Глава девятнадцатая захват фашистами власти в Германии и подрывная работа немецко-фашистской дипломатии в Европе (1932–1933 гг. )

 

Гитлер-рейхсканслер. Летом и осенью 1932 г. внимание всего мира было приковано к острому политическому кризису в Германии. Разгоревшаяся борьба за власть между Гитлером, фон Папеном и генералом фон Шлейхером была предметом оживлённых дискуссий в мировой печати.

Германия шла быстрыми шагами к установлению фашистской диктатуры. Обманутые националистической и социальной демагогией гитлеровской партии, немецкие мелкобуржуазные группы выражали недовольство всё более обострявшимся экономическим и политическим кризисом в стране. Массовая безработица и возросшая нищета вызывали революционное возбуждение рабочего класса. Германская компартия на новых выборах в Рейхстаг 6 ноября 1932 г. получила б миллионов голосов. Национал-социалисты потеряли 2 миллиона. Германская буржуазия стала искать выхода из внутреннего кризиса на путях к открытой террористической диктатуре господствующих классов; в ней германский империализм обретал одно из средств, способствующих быстрой и решительной его подготовке к новой мировой войне.

Вопрос о передаче власти фашистам обсуждался на тайных совещаниях германской империалистической буржуазии. Первое совещание состоялось ещё 10 октября 1931 г. в городе Гарцбурге. Его результатом было создание так называемого «гарцбургского фронта» самых реакционных слоев германской буржуазии, под руководством магнатов финансового капитала. На этом совещании были намечены практические мероприятия, которые должны были привести к созданию фашистского режима в Германии.

В феврале 1932 г. на съезде в Дюссельдорфском клубе промышленников Гитлер пообещал участникам съезда, если они помогут ему прийти к власти, предоставить им такие военные заказы, каких не знала история. Один из руководителей съезда, крупнейший рурский промышленник Фриц Тиссен, ответил на это возгласом, полным энтузиазма: «Хайль Гитлер!» Этот Тиссен сыграл крупную роль не только в финансировании национал-социалистской партии, но и в захвате власти Гитлером.

В результате сделки, заключённой между Гитлером и Папеном во время свидания в окрестностях Кёльна 4 января 1933 г., Гитлер получил от Гинденбурга согласие создать кабинет «национальной концентрации». 30 января 1933 г. Адольф Гитлер стал рейхсканцлером. Вице-канцлером у него стал фон Папен. Министерство иностранных дел осталось в руках барона Нейрата. Руководство рейхсвером было передано генералу фон Бломбергу, а руководство хозяйством — Гугенбергу. Все важные посты в кабинете занимали бывшие сотрудники Папена. Национал-социалисты были в кабинете ещё в меньшинстве. Борьба за власть в Германии продолжалась. Это создавало состояние неуверенности и в дипломатических отношениях.

Назначение Гитлера рейхсканцлером было встречено сдержанно в дипломатическом мире. Но общественное мнение в Европе было сильно возбуждено. Английская буржуазная печать, всё ещё соблазняемая антибольшевистскими посулами Гитлера, уверяла, что приход его к власти не окажет большого влияния на международные отношения. «Сохранение в кабинете такого опытного министра иностранных дел, как фон Нейрат, — писала газета «Times», — гарантирует преемственность внешней политики Германии. Папен и Нейрат — люди, только что подписавшие от имени Германии Лозаннское соглашение, — не станут теперь от него отказываться».

Газета «Manchester Guardian» в номере от 31 января 1933 г. выражала надежду, что вице-канцлер фон Папен, якобы известный своей склонностью к французам, может добиться соглашения с Францией. Английская консервативная печать доказывала, что период предвыборной агитации и её неизбежных преувеличений кончился; кабинет Гитлера и сам фюрер должны теперь стать на путь «конструктивной политики». Ведь по существу национал-социалисты в вопросе пересмотра Версальского договора требовали якобы лишь немногим больше, чем конституционные германские партии. Они только кричали «гораздо громче».

Американская буржуазная пресса, отражавшая интересы банков, имевших в Германии большие вложения, также утверждала, что, по мнению вашингтонских дипломатических кругов, канцлерство Гитлера «не возбуждает серьёзных опасений относительно последствий в международных отношениях». Гитлера окружает консервативный кабинет; это является гарантией того, что угрозы нацистов порвать Версальский договор останутся пустым звуком.

Другой тон господствовал в дипломатических и общественных кругах Франции. Парижская пресса единодушно оценивала новый германский кабинет как «инструмент войны».

«С точки зрения международной, — писала газета «Figaro» 31 января 1933 г., — приход Гитлера представляет серьёзную опасность. Он является искрой, которая может взорвать пороховую бочку».

Ещё более резко и откровенно формулировал эти опасения орган националистов «Ordre» 31 января 1933 г. «Если люди, определяющие судьбы Германии, — говорила газета, — решаются поставить во главе страны правительство, состоящее из типичнейших представителей пруссачества, то это свидетельствует о том, что они мало считаются с Францией и полагают, что пришёл момент показать миру истинное лицо Германии».

Опасение, что с приходом к власти Гитлера в Германии «широко откроется дверь для военных авантюр», высказывали и некоторые дальновидные французские дипломаты. Однако имелись во Франции и такие круги (руководимые финансовой олигархией), которые надеялись на сближение и сотрудничество с Гитлером. В дипломатии эту тенденцию выражал Франсуа Понсэ, тесно связанный с магнатами тяжёлой промышленности из Комите де форж. Назначенный послом в Берлин, он утверждал, что с Гитлером ему легче будет иметь дело, чем с прежними германскими правительствами.

 

Программа гитлеровской дипломатии. Тревога и опасения, вызванные в европейских странах захватом в Германии власти фашистами, имели под собой серьезные основания.

Гитлеровская партия боролась за власть, имея уже готовую программу завоевания Европы и установления своего мирового господства. Эта программа была изложена Гитлером ещё в 1924 г. в книге «Моя борьба», получившей заслуженную славу «библии людоедов».

Гитлер критиковал довоенную внешнюю политику Германии. Эта политика стремилась к колониальным захватам. Конечно, рассуждал в своей книге Гитлер, Германия тогда, как и теперь, стояла перед альтернативой: «либо расшириться, либо погибнуть». Без завоевания «жизненного пространства», без расширения территории «большой народ обречён на гибель». Но проблема «жизненного пространства» для Германии должна решаться не на путях прежней колониальной или торговой политики. «Единственная для Германии возможность здоровой территориальной политики заключается в приобретении новых земель в самой Европе». Гитлер доказывал, что новых территорий нужно искать на востоке Европы, «в первую очередь в России и в тех окраинных государствах, которые ей подчинены».

Разумеется, «Drang nach Osten» («натиск на Восток») не исключает похода на Запад. «Нам нужна, — писал Гитлер, — не западная и не восточная ориентация. Нам нужна восточная политика, направленная на завоевание новых земель для немецкого народа». Для этого необходимо прежде всего «уничтожить стремление Франции к гегемонии в Европе». В отношении Франции Германия должна перейти от «пассивной защиты» к окончательному «активному расчёту» с французами. В уничтожении Франции надо видеть «средство обеспечить немецкому народу возможность дальнейшей экспансии».

Эта программа «возврата на путь старых рыцарей» означала войну; завоевание Европы и всего мира Гитлер считал возможным только при помощи «тотальной», всеохватывающей истребительной войны.

В августе 1932 г., когда Гитлер добивался германского канцлерства, им велись долгие беседы с единомышленниками о задачах и методах будущей германской внешней политики. Во время этих бесед Гитлер посвящал слушателей в свои захватнические планы, заранее рассказывая и о методах маскировки, к которым он будет прибегать, прикрывая подготовку «тотальной» войны самыми миролюбивыми декларациями. Об этих беседах рассказал в своей книге «Гитлер говорит» один из тогдашних приближённых фюрера, затем бежавший от него нацист Герман Раушнинг.

«Нам нужна Европа и её колонии, — говорил Гитлер Раушнингу. — Германия — только начало…» Но он не начнёт войны немедленно после взятия власти. Наоборот, он будет сначала даже смягчать конфликты, подписывать любые договоры и соглашения, вести политику «примирения» со всеми недавними врагами. «Я буду двигаться этапами», — пояснял Гитлер.

Тогда же, летом 1932 г., будущий гитлеровский министр земледелия Дарре созвал узкое совещание для обсуждения вопросов «восточной политики жизненного пространства». На совещании выступил Гитлер. Он развивал план создания германской «расовой империи», объединяющей «немецкий избранный народ», «призванный» господствовать над Европой и над всем миром.

«Мы никогда не добьёмся мирового господства, — говорил Гитлер, — если в центре нашего развития не будет создано мощное, твёрдое, как сталь, ядро из 80 или 100 миллионов немцев». В «ядро» включались, кроме Германии, Австрия, Чехословакия, часть Польши. Эго «фундамент великой Германии». Вокруг него — система малых и средних вассальных государств: Прибалтика, Польша, Финляндия, Венгрия, Сербия, Хорватия, Румыния, Украина, ряд южнорусских и кавказских государств. Такова «федеративная Германская империя». Эти территории должны быть заселены немецкими крестьянами. Славяне должны быть частью истреблены, частью выселены; остальные — обезземелены и превращены в батраков или чернорабочих немецкой «расы господ».

После захвата власти Гитлер уже не ограничивался «континентальным» планом завоевания Европы. «Мы создадим новую Германию в Бразилии, — заявлял он. — Аргентина и Боливия легко могут быть «унифицированы» национал-социалистской пропагандой. Голландская Индия и Новая Гвинея должны быть отняты у Англии. Англия — «конченная страна»: её колонии, как и французские (вся Африка!), должны перейти в немецкие руки. Мексика должна стать немецкой. США «агонизируют», они «больше никогда не вмещаются в европейскую войну». «Лишь идеология национал-социализма способна освободить американский народ от клики его угнетателей».

«Эта задача оздоровления США будет осуществлена мною, — заявлял Гитлер, — причём я начну с установления преобладания наших германо-американцев».

«Мой фюрер, — сказал кто-то из слушателей, — я боюсь, как бы наши обширные планы не были разбиты раньше, чем они созреют».

Гитлер вспыхнул. «Поймите раз и навсегда, — резко ответил он, — что наша борьба против Версаля и наша борьба за новый порядок во всём мире — одно и то же, и что мы не можем остановиться на какой-либо черте. Мы осуществим нашу систему во всём мире, навяжем её всем народам».

Весь «континентальный план» Гитлера, как и его конечная цель — завоевание мирового господства, — были списаны с пан-германских планов, существовавших ещё до первой мировой войны и особенно распространённых в 1917–1918 гг.

Для осуществления этой пангерманской программы порабощения Европы могло быть только одно средство — война. Гитлер призывал национал-социалистов к войне — войне «тотальной», беспощадной, не делающей различия между армиями противника и мирным населением.

«Мне нет надобности быть щепетильным, — говорил Гитлер Раушнингу. — Я выберу оружие, которое мне покажется необходимым».

«Массовые воздушные атаки, внезапные атаки, акты террора, саботаж, покушения, совершаемые изнутри, убийства руководителей, сокрушительные удары по всем слабым местам обороны противника, наносимые, как молотом, одновременно, без раздумывания о резервах и потерях, — такова будущая война. Гигантский молот, который сокрушает всё».

 

Задачи и методы гитлеровской дипломатии. Раньше чем армии вступят в бой, твердил Гитлер необходимо, чтобы вражеская нация была деморализована, чтобы она была подготовлена к капитуляции и приведена к пассивности.

«Добьёмся ли мы морального поражения противника перед войной? — спрашивал Гитлер. — Вот вопрос, который меня интересует. Везде, в самой вражеской стране, мы будем иметь друзей, которые нам помогут. Мы сможем их обеспечить. Смятение чувств, конфликты, нерешительность, паника — вот что будет нашим оружием».

Гитлер считал необходимым иметь повсюду своих агентов — «безобидных путешественников», которые будут разжигать везде мятежи и волнения, вызывать конфликты и панику, усыплять бдительность противника при помощи хитрости и обмана. Такова же будет цель договоров и соглашений, которые будут затем превращены в «клочок бумаги». «Наша стратегия, — поучал Гитлер одного из своих приближённых, Форстера, руководителя данцигских нацистов, — будет состоять в том, чтобы разрушить врага изнутри, заставить его разбить самого себя своими руками».

В осуществлении этих задач на помощь военным должны прийти дипломаты. Однако старая дипломатия не только не нужна, но и вредна для «новой Германии».

«Я не буду ждать, пока эти куклы переучатся, — презрительно говорил Гитлер о старых германских дипломатах в беседе с Раушнингом. — Если наши худосочные дипломаты думают, что можно вести политику так, как честный коммерсант ведёт своё дело, уважая традиции и хорошие манеры, — это их дело. Я провожу политику насилия, используя все средства, не заботясь о нравственности и «кодексе чести»… В политике я не признаю никаких законов. Политика — это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков».

«Умелый посол, — развивал Гитлер свои идеи, — должен быть мастером этикета. Когда нужно, он не остановится перед подлогом или шулерством. Меньше всего он должен быть корректным чиновником».

Именно таковы были избранные Гитлером дипломаты фон Риббентроп, фон Папен, Абец и другие.

Как писал в своей книге Феликс Гросс, «во всякой другой стране, только не в кайзеровской Германии, тем более не в Германии фашистской, Папен рано закончил бы свою карьеру за железной решёткой».

Проникнув во «дворец дипломатии» с чёрного хода, шпион, разведчик и авантюрист фон Папен даже в политических кругах гитлеровцев носил кличку «хамелеона». Этот седовласый человек с тощим лицом и тонкими губами, одетый, как манекен с витрины модного магазина, как нельзя лучше подходил для роли международного разведчика и интригана. Он сумел во-время переметнуться на сторону Гитлера и стал одним из незаменимых агентов гитлеровской «дипломатии».

Не менее колоритна фигура другого профессионального дипломата гитлеровской Германии, Иоахима фон Риббентропа. Бывший офицер, а после войны коммивояжёр по сбыту вин, Риббентроп прошёл на практике курс шпионажа и разведки. Его наставником в этой науке был сам фон Папен. Внешность Риббентропа соответствовала его роли торгового и политического агента. Видная фигура, свободные манеры, умение одеваться, знание иностранных языков помогали ему приспособляться к условиям любой среды и приобретать повсюду связи. Риббентропу удалось даже украситься аристократическим титулом при помощи усыновившей его тётки. Большое состояние получил он путём женитьбы на дочери богатого рейнского промышленника.

Гитлер ещё до прихода к власти сумел оценить Риббентропа. Вылощенный коммивояжёр получил назначение на пост начальника департамента внешней политики национал-социалистской партии. Правда, Министерство иностранных дел в тот период приказало своим отделам не допускать никаких сношений с Риббентропом. Но он не растерялся. При своём департаменте он организовал разведывательный отдел, который впоследствии стал известен под наименованием «бюро Риббентропа». Там он собрал своих людей — офицеров в отставке, обедневших дворян, артистов и в особенности артисток, танцовщиц, маникюрш, портних, продавщиц, девушек всяких профессий и без профессий. Обучив их всех ремеслу шпионажа, он спустил эту свору на чиновников Министерства иностранных дел и на виднейших государственных деятелей всех стран. Вскоре к нему потекли всевозможные документы из Министерства и всяческая информация из различных государств.

Гитлер непосредственно руководил работой своих дипломатов. «Я уже сейчас организую свою собственную дипломатическую службу — рассказывал Гитлер Раушнингу в 1932 г., — это обходится дорого, но я выиграю время… Я приказал составить картотеку на всех влиятельных людей мира, на которых будут получены необходимые данные. Такой-то — принимает ля деньги? Каким иным путём можно его купить? Горд ли он? Какие у него эротические наклонности? Какой тип женщин он предпочитает? Не гомосексуалист ли он? Этой категории надо уделить особое внимание, таких людей можно крепко держать на привязи. Скрывает ли он что-либо из своего прошлого? Поддаётся ли шантажу?.. Таким путём, — заключал Гитлер, — я провожу настоящую политику, завоёвываю людей, заставляю их работать на себя, обеспечиваю себе проникновение и влияние в каждой стране. Нужные мне политические успехи достигаются путём систематической коррупции руководящих классов… Плоды этой подпольной работы я соберу в будущей войне, ибо никто не может противопоставить мне что-либо подобное».

Однако непосредственно после своего прихода к власти Гитлер поручил руководство официальной дипломатией прежнему министру иностранных дел фон Нейрату. Профессиональный дипломат, юнкер до мозга костей, член бывшего «Клуба господ» и приятель Папена, фон Нейрат не принадлежал к национал-социалистам. Гитлер не имел ещё в это время достаточно компетентных дипломатов для замещения высших дипломатических постов своими людьми. Он оставил Нейрата, хотя и относился к нему с недоверием. С самого начала он стремился по возможности сузить сферу деятельности Нейрата. Департамент печати Министерства иностранных дел был передан Геббельсу. Было прекращено поступление от иностранного ведомства специальных докладов о положении дел в отдельных странах и частях света. Международную информацию поставляло теперь «бюро Риббентропа», а затем «внешнеполитический отдел» партии, возглавляемый Розенбергом. Был создан отдел, ведающий «немцами за границей», под руководством Боле. Свои дипломатические представительства за границей Гитлер постепенно превращал в центры агентуры и нацистской пропаганды. Там, где оставались непартийные дипломаты, они были превращены в марионеток, автоматически действующих по приказу из Берлина. Сам Нейрат был постепенно оттеснён от руководства международными делами. С дипломатическими поручениями в первые годы национал-социалистской власти по европейским столицам разъезжал ближайший помощник Гитлера Геринг.

 

Гитлеровское правительство под маской «мира и сотрудничества». Осуществляя свою программу подготовки войны, гитлеровское правительство лицемерно заверяло всех в своём искреннем миролюбии. В первом же воззвании нового кабинета «К германской нации» возвещалось, что новое «национальное правительство» Германии «преисполнено сознанием важности задачи содействовать сохранению и Укреплению мира, в котором человечество нуждается теперь больше, чем когда бы то ни было». В этом документе от 1 февраля 1933 г. германское фашистское правительство определяло Цели внешней политики Германии в двух крайне туманных пунктах: 1) «утверждение права на жизнь» и 2) «восстановление свободы». Оба эти пункта сводились к общему требованию «равноправия» Германии, в особенности в вопросе о вооружении. Германское правительство, гласила декларация, считает своим долгом добиваться отмены дискриминации в отношении Германии и «равноправия» как «инструмента мира».

Учитывая реальное соотношение военно-политических сил гитлеровская дипломатия в своих официальных выступлениях маскировала свои планы подготовки войны пацифистской фразой. Гитлер считал необходимым создать за границей впечатление, что кровожадные откровения его пресловутой книги «Моя борьба» не выражают политических стремлений национал-социалистского правительства. Гитлер изображал себя решительным сторонником европейского мира. Он утверждал, что главная угроза для мира кроется в безоружности и беззащитности Германии перед лицом большевистской опасности.

В новогоднем выступлении в национал-социалистской прессе накануне своего назначения рейхсканцлером Гитлер объявил себя борцом против марксизма и против «исполинской опасности большевизма». Мировая реакция с удовлетворением приняла эту декларацию. Буржуазная английская пресса, поддавшаяся на эту уловку Гитлера, сочувственно отметила, что в первый раз Гитлер объявляет главным врагом Германии не Версальский договор, а марксизм и большевизм.

В интервью, данном корреспонденту газеты «Daily Mail» 7 февраля 1933 г., Гитлер заявлял, что «Версальский договор является несчастьем не только для Германии, но и для других народов». Он надеется, что пересмотра его будут требовать не только немцы, но и весь мир. Главное же, в чём он видит опасность, — это коммунизм. В данном случае новому правительству приходится иметь дело не с иностранным государством, а с явлением распада, которое он оценивает как «основное препятствие для мирного развития и нового расцвета германской нации».

В другом интервью, полученном представителем газеты «Sunday Express», Гитлер заявил о своём желании прийти к соглашению с Францией, если она проявит инициативу и предложит пересмотр договоров. Представителям же английской и американской печати Гитлер сообщил о своём намерении вступить в переговоры с Англией и США об уплате частных иностранных долгов и о полном разоружении.

Вскоре было официально объявлено о создании нового отдела внешней политики национал-социалистской партии под руководством Розенберга. В ряде интервью о задачах и функциях нового отдела Розенберг вслед за Гитлером повторял, что «Германия до конца испробует всякую возможность мирного разрешения внешнеполитических проблем». Германия ни на кого не хочет нападать, даже на Францию. Она хотела бы, чтобы все страны разоружились, вместо того чтобы тратить свои средства на вооружения. Если же другие державы не поддержат нацистской Германии, «коммунизм распространится от Владивостока до Атлантического океана».

Розенберг указывал далее, что между Германией и западными державами не существует принципиальных, жизненно важных разногласий. Перед германским государством стоит проблема «восточного пространства». «Мы не имеем тщеславного желания превратиться в опасного конкурента американским интересам, — заявил Розенберг. — Наше внимание обращено теперь на восток Европы. Там находятся будущие рынки Германии».

В том же «примирительном тоне» звучала и речь Гитлера в Рейхстаге 23 марта 1933 г. Гитлер заявлял о желании германского правительства установить тесное сотрудничество с Англией. В другой речи в Рейхстаге, от 17 мая 1933 г., Гитлер благодарил Рузвельта за его посредничество при урегулировании экономических затруднений Германии. Он подчёркивал готовность Германии к «мирному сотрудничеству» со всеми державами.

 

Советский проект конвенции об определении агрессора. Встревоженная Европа с опаской следила за событиями в Германии и с недоверием прислушивалась к «миролюбивым» декларациям Гитлера. Советская дипломатия, ясно видевшая агрессивную природу фашизма, стремилась всеми способами пробудить бдительность демократических стран и организовать антифашистские силы. Советские делегаты на Международной конференции по разоружению добивались конкретных решений по вопросам разоружения и всеобщей безопасности. С целью мобилизовать внимание международной общественности советская делегация внесла 6 февраля 1933 г. предложение об определении агрессора. Предложение это являлось попыткой установить те конкретные случаи и предлоги, которые могут быть использованы нападающей стороной как оправдание агрессии. Советский проект конвенции об определении агрессии содержал перечисление таких действий, которые все государства рассматривали бы как акт агрессии. Статья вторая конвенции давала определение «нападающей стороны в международном конфликте». Нападающей стороной или агрессором предлагалось считать государство, которое совершает одно из следующих действий:

«1. Объявление войны другому государству.

2. Вторжение своих вооружённых сил, хотя бы без объявления войны, на территорию другого государства.

3. Нападение своими сухопутными, морскими или воздушными силами, хотя бы без объявления войны, на территорию, на суда или на воздушные суда другого государства.

4. Морскую блокаду берегов или портов другого государства.

5. Поддержку, оказанную вооружённым бандам, которые будучи образованы на его территории, вторгнутся на территорию другого государства, или отказ, несмотря на требование государства, подвергшегося вторжению, принять на своей собственной территории все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства».

Все эти предложения имели в виду единственную цель — воспрепятствовать агрессии и способствовать укреплению мира. Это был первый шаг на пути создания системы коллективной безопасности.

На второй сессии Международной конференции по разоружению, заседавшей с февраля по июль 1933 г., проблемы безопасности занимали центральное место. Но дискуссии по этим проблемам протекали бесплодно. Никаких конкретных решений вынесено не было. Не был принят и ни один из многочисленных проектов конвенции по разоружению. После провала французского проекта Эррио, который не представлял собою ничего нового по сравнению с пактом Бриана — Келлога, глава британской делегации Макдональд представил конференции 16 марта 1933 г. свой проект. План Макдональда о разоружении, как подтверждала и сама английская делегация, был попыткой сочетать противоположные позиции, выявившиеся на конференции. По этому плану Германии предоставлялось право иметь сухопутную армию в 200 тысяч человек; ограничивался личный состав сухопутных армий других стран; устанавливались пределы мощности полевой артиллерии и танков; воспрещалась воздушная бомбардировка. За выполнением этих условий должна была наблюдать постоянная комиссия по разоружению.

Для советских армий проект Макдональда устанавливал контингент личного состава в 500 тысяч человек. Советская делегация заявила, что Советский Союз готов принять даже более низкую цифру; пусть только во всех странах, и в особенности у его соседей, будет осуществлено действительное сокращение вооружений. Советская делегация подвергла уничтожающей критике эклектический план Макдональда. Тем не менее конференция в первом чтении приняла план Макдональда за основу. Различные делегации сопроводили принятие этого плана такими оговорками, которые сводили на нет возможность его осуществления. Для окончательного принятия и проведения проекта Макдональда он должен был ещё раз подвергнуться голосованию при втором чтении.

 

Пакт четырёх. Женевская конференция по разоружению была близка к полному краху. Генеральная комиссия конференции по разоружению, занимавшаяся согласованием проектов, прервала свои работы. Перерывом воспользовался Муссолини, выступивший с предложением пакта четырёх держав. Предложение это сводилось к тому, чтобы четыре западные державы — Германия, Франция, Англия и Италия — заключили между собой соглашение о проведении политики сотрудничества и поддержания мира, в согласии с пактом Келлога и другими антивоенными пактами.

Второй пункт проекта, предложенного Муссолини, устанавливал возможность пересмотра мирных договоров «законными путями» согласно статье 19 устава Лиги наций. Третий пункт подтверждал равенство прав Германии в области вооружений. Остальные пункты требовали согласования политики четырёх держав во всех спорных международных вопросах в Европе и вне её.

Для обсуждения итальянского проекта Муссолини пригласил в Рим английского премьера Макдональда и министра иностранных дел Англии Саймона, находившихся в это время в Женеве. Предложение Муссолини встретило их сочувствие.

23 марта 1933 г. Макдональд информировал Палату общин о римских переговорах. Он требовал предоставления Германии равенства в вооружениях и права пересмотра договоров в соответствии со статьёй 19 устава Лиги наций.

Но предложение Макдональда встретило решительные возражения со стороны многих депутатов. Застрельщиком оппозиции в Палате общин выступил Уинстон Черчилль. Он произнёс полную ядовитого сарказма речь по поводу неудачного руководства внешней политикой Англии со стороны премьер-министра Макдональда. Черчилль доказывал, что за четыре года этого руководства Англия лишь приблизилась к войне и стала слабее, беднее и беззащитнее, чем когда-либо. Самое путешествие Макдональда в Рим Черчилль сравнивал с паломничеством Генриха IV в Каноссу. Вероятно, это посещение доставило Муссолини «такое же удовольствие, какое получил 1000 лет тому назад папа от смиренного прихода кающегося императора».

Черчилль язвительно рекомендовал «достопочтенному Джентльмену» — Макдональду — заняться неотложными внутренними делами, предоставив руководство иностранными делами более опытным дипломатам. Пока же за неправильную внешнюю политику премьера Англии приходится расплачиваться Дороже, чем другим державам. Военные долги не урегулированы. Лондонский морской договор тормозит развитие английского флота. Женевская конференция по разоружению превратилась в длительный фарс, который нанёс тяжкий удар престижу Лиги наций. Давление на Францию в вопросе разоружения и пособничество перевооружению Германии могут привести не к миру, а к войне.

С особенной силой обрушился Черчилль на план, предоставляющий Германии равенство в вооружениях. Не может быть сомнения, говорил он, что как только Германия достигнет равенства военных сил со своими соседями, надо будет ожидать возобновления всеевропейской войны.

Требовать в такой момент от Франции, чтобы она уменьшила свою армию наполовину, в то время как Германия, наоборот, удваивает свою армию, было бы по меньшей мере несвоевременным. Черчилль предостерегал против дальнейшего сокращения вооружений как во Франции, так и в Англии — именно потому, что это означало бы разоружение перед лицом такого правительства, которое непременно нападёт на своих соседей, как только вооружится.

Саймон выступил с защитой предложенного Муссолини пакта четырёх. Сотрудничество между четырьмя державами, говорил он, не означает господства директории великих держав над Европой, не ведёт к ревизии Версальского договора, — оно означает только пересмотр мирным путём, в соответствии со статьёй 19, отдельных пунктов договора. «Ведь попытка мирным путём изменить тот или иной пункт лучше, чем явное нарушение его», — аргументировал Саймон своё предложение.

Доводы Саймона не успокоили общественного мнения ни в Англии, ни во Франции.

Политическое положение Франции в этот период было особенно неустойчивым. В момент прихода Гитлера к власти Франция переживала очередной правительственный кризис. На смену кабинету Поля Бонкура пришло правительство Эдуарда Даладье. Это была уже третья, после майских выборов 1932 г., парламентская комбинация партии радикал-социалистов. Новый премьер Даладье сохранил за собой портфель военного министра. Как рассказывает в своей книге «Я обвиняю» известный журналист, пишущий под псевдонимом Андрэ Симона, Даладье вызвал к себе генерала Вейгана для консультации о военном положении Франции в связи с приходом Гитлера к власти. Ярый монархист и крайний реакционер Вейган в 1931 г. был назначен заместителем председателя Высшего совета обороны Франции.

Вейган поспешил рассеять опасения нового премьера. Французская армия, доказывал Вейган, насчитывает около 370 тысяч человек. Она хорошо обучена и снабжена. Германия даже при всём своём напряжении не сможет ранее чем через 10 лет создать армию, равную хотя бы кайзеровской. К тому же Франция продолжает вооружаться. На франко-германской границе уже вдет полным ходом строительство линии Мажино, которая будет закончена в 1934 г. Наконец, Франция связана целой системой военных союзов. Правда, не все союзные армии стоят на высоте. Рейган высоко оценивал только чешскую армию. Польская армия с её устарелым техническим снаряжением и малоквалифицированным командованием не идёт в счёт. Английская армия невелика, но зато Англия имеет мощный флот, который должен сыграть в случае войны решающую роль.

Таким образом, Вейган не видел или не хотел видеть реальной военной опасности для Франции со стороны Германии. По его мнению, приход национал-социалистов к власти даже представлял для Франции известные политические выгоды: он, несомненно, должен был способствовать ослаблению коммунистического движения во всём мире, а также во Франции. Неизбежное ухудшение отношений Германии с СССР, по мнению Вейгана, также должно явиться для Франции благоприятным политическим фактором.

Под влиянием успокоительных заверений военных руководителей и под давлением французской реакции Даладье старался наладить отношения Франции с национал-социалистской Германией в духе «политики умиротворения». Такая политика диктовалась не только общеизвестными соглашательскими наклонностями самого Даладье, но и финансовыми затруднениями, которые в то время испытывала Франция.

 

Отношение Польши к пакту четырёх. В марте 1933 г. польский маршал Пилсудский информировал французское правительство о том, что Германия в нарушение Версальского договора усиленно вооружается; немцы мечтают о реванше. Маршал предлагал принять меры против этой опасности, — одни лишь дипломатические представления Берлину не могут достигнуть цели. Пилсудский заявлял, что польские войска готовы в любой момент выступить против немцев, если Франция поддержит Польшу в случае польско-германского военного столкновения.

Французская дипломатия дала Пилсудскому отрицательный ответ. В Варшаве стало известно, что и в Риме начинают проявляться соглашательские настроения в отношении Германии.

В начале 1933 г. в столицу Италии прибыл бывший премьер Польской республики Падеревский. Он был принят Муссолини. В беседе со своим гостем глава фашистской Италии заговорил об опасности, которая угрожает Польше со стороны Германии. Муссолини дружески посоветовал полякам во избежание вооружённого столкновения с немцами вернуть им Польский коридор. Возвратившись от Муссолини в польское посольство, Падеревский обрушился на посла графа Пшездецкого. Он в гневе упрекал его в том, что тот своевременно не информировал Варшаву о позиции Муссолини в отношении Германии. Взволнованный посол полетел в Варшаву. Несколько дней спустя в Риме было получено известие о скоропостижной смерти Пшездецкого от сердечного припадка.

Имеются сведения, что, сделав в Париже своё воинственное предложение, Пилсудский вступил в секретные переговоры с германским военным атташе в Варшаве генералом Шиндлером. Предложение превентивной войны против Германии было провокацией со стороны Пилсудского в отношении поляков — сторонников союза с Францией: готовя переход к союзу с Германией, Пилсудский доказывал противникам этого союза, что на Францию надеяться нельзя.

Польская дипломатия всегда отличалась великодержавными претензиями. Понятно, она не могла помириться б тем, что инициаторы пакта четырёх не сочли нужным привлечь Польшу к участию в этом международном соглашении. Волновала Польшу и допускаемая пактом ревизия мирных договоров. Беспокойство поляков усугублялось тем, что, по сообщениям из Рима, в правящих итальянских кругах но прекращались разговоры о необходимости исправить восточные границы Германии, вернув ей Польский коридор. На эту тему достаточно развязно разглагольствовал среди дипломатов начальник кабинета Муссолини небезызвестный барон Алоизи. Польский посол в Риме Высоцкий слал в Варшаву тревожные донесения. Но покровительница Польши — Франция бездействовала. Мало того, она сама,