Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Где, невзирая на краткость главки, старец алинард сообщает много интересного о лабиринте и как в него попадаютСодержание книги
Поиск на нашем сайте
Когда я проснулся, час вечерней трапезы почти пробил. Со сна я был вроде как в тумане, ибо дневной сон с плотским грехом сходен: чем больше его вкушаешь, тем больше жаждешь и мучишься одновременно и от пресыщенности и от ненасытности. Вильгельма в келье не было — он, очевидно, встал давно. Я поискал его по аббатству и встретил выходящим из Храмины. Он сказал, что был в скриптории — листал каталог, смотрел работы монахов и пытался подобраться к столу Венанция. Но под тем или иным предлогом все бывшие в скриптории словно сговорились не пускать его к столу. Сначала его занимал Малахия, показывавший какие-то ценные миниатюры. Потом пристал Бенций — с сущими пустяками. Когда же он все-таки вырвался и сел к столу Венанция, возник, с предложением помощи, Беренгар, от которого избавиться было совершенно невозможно. В конце концов Малахия, убедившись, что учитель до своего все-таки дойдет и вот-вот примется за записки Венанция, недвусмысленно заявил ему, что, прежде чем рыться в столе покойного, пусть принесет разрешение Аббата; что он сам, Малахия, хоть и библиотекарь, но не копается в имуществе мертвого; что должны быть деликатность и дисциплина; и что в любом случае указание Вильгельма не нарушается — то есть стола никто не трогает и трогать не будет, пока Аббат не решит, как быть дальше. Вильгельм заикнулся, что Аббат дал ему полномочия на дознание в любых помещениях монастыря. Малахия в ответ поинтересовался не без ехидства, получены ли полномочия обыскивать скриптории или, Господи сохрани, библиотеку. Вильгельм понял, что задираться с Малахией не стоит. Хотя, разумеется, вся эта беготня и таинственность вокруг венанциевых записок во много раз усилили желание с ними ознакомиться. Но до того велика была решимость вернуться ночью — хоть и неизвестно каким путем, — что он предпочел не осложнять обстановку. Впрочем, надо признать, затаил желание отыграться, каковое, когда бы не от похвальнейшей страсти к истине исходило, посчиталось бы неуместным и даже возбранным. Не входя в трапезную, мы совершили еще несколько кругов по церковному дворику, чтобы развеять сонную одурь в холодном воздухе осеннего вечера. Там же прогуливались, медитируя, и другие монахи. В саду, примыкавшем к дворику, мы заметили престарелого Алинарда Гроттаферратского, который, в последние годы скорбный плотию, большую часть дня — когда не молился — проводил на свежем воздухе. Он, похоже, не мерз и неподвижно сидел у внешнего края колоннады. Вильгельм пожелал ему здравия. Старик был заметно рад, что кто-то к нему обращается. «Ясный денек», — сказал Вильгельм. «Божией милостью», — ответил старик. «Ясны небеса, а на земле довольно мрачно, — продолжил Вильгельм. — Вы знавали Венанция?» «Венанция которого? — переспросил старец. — А, который умер? Это зверь по аббатству рыщет». «Какой зверь?» «Из моря выходящий. О семи головах, о десяти рогах, на рогах у него десять диадем, на головах три имени богохульных. Видом подобен барсу, ноги как у медведя, пасть как у льва… Видел я этого зверя…» «Где? В библиотеке?» «В библиотеке? Почему в библиотеке? Я давно не хожу в скрипторий. В библиотеке не был никогда. В библиотеке никто не был никогда. Я знал тех, кто бывал в библиотеке…» «Малахию и Беренгара?» «Да нет… — старик внезапно захохотал скрипучим фальцетом. — Раньше. Того библиотекаря, что был до Малахии, давно…» «Как его звали?» «Не помню. Он умер, когда Малахия был еще молод. А тот, который был до учителя Малахии — тот был помощником библиотекаря в мою молодость… Но я в библиотеку никогда не ходил. Там лабиринт». «Библиотека помещается в лабиринте?» «Се лабиринт величайший, знак лабиринта мирского, — размеренно возгласил старец. — Вход и широк и манит; всякий, кто входит, погиб. Никто не сумеет выбраться. Не надо ходить за Геркулесовы столпы». «Итак, вы не знаете, как пройти в библиотеку, когда двери Храмины заперты». «Почему не знаю? — хихикнул старик. — Это многие знают. Иди через мощехранилище. Можно идти через мощехранилище. Но не хочется через мощехранилище идти. Мертвецы сторожат путь». «Так кто сторожит путь — мертвецы в мощехранилище или те, которые блуждают ночью по библиотеке со светильниками?» «Со светильниками? — удивленно повторил старик. — Таких рассказов я не слышал. Нет, мертвецы — те в мощехранилише. Мощи потихоньку переселяются с кладбища — охранять путь. Ты разве не видел в часовне алтарь, ведущий в мощехранилище?» «Это в третьей слева после поперечного нефа?» «В третьей. Может быть, и в третьей. Это в той, где на алтарном камне скелеты. Четвертый череп справа. Ткни в глаза. Попадешь в мощехранилище. Но ты туда не ходи. Я туда не ходил. Аббат не велит». «А зверь? Где вы видели зверя?» «Какого зверя? А, Антихриста… Он скоро явится. Тысячелетие исполнилось, и мы ждем зверя». «Но тысячелетие исполнилось триста лет назад, а зверя все нет». «Антихрист приходит не тогда, когда исполняется тысяча лет. Исполняется тысяча лет — начинается царство праведных. Потом придет Антихрист и разгонит праведных, а потом будет последняя битва». «Но праведные будут царить еще тысячу лет, — сказал Вильгельм. — Либо они царили со смерти Христовой до конца первого тысячелетия, и значит, Антихрист должен был уже появиться. Либо они пока не царили, и значит, до Антихриста еще далеко…» «Тысячелетие отсчитывается не от смерти Христа, а от Константинова дара. С тех пор прошло тысячелетие…» «И что же — сейчас царство праведных?» «Не знаю. Я уже ничего не знаю. Я устал. Подсчеты очень трудны. Беат Лиебанский все подсчитал. Спроси у Хорхе, он молодой, память хорошая… Но время назрело. Ты ведь слышал семь труб?» «Какие семь труб?» «Ты что, не слышал, как погиб первый мальчик? Рисовальщик? Первый Ангел вострубил, и сделались град и огнь, смешанные с кровью, и пали на землю. Второй Ангел вострубил, и третья часть моря сделалась кровью… Разве не в кровавом море утонул второй мальчик? Жди третьей трубы! Смерть придет от вод. Господь карает нас. Мир вне аббатства разорен еретиками, мне сказали, что на римском престоле папа-извращенец, использует гостий {*} для некромантии, кормит ими своих мурен… И у нас кто-то нарушил заклятие, сломал печати лабиринта…» «Откуда вы знаете?» «Знаю. Слышу. Все шепчутся. В аббатство вторгся грех. Бобы есть?» Последний вопрос был явно обращен ко мне и смутил меня до крайности. «У меня нет бобов…» — робко ответил я. «На другой раз принеси бобы. Я держу их во рту. Видишь, зубов совсем нет. Держу, пока не набухнут. Они гонят слюну, aqua fons vitae[42]. Завтра принесешь бобы?» «Завтра непременно принесу бобы», — заверил я его. Но старик уже дремал. Мы отошли и отправились в трапезную. «Что вы думаете о его словах?» — спросил я учителя. «Он в святом безумии столетних старцев. Что в его словах истина, что бред — сразу не скажешь. Но думаю, путь в Храмину он указал верно. Я ведь видел, откуда вышел Малахия ночью. В той часовне действительно каменный алтарь и высечены черепа. Так что вечером поглядим».
Второго дня ПОВЕЧЕРИЕ,
Где открывается Храмина, в ней оказывается загадочный лазутчик, обнаруживается записка некромантским тайным шифром, а также на мгновение показывается и снова исчезает книга, которую предстоит искать во многих последующих главах; в довершение неприятностей украдены Вильгельмовы очки Ужинали в мрачном молчании. Прошло чуть больше двенадцати часов после находки тела Венанция. Все косились на его пустое место. Когда в час повечерия монахи гуськом потянулись к хору — это больше всего походило на похоронную процессию. Мы с учителем стояли службу в поперечном нефе, чтоб следить за третьей часовней. Свету было мало, и когда Малахия вынырнул из мрака и занял свое место, мы снова не смогли определить, откуда именно он появляется. Тем не менее мы шагнули в тень и укрылись в боковом нефе, чтобы незаметно для всех остаться после службы. Под плащом у меня был фонарь, запасенный на кухне во время вечери. Зажечь его я предполагал от большой бронзовой треноги, на которой огонь горел всю ночь. У меня в фонаре был новый фитиль и очень много масла. Света, добытого мной, должно было хватить надолго. Я был слишком возбужден предстоящим походом, чтоб уследить за службой. Как она кончилась, я и не заметил. Монахи опустили на лица куколи и проследовали медленной цепочкой в направлении своих келий. Церковь опустела. Шевелились и бегали блики лампадного огня. «Ну, — сказал Вильгельм, — приступим». Мы пробрались в третью часовню. На подалтарном камне и точно было вырезано множество черепов. Их пустые глубокие глазницы нагоняли страх. Опорой им служила груда искусно вырезанных из камня берцовых костей. Вильгельм вполголоса повторил слова, слышанные от Алинарда: «Четвертый справа череп, ткни в глаза…» — и медленно ввел пальцы в глазницы мертвого лика. Что-то заскрипело, алтарь сошел с места, повертываясь на невидимой оси, и перед нами открылся темный проход. Посветив моим фонарем, мы увидели сырые ступени. Прежде чем спускаться, посовещались, захлопывать ли за собой тайный вход. «Лучше не надо, — сказал Вильгельм. — Неизвестно, удастся ли открыть изнутри. От погони это все равно не спасет. Тот, кто приходит ночью к подземному ходу, явно умеет открывать его. Нас обнаружат так или иначе». Сойдя с десяток ступеней, мы оказались в глубоком переходе. По стенам шли вытянутые ниши, какие я видел позднее во многих катакомбах. Но тогда я был в оссарии впервые в жизни и очень боялся. Кости монахов в течение многих столетий выкапывались из земли и укладывались в нишах. При этом скелеты разбирались, так что в одной нише были мелкие кости, в других — черепа, уложенные аккуратной пирамидкой, чтоб не покатились. Это было жуткое зрелище, особенно в неровном свете моего прыгающего фонаря. В следующей нише лежали одни руки. Куча рук, навеки сцепившихся высохшими пальцами. Вдруг жуткий вопль исторгся из моей груди. В скопище мертвого праха было что-то живое. Оно метнулось и визгнуло. «Крысы», — привел меня в чувство учитель. «Что они тут делают?» «То же, что и мы с тобой. Идут. Мощехранилище ведет в Храмину, а значит, в кухню. И в библиотеку, где вкусные книги. Теперь можешь понять, почему у Малахии такой трагический вид. Он ходит тут два раза в день. В самом деле не до смеха». «А действительно, почему в Евангелии не сказано, чтобы Христос смеялся, — спросил я без видимой логики. — Что, Хорхе говорит правду?» «Множество людей озабочено вопросом, смеялся ли Христос. Меня это как-то мало интересует. Думаю, что вряд ли, поскольку был всеведущ, как положено Сыну Божию, и мог предвидеть, до чего дойдем мы, христиане. Смотри, мы у цели». И в самом деле, благодарение Господу, переход закончился. Пошли новые ступеньки. Толкнув толстенную деревянную окованную железом дверь, мы оказались на кухне, позади очага. Отсюда винтовая лестница вела в скрипторий. И вдруг мы услышали наверху какой-то шорох. На мгновение мы оба замерли. Потом я прошептал: «Не может быть. До нас никто не проходил». «Это если предположить, что проход через мощи — единственный. Но за минувшие века в этой скале, должно быть, понаделано множество других ходов. Впрочем, деваться некуда. Пошли. Погасим свет — не сможем двигаться, оставим — спугнем того, кто над нами. Остается уповать, что этот кто-то, если он действительно там есть, боится нас не меньше, а то и больше, чем мы его». Мы вошли в скрипторий из южной башни. Стол Венанция был в самом дальнем конце. Фонарь осветил только несколько локтей пространства, а зал был очень велик. Хотелось надеяться, что во дворе нет никого, кто заметит перемещение света в окнах скриптория и подымет шум. На столе все было вроде как прежде, но Вильгельм нагнулся, заглянул на нижние полки и вскрикнул. «Сегодня я видел тут две книги, одну по-гречески. Она пропала. Кто-то стащил ее. И весьма поспешно. Смотри, один пергамент упал на землю…» «Но ведь стол охранялся…» «Вот именно. Значит, к столу подходили недавно… или только что! Возможно, вор совсем рядом». — Он обернулся к темноте и, мощно раскатывая звуки под сумрачными сводами зала, прокричал: «Если ты тут — берегись!» Эта тактика показалась мне удачной, поскольку, как и говорил Вильгельм, всегда полезно, чтобы те, кого ты боишься, сами испугались тебя. Вильгельм расправил найденный под столом лист, нагнулся ближе и попросил посветить. Я поднес к листу свет и увидел, что он наполовину чист, наполовину исписан мельчайшими буквами, какими — я не сразу распознал. «Это что, по-гречески?» — спросил я. «Да, но что-то непонятное…» — Он вытащил из рясы свои стекла, насадил их на нос, затем сунулся к листу еще ближе. «По-гречески, очень мелко и беспорядочно. Даже в стеклах трудно прочесть. Подвинь-ка лампу». Он поднял лист к самому носу, а я, не находя места, пытался пристроиться рядом и вместо того, чтоб стать с фонарем у него за плечами, почему-то забежал спереди. Он велел отойти, я засуетился и почти что задел фонарем край листа. Вильгельм резко оттолкнул меня и спросил, чего я добиваюсь? Чтоб документ сгорел? И вдруг вскрикнул не своим голосом. Я взглянул и увидел, что верх страницы уже не пуст. Он был испещрен какими-то странными темно-желтыми значками. Вильгельм схватил фонарь, осторожно поднес к листу. Медленно, как будто невидимая рука чертила «Мене, текел, фарес», проступили на белом освещенном с изнанки фоне какие-то кружки и черточки — литеры неведомого алфавита, скорее всего некромантского. «Потрясающе! — сказал Вильгельм. — Все интереснее и интереснее! — И тут же оглянулся. — Лучше не извещать о нашем открытии таинственного незнакомца. Если он еще здесь». Он снял и бережно положил на стол стекла, затем скатал пергамент в трубку и сунул в складки рясы. От всех этих таинственных событий у меня шла кругом голова. Я открыл рот, чтобы спросить. Но тут раздался резкий, как удар, щелчок. Это трещала ступенька верхнего пролета восточной, ведущей в библиотеку лестницы. «Он там! Держи!» — закричал Вильгельм. Мы метнулись к лестнице. Вильгельм одолел расстояние в несколько прыжков. Я из-за фонаря бежал медленнее и поневоле отстал. Кто-то спотыкался, цеплялся, валился, грохотал по ступенькам. Потом все смолкло, и под лестницей в свете фонаря я увидел лежащего Вильгельма, а рядом — книгу большого формата в тяжелом переплете и с застежками из металла. Вильгельм смотрел на книгу с выражением необычайной задумчивости. Но вдруг опять что-то метнулось, книга исчезла, и тяжелый шлепок послышался где-то около венанциева стола. Это кто-то подскочил сзади, схватил и швырнул книгу в другой конец скриптория. «Ох, я идиот! — взвыл Вильгельм. — Скорее!» Мы ринулись обратно. Вильгельм опять поспел первым. Я видел, как он шарит вокруг стола Венанция. Но вдалеке, я заметил, какая-то тень скользила по направлению к западной лестнице. Не помня себя, я сунул фонарь Вильгельму и вслепую рванулся к лестнице. Я трепетал всем телом, как солдат Христова воинства, бьющийся со всеми легионами ада. Летя вниз по лестнице, я путался в полах рясы. Это был единственный, клянусь, единственный миг моей жизни, когда я сожалел о вступлении в монашество. Но тут же, как молния, сверкнула мысль, что и противник мой, должно быть, скован в движениях по той же причине. Вдобавок, если он сумел подобрать свою книгу, — он еще и с поклажей. Со всех ног я домчался до кухни, выскочил из-за хлебной печи и в свете звезд, бледно озарявших широкие сени, увидел черную фигуру, проскальзывавшую в дверь трапезной. Дверь захлопнулась. Я с разбегу налетел на дверь. Дернул, приоткрыл, ворвался, оглянулся — никого. Выход плотно заложен засовом изнутри. Я стал озираться. Все было тихо и темно. Вдруг в кухне засветилось. Я прижался к стене. На пороге появился человек с фонарем. Я вскрикнул. Это был Вильгельм. «Никого? Так я и думал. Конечно, он ушел не через дверь! И не к мощам?» «Нет, нет, он ушел отсюда, но я не могу понять…» «Я же тебе говорил, что должны быть какие-то другие ходы. Искать их бессмысленно. Этот незнакомец уже, вероятно, вынырнул где-то в другом конце аббатства. С моими стеклами». «Как с вашими стеклами?» «Увы. Он не смог отобрать записку и довольно остроумно вышел из положения, захватив мои зрительные стекла». «Зачем они ему?» «Затем, что он слышал, как мы с тобой говорили о тайной записи! Он знает ее важность и рассудил, что без стекол я ее прочесть не смогу. Притом он уверен, что и показывать ее я никому не стану. Теперь все равно — что эта записка есть, что ее нет». «Как же он до этого додумался?» «Во-первых, я сам объяснил их действие стекольщику. Во-вторых, я надевал их утром в скриптории, чтоб осмотреть бумаги Венанция. Следовательно, уже много людей знает, что этот прибор мне необходим для чтения. На самом деле обыкновенную рукопись я еще, может быть, и без них разберу, но, конечно, не это, — он снова раскатал загадочный пергамент, — где греческие записи слишком мелки, а то, что наверху, слишком непонятно». Он опять приблизил лист к огню, и еще ярче — будто волшебством — проявились тайные знаки. «Венанций хотел скрыть важные сведения и взял невидимые чернила, заметные только при нагреве. А может, лимонный сок… Жаль, неизвестно, каким составом он пользовался. Все может пропасть так же внезапно, как появилось. Вот что. У тебя глаза хорошие. Давай-ка поживей перерисуй эти знаки. Только точно. И как можно крупнее». Я все исполнил — перерисовал, не понимая. Вышло четыре-пять строчек совершенно чародейского вида. Воспроизведу несколько первых знаков, чтобы дать читателю представление, с какой загадкой мы столкнулись.
Когда я все переписал, Вильгельм глянул, держа табличку в вытянутой руке. «Это секретная азбука. Ее надо разгадать, — сказал он. — Знаки, очевидно, и были худо нарисованы, а ты их еще больше изуродовал. Но все-таки можно понять, что это знаки зодиака. Видишь в первой строчке… тут у нас… — Он еще сильнее сощурился и еще дальше отодвинул табличку. — …Ну-ка… Стрелец, Солнце, Меркурий, Скорпион…» «А что они значат?» «Если писал совсем простак, он должен был использовать самую распространенную азбуку: Солнце — А, Юпитер — В… И тогда первая строка выгладит так… Попробуем. Запиши… RAIQASVL… Он осекся. — Нет, это бессмыслица, и Венанций был не так прост. Он перетасовал азбуку, изобрел какой-то новый ключ. Ключ мы найдем». «А как?» — спросил я, обмирая от восхищения. «С помощью арабской методики. Лучшие трактаты по криптографии вышли из-под пера нехристиан. В Оксфорде я читал кое-какие… Бэкон был тысячу раз прав, говоря, что путь к познанию лежит через изучение языков. Абу Бахр Ахмад бен Али бен Вашийя ан-Набати много веков назад написал свою “Книгу о горячечной страсти правоверного мусульманина к загадкам древних письмен”, в которой привел множество рекомендаций, как составлять и разбирать тайные азбуки, необходимые для магического употребления, но не менее полезные и для переписки между воинскими отрядами или между царями и их посольствами. Мне попадались и в других книгах арабов довольно остроумные советы. Например, замещать одну букву другой, писать слова задом наперед, менять порядок букв: писать их через одну, а потом все пропущенные. Кроме того, вместо букв подставляются другие знаки, к примеру тут — зодиакальные. Нумеруются буквы алфавита, потом буквы секретной азбуки, потом соотносятся порядковые номера…» «А какую систему употребил Венанций, мы не знаем…» «Надо бы проверить все по порядку… И еще множество других… Прежде всего при разгадывании тайного послания полагается разгадать, что же в нем говорится». «А после этого и разгадывать незачем!» — захохотал я. «Не скажи. Требуется вообразить, как могут звучать первые слова. А потом проверить, распространяется ли правило на остальной текст. Например… В этой записке несомненно указан путь в предел Африки. Я почти уверен. И все благодаря ритму… Попробуй сам вдуматься в первые три слова. На буквы не гляди — только на их количество… IIIIIIII IIIII IIIIIII… Разделим эти слова на слоги по две-три буквы. Что выйдет? Та-та-та, та-та, та-та-та… Тебе ничего не приходит в голову?» «Нет… ничего…» «А мне приходит, Secretum finis africae…[43]Посмотрим. В последнем слове первая и шестая буква должны совпасть. Так и есть: в обоих случаях знак Земли. Первая буква первого слова — S — должна быть та же, что и последняя буква второго… Прекрасно. Она тоже повторяется. Знак Девы. Похоже, мы на верном пути. Тем не менее, увы, не исключается, что это цепь совпадений. Надо искать закономерность». «Где искать?» «В голове. Придумывать. И проверять. На эти забавы с проверками, видимо, уйдут сутки. Больше — вряд ли. Потому что, запомни, нет такой цифири, которая при умении и терпении не поддалась бы разгадке. Но сейчас у нас времени нет. Надо осмотреть библиотеку. Кроме того, без зрительных стекол вторую часть записки мне все равно не прочесть, и тут ты мне, к сожалению, не поможешь, ибо на твой взгляд…» «Еллинские письмена невразумительны зело…» — униженно лепетнул я. «Вот именно. Теперь видишь, сколь прав был Бэкон. Учись! Но не будем унывать. Возьмем пергамент и твои выписки и отправимся в библиотеку. Я чувствую, что теперь и десять легионов ада меня не остановят». Я поспешно перекрестился. «А кто же с нами сейчас сражался? Бенций?» «Бенций с ума сходит от любопытства — что у Венанция на столе… Но, по-моему, на такие каверзы он не способен. К тому же он вроде бы предлагал нам союз… Да и слишком труслив, чтобы соваться ночью в Храмину…» «Значит, Беренгар? Или Малахия?» «Беренгар. С него станется. К тому же… Он в ответе за книгохранилище. Он терзается муками совести, знает, что выдал важную тайну, в результате чего книгой завладел Венанций. Должно быть, Беренгар старался вернуть книгу на место. Подняться в библиотеку мы ему не дали. Теперь он, надо думать, прячет ее где-то в аббатстве. Возможно, мы сумеем захватить его с поличным — если Бог поможет, — когда он понесет книгу на место…» «Но те же мотивы могли быть у Малахии…» «Вряд ли. Малахия имел сколько угодно времени, чтоб обыскать стол Венанция. Ведь он оставался здесь один — закрывать здание. Я много думал об этом, но помешать не мог. Теперь мы видим, что опасался я напрасно: обыска он не устроил. Делаем вывод: Малахия не знает, что Венанций пробирался в библиотеку и что-то выносил. Однако это знают Беренгар и Бенций… а также ты и я. Мог еще знать Хорхе — из исповеди Адельма, — но, разумеется, это не он с такой скоростью улепетывал по винтовой лестнице…» «Значит, либо Беренгар, либо Бенций». «А почему не Пацифик Тиволийский или не какой-нибудь еще монах из тех, с которыми мы сегодня говорили? И не стекольщик Николай которому известно назначение моих линз? И не этот странный Сальватор, который, как мне намекали, неизвестно зачем повадился по ночам в Храмину? Надо всегда следить, чтобы круг подозреваемых лиц без веских причин не суживался. Этот Бенций хочет принудить нас искать только в одном направлении. Кто знает — вдруг Бенцию это выгодно?» «С виду он честен». «Безусловно. И учти, что первейший долг порядочного следователя — подозревать именно тех, кто кажется честным». «Какая гадость работа следователя», — сказал я. «Поэтому я ее оставил. Но видишь — приходится браться за старое. Пошли в библиотеку».
Второго дня НОЧЬ,
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-08-12; просмотров: 214; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.141.32.252 (0.02 с.) |