Подобное познается только подобным, поэтому о признаках породы вообще имеет право судить только породистая человеческая особь. У смешанных людей ''пегие'' же мысли, каноны и мораль.

Для объективной оценки стандартов расовой красоты в арсенале современной науки имеется такой точный и беспристрастный метод как антропологическая фотография. Работа Надежды Николаевны Цветковой ''Антропологическая фотография как источник для исследования по этнической фотографии'' (М., 1976) служит тому наглядной и убедительной иллюстрацией. В ней она пишет: ''В результате анализа фотометрических признаков выявлено, что почти все угловые размеры лица обладают хорошими группоразграничительными свойствами. Они имеют межгрупповой размах более двух стандартов''. Это означает, что величина объективных расовых различий в строении лица у представителей разных рас устойчиво превосходит ошибку при измерениях.

В целом расовая геометрия лица такова. Европеоиды по данным фотометрии имеют наиболее прямой профиль по верхнелицевому углу, причем последний (83_87^о) у них всегда больше среднелицевого (81^о), относительно небольшой угол выступания носа к горизонтали (57_63^о), весьма сильное выступание носа к линии профиля (21_27^о) и прямую верхнюю губу (85_91^о).

Монголоиды отличаются склонностью к мезогнатности по верхнелицевому углу и углу выступания верхней губы (72_82^о). У них верхнелицевой угол (82_87^о) всегда меньше среднелицевого (83_88^о). Угол выступания носа к горизонтали – наибольший (65_72^о) среди всех изученных групп.

Негроиды прогнатны (то есть имеют резко выступающую нижнюю челюсть) по верхне (73_77^о) и среднелицевому (76_80^о) углам и углу выступания верхней губы.

Один из крупнейших отечественных антропологов В. В. Бунак в своей статье ''Фотопортреты как материал для определения вариаций строения головы и лица'' (Советская антропология № 2, 1959) делает такой вывод: ''Известно, что опытный наблюдатель, изучая фотопортрет, может во многих случаях с достаточной точностью определить, к какой этнической группе относится изображенный индивидуум и каков его антропологический тип. Приведенные выше данные устанавливают, что по фотоснимкам можно получить не только суммарную и довольно общую характеристику антропологического типа, но и определить варианты отдельных кефалоскопических признаков, пользуясь для этого однообразной, специально разработанной методикой. Применяя такую методику, каждый исследователь имеет возможность определить вариант того или иного признака, независимо от знакомства с данным типом, не по общему впечатлению от фотопортрета, а на основании разграничительных критериев морфологического порядка''.

Это вновь означает, что расовый и этнический тип – объективная реальность и поддаются точному измерению не только в общем, но и по отдельным частям портрета. Множество народных поговорок во всех частях света, обыгрывающих в ироничной форме те или иные черты лица, с обязательным их соотнесением с тем или иным расово-этническим типом, свидетельствуют о народной наблюдательности, то есть о естественности расовых предрассудков.

В современном сборнике работ ''Проблемы эволюционной морфологии человека и его рас'' (М., 1986) обсуждаемая тема выводится уже на качественно новый уровень. Так в статье ''Перспективы применения ближней стереофотограмметрии в антропологии'', созданной коллективом авторов: Л. П. Винников, И. Г. Индиченко, И. М. Золотарева, А. А. Зубов, Г. В. Лебединская – говорится о том, что качественная цветная фотография позволяет выявлять все нюансы пигментации глаз, кожи, волос, а также определять межзрачковые расстояния и выступание глазного яблока. В связи с чем авторы данной разбработки считают, что предлагаемый ими метод: ''...открывает широкие перспективы чрезвычайно детального исследования поверхности лица человека и с большим успехом может быть использован и в этнической антропологии''.

В подтверждение нашего тезиса о реальности врожденных признаков антропоэстетики сошлемся на монографию Юрия Кирилловича Чистова ''Дифференциация рас человека по строению медианно-сагиттального контура черепа'' (М., 1983). В ней он пишет: ''Результаты полученных исследований позволяют с достаточной уверенностью говорить о наличии определенных различий в форме сагиттального контура черепной коробки человека у ''северных'' и ''южных'' популяций современного человека. Внутрирасовые величины этого показателя достоверно отличаются от межрасовых, т. е. представители контрастных расовых типов различаются между собой как по сумме градусных, так и линейных характеристик медианно-сагиттального контура. Одним из наиболее интересных выводов является констатация того факта, что современные краниологические серии столь же сильно различаются по величинам градусных и линейных характеристик лобной части контура, как и по рисунку затылочного отдела''.

Итак, совершенно очевидно, что расовые пропорции ''черт лица'' и всей головы в целом, воспринимаемые в процессе антропоэстетической оценки, есть реальный факт. И факт этот является не случайным достоянием отдельных личностей, но всего народа в целом, сквозь череду поколений сохраняющим в памяти свои идеалы красоты. Извечное деление по принципу ''свой-чужой'' _ базовая эстетическая категория, имеющая жесткую биологическую основу.

Основоположник целой научной школы известный советский антрополог М. М. Герасимов в своей фундаментальной монографии ''Восстановление лица по черепу'' (М., 1955) уже во введении подчеркивал: ''Известно, что у китайцев широкие, скуластые лица по сравнению с лицами европейцев, и многие авторы отмечают различную толщину мягких тканей в точке максимальной ширины скуловых дуг, а именно: у китайцев толщина в этой точке больше, у европейцев – меньше. Для европейцев, по Гису и Кольману, эта величина равна 6,63 мм, а для китайцев, по Биркнеру, – 10,09 мм, что вполне согласуется с нашими наблюдениями''.

Один из классиков немецкой антропологической школы барон Эгон фон Эйкштедт (1892-1965) в своей базовой монографии ''Расология и расовая история человечества'' (1937-1943) увязал особенности морфологии лица различных рас с эволюцией их развития. ''В отношении сравнительной морфологии мягких частей следует упомянуть два основных явления, которые имеют эволюционное значение. Это, во-первых, наличие органа Якобсона, короткого рудиментарного прохода со слепым концом в передней нижней части носовой перегородки, выполняющего у низших видов особую функциональную задачу. Далее, интерес представляют боковые части заднего хряща, которые у прогрессивных европеоидов к концу разветвляются, а у примитивных рас, вроде меланезийцев, образуют сплошную широкую пластину. Это промежуточная форма, ведущая к человекообразным обезьянам.

Квадратный мускул у примитивных, особенно темнокожих рас тоже гораздо компактней, чем у европеоидов, у которых отдельные части волокон настолько развились, что французские анатомы вообще считают их отдельными мышцами. Небольшие поперечные ткани носовой мышцы при этом обычно сильно коррелируют с общим характером кожного покрытия мягких частей. Поэтому их толщине обычно соответствует также более сильное опускание и большая мясистость крыльев носа, иногда даже, что часто встречается у евреев и псевдоеврейского типа на Новой Гвинее, большая толщина складок век и нижней губы. У негров и палеомонголоидов немногие ткани могут совсем потеряться в губчатой соединительной ткани. Эта массивность порождает глубокие борозды у крыльев носа, которые на плоских лицах идут почти сплошной линией от угла глаза через крыло носа к нижней челюсти.

Если же мы нарисуем общую эволюционную картину того, что показывают мышцы носовой области, то здесь еще более явно выражено то же, что и в области орбит: чем выше формы, тем больше дифференциация мышц. Губы – характерный признак как индивидуального, так и расового лица, они многое говорят о психическом типе человека. Область рта – самая выразительная и показательная с точки зрения расовой физиогномики.

Если мы учтем также области орбит, носа и щек, то станет ясным общее направление эволюционного развития мускулатуры человеческого лица. Во всех случаях, чем выше эволюционная стадия, тем выше возможности дифференциации мускульной массы. Есть лишь разные формы выражения одной основной тенденции. Таким образом, мы можем увидеть и разгадать на конкретном примере тайны и взаимосвязи происхождения видов и его конструктивные пути.

О промежуточных стадиях эволюции человека мы можем судить по атавистическим современным формам примитивных рас. У них вся мускульная масса средней части лица толще и менее дифференцирована. Недифференцированность вообще следует считать признаком примитивности. Массивные и многократно переплетенные мускульные связи до сих пор характерны для монголоидов.

Хотя утолщение губ особенно характерно для негроидов, оно более или менее часто встречается и у других рас, например, у восточных веддоидов. Очень толстые губы у южных китайцев, сравнительно узкие – у примитивных австролоидов, очень узкие _ у североамериканских индейцев. Непропорционально толстая нижняя губа может быть наследственным признаком целого народа, как, например, у евреев.

Детский рот с нечеткими контурами, как у европейских детей, встречается у инфантильных примитивных рас. Контур верхней губы и ротового отверстия в форме полумесяца типичен для западных веддоидов, особенно женщин.

На нордическом профиле губы не выступают, а у южных рас выступают. С последним явлением часто связано оседание контура профиля, типичное для негров вогнутое рыло''.

Непревзойденной кладезью информации по вопросам расовой физиогномики является до сих пор книга ''Язык человеческого лица'' (1938) крупного немецкого анатома и врача Фрица Ланге.

Все эти и множество иных данных заложены в основу науки, габитоскопии – части криминалистики. Сам термин, ее обозначающий, происходит от слов ''габитус'' (лат.: ''наружность'') и ''скопео'' (греч.: ''рассматриваю''). В точном соответствии с логикой нашего предыдущего изложения нужно отметить, что в габитоскопии используются как объективные, так и субъективные изображения внешности человека. В книге ''Использование признаков внешности в работе органов внутренних дел'' (М., 1993) В. А. Снеткова указывается: ''Этноантропологический тип находит отражение в анатомических внешних признаках, могущих быть определенными со всей точностью. В криминалистической практике тип лица чаще всего определяется в сравнении с представителями известных груп населения''.

Поэтому и получается, что вся многовековая практика судебно-криминалистического освидетельствования личности строится в точном соответствии с ''расовыми предрассудками'', или ''врожденными антропоэстетическими моделями''. Закономерно будет поинтересоваться на сей счет точкой зрения либеральных антропологов, отрицающих сам факт существования ''расы''. Может быть, они желают отменить во всех частях света миллионы судебных решений, вынесенных на основе описаний личности обвиняемых, как юридически несостоятельные, якобы из-за отсутствия ''этноантропологических типов'', находящих ''отражение в анатомических внешних признаках, могущих быть определенными со всей точностью''? Тогда в угоду ''ученым либералам'' нужно будет принести в жертву опознания и прочие виды экспертиз, основанные на групповых, то есть именно этнорасовых признаках. В. И. Козлов в статье ''Этнорасовые предубеждения и этнологическая наука'' (Расы и народы, вып. 23, 1993) справедливо отмечает поэтому: ''При контактах с людьми, существенно отличающимися в антропологическом отношении, этническое самосознание обычно дополняется расовым и превращается в более четкое и устойчивое этнорасовое самосознание''.

Одни из ведущих отечественных антропологов А. А. Зубов и Н. И. Халдеева в своей совместной статье из сборника с характерным названием ''Расы и расизм. История и современность'' (М., 1991) дают такое заключение: ''Значит ''тип'', т. е. характерная сумма генетических и морфофизиологических признаков, маркирующая определенные группы внутри вида, – феномен вполне реальный, и стало быть, заслуживающий исследования''. А современный генетик Дж. Нил заявляет, что в настоящее время любого индивидуума можно отнести к той или иной хорошо исследованной большой этнической общности с точностью до 87%. Название книги А. Ф. Назаровой и С. М. Алтухова ''Генетический портрет народов мира'' (М., 1999) также говорит само за себя, ибо в ней дается подробная характеристика частот генов во всех основных и даже многих реликтовых популяциях человечества. Наконец, знаменитая Таблица генетико-лингвистических расстояний между народами американского генетика Луиджи Кавалли-Сфорца окончательно иллюстрирует объективность различий между биотипами. Поэтому в свете заявленной темы будет небесполезно обратиться к забытому пласту антропологии, который также указывал на объективность возникновения расовых предрассудков.

 

 

Основы расовой морали

 

Антропология рубежа XIX и ХХ веков, не владея методами генетического и биохимического контроля, тем не менее, именно в части описательной статистики внешних морфологических различий, на которых собственно и базируется наше антропоэстетическое и морально-этическое отношение к иноплеменникам, стояла на очень высоком уровне. Сама постановка задачи в плане выявления и описания расово-биологических различий между представителями разных народов была много конкретней, чем в современной этнической антропологии. Научный поиск той эпохи был направлен не как сейчас – на стирание различий, но, напротив, на их усиление и обособление, что придавало максимальную конкретность и наглядность всем аспектам расовой диагностики. Еще раз подчеркнем, что описательные и статистические методы той эпохи нисколько не устарели, как не устарели до сих пор уравнения знаменитого немецкого математика Карла Фридриха Гаусса (1777_1855), с помощью которых современные генетики проводят свои вычисления.

Наша русская антропология докоммунистической эпохи также не является исключением в этом плане. Ее основателем, по общему мнению, принято считать Анатолия Петровича Богданова (1834_1896), которого официальная марксистская наука причисляла к стойким ''борцам с расизмом''. Правда, на чем она основывала свою классовую убежденность, не совсем понятно, так как Богданов совершенно в духе своего времени утверждал, что ''череп, даже в своих племенных признаках, представляет нечто постоянное''. Пусть это и не расизм, но и до пресловутого интернационализма здесь далеко.

Цель одного из главных сочинений А. П. Богданова ''Антропологическая физиогномика'' (М., 1878) как раз и состояла в том, чтобы поставить определение ''характерных русских черт лица'' на научную основу: ''Для современного антрополога-натуралиста изучение человека вообще не есть ближайшая задача, это дело анатома, физиолога, психолога и философа. Для него важны те вариации, которые в своей форме и в своем строении представляют племена, и важны постольку, поскольку они дают возможность различать и группировать эти племена, находить в них различия и сходства для возможности естественной классификации их, для воссоздания того родословного древа, по которому они развивались друг от друга под влиянием различных причин. Для своих целей антропологическая физиогномика ставит иногда на значительное место при своих заключениях такие признаки, кои не важны для физиогномиста вообще, как например, цвет волос и глаз''. Таким образом, по мнению основателя русской антропологической школы, антрополог известного уровня квалификации прежде всего являлся расологом, все остальное – дело подмастерьев из числа ''физиологов и философов''. Расово-биологический приоритет здесь совершенно очевиден.

Определившись с ценностями, Богданов столь же категоричен и в вопросах выбора методологии: ''Изучая мопса или пуделя, для зоолога интересны не случайные разновидности его, происшедшие от тех или других внешних условий, а то более постоянное сочетание, которое одно дает ему возможность составить себе представление о мопсе или пуделе, как представителях естественных групп или рас. Он знает, что в генетических теориях признаки не считаются, а взвешиваются по их значению; они классифицируются не по своей численности, но по своей ясности проявлений, по проявленности его. В данном случае зоологу в каждой особи важно то, что дает указание на влияние расы. То же мы имеем и в смешанных племенах человека; те же затруднения, те же цели встречаем мы при изучении их антропологических свойств''.

Вторая часть монографии посвящена уже непосредственно антропологической физиогномике русского народа. А. П. Богданов утверждает: ''Мы сплошь и рядом употребляем выражения: это чисто русская красота, это вылитый русак, типично русское лицо. Может быть, при приложении к частным случаям этих выражений и встретятся разногласия между наблюдателями, но, подмечая ряд подобных определений русской физиогномии, можно убедиться, что не нечто фантастическое, а реальное лежит в этом общем выражении русская физиогномия, русская красота. Это всего яснее выражается при отрицательных определениях, при встрече физиогномий тех из родственных племен, кои исторически сложились иначе, например, инородцы, и при сравнении их с русскими. В таких случаях, нет, это не русская физиогномия звучит решительнее, говорится с большим убеждением и большей убежденностью. В каждом из нас, в сфере нашего ''бессознательного'' существует довольно определенное понятие о русском типе, о русской физиогномии''.

Как видите, классик русской антропологии за сто лет до возникновения антропоэстетики обосновал все ее основные положения. Уместно будет также процитировать в этой связи слова русского этнографа и историка Н. И. Надежина, сказанные им еще в 1837 году: ''Физиогномия Российского народа, в основании Славянская, запечатлена естественным оттенком северной природы. Волосы русые, отчего в старину производили самое имя Руси''.

Далее методами исторической этнографии Богданов доказывает, что колонизация Сибири в принципе не могла оказать на русский народ пагубного влияния. Расовое смешение прежде всего не могло иметь места по причине разницы пропорций этносов, приходивших в соприкосновение, а также из-за кардинального различия в их биологической стратегии выживания. С началом колонизации огромные массы расовооднородного русского населения хлынули на территории, заселенные разноплеменными аборигенами, не имевшими ни расовой, ни политической консолидации. Численный перевес, скоординированность действий, агрессивность отличали действия русских. Вырезая местное мужское население и овладевая туземными женщинами, русские колонизаторы, прокатываясь волна за волной по бескрайним просторам Евразии, неизбежно увеличивали процент нордической крови в местном населении от поколения к поколению, в точном соответствии с законами Менделя. Административная и судебная системы во вновь колонизируемых областях, сам характер хозяйственной деятельности, а также русская православная церковь многократно усиливали процесс русификации коренного населения, причем не столько в культурном отношении, сколько именно в антропологическом. Миф о ''мирном освоении Сибири'' – позднее изобретение коммунистической пропаганды. Перечень племен, исчезнувших с лица земли всего за двести-триста лет русской экспансии, весьма внушителен. Ни одно либерально-демократическое измышление не в силах изменить принципы борьбы за существование. Русские летописи, путевые заметки купцов, офицеров и просто ''лихих людей'' хранят свидетельства того, что отдельные племена добровольно отдавали молодых женщин плодородного возраста, едва завидев белых завоевателей.

Влияя на чужую кровь, русские колонизаторы при этом берегли свою, так как их женщины и дети оставались в метрополии. Несколько веков такого ''интернационального миролюбия'' смыли почти все остатки расово-этнической самобытности автохтонов с гигантских территорий. ''Государев человек'', купец и православный священник великолепно дополняли друг друга, координируя действия военных отрядов, экономических факторий и церкви, что позволяло держать под контролем местное разрозненное население. Кстати, завоз водки и табака к монголоидным племенам Сибири, для коих они губительны, был санкционирован именно православным духовенством. Использование коренного населения, более слабого телосложения, на рудниках, копях и во время навигации на северных реках также подрывало его расовые силы в противостоянии с русскими. Кроме того, исконная русская мораль была цементирующим фактором, делавшим стремительную ассимиляцию населения Сибири необратимой. А. П. Богданов продолжает:

''Может быть, многие и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных колонизаторов было не таково. Это был народ торговый, воинственный, промышленный, заботившийся зашибить копейку и затем устроить себя по своему, сообразно созданному себе собственному идеалу благополучия. А этот идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какою-либо ''поганью'', как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ним вести дела, будет с ним ласков и дружелюбен, войдет с ним в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм. Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки, хотя романы часты, но романы односторонние: русских ловеласов с инородческими камеями, но не наоборот''.

Наконец, Богданов делает и следующие весьма важные выводы относительно полоролевого участия в расовом смешении: ''Женщина, сравнительно более высокого развития, более высокой расы, редко снизойдет до представителя расы, считаемой ею за ниже стоящую. Помеси европеек с неграми крайне редки и принадлежат к случайным, можно сказать эксцентричным явлениям, но негритянки и мулатки падки до европейцев''.

Чем ''ниже'' раса, тем распущеннее ее женщины, что объясняется и современными данными эволюционной теории пола и биологии поведения. Они просто воруют таким образом у ''высших'' рас не достающие гены.