Глобальная культура и культурная «экспансия»

Принципиально иное направление культурологического и социологического осмысления глобализации представлено в международной дискуссии концепциями Э. Д. Смита и А. Аппадурая. Феномен глобальной культуры и сопутствующие ему процессы глобализации культур и культурной глобализации трактуются в рамках этого направления как идеологические конструкции, производные от реального функционирования мировой экономики и политики. Вместе с тем авторы этих концепций предпринимают попытку осмысления исторических предпосылок и онтологических оснований внедрения этой идеологической конструкции в текстуру повседневности.

Предложенная Энтони Д. Смитом концепция глобальной культуры^[477] выстраивается через методологическое и содержательное противопоставление научно фундированного понятия «культура» образу «глобальной культуры», идеологически сконструированному и пропагандируемому СМИ в качестве реальности глобального масштаба. В отличие от основоположника дискурса о глобализации Робертсона, Смит отнюдь не призывает мыслящий научный мир отказаться от понятия культуры в связи с необходимостью построения социологической или культурологической интерпретации процессов глобализации. Более того, исходным методологическим тезисом его концепции становится постулирование того факта, что социогуманитарные науки располагают совершенно отчетливым определением понятия «культура», конвенционально принятым в дискурсе и не подлежащим сомнению. Смит указывает, что в многообразии концепций и трактовок культуры неизменно воспроизводится ее определение как «коллективного образа жизни, репертуара верований, стилей, ценностей и символов», закрепленных в истории обществ. Понятие «культура» конвенционально в научном смысле слова, поскольку в исторической реальности можно говорить только о культурах, которые органичны социальному времени и пространству, территории проживания конкретного этносообщества, нации, народа. В контексте такого методологического тезиса сама идея «глобальной культуры» представляется Смиту абсурдной, поскольку отсылает ученого уже к некоему сравнению межпланетного характера.

Смит подчеркивает, что даже если попытаться вслед за Робертсоном помыслить глобальную культуру как некую искусственную среду человеческого вида млекопитающих, то и в этом случае мы обнаружим поразительные различия в образах жизни и верованиях сегментов человечества. В противовес сторонникам трактовки процесса глобализации как исторически закономерного, увенчивающегося возникновением феномена глобальной культуры, Смит считает, что с научной точки зрения более оправдано говорить об идеологических конструктах и концепциях, органичных для европейских обществ. Таковыми идеологическими конструкциями являются концепции «национальных государств», «транснациональных культур», «глобальной культуры». Именно эти концепции были порождены западноевропейской мыслью в ее стремлениях выстроить некую универсальную модель истории развития человечества.

Выдвинутой Робертсоном модели социокультурной истории глобализации Смит противопоставляет весьма лаконичный обзор основных этапов становления европейско–американской идеологемы транснациональности человеческой культуры. В своем концептуальном обзоре он отчетливо демонстрирует, что онтологическое основание этой идеологемы составляет культурный империализм Европы и США, выступающий органическим следствием поистине глобальных экономических и политических претензий этих стран на вселенское господство.

Социокультурная динамика формирования образа глобальной культуры трактуется Смитом как история формирования идеологической парадигмы культурного империализма. И в этой истории он выделяет только два периода, маркированных соответственно появлением самого феномена культурного империализма и его преобразованием в новый культурный империализм. Под культурным империализмом Смит понимает расширение этнических и национальных «сентиментов и идеологий – французских, британских, российских и т. д.» до вселенских масштабов, навязывание их в качестве общечеловеческих ценностей и достижений всемирной истории.

Обзор концепций, разработанных в парадигме первоначального культурного империализма, Смит начинает с указания на тот факт, что до 1945 г. еще было возможным верить в то, что «нация–государство» – это нормативная социальная организация современного общества, призванная воплотить гуманистическую идею национальной культуры. Однако Вторая мировая война положила конец восприятию этой идеологемы как общечеловеческого гуманистического идеала, продемонстрировав миру масштабные разрушительные возможности идеологий «сверхнаций» и разделив его на победителей и побежденных. Послевоенный мир положил конец идеалам национального государства и национализма, сменив их на новый культурный империализм «советского коммунизма, американского капитализма и новоевропеизма». Таким образом, временной рамкой первоначального культурного империализма в концепции Смита выступает история европейской мысли от древности и до Новейшего времени.

Следующим идеолого–дискурсивным этапом культурного империализма становится, по Смиту, «эпоха постиндустриального общества». Ее историческими реалиями явились экономические гиганты и сверхдержавы, мультинациональность и военные блоки, сверхпроводимые коммуникативные сети и интернациональное разделение труда. Идеологическая направленность парадигмы культурного империализма «позднего капитализма, или постиндустриализма» предполагала полный и безоговорочный отказ от концепций малых сообществ, этносообществ с их правом на суверенитет и пр. Гуманистическим идеалом в этой парадигме осмысления социокультурной реальности выступает культурный империализм, основанный на экономических, политических и коммуникативных технологиях и институтах.

Фундаментальной характеристикой нового культурного империализма стало стремление создать позитивную альтернативу «национальной культуре», организационной основой которой выступали нации–государства. В таком контексте и зародилась концепция «транснациональных культур», деполитизированных и не ограниченных историческим континуумом конкретных обществ. Новый глобальный империализм, имеющий экономическое, политическое, идеологическое и культурное измерения, и предложил миру искусственно созданный конструкт глобальной культуры.

Согласно Смиту, глобальная культура эклектична, универсальна, безвременна и технична – это «конструируемая культура». Она намеренно конструируется в целях легитимации глобализирующейся реальности экономик, политик и медийных коммуникаций. Ее идеологами выступают страны, продвигающие культурный империализм как некий общечеловеческий гуманистический идеал. Смит указывает, что попытки доказать историчность глобальной культуры через апелляцию к модной в современной концепции «конструируемых сообществ» (или «воображаемых») не выдерживают никакой критики.

Действительно, представления этносообщества о самом себе, символах, верованиях и практиках, выражающих его идентичность, – это идеологические конструкции. Однако конструкции эти закреплены в памяти поколений, в культурных традициях конкретных исторических общностей. Культурные традиции как исторические хранилища конструктов идентичностей создают себя сами, органично закрепляясь в пространстве и времени. Эти традиции потому и называются культурными, что содержат конструкты коллективной культурной идентичности – те чувства и ценности, которые символизируют продолжительность общей памяти и образа общей судьбы конкретного народа. В отличие от идеологемы глобальной культуры, они не спущены сверху некоей глобалистской элитой и не могут быть ее волею написаны или стерты с tabula rasa (лат. – чистая доска) некоего человечества. И в этом смысле попытка апологетов глобализации легитимировать идеологему глобальной культуры в статусе исторического конструкта современной реальности абсолютно бесплодна.

Исторические культуры всегда национальны, партикулярны, органичны конкретному времени и пространству, допускаемый в них эклектизм жестко детерминирован и ограничен. Глобальная культура внеисторична, не располагает своей сакральной территорией, не отражает какую–либо идентичность, не воспроизводит никакой общей памяти поколений, не содержит проспектов будущего. У глобальной культуры нет исторических носителей, но есть создатель – новый культурный империализм глобального размаха. Этот империализм, как и любой другой – экономический, политический, идеологический – элитарен и техничен, не располагает никаким популярным уровнем функционирования. Он создан власть предержащими и навязывается «простецам» вне всякой связи с теми народными культурными традициями, носителями каковых эти «простецы» являются.

Рассмотренная выше концепция нацелена по преимуществу на развенчание авторитетного научного мифа современности об историчности феномена глобальной культуры, органичности его структуры и функций. Смит последовательно доказывает, что глобальная культура не есть конструкт культурной идентичности, она не располагает популярным уровнем функционирования, характерным для любой культуры, нет у нее и элитарных носителей. Уровни функционирования глобальной культуры представлены изобилием стандартизированных товаров, ералашем денационализированных этнических и народных мотивов, сериями генерализированных «человеческих ценностей и интересов», однородным выхолощенным научным дискурсом о смысле, взаимозависимостями систем коммуникаций, которые служат базой для всех ее уровней и компонентов. Глобальная культура – это воспроизведение культурного империализма во вселенском масштабе, она безразлична по отношению к конкретным культурным идентичностям и их исторической памяти. Главное онтологическое препятствие на пути конструирования глобальной идентичности, а следовательно, и глобальной культуры, заключает Смит, составляют исторически закрепленные национальные культуры. В истории человечества невозможно обнаружить никакой общей коллективной памяти, а память об опыте колониализма и трагедиях мировых войн – это история свидетельств раскола и трагедий идеалов гуманизма.

Предложенный А. Аппадураем теоретико–методологический подход сформулирован с учетом дисциплинарных рамок социологии и антропологии культуры и на базе социологических концепций глобализации. А. Аппадурай характеризует свой теоретический подход^[478] как первую попытку социально–антропологического анализа феномена «глобальной культуры». Он считает, что введение понятия «глобальная культурная экономика», или «глобальная культура» необходимо для анализа тех изменений, которые произошли в мире в последние два десятилетия XX в. Аппадурай подчеркивает, что эти понятия являются теоретическими конструктами, своего рода методологической метафорой процессов, порождающих новый образ современного мира в пределах Земного шара. Предложенная им концептуальная схема претендует, таким образом, прежде всего на то, чтобы быть использованной для выявления и анализа смыслообразующих компонентов реальности, которая обозначается современными социологами и антропологами как «единый социальный мир».

Центральными факторами изменений, охвативших весь мир, выступают, по его мнению, электронные средства связи и миграция. Именно эти два компонента современного мира превращают его в единое пространство коммуникации поверх государственных, культурных, этнических, национальных и идеологических границ и невзирая на них. Электронные средства связи и постоянные потоки миграций разного рода социальных сообществ, культурных образов и идей, политических доктрин и идеологий лишают мир исторической протяженности, помещая его в модус постоянного настоящего. Именно через средства массовой информации и электронную связь осуществляется соединение различных образов и идей, идеологий и политических доктрин в новую, лишенную исторического измерения конкретных культур и обществ, реальность. Таким образом, мир в его глобальном измерении предстает как комбинация потоков этнокультур, образов и социокультурных сценариев, технологий, финансов, идеологий и политических доктрин.

Феномен глобальной культуры, по мысли Аппадурая, может быть подвергнут исследованию только при условии осмысления того, каким образом он существует во времени и пространстве. В аспекте разворачивания глобальной культуры во времени она представляет собой синхронизацию прошлого, настоящего и будущего различных локальных культур. Слияние трех модусов времени в единое расширенное настоящее глобальной культуры делается реальным только в измерении современности мира, развивающегося по модели гражданского общества и модернизации. В контексте проекта глобальной модернизации настоящее развитых стран (в первую очередь Америки) трактуется как будущее развивающихся, тем самым их настоящее помещается в еще не состоявшееся в реальности прошлое.

Говоря о пространстве функционирования глобальной культуры, Аппадурай указывает, что оно состоит из элементов, «осколков реальности», соединяемых через электронные средства связи и масс–медиа в единый сконструированный мир, обозначаемый им термином «скейп». Термин «скейп» вводится им для указания на тот факт, что обсуждаемая глобальная реальность не дана в объективных отношениях интернациональных взаимодействий обществ и национальных государств, этносообществ, политических и религиозных движений. Она «воображается», конструируется в качестве того общего «культурного поля», которое не знает государственных границ, не привязано ни к одной из территорий, не исчерпывается историческими рамками прошлого, настоящего или будущего. Ускользающее, находящееся в постоянном движении неустойчивое пространство идентичностей, комбинированных культурных образов, идеологий без временных и территориальных границ – это и есть «скейп».

Глобальная культура видится Аппадураю как состоящая из пяти конструируемых пространств. Она есть постоянно меняющаяся комбинация взаимодействий этих пространств. Итак, глобальная культура предстает, считает Аппадурай, в следующих своих пяти измерениях: этническом, технологическом, финансовом, электронном и идеологическом. Терминологически они обозначены как этноскейп, техноскейп, финансскейп, медиаскейп и идеоскейп.

Первый и основополагающий компонент глобальной культуры – этноскейп – это конструированная идентичность разного рода мигрирующих сообществ. Мигрирущие потоки социальных групп и этносообществ составляют туристы, иммигранты, беженцы, эмигранты, иностранные рабочие. Именно они и формируют пространство «воображаемой» идентичности глобальной культуры. Общая характеристика этих мигрирующих людей и социальных групп – это перманентное движение в двух измерениях. Они движутся в реальном пространстве мира территорий, имеющих государственные границы. Отправным пунктом такого движения выступает конкретный локус – страна, город, деревня, – обозначаемый как «родина», а конечное пристанище всегда временно, условно, непостоянно. Проблематичность установления конечного пункта, локуса, территории этих сообществ обусловлена тем, что в пределе их активности находится возвращение на родину. Второе измерение их перманентного движения – это перемещение от культуры к культуре.

Второй компонент глобальной культуры – техноскейп – это поток устаревших и современных, механических и информационных технологий, образующий причудливую конфигурацию технического пространства глобальной культуры.

Третий компонент – финансскейп – это неподдающийся контролю поток капитала, или конструируемое пространство денежных рынков, национальных курсов валют и товаров, существующих в движении без границ во времени и пространстве.

Связь между этими тремя функционирующими в отрыве друг от друга компонентами глобальной культуры опосредуется разворачиванием пространства образов и идей (медиаскейп), продуцируемых масс–медиа и легитимируемых через пространство конструируемых идеологий и политических доктрин (идеоскейп).

Четвертый компонент глобальной культуры – медиаскейп – это обширные и сложные репертуары образов, нарративов и «воображаемых идентичностей», порождаемые средствами массовой информации. Конструированное пространство комбинации действительного и воображаемого, смешанной реальности может быть адресовано любой аудитории мира.

Пятый компонент – идеоскейп – пространство, создаваемое политическими образами, связанными с идеологией государств. Это пространство составлено из таких «осколков» идей, образов и понятий Просвещения, как свобода, благополучие, права человека, суверенитет, репрезентация, демократия. Аппадурай отмечает, что один из элементов этого пространства политических нарративов – понятие «диаспора» – утратил свою внутреннюю содержательную конкретность. Определение того, что такое диаспора, сугубо контекстуально и варьирует от одной политической доктрины к другой.

Аппадурай считает, что одной из важнейших причин глобализации культуры в современном мире является «детерриторизация». «Детерриторизация» приводит к возникновению первого и важнейшего измерения «глобальной культуры» – этноскейпу, т. е. туристов, иммигрантов, беженцев, эмигрантов и иностранных рабочих. Детерриторизация выступает причиной появления новых идентичностей, глобального религиозного фундаментализма и т. д.

Введенные в рамках дискуссии социологов и антропологов о глобализации понятия «глобальная культура», «конструируемые этносообщества», «транснациональное», «локальное» послужили концептуальной схемой для целого ряда исследований о новой глобальной идентичности. В контексте этой дискуссии совершенно по–новому может быть поставлена проблема изучения этноменьшинств, религиозных меньшинств, возникших только в конце XX в., и их роли в процессе конструирования образа глобальной культуры. Кроме того, предложенная Аппадураем концепция дает основания для научного изучения проблемы новой глобальной институционализации мировых религий.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предисловии было отмечено, что теория культуры востребована. Теперь, после изложения одного из ее вариантов, следует сказать и о том, почему она востребована. Для чего применима теория культуры?

Во–первых, для оценок состояния культуры: ее высоты, богатства или бедности, жизненной действенности.

Во–вторых, для выявления проблем, возникающих в бытии культуры и связанных с культурой в ее противостоянии бескультурью, антикультурным явлениям.

В–третьих, для определения необходимых и возможных действий по разрешению этих проблем.

Что касается первого – оценок состояния современной культуры, нередко и не случайно делается акцент на кризисности этого состояния. Кризис культуры связывается при этом с исчезновением более или менее органичного единства людей и природы, царем которой с некоторых пор возомнил себя человек. Помимо этого – с исчезновением живой веры, с ее рационализацией, формализацией. Это касается и веры в богов, и веры в светские идеалы человеческой разумности, человеческого единения и братства, которые не реализуются, оставаясь прекрасными утопиями.

Трансформации в эстетической и художественной культуре видятся как извращение эстетического чувства, снижение уровня художественной «продукции», эстетических и художественных вкусов.

Все это и многое другое (падение нравов, к примеру) часто описывается как следствия стандартизации жизни, «омассовления» культуры, ее «витализации», при которой главной жизненной ценностью становится все большее и все более успешное потребление.

Правда, все это уже бывало в истории культуры и раньше. Но в ХХ – начале XXI в. это очевидно обретает не региональные, а планетарные масштабы.

Вместе с тем самосознание культуры возвысилось тоже до планетарности и даже до космичности. Достаточно напомнить концепцию ноосферы В. Вернадского и Тейяра–де–Шардена. В наше время, как и прежде, создаются шедевры художественной культуры мирового значения. Возникли и действуют международные организации, направленные (хотя бы по замыслу) на достижение единства человечества в преодолении вооруженных конфликтов, неравноправия разных стран (ООН), на сохранение ценностей культуры (ЮНЕСКО). Порой осуществляются акты милосердия, гуманитарной помощи там, где это необходимо. Религиозные конфессии заговорили о терпимости, притом, что активизировался и религиозный экстремизм. Возникают новые религии, часть которых претендует на духовное объединение людей всех рас, национальностей и вероисповеданий. В условиях современных войн на фоне изощренной жестокости и подлости ярко проявляются жертвенность и милосердие.

Из этого, конечно, не следует, что культура сейчас развивается нормально. Не следует и то, что мы сегодня культурнее, чем люди прежних эпох. Из этого следует только то, что многие серьезные проблемы собственного культурного состояния в принципе осознаются человечеством. Осознается и возникновение новых антикультурных явлений и тенденций. Осознано то, что культура не стала пока что основой быстро, хотя и неравномерно, прогрессирующей цивилизации.

Препятствует этому многое. Инерционность цивилизационного движения мощна и неуправляема. В этих условиях ни теоретически, ни практически не разрешаются общие проблемы культуры человечества, которой к тому же еще нет, а есть только потребность в ее рождении и некоторые подвижки в эту сторону.

Потому действия людей, озабоченных сохранением и развитием культуры, двойственны. Это, с одной стороны, поиски путей разрешения самых болезненных проблем современной жизни, культуры, поиски, которые ведут философы, культурологи, в общем, мыслители–теоретики;с другой – попытки конкретных действий в сфере культуры с помощью ее социальных институтов.

Наряду и вместе с этим существует огромное поле культуротворческой деятельности, в процессах которой слабо соединяется «знание различных теорий и подходов с навыками их использования при работе с конкретными культурными объектами».^[479]

Во всяком случае, у нас, в России, надо осваивать переходы от понимания общих проблем бытия культуры, особенностей ее развития к задачам, решение которых могло бы содействовать этому развитию. И отсюда – к действиям в направлении пробуждения желаний и становления умений реализовывать ценности культуры в отношении вот к этим живым людям и их группам. Необходима теоретическая проработка оснований практической работы в направлении повышения так называемого «среднего» уровня культуры большинства населения. Теория, оставаясь теорией, должна в большей мере разворачиваться в эту сторону.

 

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ