице вниз. Мне пришлось надавить на дверь всем телом, чтобы она открылась. Когда у меня это получилось, я стала придерживать её правой ногой и сделала преувеличенный поклон.

Колин повернулся ко мне спиной. Я ничего другого и не ожидала. И всё-таки моя кровь вскипела, когда я его увидела. Я скучала по нему. От сильного волнения у меня начал болеть лоб.

Колин был занят тем, что из-за всей силы избивал боксёрскую грушу. Краем ладони, кулаками, потом ногами. Он подвешивал её всё выше, пока ему не пришлось подпрыгивать, чтобы попасть по ней. Можно было испугаться, наблюдая за ним, как он бесшумно крутился в воздухе, а когда ударял, то окна галереи звенели. Но я всё ещё была слишком зла, чтобы почувствовать страх. Я почти желала, чтобы он что-то со мной сделал, так, чтобы мой гнев окончательно перешёл в ненависть.

- Ну? Забавляешься? - нарушила я тишину, когда он передвинул боксёрскую грушу снова немного выше.

Он так быстро оказался возле меня, что у меня не было никакого шанса отреагировать. И уже он без слов вытолкал меня за дверь. Его хватка была однозначной. Он не хотел, чтобы я здесь находилась.

Я притворилась, что подчинилась ему. Он отпустил меня, и так быстро, как могла, я нагнулась и проскользнула мимо него назад в зал. Ему бы это ничего не стоило, схватить меня и удержать. Почему же тогда он этого не сделал? Теперь я всё-таки испугалась. Я сама себя загнала в ловушку. Дверь с глухим ударом захлопнулась, а Колин стоял перед ней и мрачно смотрел на меня. Его глаза так угрожающе сверкали, что мне пришлось ненадолго отвернуться. Но потом я всё-таки устояла.

- Почему? - закричала я. - Боишься женщин? Эдипов комплекс*?

(прим. переводчика:*понятие, введенное в психоанализ Зигмундом Фрейдом, обозначающее бессознательное сексуальное влечение к родителю противоположного пола и амбивалентные (двойственные) чувства к родителю того же пола. В общем же смысле эдипов комплекс обозначает имманентное, соответствующее биполярному расположению, универсальное бессознательное эротическое влечение ребёнка к родителю. Данное понятие является одним из ключевых в психоаналитической теории.)

Я наслаждалась, сделав намёк на Тессу. Он был подлым, но принёс мне мимолётное удовлетворение.

- Ты не знаешь, о чём говоришь.

Его голос был ледяным. Он всё ещё опирался на дверь и скрестил руки на груди. Он был босиком, и на нём было надето только это нелепое, старое кимоно; даже пояс развязался. И всё-таки он излучал неукротимую силу.

Было адски трудно оставаться стоять перед ним отважно.

- Чёрт возьми, тогда объясни мне! - призвала я его яростно и сделала несколько шагов в его сторону.

Он не сдвинулся с места, а только смотрел на меня. Как будто не хотел признавать, что я стояла перед ним. Как будто надеялся, что я в течение следующих нескольких секунд растворюсь в воздухе. Но этого не случилось.

- Колин, этого не может быть! Почему ты сделал это? Мы ведь как раз были так счастливы!

- Да, именно - счастливы, - крикнул он. - Именно это. Уходи.

Он отошёл в сторону и указал на дверь. Это что, была особая непонятная форма цинизма? Я его не понимала.

И я думала, что сойду с ума, если сейчас не разрешу эту ситуацию. С поднятыми руками я набросилась на него, вне себя от боли и гнева. Я пинала и била его, стучала кулаками по его холодной груди. Он оставался неподвижно стоять и просто ждал, пока я не успокоилась. Ни один из моих ударов или пинков, казалось, не вызвал у него даже чуточку боли. Колин даже не шелохнулся.

В этом не было никакого смысла.

- Почему? - спросила я ещё один раз, скорее саму себя, чем его, и как раз хотела опустить кулаки вниз, как он внезапно схватил меня за предплечья и притянул к себе, и держал меня так несколько секунд, голова прижата к его шеи, так что я могла слышать рокот в его тела.

Потом через его грудь прошла судорога, почти как болезненный стон, и он оттолкнул меня от себя. Его неожиданное объятье так меня потрясло, что я не могла больше стоять самостоятельно. Но он ещё придерживал меня.

- Эли, - сказал он тихо, и теперь я увидела, что его глаза были не только мрачными. Но так же такими измученными и усталыми, что это разрывало мне сердце. - Как раз это. Именно этот пункт. Мы были счастливы. Но прежде всего, мы были счастливы слишком долго. А это... это мне не предназначено судьбой.

Я не знаю, что он сделал, но когда я пришла в себя и смогла ясно мыслить, я увидела, как залезла в последний автобус до дома, рюкзак и паук с собой, послушно показала шоферу свой билет и села на последнее сиденье. Что происходило до этого - полный пробел. Я совсем ничего не помнила. Что-то он со мной сделал. Добровольно я сама никогда бы не покинула зал. Всё долгую поездку до дома я всё время вспоминала об объятьях Колина. Он обнял меня. Он имел в виду меня. Я его не заставляла делать это. А потом он говорил какое-то фуфло. Слишком долго! Восемь коротких часов. Это было недолго. Эта была просто насмешка. И это пугало меня.

Либо у него действительно были массивные психологические проблемы, во что я почти больше не верила, либо здесь правили силы, о которых я до сих пор не подозревала. Тем не менее, он не мог ожидать от меня, что я удовлетворюсь этим. Не с его намёками и приказами.

- Мне очень жаль, Колин. Так не выйдет, - прошептала я себе под нос и розовощёкий мальчик передо мной, который только что был занят тем, что размазывал свою жевательную резинку под сиденьем, повернулся и посмотрел на меня в недоумение.

В коридоре я споткнулась о массивный кожаный чемодан, который стоял посреди дороги.

Я почти выронила коробку с террариумом. В последний момент я поймала её и поставила паука вместе с его жилищем на ступеньку, прежде чем броситься в зимний сад.

- Папа!

- Как твои дела, Элиза? - спросил он. Даже не сказав "привет" или "как приятно тебя видеть". Его волосы буйно вились, а его ярко-голубые глаза смотрели на меня, как будто он не спал неделями и постоянно размышлял. Они как всегда интенсивно сияли, но не ярко, а были скорее тусклыми и пылающими.

- Спасибо, так хреново я чувствовала себя редко, - ответила я честно.

Прежде чем он сделает выговор, он должен знать, что я не всё время только забавлялась и валяла дурака, в то время как на самом деле должна была быть на Ибице.

- Что делает здесь эта кошка? - расспрашивал он дальше. Только теперь я заметила Мистера Икс, который почти не выделялся на папином чёрном свитере. Он уселся своим задом папе на колени, а телом прижался к его груди. Передними лапами он обнимал папу за шею. Видимо, ему нравился запах моего отца.

- Приблудный, - сказала я коротко. Я оторвала его без слов от папиной груди. Я не могла показать отцу, как я была рада видеть его здесь. Между нами существовал стена, которую я не могла преодолеть. Поэтому я взяла кота и паука и мои школьные вещи и пошла наверх. Раньше я бы бурно обняла его. А теперь? Теперь мы испытывали друг друга. Как два незнакомца.

С покалыванием в руках я вытащила террариум из коробки и поставила его на прикроватную тумбочку. Паук полностью сожрал сверчка. Даже экзоскелета не осталось. Лениво он сидел в углу террариума и не двигался. Цикад я поставила в ванной комнате, так как не могла переносить их стрекот. Это напоминало мне о ночах с Колином.

Я не могла поверить, как я вообще способна на такое, но я оставила террариум стоять рядом с собой на прикроватной тумбочке и наблюдала за пауком, пока мои глаза не стали закрываться.

Ночью мне приснился сон, что я лежу, больная, на своей кровати, а вокруг меня запах плесени и тления. Позади меня что-то болталось, тяжёлое, обмякшее тело, которое будто без костей висело над спинкой кровати. Это был мой собственный труп, и мне нужно было убрать его. Это было моё задание. Я должна была убрать его. Но когда я хваталась за холодные, мягкие руки, которые были покрыты слизью и касались моей шеи, то они всегда выскальзывали у меня из рук.

 

Глава 38. Предупреждения

Три ночи спустя к моим мрачным сновидениям присоединился высокий, но сильный звон. Я открыла глаза и посмотрела рядом с собой. Паук бодрствовал. Агрессивно он прыгал на стекло террариума, падал назад на взбудораженный песок и снова прыгал. Я выпрямилась. Почему он это делал?

Я дала ему, перед тем как лечь спать, последнюю цикаду, как всегда с болью в сердце. Но паучиха была искусной охотницей. Цикады умирали быстро, и я настоятельно надеялась, что при этом они не чувствовали боли. Вообще-то паук должен быть сытым. Но теперь он снова прыгнул и стекло тихо зазвенело. Он хотел выбраться из террариума.

Мне нужно раздобыть для него что-то пожрать. Всё равно что. Муху или мотылька. Я боялась, что у него получится разбить террариум, хотя это было практически невозможно.

Между тем у меня уже был опыт тайком красться по дому. Я точно знала, какие ступеньки скрипели и на какие доски лучше не наступать, если не хотела привлечь внимание. И только потому, что я могла двигаться, как индеец на охоте, я заметила, что была не одна. Тут кто-то ещё не спал. Приглушённые голоса доносились из папиного кабинета - мужские голоса. Я забыла о прожорливости моей соседки и, осторожно ступая, зашла в коридор.

Слабый мерцающий свет пробивался из-под двери кабинета. Я медленно наклонилась вперёд и прижала ухо к замочной скважине.

- И что вы можете мне сказать?

Я подавила свой удивлённый вздох, прежде чем его мог услышать кто-то другой. Для меня, правда, это было уже даже слишком громко. Я замерла, не двигаясь, пока не удостоверилась в том, что меня никто не услышал. Но зато я заметила его. Это был голос Колина. Колин был здесь! Этот низкий, мужской оттенок в голосе и к нему певучий акцент, остатки Гельского – да, тот, кто говорил, был Колином. Что, к чёрту, отец хотел ему сказать? Снова заведёт свою шарманку "Держитесь подальше от моей дочери"?

Но папа молчал. Одну минуту, две минуты. Может, эти двое в тишине задушили друг друга? Почему папа так долго думал? Видимо, он сам пригласил Колина сюда. Но потом он внезапно заговорил - и трудно было не услышать, что для этого ему пришлось пересилить себя.

- Вам нужно бежать.

Бежать? Он что, совсем потерял рассудок? От него что ли, или что? Колин был намного сильнее моего отца. От него ему точно убегать не надо. Я живо могла себе представить, как Колин стоит напротив моего отца - с таким же мрачным выражением в глазах, как в понедельник в спортивном зале. С уничтожающим взглядом.

- Почему? - наконец спросил Колин, со слегка раздражённым оттенком в голосе, как будто бы всё равно уже знал ответ.

- Она на пути сюда, - ответил мой отец тихо, но твёрдо. Я заметила движение, почти неслышное перемещение воздушных масс, но я знала, что разговор был окончен и Колин направлялся к двери. Быстро, как молния, я выбежала, пятясь назад, из коридора, искусно открыла дверь зимнего сада и спряталась между мамиными разросшимися кустарниками.

Я подождала, пока наверху на просёлочной дороге не завёлся, безошибочно звучно гремя, американский мотор и свет в спальне на короткое время включился, а потом снова выключился. Папа лёг спать.

Я поспешила наверх к себе в комнату, оделась и бросила быстрый взгляд на паука. Он покорился своей судьбе и сидел с дрожащими щупальцами под корнем. От голода он не умрёт, а если и умрёт, то я не пролью по нему ни одной слезинки. На всякий случай я положила тяжёлую книгу на крышку террариума.

Мне больше не надо было думать, чтобы пройти к дому Колина. Этот путь я в своей жизни больше никогда не забуду. Даже во сне я могла бы пройти по нему. Снова и снова я погружалась в грязь, а с деревьев падали тяжёлые капли, когда ветер тряс ветки. Замёрзнув, я добралась до усадьбы Колина. Не заботясь о вежливости или предосторожности, я распахнула дверь.

И оказалась в чистилище. Посередине этого чистилища бушевал Колин, с тёмным, адским пламенем в глазах и сильно растрёпанными волосами. В припадке бешенства, он выдёргивал стопками пластинки с полочек, бросал их на пол и пинал в сторону камина. Фотографии падали вниз и разбивались, даже та, где он был с Алишей. Я осторожно подняла её и спасла старую фотографию из осколков стекла.

Потом я продолжала смотреть на Колина, как он пытался всеми силами уничтожить одну памятную вещь за другой. При этом так же и изношенный килт с широким рисунком в сине-коричневую клеточку. Он бросил его в камин, но мне удалось вытащить его из огня, прежде чем он загорится. Лихорадочно я трясла тяжёлый материал до тех пор, пока он не перестал тлеть.

- Ты закончил? - спросила я, когда на полу почти больше не осталось места, чтобы стоять на двух ногах.

Колин жестоко ударил рукой о каменную стену. Подушечка на ладони лопнула. Голубоватая кровь потекла по руке и за несколько секунд исчезла. Не осталось даже царапины.

- Может быть, ты и меня хочешь сжечь? - предложила я ему. Я находила, что ему нужно было потихонечку начать немного сдерживать себя и объяснить мне, какой смысл был во всём этом.

- Да, это действительно бы всё решило, - ответил он, и я вздрогнула, когда поняла, что это была не шутка.

Расспрашивай его дальше, Эли, бранила я саму себя. Только не разрешай ему напугать себя. Ты ведь пока всегда выживала.

- Кто это она? Кто на пути сюда?

Колин опустил руки, облокотился на стену и посмотрел наверх на тяжёлые балки крыши. Ни единого вздоха не шевелило его грудь. Она полностью застыла. Ещё никогда я не видела его таким не похожим на человека. Я находила это интересным, но так же сильно внушающим страх. Но больше всего я боялась того, что он сейчас скажет, хотя уже давно догадывалась об этом.

- Моя мать. Тесса.

Я больше не могла держаться на ногах. Медленно я опустилась на пол и прижала пахнущий дымом килт к своим горящим щекам. Нет. Пожалуйста, не надо. Только не Тесса.

- Она не твоя мать, - осадила я его, с трудом сдерживаясь.

- О да. Она моя мать. Даже больше, чем мать. И она придёт. Я не думаю, что твой отец лжёт. Или он обманывает, чтобы разлучить нас?

Удивлённо я подняла голову. Проблеск надежды в глазах Колина причинил мне боль. Как бы ревниво папа себя не вёл, с такими серьёзными вещами он не шутил. Нет. Колин прочитал ответ в моих глазах и покачал головой. Но он навёл меня на другую мысль. Чудовищное подозрение пронеслось у меня в голове.

- Он тебя предал? Неужели он рассказал ей, где тебя искать? И завлёк её сюда? Если так, то я клянусь Богом, что завтра упакую свой чемодан и никогда больше не встречусь с ним...

- Нет, Эли. - Тон голоса Колина заставил меня вздрогнуть. Его слова прозвучали так окончательно и бесповоротно. - Это была ты. Она придёт из-за тебя.

- Что - я? Но я... я ведь ничего не делала.

Колин горько улыбнулся.

- Ты сделала что-то со мной. Неужели не понимаешь, Эли? Я был счастлив. Я... - Он искал подходящие слова. Потом он твёрдо посмотрел на меня, без какой-либо надежды, но в его взгляде было что-то мягкое и тоскливое. - Она это чует. Она чувствует, когда я счастлив. Когда я начинаю с кем-нибудь дружить или влюбляюсь. Тогда она знает, где меня можно найти. Мне нельзя проводить время с людьми, которые мне нравятся. Потому что это привлекает её.

Он медленно подошёл ко мне и подтянул с холодного пола к себе наверх. Настойчиво он посмотрел на меня.

- Я сделал ошибку. Я забыл о ней. На несколько мгновений я забыл о ней, в этот вечер, в этот чертовски жаркий день. Боже, Эли ты свела меня с ума. Ты заполнила всё моё сознание. Ты вызвала во мне такие сильные чувства. - Он провёл тыльной стороной ладони по моей щеке.

По моей спине прошла дрожь.

- Когда я это заметил, то подумал, если я вовремя прогоню тебя и заставлю ненавидеть меня, то, может быть, она заблудиться. Эли, моя яростная реакция относилась к восьми часам. А не к тебе. Нам нельзя было проводить друг с другом время. Тебе больше нельзя приходить сюда снова и видеться со мной. У нас нет другого выбора.

Онемев, я повисла у него в руках, внутренне раздираемая ревностью и нечистой совестью. Колин должен был держать меня. Я всё ещё не могла стоять самостоятельно.

- Поэтому ты выгонял меня всё время?

- Не только выгонял... - Его рот был так близко к моему уху, что его дыхание охладило биение моего пульса, а я поглощала каждое его слово. - Сначала усталость, обморок возле установки бассейна Княйппа, пауки, болезнь, чтобы ты даже не узнала, кто я такой, и лучше всего думала бы, что я сумасшедший. А когда выяснялось, кто твой отец и ты не сдалась, я подумал, что, признавшись тебе откровенно, кто я на самом деле, ты испугаешься и уйдёшь. Но ты только сказала, что доверяешь мне. Поэтому я попросил тебя, чтобы ты рассказала всё своему отцу, чтобы он образумил тебя. Боже мой, я даже забрал Луиса из конюшни, потому что думал, что ты не придёшь больше добровольно в мой дом, после того случая с кабанами.

Я, рыдая, вздохнула, но Колин крепко прижимал меня к себе.

- Я оставил тебя у себя, когда тебе было плохо, показал тебе свой голод, чтобы ты боялась, провоцировал тебя, чтобы ты обиделась. Потому что всё это несчастье. И я выгонял тебя, когда начинало становиться прекрасно - но в определённый момент было уже слишком поздно, и я хотел, чтобы ты пришла и осталась. Когда ты сказала, что любишь меня... - Он ещё сильнее прижал меня к себе, так что я могла чувствовать каждую деталь его тела на своём. - Я знал, что ты не примешь удары просто так. Мне пришлось очень быстро решать, чтобы спасти нас. Это была моя последняя попытка, и она что-то во мне уничтожила... Эли, я боюсь, она отомстит. Ты её соперница и ты уже давно победила.

Колин ослабил объятья, так что я смогла посмотреть на него.

- Когда она будет здесь? Сегодня? - спросила я глухо.

Колин смёл с дивана несколько пластинок, сел и посадил меня к себе на колени. Дрожа, я прижалась к нему. Наконец-то мы снова говорили друг с другом. Наконец между нами больше не было войны.

- Нет, я не думаю, - сказал он пренебрежительно. - Тесса одна из древних. Она не сядет в самолёт. Я даже не верю в то, что она приедет на поезде. Скорее всего, она пойдёт пешком. А от Неаполя досюда - ну, даже Демону Мара для этого понадобиться три-четыре недели. В зависимости от того, как хорошо она сможет в пути питаться.

Пешком! Пешком через Альпы. Я не могла в это поверить.

- Какие у неё намерения?

Я отодвинула край его рубашки в сторону, так что смогла прижать своё горящее от лихорадки лицо к его прохладной коже. Это меня немного успокоило. Но ужас окружал нас, и, казалось, он был неизбежным.

- Такая, как Тесса, не признаёт бегства. У неё есть время. Бесконечно много времени. Она хочет, чтобы я стал её спутником жизни. Поэтому она и создала меня. Сын и возлюбленный одновременно. Я ей нужен так же и потому, что она почти больше не может ориентироваться в современном мире, а она любит наслаждаться своей властью. Если она найдёт меня, то закончит метаморфозу и заберёт последнюю частичку человека во мне. Она хочет мою душу. - Он холодно засмеялся. - Мысль об этом всегда казалась мне невыносимой. Но сейчас... Если бы я смог тебя защитить, то пошёл бы ей на встречу.

Он долго смотрел на меня.

- Эли, теперь уже слишком поздно. Это настигнет нас обоих. Либо она закончит то, что я прервал, и я буду представлять для тебя и для твоей семьи огромную опасность, либо она уничтожит тебя сама. Но скорее всего, она хочет нас обоих. Я не могу никого любить, не приводя его и себя в опасность.