Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным

Краткое содержание книги

Время чтения: 10–15 мин.

Князь Андрей Курбский — один из лучших воевод царя Ивана Грозного, друг и советник его молодости. В 60-е гг. многие из таких советников попали в опалу. Предчувствуя, что-то же сбудется и над ним, Курбский в апреле 1564 г. перебежал на сторону польского короля и обратился к царю с открытым посланием.

Князь обвиняет царя Ивана в отступлении от веры и в «прокажённой совести». «Почто, царь, — спрашивает он, — побил ты сильных во Израиле и различными смертями казнил воевод, данных тебе от Бога на врагов твоих?» Царь мученическою кровью обагрил церковные пороги, невинно обвинил своих доброхотов в изменах и чародействе. За что же? Не они ли положили перед царём прегордые царства, не им ли сдавались сильные крепости немецкие? Или царь мнит себя бессмертным, впал в неслыханную ересь и не боится предстать перед Судией, Богоначальным Иисусом? Сам же князь Курбский, хотя претерпел от царя множество бед, водил его полки, проливая пот и кровь, но вместо награды безвинно изгнан из отечества. Теперь царь больше не увидит его лица до Страшного Суда. Князь же не будет молчать, но будет беспрестанно со слезами обличать его перед Безначальной Троицей.

Казнённые царём, у престола Господня стоя, взывают об отмщении, пока Иван пирует на бесовских пирах со своими льстецами, жертвующими собственными детьми, словно Кроновы жрецы. Главный же советник царя есть Антихрист, от прелюбодеяния рождённый: не должно у царя быть таким советникам. Это письмо Курбский грозится положить с собой в гроб и с ним предстать на суд Господа Иисуса.

Иван Грозный ответил огромным посланием, в котором по пунктам ответил на все обвинения Курбского. «Бог наш, Троица, — начинает он свой ответ, — который прежде век был и ныне есть, Отец и Сын и Дух Святой, ни начала не имеющий, ни конца»; этому Богу царь неколебимо верен и от Него имеет всю свою власть. Князь же Курбский — отступник от Честного и Животворящего Креста Господня, поправший все священные установления. Он пожертвовал своей душой ради тела, ибо, перебежав к врагам, нарушив крестное целование, волей или неволей станет разорять церкви, попирать иконы, убивать христиан. Те, кто его научил этому, суть бесы. Как он не стыдится раба своего Васьки Шибанова? Тот, стоя перед царем и перед всем народом, не отрёкся от своего господина, а Курбский своему изменил.

Курбский пишет о прокажённой совести, но что плохого в том, чтобы держать собственное царство в своих руках? Русские самодержцы изначала сами владеют своими царствами, а не их бояре и вельможи. Царь должен быть царем на деле, а не только по имени; если где разделится царство, там сейчас же произойдёт нестроение, к которому и подстрекают изменники: Курбский, протопоп Сильвестр, Алексей Адашев и им подобные. Не царь противится Богу, а те, кто прежде Божьего суда царя осуждает. Величайший из царей Константин убил собственного сына, и царь Давид велел убивать врагов своих в Иерусалиме, и оба причислены к святым, убитые же ими — злодеи, а не мученики. Кто же поставил Курбского наставником над душой и телом царя?

Никаких сильных во Израиле царь не убивал и не знает, кто это такие, потому что Русская земля держится Божиим милосердием, молитвами Пречистой Богородицы и молитвами всех святых, а не судьями и воеводами. Крови в церквах Божьих он никакой не проливал и церковных порогов ею не обагрял, но все церкви всячески украшает. Мучеников за веру в его царстве никаких нет, а если князь говорит об изменниках и чародеях, «ино таких собак везде казнят». Изменников же и чародеев царь не оболгал, а обличил.

Бояре же царю Ивану никогда доброжелателями не были: он от них страдал с младенчества. Царь подробно описывает все боярские измены и обиды с тех пор, как он остался сиротой. Были измены государственные, но и в повседневной жизни с ним поступали не как с царём и вообще не по-человечески. Играет он, например, в детстве в своих палатах, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, положив ногу на постель царёва отца, а на маленького Ивана и не смотрит. Уж когда на пятнадцатом году жизни Иван стал править самостоятельно, изменники-бояре, которых Курбский называет мучениками, царскую родню оболгали чародеями и родного его дядю злодейски убили в церкви — сделали то, в чём теперь обвиняют Ивана. Так в том ли верная служба, что бояре, собираясь в собачьи стаи, убивают царских родственников? И какой они могут гордиться воинской доблестью, если занимаются междоусобными сварами?

Потом царь возвысил и приблизил к себе Алексея Адашева и попа Сильвестра, те же ставили его ни во что, смотрели как на младенца. Если царь скажет что-нибудь и хорошее, им это неугодно, а их и дурные советы якобы все хороши. Нет никакого безумия в том, что царь повзрослел и от таких советников избавился. Когда же Иван Васильевич заболел и завещал царство малолетнему сыну своему, Димитрию, Адашев с Сильвестром, полагая царя уже на том свете, нарушили его волю: присягнули князю Владимиру Старицкому, с тем чтобы Димитрия убить. Иван же их наказал несильно: Адашева и иных разослал по разным местам, а поп Сильвестр ушёл сам, и царь его с благословением отпустил, потому что хочет с ним судиться не на этом, а на том свете. Измена же тех, кто казнён, известна всему свету, а теперь казни кончены, и даже сторонники изменников пользуются благоденствием (здесь царь солгал).

Казанское царство Курбский с товарищами, правда, помогали покорить, но всё думали, как бы поскорей вернуться домой, а не как лучше победить. Под Астраханью же их и близко не было. Исполнять же ратные труды — их служба, хвалиться тут нечем, — а Курбский ещё и равняет службу с опалой. Германские же города воеводы брали только после многих напоминаний и писем, а не по собственному стремлению — не такова усердная служба. Напрасных гонений Курбский от царя не терпел, а если и было небольшое наказание, то поделом. Напротив: князь Михаил Курбский был боярином удельного князя, а князь Андрей — царским: царь Иван его возвысил не по заслугам. Курбский пишет, что царь не увидит больше его лица — да кто захочет такое эфиопское лицо и видеть?

Бессмертным царь себя не считает. Он знает, что Бог гордым противится, но горд не господин, требующий повиновения от слуги, а слуга, не слушающий господина. Курбский обвиняет царя в гонениях, но они сами с Сильвестром и Алексеем гнали людей и даже велели побить каменьями епископа Феодосия. Предстать с Курбским на суд Божий царь готов, ибо тот сам делам Христовым не следует; он и его друзья — всем и царским грехам корень и начало. Обличать же грешника перед Святой Троицей нечестиво: Бог не слушает и праведников, если они молятся о погибели грешных. О Кроновых жертвах Курбский пишет ложь и клевету, Антихристу подобен он сам, а не кто иной. Если же он хочет своё письмо в гроб с собой положить, то уже окончательно отпал от христианства, ибо и перед смертью не желает простить врагам.

Курбский отвечал Ивану кратко: осудил слог «широковещательного и многошумящего послания», посмеялся над обширнейшими выписками из Писания и отступлениями «о постелях, телогреях и иных бесчисленных, якобы неистовых баб басни», выразил огорчение, что царь не утешает его, но осуждает. Подробно же он возражать не желает, хотя и мог бы, ибо всю надежду возлагает на Божий суд.

Ещё один обмен посланиями между царём и Курбским состоялся в 1577—1579 гг. Взяв город Вольмер, из которого Курбский писал своё первое послание, царь решил известить изменника о своём торжестве. Хотя беззакония его, признаёт Иван, многочисленней песка морского, от веры он не отступил. И теперь Бог Животворящим Своим Крестом даровал ему победу. Где являлся Крест, там города сами сдавались, а где не являлся, там бой был. Кроме того, царь вновь припоминает своим боярам всякие обиды. Большинство из этих упрёков не понял сам Курбский, самый же тяжкий — в том, что друзья Ивана виновны в смерти его любимой жены Анастасии: «Не отняли бы вы у меня юницы моей, не было бы и Кроновых жертв».

Когда Курбский отвечал на это письмо, русские войска уже опять терпели неудачи и князь мог смело обличать царя в бесовской гордости. Обличает он вновь в жестокости не одного царя, но весь род московских великих князей, начиная с Юрия Московского, выдавшего татарам святого Михаила Тверского. Казнённые Иваном также суть святые, и клевещущий на них повинен в неотмываемом грехе — хуле на Духа Святого. И не силой Христова Креста побеждало царское войско, ибо оно же терпело и поносные поражения. Ещё многими красноречивыми словами Курбский укоряет царя, призывая опомниться и восстать от смертного греховного сна.

 

 

29. Личность Грозного в его письмах, особенности стиля

30. Личность Курбского, особенности стиля

31. «История о Казанском царстве». Проблематика и художественные особенности

" Казанская история": особенности историографии XVI века. Публицистические идеи в произведении.

Возникновение первоначального текста "Казанской истории" исследователи относят к 60-ым годам XVI века (сама история повествует об окончательном присоединении Казани в 1552). Среди других произведений, посвященных событиям 1552 года, "Казанская история" выделяется ярким художественным своеобразием. Автор "КИ" проявил знакомство с самым широким кругом переводных и оригинальных сочинений (воинскими повестями, житиями, "Космографией! Козьмы Индикоплова).

"КИ" оказывается сочинением остро публицистическим, его автор чутко реагирует на события, происходящие в стране. Автор (неизвестен) всеми силами старается подчеркнуть свою промосковскую позицию. В результате изложение некоторых событий доходит до курьезов (помятуя о противостиянии Москвы и Новгорода 16 столетия, уже в начальных главах своего сочинения он принимается обличать "неразумних" новгородцев, некогда отделившихся от "Русскаго царства Владимирского" затем, чтобы пригласить себе князя из варягов). Изображенные автором татары чаще всего приобретают хорошо знакомые черты литературных персонажей-иноверцев: "Кровопийцы", "сыроядцы", "безбожни".

"КИ", в которой точность изложения исторических событий часто оказывается принесена в жертву общей занимательности рассказа или публицистическим настроениям автора, предвосхищает дальнейшее развитие древнерусской истори ографии; явления такого рода в изобилии встречаются в исторических сочинениях 17 века.

 

32. Повести Смутного времени

XVII век можно поделить на три исторических периода:

-Смута

-Правление Михаила Фёдоровича Романова (1613-1645)

-Правление Алексея Михайловича Романова (1645-1676)

После смерти Федора Иоанновича (последнего из Рюриковичей) на престол восходит Борис Годунов. Среди достижений Годунова – возобновление торговли в Балтике, после Ливонской войны Россия получила назад от Швеции несколько городов. Самый известный период его правления – во время голода 1601-1603гг. Начались народные волнения. В 1602г. появляется первый самозванец – Лжедмитрий I (Григорий Отрепьев). Находит покровителей при польском дворе. В 1605г. коронован в Москве. Правит 11 месяцев до дворцового переворота в мае 1606г. под руководством Шуйского. Правление Шуйского. 1608г. – появление Лжедмитрия II. 1609г. – договор Шуйского со Швецией (Россия отказывается ото всех завоеваний в Ливонской войне в обен на военную поддержку против Польши). В 1610г. объединённые войска терпят поражение. В 1610г. Шуйский свергнут. Далее – Семибоярщина (несколько боярских родов одновременно правит страной). Важное решение Семибоярщины – переговоры с польским королем Сигизмундом о приглашении на русский престол его сына Владислава. В 1610г. переговоры остановились из-за религиозных разногласий. Сигизмунд вторгается в русские земли. В народе хаос, москвичи подумывают о присяге Владиславу, Сигизмунду. Главный противник этой идеи – московский патриарх Гермоген. Он произносит антипольские проповеди в Успенском соборе Московского Кремля, отказывается присягнуть полякам, считает, что нового царя нужно выбрать из польских бояр. Позднее Гермогена заточили в Чудовом монастыре, где в 1612г. он умирает от голода.

Начинается освободительное движение против иноземных интервентов. В 1609-10гг. во главе – Михаил Васильевич Скопин-Шуйский: освобождает Поволжье, вступает в Москву, но скоропостижно умирает (возможно, отравлен боярами). 1610г. – «Первое ополчение» формируется в Рязани, но на подходе к Москве внутри ополчения происходит раскол, лидер – Прокопий Ляпунов – погибает. В 1610г. в Нижнем Новгороде образуется «Второе ополчение» - под командованием Минина и Пожарского. К началу ноября 1612г. из Москвы выгоняют всех интервентов.

Февраль 1613г., Земский собор избирает на царство Михаила Романова. До возвращения его отца, патриарха Филарета, Михаил Фёдорович заключает мир со Швецией и перемирие с Польшей. Царь обдумывает, как России найти выход к Балтийскому морю. Среди возможных вариантов – династический брак царевны Ирины Михайловны и сына датского короля Христиана IV Вальдемара. Переговоры закончились безрезультатно (одна из причин - вероисповедание).

В 1645г. Михаил Фёдорович умирает и российский престол занимает его сын, Алексей Михайлович.

Важный момент в его правлении – церковная реформа. К тому времени богослужения в разных концах Руси проводилось по-разному, в силу местных традиций и обычаев. Царь решает укрепить церковь. Рулит церковной реформой Патриарх Никон, имеющий гигантское влияние на молодого царя. Никон быстро разделывается со всеми оппонентами, отправляя всех в ссылки.

Основная идея реформы – привести к единому образцу церковные обряды во всех уголках страны. В результате в русскую церковь были введены многие греческие обряды и обычаи. Многие никоновские постановления противоречили сложившимся на Руси традициям богослужения. В связи с огромным количеством новых правил, которыми снабжали граждан, в церковной жизни возникла еще большая путаница.

Начиная с 1650-х гг. в русской церкви начинается РАСКОЛ: сторонники реформ Никона против «старообрядцев» («раскольников»).

Сам Никон активно вмешивается в политику, государственные дела, иногда фактически правя вместо Алексея Михайловича. Со временем амбиции Никона надоедают Алексею Михайловичу, и в 1658г. между царём и патриархом происходит окончательный разрыв. Никон демонстративно удаляется в монастырь. Вплоть до 1667г. в русской церкви начинается период «межпатриаршества».

Движение старообрядцев, тем временем, вовсе не сбавляет обороты. Более того, сосланные раскольники налаживают переписку между собой. В последующие века старообрядцы стали своеобразной церковной оппозицией. Конфликты двух церквей не урегулированы до сих пор.

XVII век – время великих географических открытий (расширение на восток).

В результате нескольких войн (с Польшей, Турцией, Крымским ханством) между Россией и ее юго-западными соседями была установлена четкая граница по Днепру.

XVII век в России – время многочисленных восстаний и крестьянских войн: восстание под руководством Ивана Болотникова; крестьянская война под руководством Степана Разина; Соляной, Медный бунты, «Хованщина», бунт стрельцов.

С ухудшением экономической ситуации в стране, усугубляется положение крестьян. Начинаются попытки бегства на Дон.

Появляются первые регулярные добровольные воинские части.

КУЛЬТУРА

В 17а. в жизнь россиян проникают элементы европейской светской культуры. К чтению приучаются более широкие слои населения. Составляются сборники из самых различных произведений по желанию частных заказчиков. Переписывали такие книги дьяки. Приказные дьяки – министерские чиновники – формируют прослойку интеллигенции: они знали по нескольку европейских языков, обладали навыками не только деловой письменности, но и литературным стилем. Литературоведы называют их поэты «приказной школы».

В 17в. В России появляется первый театр (правда только для царя). В 1690-е гг. появляется почта, в страну доставляются иностранные газеты (простые читатели получают доступ к газетам только в петровское время). Одежда укорачивается, бороды сбриваются, надеваются парики…

Во время смуты традиция каменного зодчества прерывается и возвращается только к 1630-м гг. В течение всего века увеличивается стремление к многоцветности и нарядному декору (Теремной дворец в Московском Кремле).

Большое событие в архитектуре 17в. – строительство подмосковного Новоиерусалимского монастыря (куда свалил обиженный на царя Никон). По замыслу Никона этот монастырь должен был в своей топографии повторить главные палестинские святыни (р. Истру переименовали в Иордан), а главный, Воскресенский собор монастыря, строился по образу храма Гроба Господня.

Появляется новый тип храма – ступенчатое симметричное сооружение, плавно сужающееся снизу вверх. Обильный декор. Пример: церковь Покрова в Филях.

В 17в. Развивается русская живопись. Заново расписан Успенский собор Московского Кремля.

В это же время в России работают мастера из-за рубежа, в русское изобразительное искусство проникают приемы западных живописцев: обратная перспектива на иконах заменяется прямой. Условные изображения святых приобретают живость, как на портретах. Изменяется и техника написания икон: изображения создаются не на доске, а на холсте. Художники используют масляные краски. «Парсуны» - первые русские портреты.

ЛИТЕРАТУРА

В русской литературе, как и в культуре в целом, 17в. – переход от Средневековья к Новому времени.

Круг читателей расширяется за счет обитателей посада. Следовательно расширяется социальный опыт литературы – чтобы угодить разным вкусам. Круг жанров расширяется – в традиционную книжность проникают элементы деловой письменности и фольклора.

Один из новых жанров – «бытовая повесть» (Повесть о Горе-Злосчастии; Повесть о Савве Грудцыне). В центре – рядовые персонажи (не князья и не святые). Обычные жизненные ситуации. Литература тяготеет к беллетристике (!), т.е. к развлекательному началу, а не «душеспасительному».

Появляются примеры «смеховой» культуры Средневековья. Книжные традиции переплетаются с устным скоморошеством. Связь книжности и фольклора. Всё это именуется «демократическая сатира». Влияние фольклора ощущается во многих литературных памятниках: Повесть о Еруслане Лазаревиче, Сказание о киевских богатырях, Повесть об Азове.

В 17в. Появляются и развиваются силлабические стихотворения, придворный театр.

Большие метаморфозы происходят с жанром жития. Повествование сдвигается в сторону лирической автобиографии (а не бытового жизнеописания, как раньше). Например, «Житие протопопа Аввакума».

Во второй половине 17в. Отчетливо проявляется индивидуальный авторский стиль. Например, научный слог Симеона Полоцкого и колоритное просторечие протопопа Аввакума. Раньше стиль произведения зависел от жанровой принадлежности.

Появляется много беллетристически-развлекательных произведений-переводов с польского. Через польскую литературу на Руси становятся известны образцы западноевропейского рыцарского и авантюрного романов (о Бове-Коровлевиче, Петре Золотых Ключей и др.).

Продолжается традиция переводов естественно-научных сочинений («Физика» Аристотеля, «Космография» Меркатора).

Смутное время – это период господства мелких публицистических жанров: донесения, грамоты, подметные грамоты.

«Новая повесть о преславном Российском царстве» - законченное произведение, предназначалась для узкого круга избранных людей. Повесть могла быть создана в феврале-марте 1611 года (в ней уже нет упоминания Лжедмитрия II, скончавшегося 14.12.1610), зато здесь подробно рассказывается о захвате поляками ключей от Кремля и Китай-города и о караулах, выставленных 25.01.1611. Имя создателя «Повести» неизвестно, скорее всего, кто-то из приказных дьяков, занимал высокий пост при польском правительстве. Дошла до нас в единственном списке. Главная задача автора – информировать читателя о происходящем в стране; собственная трактовка событий. Отрицательно отзывается о действиях Семибоярщины и Сигизмунде III. Но старательно обходит молчанием польского королевича Владислава, который должен был взойти на Российский престол, зато обрушивается с яростными обвинениями на его отца. По мнению автора, предложение кандидатуры Владислава – всего лишь уловка польского монарха, позволившая ему выиграть время для сбора войск и последующего вторжения в Россию. Автор знает о судьбе участников «великого посольства». Не секрет для составителя и экономическая подоплека иностранной оккупации, желание завоевателей с России взимать большую дань. «Повесть» - призыв к вооруженному сопротивлению против польских интервентов.

Произведение наполнено яркими характеристиками (напр., участники Семибоярщины – кривители, землесъедцы; поляки - супостаты, сторонники Сигизмунда; сам Сигизмунд – лютый враг, злой, супостат). В характеристике польского короля и Семибоярщины переходит к ритмованной прозе (раёшный стих). Ярко использованы развернутые метафоры (несостоявшееся приглашение на престол польского королевича сравнивается с пересадкой дерева, когда ветвь от гнилого дерева). Политика Сигизмунда – король уподоблен жениху, намеревающемуся хитростью захватить невесту (Россию) против воли ее родственников. Ему противопоставлен образ патриарха Гермогена. Автор высказывает откровенную брань в адрес польского приспешника Федора Андронова.

 

33. Эволюция жанра жития в XVII в. «Житие Юлиании Лазаревской»

Повесть о Юлиании Лазаревской (+ 1604) обычно трактуется исследователями не столько как житие, сколько как биографические записки, составленные одним из ее сыновой (Г.П. Федотов называет Дружину Осорьина, Р. Пиккио – Каллистрата Осорьина). В таком случае перед нами - единственная собственно биография древнерусской женщины, замечательная своей правдивостью, простотой и богатством бытового содержания. С другой стороны, сопоставление структуры "Жития Юлиании Лазаревской" с традиционным житийным каноном позволяет понять, что перед нами – очередной этап эволюции житийного жанра в древнерусской литературе.

Юлиания происходила из муромского дворянского рода. Отец и мать девочки были благочестивы и боголюбивы, но они рано оставили этот свет, и девочка осталась сиротой в 6-летнем возрасте. Юлиания воспитывалась сначала бабушкой (тоже в течение 6 лет), а потом теткой. Родня ее была довольно состоятельной. Описывается, что тихая и послушная Юлиания боголюбива, почтенна, смиренна, не любит детских игр, суеты, песен и смеха, но все ночи проводит за пряжей и пяльцами. Уже тогда она помогает в округе сиротам и нуждающимся. Хотя при отсутствии поблизости храма Юлиания до замужества редко бывала в церкви, но уже в детские годы она терпела насмешки от тетки и двоюродных сестер за свою молитву и постничество: "Сия же блаженная Ульяния от младых ногтей Бога возлюбив и пречистую Его Матерь, и помногу чтяше тетку свою и дети и дщери ея, и имея во всем послушание и смирение, молитве и посту прилежаше, и того ради от тетки много сварима бе и от дщерей ее посмехаема. И глаголаху к ней: "О безумная, что в толицей младости плоть свою изнуряеши и красоту девственную погубляеши?" И принуждаху ея рано ясти и питии. Она же не вдавашеся воли их, но все со благодарением приимаше и с молчанием отхождаше и послушание имея ко всякому человеку. Бе бо измлада крепка и молчалива, небуява и невеличава, от смеха и всякия игры отгребашеся". Таким образом, перед нами предстает традиционный образ ребенка, гнушающегося детскими играми, постника и молитвенника, в силу обстоятельств вступающего в определенный конфликт с властью старших (в данном случае – не родителей, а опекунов-воспитателей). Этот конфликт святая Юлиания, подобно преподобному Сергию, несет с кротостью и смирением, что отнюдь не означает отсутствия внутренней твердости. Представляется весьма характерным упоминание о "крепости" Юлиании: оно находится в русле традиции, неоднократно показывающей телесную и духовную крепость святых подвижников (крепки телом и душою были и преподобный Феодосий, и преподобный Сергий).

Когда Юлиании исполняется 16 лет, она выходит замуж за богатого и добродетельного человека Георгия Осорьина, тоже зажиточного дворянина, и живет с ним в селе Лазаревском, в 4-х верстах от Мурома. Именно с замужеством связывается воцерковление святой: после венчания священник "поучи их по правилом святым закону Божию, она же послуша учения и наказания внятно и делом исполняше". Теперь Юлиания живет близко от храма и никакие внешние препятствия не мешают ей присутствовать на церковных службах. Но в поле зрения ее жизнеописателя попадает не только церковная, и не только духовная сторона ее жизни. Как образцовая жена, она покорна свекру и свекрови и исполнена всяческого почтения к ним. В результате они довольно скоро передают ей все хозяйственные заботы. Послушание родителям мужа и ведение хозяйственной деятельности у Юлиании Лазаревской заменяют собой монашеское послушание. Она кормит и одевает многочисленных рабов и рабынь, задает им работу, но не принимает от них никаких личных услуг: не позволяет им ни снимать обуви, ни подавать воды для умывания. Неразумных она учит кротостию, а не наказанием. Вечером и утром за молитвой она кладет 100 поклонов. Муж ее часто ездит по служебным делам в Астрахань на 2–3 года, но даже в это время она не имеет права распоряжаться имуществом и подает милостыню только из своего рукоделия. Своими руками она обстирывает вдов и сирот и кормит их. После Бога и Богородицы она больше всего чтит св. Николу, который и защищает ее от бесовских страхований.

Во время голода и моровой язвы, еще при Грозном, она хитростью выпрашивает у свекрови пищи, будто бы для себя, и раздает все голодным. Она хоронит умерших, заказывает по ним сорокоусты, а заразных больных, от которых все сторонятся, она моет в бане своими руками, тайно от родителей мужа.

У Юлиании было много детей, но в них она не была счастлива. Среди них, как и среди челяди, возникают частые свары; старший сын убит холопами, другой – на царской службе. Юлиания стала подумывать о монастыре, но муж не отпустил ее, приведя ей слова Косьмы пресвитера о том, что человека украшают не монашеские ризы, а добродетели: "Ничтоже пользуют ризы черныя, аще не творим мнишскаго дела. Дела бо спасают человека, а не ризы. Аще и в мире живуще, а мнишеское исполняющее, не погубит мзды своея. Не место бо спасает человека, но нрав". Так в "Житии Юлиании Лазаревской" еще и еще раз настойчиво возникает тема "монастыря в миру".

Муж освобождает Юлианию лишь от обязанностей супружества, и с этих пор она, постелив ему постель, сама укладывалась на печке, подложив под ребра поленья и ключи. Впрочем, обычно она проводила ночи за молитвой, а рано утром спешила к заутрене и к обедне в церковь.

Через 10 лет ее муж умер, и Юлиания может свободно расточать свое имущество на дела любви. Она раздавала все деньги и даже занимала еще. Выпрашивая себе у детей денег, якобы на теплую одежду, она ходила без шубы и надевала обувь на босу ногу, подкладывая в сапоги вместо стелек орехи и острые черепки. В эти годы ее благочестие принимает более монашеский характер. Она непрестанно с четками в руках творит молитву Иисусову, и даже во сне ее губы шепчут ее. Повторяются видения и угрозы от бесов, от которых избавляет ее св. Никола своею палицей. В житии рассказывается, что однажды св. Никола схватил одного из бесов и долго не отпускал его. Рассерженный бес прокричал Юлиании, что, хотя сейчас она оделяет нуждающихся хлебом, скоро придет время, когда она сама будет умирать от голода. И действительно, это предсказание сбывается.

При царе Борисе снова настали голодные годы (1601–1602), каких давно не было на Руси. Люди ели человеческое мясо и умирали во множестве. Но в эти страшные дни в полной мере раскрывается подвиг жизни Юлиании – подвиг любви. Ее амбары давно были пусты, она распродала весь скот, одежду и посуду ради голодных и сама дошла до последней нищеты. Тогда ей пришлось переселиться в свою нижегородскую вотчину, где, может быть, голод не так свирепствовал, и отпустить на волю всех своих рабов, которых нечем было кормить. Некоторые из них, впрочем, остались и собирали для своей госпожи лебеду и древесную кору, из которых она пекла хлеб, кормилась сама с детьми и слугами, питала и захожих нищих, которых было в то время "без числа". Соседи говорили им с укоризной: "Что вы ходите к ней в дом? Она сама помирает с голоду". Но нищие уверяли, что они нигде не едали такого сладкого хлеба, как у этой вдовы. Брали и соседи для пробы ее хлеба из лебеды и удивлялись: "горазды рабы ее печь хлебы". Так через пять веков Юлиания повторила подвиг печерского монаха Прохора Лебедника.

Юлиании на тот момент было около 70 лет. Разболевшись на Рождество, на причастилась, простилась с детьми и слугами, "поучив их о любви и о милостыне". О себе она призналась, что давно желала ангельского образа, но не сподобилась по грехам своим. Прощавшиеся с ней видели над головой ее золотой круг, "яко же на иконах пишется".

Когда через 10 лет у Лазаревской церкви хоронили ее сына Георгия, то нечаянно раскопали ее могилу и нашли ее полной мира. Этим миром мазались больные и получали исцеление. Посмертные чудеса очень подробно описываются агиографом (именно эта осведомленность заставила исследователей приписать авторство жития одному из сыновей Юлиании). Как правило, эти чудеса традиционны и связаны с исцелением от болезни (кровотечения, зубной боли) или от одержимости злым духом. Но одно чудо довольно специфично. Рассказывается, как "во едино же нощь загорелося село, и объят огнь 4 двора средние. И воста буря велия, и уже огню к церкви приближающуся. Аз же егда возмог от зноя въскочити в церковь и похватити персти от гроба святыя обема рукама. И явися в рука моих аки вода – и вергох во огонь против ветру, тако же и с другия стороны пожара. И абие ветр возротися въспять и нача свитатися кругом, и две храмины, сущия от края, яко водою, угоихом. А по обе стороны по четыре двора, такожде вкупе соломою крыты, соблюде Бог от огня невреждены молитвою святыя Ульянии".

Житие Юлиании Лазаревской имеет ряд общих черт с библейской историей об Иове Многострадальном. Святая Юлиания проходит через множество испытаний и искушений, и в каждом из них доказывает свою верность Богу. Это голод, холод, мор, смерти детей, бесовские страхования и т.д. Никакие обстоятельства не могут ее сломить, во всех случаях она ведет себя по-христиански: обмывает, погребает, раздает хлеб, деньги и одежду, лечит язвенных и заразных, посещает узников, заказывает сорокоусты в разных монастырях. Подводя итог, агиограф говорит о ней: "Потерпе же в той нищете… а не оскорбися и ничему об том не поропта. И не согреших ни во устнах своих, не даде безумия Богу и не изможе нищетою, но паче первых лет весела бе". И умирает святая со славословием Богу на устах: "Слава Богу, всех ради. В руце Твои предаю дух мой. Аминь".

Г.П. Федотов писал, что Юлиания Лазаревская – святая преимущественно православной интеллигенции, т. к. в ней находит свое оцерковление ее традиционное народолюбие и пафос социального служения. Хотя Юлиания прошла через суровую аскезу и мечтала о монашестве, но не внешние причины помешали ей принять его. Она осталась верной своему личному христианскому призванию служению мира и деятельной христианской любви.

34. Эволюция жанра воинской повести в XVII в. «Поэтическая повесть об Азовском осадном сидении донских казаков»

"ПОВЕСТЬ ОБ АЗОВСКОМ ОСАДНОМ СИДЕНИИ ДОНСКИХ КАЗАКОВ"

В 1637 г. донскими казаками был взят у турок г. Азов. Сделано это было без ведома царя Михаила Федоровича, который в то время был в мирных отношениях с турецким султаном Мурадом. Мурад вскоре же после взятия Азова готовился к отвоеванию города, но в 1640 г., среди этих приготовлений, умер. В следующем, 1641 году на Азов пошел новый султан Ибрагим I и осадил город. Несмотря, однако, на огромное превосходство турецких сил, четырехмесячная осада Азова оказалась безуспешной, и после двадцати четырех приступов она была снята. Азовские события вызвали к жизни ряд литературных произведений, создавшихся, видимо, непосредственно вслед за самыми событиями. Это прежде всего "историческая" повесть о взятии Азова донскими казаками в 1637 г. и затем "документальная" и "поэтическая" (по терминологии А.С. Орлова) повесть об Азовском осадном сидении 1641 г. Последний вид повести дошел до нас в четырех редакциях и написан в форме реляции, донесения царю Михаилу Федоровичу, облеченного в поэтическую форму, частично обусловленную влиянием народной поэзии, особенно былин, причитаний и казачьих песен, а также книжных источников, среди которых особенно следует отметить повести о Мамаевом побоище. В дальнейшем, видимо в последней четверти XVII в., в той или иной степени на основе обеих указанных повестей - об Азовском взятии и об Азовском сидении - возникла "сказочная" (по терминологии А.С. Орлова) "История об Азовском взятии и осадном сидении от турецкого царя Брагима донских казаков". Здесь печатается первая редакция "поэтической" повести об осадном сидении донских казаков по изданию А.Н. Робинсона в сборнике "Воинские повести древней Руси" (серия "Литературные памятники"). М.-Л., Изд-во АН СССР, 1949.