Глава двадцатая, в которой Джельсомино своим пением изгоняет из страны короля Джакомоне

 

Никакой книги судеб, как вы знаете, на свете не существует. Нет такой книги, в которой предсказывалось бы все, что должно случиться. Чтобы написать подобную книгу, нужно быть, по меньшей мере, редактором газеты «Вечерняя ложь». Одним словом, книги судеб нет и не было даже во времена короля Джакомоне. И очень жаль, потому что, будь у короля такая книга, он мог бы прочесть в ней то, что должно было случиться в этот день, а именно: «Сегодня король Джакомоне не произнесет речи!»

Действительно, в то время как Джакомоне с нетерпением ждал, пока слуги откроют ему двери балкона, по всему дворцу, откликаясь на голос Джельсомино, со звоном посыпались стекла.

- Нельзя ли поосторожнее?! - закричал Джакомоне слугам.

В ответ он только услышал: «Трах-тах-тах-тах-тах!», которое донеслось из его спальни.

- Зеркало! - вскричал король. - Кто разбил мое любимое зеркало?

Удивленный, что никто не отвечает, его величество осмотрелся вокруг. Увы! Он остался совсем один. Министры, адмиралы, придворные и камергеры при первом же сигнале опасности, то есть при первой же высокой ноте Джельсомино, бросились по своим комнатам. Они без лишних слов отшвырнули прочь свои роскошные наряды, которые носили столько лет, и достали из-под кроватей старые чемоданы со своими пиратскими одеждами, бормоча при этом:

- Если не надевать на глаз черную повязку, то я, пожалуй, смогу сойти за городского мусорщика.

Или же:

- Если не пристегивать деревянную руку, никто меня не узнает.

При Джакомоне осталось только двое слуг, в обязанности которых входило открывать и закрывать балконные двери. И хотя стекол в дверях балкона уже не было, слуги стояли как вкопанные и время от времени протирали дверные ручки своими кружевными манжетами.

- Бегите уж и вы заодно, - вздохнул Джакомоне, - все равно дворец сейчас рухнет.

Действительно, в этот момент, словно хлопушки, стали лопаться лампочки в люстрах - это Джельсомино запел в полную силу.

Слуги не заставили себя просить. Пятясь и кланяясь через каждые три шага, они добрались до двери, ведущей на лестницу. Тут они повернулись и, чтобы поскорее спуститься, съехали вниз по перилам.

А Джакомоне прошел в свою комнату, снял королевский наряд и надел костюм простого горожанина, который купил когда-то, чтобы неузнанным ходить по улицам своего города и слушать, что о нем говорят. (Правда, ему быстро разонравилось это занятие и он предпочел посылать в город своих сыщиков.) Костюм был коричневого цвета, он одинаково подошел бы и банковскому служащему, и профессору философии. А как хорошо сочетался коричневый цвет с оранжевым париком! Но, к сожалению, приходилось расстаться и с париком: он был слишком хорошо известен людям, куда лучше самой королевской короны.

- Мой любимый парик! - вздохнул Джакомоне. - Мои дорогие парики! - И он открыл шкаф, где ровными рядами висели его парики, похожие на головы марионеток, приготовленных к спектаклю. Тут уж Джакомоне не смог удержаться. Он схватил добрую дюжину париков и сунул их в чемодан.

- Я возьму вас с собой в изгнанье! Вы будете напоминать мне об этих невозвратных счастливых днях!

И бывший король спустился по лестнице, но не в подвал, как это сделали его придворные, которые, словно мыши, удирали из дворца по канализационным трубам. Он вышел в парк. Ведь его уже тоже можно было не считать королевским. Но все равно он был прекрасным, зеленым, полным запахов цветов.

Джакомоне подышал еще немного этой поистине королевской атмосферой, затем открыл небольшую калитку, выходящую в какой-то переулок, убедился, что его никто не видит, и, пройдя метров сто, оказался на площади, в самой гуще народа, который восторженно приветствовал нашего Джельсомино.

Никто не узнал короля - ведь он впервые появился на улице лысым. Коричневый костюм и чемоданчик, который он держал в руке, придавали ему вид приезжего коммерсанта.

- Вы, должно быть, не здешний? - вдруг спросил его какой-то человек, дружески хлопнув по плечу. - Послушайте, послушайте, как поет наш Джельсомино! Вон он там, видите? Тот самый паренек… Увидев его на велосипедных гонках, вы не поставили бы за него и двух сольдо. А между тем слышите, какой голос?

- Слышу, слышу, - пробормотал Джакомоне, а про себя добавил: «И вижу!»

Он действительно увидел, как разлетелся на куски его любимый балкон, увидел то, о чем вы, наверное, уже догадываетесь, - королевский дворец рухнул, как карточный домик, которому надоело стоять, и целое облако пыли поднялось к небу.

Тогда Джельсомино взял еще одну высокую ноту, чтобы разогнать пыль, и все увидели на месте дворца лишь груду развалин.

- Кстати, - снова обратился к Джакомоне его сосед, - вам никто не говорил, что у вас великолепная лысина? Ведь вы не обидитесь на меня за эти слова, правда? Взгляните вот на мою.

Джакомоне провел рукой по своей голове и посмотрел на голову своего соседа, которая была круглой и гладкой, как резиновый мяч.

- В самом деле, прекрасная лысина, - согласился Джакомоне.

- Ну что вы! Лысина как лысина… Вот ваша - это да! Ваша - просто блестящая! Особенно сейчас, при солнце. Она так сверкает, что глазам больно.

- Ну что вы! Это слишком любезно с вашей стороны, - пробормотал Джакомоне.

- Да нет же, я нисколько не преувеличиваю! Знаете, что я вам скажу? Если б вы были членом нашего клуба лысых, то вас непременно избрали бы его президентом.

- Президентом?

- Да, и единогласно!

- А что, разве есть такой клуб лысых?

- Конечно! Правда, до вчерашнего дня он существовал нелегально, но теперь он станет легальным. В него входят лучшие граждане нашего города. И знаете, стать членом клуба не так уже трудно. Нужно только, чтобы на голове у вас не было ни одного волоса. Находятся даже люди, которые вырывают себе волосы только ради того, чтобы войти в наш клуб.

- И вы говорите, что я…

- Ну да, вы могли бы стать президентом нашего клуба. Готов спорить на все что угодно!

Вот когда Джакомоне по-настоящему расстроился, «Значит, - подумал он, - я жестоко ошибся в выборе профессии. Вся моя жизнь - это сплошная ошибка. А теперь слишком поздно, чтобы начинать сначала».

Воспользовавшись общей толкотней, Джакомоне улизнул от своего собеседника, выбрался из толпы и пошел по безлюдным улицам. А в чемодане у него грустно шуршали двенадцать париков. Несколько раз он замечал, как из канализационных люков выглядывали головы, которые он как будто где-то уже видел раньше. Не его ли это пираты? Но головы эти сразу же исчезали при виде этого толстого лысого гражданина в коричневом костюме.

Бывший король направился было к реке, решив положить конец своей неудавшейся жизни. Но, подойдя к воде, он передумал. Открыв чемодан, он вытащил из него парики и один за другим побросал их в воду.

- Прощайте, - прошептал Джакомоне, - прощайте, мои дорогие маленькие лгуны!

И парики поплыли по воде, но не затерялись бесследно. В тот же день их выудили мальчишки, что разбойничают на речных берегах не хуже крокодилов. Мальчишки высушили парики на солнце, напялили их себе на головы и устроили веселое шествие. Они пели песни и громко смеялись, им было невдомек, что они справляют поминки по владычеству короля Джакомоне.

Надо сказать, что самому Джакомоне еще повезло. Ведь он может просто уйти из своего королевства и даже, пожалуй, станет президентом или, по крайней мере, секретарем какого-нибудь клуба лысых.

Ну а пока он идет куда глаза глядят, вернемся в город и бросим последний взгляд на площадь перед дворцом.

Окончив свою разрушительную песню, Джельсомино вытер со лба пот и сказал:

- Ну вот… С этим тоже покончено… - Но на душе у него было тяжело: Цоппино все еще не отыскался.

- Где же он может быть? - спрашивал себя наш герой. - Я бы не хотел, чтобы он остался под развалинами сумасшедшего дома. Так недолго и до беды.

Но толпа отвлекла его от грустных мыслей.

- Колонна! - кричали со всех сторон. - Нужно сломать колонну!

- Зачем?

- На ней изображены походы короля Джакомоне. А это ложь, потому что Джакомоне никогда и носа не показывал из своего дворца!

- Хорошо, - согласился Джельсомино, - колонне я тоже пропою серенаду по всем правилам. Разойдитесь немного, чтобы она никого не придавила.

Люди, что стояли вокруг колонны, сразу же попятились, толпа на всей площади всколыхнулась, словно вода в ванне. И тогда Джельсомино увидел там, на колонне, в каких-нибудь двух метрах от земли хорошо знакомый рисунок трехлапого котенка.

- Цоппино! - радостно закричал он.

Рисунок заколебался, его линии на мгновение изогнулись, но затем снова застыли неподвижно.

- Цоппино! - еще громче позвал Джельсомино.

На этот раз его голос проник в мрамор, преодолел

его твердость, Цоппино отделился от колонны и спрыгнул на землю.

- Уф! До чего же хорошо! - промяукал он, целуя Джельсомино в щеку. - Если б не ты, я бы так и остался приклеенным к этой колонне, и меня в конце концов смыло бы дождями. Я люблю чистоту - это всем известно. Но умереть смытым мне ничуть не улыбается…

- Но вы совсем забыли обо мне, друзья мои, - услышали они вдруг голос художника Бананито. Раздав направо и налево немало хороших толчков и пинков, он наконец протиснулся сквозь толпу к своим товарищам.

- Если с тобой еще раз случится что-нибудь подобное, я нарисую тебя заново, мой Цоппино, и ты станешь еще более красивым и совсем настоящим!

Трем друзьям, которые только что встретились, нужно многое рассказать друг другу. Поэтому оставим их в покое.

Ну а колонна? А она никому не мешает. Наоборот, ложь, изображенная на ней, будет напоминать людям о том, что когда-то в их стране властвовал бессовестный лгун и что достаточно было однажды только хорошо спеть песню, чтобы разрушить все его королевство.