Часть 138 Воспоминания. Погружение первое

Говорят, что сон — это старая память,
А потом нам говорят, что мы должны спать спокойно...
Кино «Верь мне»

 

Он придет за тобой,
Отведя за порог,
Где ты станешь собой,
Где оставишь свой вздох.
Там, где нету тепла,
Где одна пустота,
Что весь мир отняла,
Отобрала года.
Дождь по памяти бьет,
Ветер скалится, пусть…
Все, что было — пройдет,
Превращая боль в грусть,
Но что делать с тоской
И со страхом, когда
Ты, утратив покой,
Вновь увидел себя?
На обломках стоишь,
Окружен самой тьмой,
Вперед слепо глядишь,
Мертв, хотя и живой.

 

Я сижу на качелях, которые слегка качаясь на цепях, поскрипывают. Этот скрип немного скрашивает тишину, которая меня окружает. Уже темнеет, но я не могу заставить себя подняться и идти домой, там пусто и… страшно. С недавних пор меня начала пугать темнота, но маме так ничего и не сказал, я вообще ее редко вижу. А отца не вижу месяцами, иногда в минуты сильной обиды я кричу маме, что я ненавижу папу, потому что он не приезжает к нам, он даже не помнит, когда мой День Рождения. Мама успокаивает меня, обещает, что скоро все будет хорошо. Я ей верю. Ведь это моя мама.
Несколько дней назад я увидел, как она плакала. Я до сих пор чувствую какой-то стыд от того, что видел, как будто подсмотрел что-то очень личное. Я никогда не думал, что взрослые плачут. Мне казалось, что они не умеют. Ну, может, только если в фильмах или сериалах, но это не считается, ведь там все не по-настоящему.
Но мама плакала, я сам видел и не знал, что мне делать. Когда я плачу, она всегда гладит меня по голове и успокаивает, а я не мог пошевелиться и подойти к ней, а все стоял за дверью и смотрел. Значит, взрослые тоже плачут, только они это скрывают.
Похоже, у мамы случилось что-то плохое… мне кажется, что это я расстраиваю ее. Все из-за мальчишек, которые не дают мне прохода, я постоянно возвращаюсь домой с синяками и изодранной одежде. И почему они ко мне прицепились? Я ведь им ничего не делал. Скорей бы уже я смог пойти в школу, очень уж хочется поскорее начать учиться, может, тогда от меня наконец отстанут!
Я смотрю на небо и улыбаюсь, почему-то сегодня, несмотря ни на что, у меня хорошее настроение. Соскочив на землю, я отбегаю от детской площадки и оглядываюсь. На мгновение мне кажется, что я вижу самого себя, сидящего на качелях, но мираж рассеивается, и я снова улыбаюсь. Надо меньше читать книг, а то уже везде мерещится что-то не то.
А еще я решил, что больше не буду жаловаться маме, если меня будут обижать. Может, тогда она больше не будет плакать…

***

Почти любой мой выход на улицу заканчивается нападками мальчишек, я пробую поговорить с ними, но они перебивают меня и начинают задирать. Зато я познакомился с одной красивой девушкой в парке, она мой друг. Замечательное слово, правда? Друг. Мне нравится, что она говорит со мной как с равным.
Мы с ней познакомились в парке, я увидел, что она держит в руках книгу, которую я как раз недавно прочитал. Она сначала даже удивилась, правда ли я читал такую литературу, но мы отлично провели время. Я ни с кем столько не общался в последнее время, а уж тем более о книгах, мне их просто не с кем обсудить.
Иногда она меня расспрашивает о жизни, но мне не очень нравится об этом говорить, хотя ей я признался, что меня иногда бьют местные мальчишки, поэтому я и мечтаю уже поскорей пойти в школу, их там не будет, и я смогу дружить с такими же детьми, как и я. Девушка, конечно, тоже очень хорошая, но мне иногда кажется, что она ко мне относится слишком снисходительно как к ребенку, хотя и старается разговаривать как со взрослым.

***

Она уезжает. Навсегда. Что я чувствую в тот момент, когда она говорит это? Мне так больно, как никогда раньше, даже, когда меня били, все было не так серьезно. Я ничего не сказал, чтобы не расстраивать ее, но и тогда, и сейчас мне сделалось невероятно одиноко и пусто. Мне не с кем больше делиться мыслями, это не грустно, это невыносимо. Чем я отличаюсь от других детей? Почему не могу с ними играть? Я хочу быть как все, я и есть как все, но почему тогда между нами, как будто стоит невидимая стена, через которую я не могу перебраться.
Я его чувствую, одиночество, потому что оно везде. Оно смотрит на меня отовсюду, а особенно с лиц окружающих меня людей. В их глазах отражаюсь я. Один.
Иногда люди ищут уединения, прячутся от мира, но, внезапно оказавшись в одиночестве, понимают, ЧТО они потеряли. Каково это? Все идет своим чередом, а я стою, как будто на одном месте и никуда не двигаюсь или нахожусь где-то, где время остановилось. Невозможно передать тот страх, когда чувствуешь, что вокруг много людей, а ты все равно один. И кажется, что даже, если я сейчас закричу, меня никто не услышит. Я плачу, много плачу, чтобы выплеснуть свои чувства. Это происходит само по себе, когда я уже не в состоянии выносить это все, слезы сами начинают течь из глаз, а я всхлипываю и давлюсь, но боюсь рыдать в голос.
Наверное, поэтому я боюсь темноты, она кажется мне воплощением моего одиночества. И хотя это одиночество уже не просто мой извечный спутник, а неотъемлемая часть меня, как руки или ноги, но я все равно бегу от него. Пусть это и глупо, но я не могу смириться с тем, что в моей жизни есть что-то похожее. А темнота пугает, она такого рода как и одиночество… Сложно это объяснить, но они связаны так тесно, что это невозможно не чувствовать, как невозможно и сбежать от этого. То, что я вижу в темноте… впрочем, неважно, это слишком страшно, чтобы произносить вслух и даже думать об этом.

***

Мне сложно вспомнить, что происходило раньше, помню какого-то мальчика, который был мне другом, помню тех, кто снова издевался надо мной, помню все очень смутно, потому что сейчас я в Темноте. Как будто всю жизнь провел здесь, а все, что было раньше — не более чем иллюзия или сон. Темнота это не только, когда ничего не видишь, это когда к тебе тянется оттуда, пробираясь, в самую душу прожигающая все кислота. Она не позволяет шевелиться, лишает контроля над телом, а сам разум утягивает куда-то на дно. Пытаюсь кричать. Бесполезно. Я даже не могу открыть рот. Она тянется ко мне.
Невозможно забыть тот бесконечный всепоглощающий страх и ужас, все слишком ярко отпечатывается в памяти, хотя в тот момент я уже почти умер. Точнее меня почти не стало, потому что мое сознание, не выдерживая всего напряжения, начинает стираться и блекнуть. Странное ощущение…
Весь этот водоворот картинок, образов, эмоций и чувств, мыслей, утянувший меня, как будто и не собирался заканчиваться. Я чувствовал, слышал, ощущал все происходящее, но вместе с этим наблюдал со стороны, хотелось зажмуриться, закрыть уши руками и прекратить это все, потому что я отчетливо ощущал весь страх, отчаяние и безысходность, а вместе с этим и надвигающуюся неотвратимую трагедию…
И в один миг все исчезает. Вообще все. Нет Темноты, но я все равно ничего не вижу, а когда открываю глаза, то оказываюсь в спортивном зале. Какая-то сила заставляет меня опустить взгляд, хотя я противлюсь этому. Мои одноклассники… мертвы.
Мертвы…
Мертвы?
Мертвы.
Это… сделал я?

***

Все, что потом в каком-то тумане, я не слышу то, что мне говорят, точнее не хочу слышать. Я убийца. Мне шесть лет, и я убил троих детей. Я не могу понять, что чувствуют люди, которые постоянно находятся возле меня. Кажется, я все-таки умер, потому что совсем, совсем ничего не ощущаю. С трудом узнаю лицо мамы, потом отца, но даже не удивляюсь тому, что он здесь. Я не чувствую связи с реальностью, которая всегда есть у любого человека. В таком странном состоянии, когда меня ничего не интересует и не волнует я, нахожусь впервые. Мне все равно, что будет с теми, кого я убил, мне все равно, что будет со мной. Только при мысли о маме на мгновение вспыхивает какая-то искра, тут же гаснущая, но единственное, что подтверждает, что я жив.
Меня куда-то везет отец. Я не читаю, ни о чем не говорю, просто сижу или замираю на месте, если мне говорят, что делать. А еще я видел в зеркале свой взгляд. Пустой и холодный, как у мертвого.
Мыслей в моей голове тоже никаких нет, пустота и внутри, и снаружи. Она повсюду.
Через какое-то время я оказываюсь в комнате, времени для меня теперь не существует. Что минуты, что года — в моем состоянии я не замечаю никаких перемен в окружающем мире, где все равно ничего нет. Может, и меня самого нет.
Меня сажают на диван, передо мной присаживается какой-то человек, и мои глаза почему-то перестают видеть, а я как будто засыпаю. Хотя… какая мне разница?

***

— Мэй, Мэй, приди в себя? Все в порядке?
Я открываю глаза и удивленно смотрю на склонившегося надо мной мужчину. Его лицо в ужасном состоянии, оно до такой степени обезображено, что кажется маской. Все, что удается различить — это глаза, которые пристально и внимательно наблюдают за мной.
— Кто Вы?
Я… или не я? Откуда столько удивления в моем голосе? Ведь совсем недавно мне было все равно… Почему сейчас я все воспринимаю не так? Кажется, тот я, который улыбается, все забыл, а тот я, который наблюдает за этим, все помнит.
— Кто ты? — я с некоторой долей любопытства повторяю вопрос, одновременно глядя по сторонам и пытаясь понять, где нахожусь.
За секунду до ответа я понимаю, кто передо мной.
— Меня зовут Ворон, ты в порядке?
— Как птица? Почему у тебя птичье имя? — я озадаченно склоняю голову набок.
— Так… получилось. Ты не боишься меня? — в голосе мужчины оттенок удивления.
Голова просто раскалывается от происходящего, впечатление такое, будто бы у человека, страдающего раздвоением личности, обе личности начали действовать одновременно. Я отлично понимал, что происходит и что вижу свое прошлое, но ничего кроме усиливающейся головной боли не мог испытать. Я маленький вел себя как ни в чем ни бывало, а я взрослый теперь уже помнил все, но ничего не мог сделать, я не мог подчинить себе тело, только наблюдать за происходящим.
— Почему я должен тебя бояться?
— Мое лицо… — Ворон пожимает плечами, говоря этим, что это основная причина.
— Внешность обманчива, — серьезно произношу я.

***

Судорожно глотая воздух, я распахнул глаза. Мне казалось, что, если я сейчас не вдохну еще и еще воздуха, то задохнусь. Мое тело. Я чувствую. Я облегченно вздохнул, но тут же почувствовал холодящий страх. Я только что видел… свое прошлое?
Мотая головой, я одновременно шарил взглядом по кабинету в поисках чего-нибудь, чего-нибудь, что убедит меня в том, что происходящее неправда. То, что я только что пережил, еще не уложилось в моей голове.
Не выдержав, я сжал голову руками. Это все ложь, у меня есть брат — Джун, а мой отец не ученый, а актер. Меня просто загипнотизировали, Ворон заставил меня поверить в это. Бессвязный поток мыслей, оборвал сам Ворон.
— Ты в порядке?
Только сейчас я заметил, что сижу на диване, похоже, он оттащил меня сюда и сам присел рядом. Медленно развернувшись к Ворону, я посильнее сжал кулаки, чтобы не было заметно, как трясутся мои руки, вообще-то я весь дрожал.
— Что ты сделал? Хотел загипнотизировать меня?
Не знаю, как он разобрал, что я говорю, но меня волновало только то, что скажет он. Он скажет, что этого не было.
— Твое прошлое…
— Неправда! — мой голос сорвался на пронзительный крик. — Не пытайся мне внушить того, чего не было. Джун мой брат, я никогда никого не убивал, у меня всегда была нормальная спокойная жизнь.
Ворон покачал головой, а в его взгляде промелькнуло сожаление, я же снова сжал голову руками, начиная раскачиваться из стороны в сторону. Перед глазами стояли мертвые дети. Я не делал этого, не делал, не делал, не делал…
Повторяя это вслух, я раскачивался все сильнее, не желая признавать: это было. С каждой секундой усиливалось понимание произошедшего, как будто вспомнилось что-то давно забытое. Хотя, почему как будто?
Я этого не делал, не делал, не делал… Я не убийца, я не убивал никого…
Мотая головой и не слушая, что мне пытается сказать Ворон, я все громче и громче бормотал о том, что не виновен.
Через несколько минут меня вырвало прямо на ковер, стоило снова вспомнить, как все было. Теперь отчетливо проступала каждая деталь, вспоминался каждый звук и блик, а я не позволял воспоминаниям пробраться в мои мысли, которые сейчас были похожи на спутанный клубок из противоречий.
— Мэй, Мэй, — Ворон тряс меня за плечи, но я не реагировал, повторяя как заведенный, что никого не убивал, то понижая голос, то переходя на крик.
Как-то отстраненно я успел заметить, что не воспринимаю место, где нахожусь, как мир, в котором я всегда жил, как будто меня перебросили в другую реальность. Но правда страшней — изменился не мир, а я.
— Мэй.
Хлесткая пощечина немного привела меня в чувства, я перестал раскачиваться, но бормотать одно и то же не прекратил.
— Это еще не все… Ты должен вспомнить еще кое-что, — голос Ворона доносился откуда-то издалека.
А я, находясь в непонятном состоянии, все же понял, что сейчас все повторится. Двигаться не получалось, будто сразу отнялись руки и ноги, все, что я мог — снова раскачиваться из стороны в стороны. Казалось, что от этого боль становится меньше. Жгущая, выворачивающая все наизнанку боль. Я схожу с ума. Не в силах сосредоточить внимание ни на чем, кроме того, что происходит со мной, я все-таки отметил, что Ворон сжал мои плечи, наклоняясь ко мне.
Я пытался отодвинуться, тряс головой, выл, меня заполнял страх, а внутри полыхала боль, с которой я ничего не мог сделать. Зажмурившись, я продолжал кричать, но уже беззвучно, что никого не убивал, если я смогу убедить в этом мою боль, то она уйдет. Повторяя как заклинания одни и те же слова, я почувствовал, что боль действительно уходит, но вместе с этим появились знакомые ощущения, и я понял, что снова нахожусь под действием гипноза. Я слышал какие-то слова, но не мог понять их значение. Перестав сопротивляться, я обмяк, и меня мгновенно накрыло чередой новых образов и эмоций.
Последнее, что я чувствовал еще в своем теле в кабинете это что-то теплое на щеках…