Религия как побочный результат чего-то другого 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Религия как побочный результат чего-то другого



 

Позвольте теперь перейти от группового отбора к моему собственному взгляду на ценность религии для выживания в процессе естественного отбора. Я разделяю мнение всё увеличивающегося числа биологов, полагающих, что религия является побочным продуктом какого-то другого феномена. Я вообще считаю, что при осмыслении эволюционной ценности того или иного признака биологи постоянно должны помнить о «побочных продуктах». Возможно, размышляя о ценности чего-либо для выживания, мы неправильно формулируем изначальный вопрос. Возможно, его нужно задать немного по-другому. Может оказаться, что рассматриваемый феномен (в данном случае религия) не имеет собственной ценности для выживания, а является побочным продуктом другого, важного для выживания феномена. Позвольте пояснить идею побочного продукта примером из области моей экспертизы – поведения животных.

Часто можно наблюдать летящих на огонь свечи мотыльков, и нельзя сказать, что их поведение случайно. Прилагая массу стараний, они бросаются в пламя, превращая свои тельца в факел. Легко назвать подобное поведение «самосожжением» и под впечатлением этого многозначительного названия размышлять, по какой странной причине естественный отбор мог закрепить подобное поведение. Я же предлагаю, прежде чем приступать к поиску ответа, по-другому задать сам вопрос. Перед нами – не самоубийство. То, что выглядит как самоубийство, возникает как непреднамеренный побочный эффект чего-то другого. Чего именно? Вот одно из возможных толкований, вполне подходящее нам для того, чтобы прояснить суть идеи.

Искусственный свет появился в ночной темноте сравнительно недавно. До этого единственными источниками света в ночи были луна и звёзды. Поскольку они находятся от нас на огромном расстоянии, идущие от них световые лучи – параллельны, и их можно использовать в качестве компаса. Известно, что насекомые используют солнце и луну в качестве компаса, чтобы лететь, точно придерживаясь одного направления. Они могут использовать тот же компас – с обратным знаком – и для возвращения в исходную точку. Нервная система насекомого приспособлена для выработки временных правил поведения, примерно таких: «Держать курс так, чтобы луч света попадал в глаз под углом 30 градусов». Глаза у насекомых – сложные, состоящие из прямых светонаправляющих трубочек или конусов (омматидиев), расходящихся из центра глаза, как иголки у ежа. Поэтому вполне возможно, что на практике «инструкция» ещё проще: лететь так, чтобы свет всё время попадал в определённую трубочку – омматидий.

Однако световой компас правильно работает только в том случае, если источник света находится очень далеко. Иначе лучи будут идти не параллельно, а расходиться из одной точки, подобно спицам в колесе. Если нервная система даст инструкцию лететь так, чтобы свет падал в глаз под углом 30 градусов (или любым другим острым углом), но путеводным источником света окажется не луна или солнце, а горящая свечка, то такая инструкция неизбежно приведёт насекомое по спиральной траектории в пламя. Попробуйте сами нарисовать схему, используя любой острый угол, и у вас получится элегантная логарифмическая спираль, заканчивающаяся в точке положения свечи.

Несмотря на печальный исход в данном частном случае, вышеописанное поведение в целом для мотыльков полезно, потому что видимый ими источник света гораздо чаще оказывается луной, чем горящей свечой. Мы не замечаем мириады бесшумно и успешно летящих к своей цели мотыльков, руководимых светом луны или яркой звезды; мы видим только тех, что сгорают, покружившись вокруг пламени свечи, и задаём неправильно поставленный вопрос: что подвигает мотыльков на самоубийство? Вместо этого нужно было бы спросить: почему их нервная система использует в качестве компаса направление световых лучей – тактику, которую мы замечаем, только когда она даёт сбой. Стоило перефразировать вопрос – и тайна пропала. Никакого самоубийства не было. Мы столкнулись с губительным побочным эффектом навигационной системы, которая в нормальном случае вполне эффективна.

Попробуем теперь применить полученный урок к религиозному поведению. В мире существует огромное количество людей – достигающее во многих районах 100 процентов, – чьи верования полностью противоречат научным фактам, равно как и представлениям конкурирующих религий. Эти люди не только страстно верят, но затрачивают массу времени и ресурсов на дорогостоящие, расточительные действия, которых требуют от них эти верования. За веру умирают и убивают. Подобное поведение поражает не меньше, чем поведение летящего на пламя свечи мотылька. Почему они так поступают? – озадаченно спрашиваем мы. Но я считаю, что ошибка заключается в постановке вопроса. Религиозное поведение может оказаться злополучным, досадным побочным продуктом некоей более глубинной, нижележащей психологической особенности, которая является или являлась в прошлом действительно ценной для выживания. Эта особенность, поддержанная естественным отбором у наших предков, сама по себе не есть религия; у неё имеется какая-то другая ценность для выживания, и только при определённых обстоятельствах она проявляется в виде религиозных верований. Чтобы понять религиозное поведение, его придётся переименовать.

Если религия – это побочный продукт, то побочный продукт чего? Что в данном случае является аналогом привычки мотыльков ориентироваться по небесным светилам? Что это за исключительно выгодное свойство, проявляющееся порой в искажённом виде религиозного верования? В качестве иллюстрации я сделаю одно предположение, но хочу подчеркнуть, что это – только один из возможных примеров тех свойств, о которых идёт речь; ниже я коснусь аналогичных гипотез, высказанных другими. В этом случае общий принцип правильной постановки вопроса беспокоит меня больше, чем истинность той или иной конкретной гипотезы, предложенной в качестве ответа.

Моя собственная гипотеза касается детей. Более чем у какого-либо другого вида наше выживание зависит от накопленного предыдущими поколениями опыта и передачи его детям для обеспечения их защиты и благополучия. Дети, в принципе, могут и на собственном опыте убедиться, что не следует подходить слишком близко к краю обрыва, есть незнакомые красные ягоды, плавать в кишащей крокодилами реке. Но очевидно, что больший шанс на выживание будет у ребёнка, мозг которого автоматически, как у мотылька, подчиняется правилу: беспрекословно верь тому, что говорят старшие. Слушайся родителей, слушайся старейшин, особенно когда они говорят строгим, угрожающим тоном. Доверяй старшим без рассуждений. Для ребёнка это, как правило, выигрышная стратегия. Но, как и в примере с мотыльками, в ней имеются уязвимые моменты.

Никогда не забуду жуткую проповедь, которую мне довелось услышать в младшем классе школы. Это сейчас она кажется мне жуткой: в то время мой детский мозг воспринял её в полном соответствии с намерениями священника. Он рассказал нам об отряде солдат, проходивших строевое обучение неподалёку от железнодорожных путей. В какой-то момент проводящий учение сержант отвлёкся и забыл отдать команду остановиться. Солдаты были настолько хорошо вымуштрованы, что без рассуждения продолжали маршировать прямо на рельсы, под колёса приближающегося состава. Сейчас я, конечно, не верю в эту сказку, как, надеюсь, не верил и поведавший её нам священник. Но девятилетним ребёнком я в неё поверил, потому что услышал из уст авторитетного взрослого. А священник вне зависимости от того, верил он сам или нет, хотел, чтобы мы, дети, восхищались рабским и нерассуждающим подчинением солдат приказу вышестоящего начальства, каким бы нелепым тот ни был, и подражали ему. И честно говоря, мне кажется, что мы действительно восхищались. Сейчас, будучи взрослым, я с трудом могу поверить, что ребёнком серьёзно размышлял о том, хватило бы у меня мужества выполнить свой долг и, печатая шаг, прошагать под поезд. Но хотите верьте, хотите нет, а я помню, что думал тогда именно так. Несомненно, эта проповедь очень сильно повлияла на меня, раз я так крепко её запомнил, а теперь пересказал и вам.

Честно говоря, не думаю, что священник пытался внушить нам тогда религиозное чувство. Это было больше похоже на военную, а не религиозную агитацию и напоминало строки из поэмы Теннисона «Атака лёгкой бригады»:

 

– Бригада, вперёд!

Разве дрогнут ряды?

Солдаты ещё не видят беды,

Что этот приказ повлечёт.

Не их это дело – возражать,

Не их это дело – рассуждать,

Их дело сражаться и умирать.

В Смерти долину скачут все шестьсот.[123]

 

(Чтение лордом Теннисоном этого стихотворения представляет одну из самых первых, трескучих записей человеческого голоса, и когда слушаешь её, кажется, что глухой голос декламатора доносится из уходящего в прошлое длинного, тёмного туннеля, так что мурашки по спине бегут.) С точки зрения высшего командования было бы нелепо разрешать каждому отдельному солдату обсуждать целесообразность выполнения того или иного приказа. Нация, позволяющая рядовым подобную роскошь, скорее всего, проигрывала бы войны. Для нации беспрекословное подчинение солдат, даже несмотря на отдельные индивидуальные трагедии, является выигрышной моделью. Солдат муштруют до тех пор, пока они не станут похожи на автоматы или компьютеры.

Компьютеры выполняют команды пользователя. Они беспрекословно следуют введённым на языке программирования инструкциям. В результате получаются текстовые документы, бухгалтерские расчёты. Однако побочным продуктом такого бездумного подчинения является способность с той же лёгкостью выполнять вредные команды. Компьютеры не в состоянии отличить полезные команды от вредных. Подобно солдатам, они просто повинуются. Польза компьютеров во многом определяется таким нерассуждающим повиновением, но оно же – причина их неизбежной уязвимости к компьютерным вирусам и «червям». Машина послушается вредоносную программу, приказывающую: «Скопируй меня и разошли по всем электронным адресам, какие есть на жёстком диске», и получившие её другие компьютеры поведут себя таким же образом, распространяя вирус в геометрической прогрессии. Спроектировать одновременно послушный хозяину и невосприимчивый к вирусам компьютер очень сложно, если вообще возможно.

Если я достаточно связно излагаю свою мысль, вы, должно быть, уже догадались, к чему клонится аргумент о мозге ребёнка и религии. Естественный отбор благоприятствовал выживанию детей, мозг которых предрасположен доверять мнению родителей и старейшин племени. Такое доверчивое послушание помогает уцелеть; оно аналогично ориентации мотыльков по свету небесных тел. Однако обратной стороной доверчивого послушания является бездумное легковерие. Неизбежный побочный продукт – уязвимость к заражению вирусами мышления. В мозге ребёнка по понятным, связанным с дарвиновским выживанием причинам заложена программа послушания родителям и другим взрослым, которых родители велели слушаться. Автоматическим следствием этого является неспособность отличить хороший совет от плохого. Ребёнок не в состоянии понять, что «не купайся в кишащей крокодилами Лимпопо» – это разумное предостережение, а «в полнолуние нужно принести в жертву богам козу, иначе будет засуха» – в лучшем случае трата времени и коз. Для него оба высказывания звучат одинаково веско. Оба поступают от авторитетного источника и произносятся серьёзным, вызывающим уважение и доверие тоном. То же относится к суждениям об устройстве мира, Вселенной, о морали и человеческой природе. И скорее всего, достигнув зрелости, этот ребёнок перескажет не менее серьёзным тоном всё услышанное – мудрость вперемешку с глупостью – собственным детям.

Исходя из этой модели, следует ожидать, что в различных регионах мира, наряду с полезными крупицами народной мудрости, такими как полезность удобрения полей навозом, из поколения в поколение не менее истово будет передаваться вера во всевозможные произвольные, не имеющие фактического основания убеждения. Следует также ожидать, что суеверия и другие не подкреплённые фактами предрассудки будут с течением времени эволюционировать, меняться либо в силу случайного распространения вариантов (дрейфа), либо за счёт механизмов, аналогичных дарвиновскому отбору. В результате в разных группах людей в конце концов разовьются местные варианты верований, значительно отличающиеся от общего первоисточника. В условиях географического разделения по прошествии определённого времени из одного исходного языка образуются новые (мы ещё вернёмся к этому). То же самое, судя по всему, происходит и с передающимися из поколения в поколение произвольными домыслами и не имеющими фактической основы верованиями, распространению которых, возможно, немало помогает та полезная для выживания лёгкость, с которой детский ум поддаётся программированию.

Религиозным лидерам хорошо известна податливость детского мышления и важность внушения доктрин в раннем возрасте. «Дайте нам ребёнка в первые семь лет жизни, и мы сделаем из него человека», – хвастливо заявляли иезуиты. Точное и довольно зловещее, несмотря на банальность, замечание. Основатель более современного печально известного движения «В фокусе – семья»[124] Джеймс Добсон также разделяет это мнение: «Управляя мышлением и жизненным опытом молодых людей – тем, что они видят, слышат, над чем размышляют, во что верят, – мы определяем будущее развитие нации».[125]

Если помните, я сказал, что моя собственная гипотеза о полезной доверчивости детского ума – это лишь один из возможных примеров того, как полезные для выживания свойства могли породить побочный эффект в виде религии – так же, как использование мотыльками небесного компаса подталкивает их к самосожжению в пламени свечи. Этолог Роберт Хайнд в книге «Почему боги упорствуют», антрополог Паскаль Бойер в работе «Объяснение религии» и Скотт Атран в книге «Веруем в богов» независимо друг от друга выдвинули идею религии как побочного продукта нормальных психологических характеристик – лучше сказать, побочных продуктов, потому что важно, особенно для антропологов, подчеркнуть не только общие черты мировых религий, но и их разнообразие. Открытые антропологами факты кажутся нам странными только потому, что они для нас внове. Все религиозные верования кажутся странными тем, кто не знаком с ними с детства. Бойер изучал камерунское племя фанг, члены которого верят, что

 

…у ведьм есть дополнительный внутренний орган, похожий на животное, который по ночам летает и портит урожай соседям или отравляет их кровь. Считается также, что ведьмы иногда собираются на огромные пиры, где они пожирают своих жертв и замышляют новые козни. Многие могут подтвердить, что знакомые их знакомых видели ночью летящую над деревней ведьму на банановом листе, мечущую в ничего не подозревающих жертв волшебные дротики.

 

Дальше Бойер пересказывает случай из личной жизни:

 

Однажды, когда я рассказывал об этих и других странностях за обедом в кембриджском колледже, один из гостей, известный кембриджский теолог, повернулся ко мне и заявил: «Думаю, что антропология именно поэтому такой интересный и сложный предмет. Вам приходится находить объяснения тому, как люди могут верить подобным нелепицам». Я дара речи лишился, а когда достаточно пришёл в себя, чтобы дать подходящий ответ – про котлы и горшки, – разговор уже перешёл на другое.

 

Если кембриджский теолог – христианин стандартного толка, то сам он, по всей видимости, верит в ту или иную комбинацию следующих утверждений:

 

• В праотеческие времена девственница родила сына без вмешательства мужчины.

• Этот сын, не имевший биологического отца, навестил усопшего друга по имени Лазарь, от которого уже исходил трупный запах, и тот незамедлительно ожил.

• Этот же не имеющий отца человек вернулся к жизни через три дня после собственной смерти и погребения.

• Через сорок дней этот человек взошёл на вершину горы, и его тело вознеслось в небо.

• Если беззвучно прокручивать мысли в собственной голове, то не имеющий отца человек и его «отец» (который одно временно является им самим) услышит их и, возможно, как-то отреагирует. Он в состоянии одновременно прослушивать мысли всех людей, живущих на свете.

• Когда вы делаете что-либо плохое или хорошее, не имеющий отца человек это видит, даже если это больше никому не известно. Вы получите соответствующее наказание или поощрение; возможно, это произойдёт после вашей смерти.

• Девственница мать человека, не имеющего отца, никогда не умирала; её тело вознеслось на небо.

• Хлеб и вино, получившие благословение священника (который должен иметь мужские половые органы), «становятся» телом и кровью не имеющего отца человека.

 

Какие выводы сделал бы непредвзятый антрополог, приехавший в экспедицию в Кембридж для изучения верований местного населения?

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-12; просмотров: 191; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.146.154.243 (0.049 с.)