Некоторые нарративные элементы процесса фототерапии

Выбирая отдельные образы, которые могли бы проиллюстрировать процесс фототерапии, я решила дополнить их нарративными текстовыми фрагментами. Тем самым я стремилась подчеркнуть особую значимость повествования, которое клиент ведет в процессе своей работы. «Большие надежды». Этот снимок был сделан в ходе соконсультирования, проводимого мною и Йо Спенс, когда мы исследовали собственные детские реакции на традиционные изображения эльфов. Облачившись в специальный костюм, я попыталась показать, как, изображая «доброго», но озорного и непослушного эльфа, я в детстве разыгрывала своего отца. При этом я очень живо вспомнила, как мне хотелось привлечь к себе внимание, и как меня впоследствии не допустили в школе к участию в инсценировке, где я хотела изображать эльфа. После того как снимок был сделан, в своем

семейном альбоме я нашла фотографию, на ко-	Фотография
торой я была изображена в возрасте шести лет,	«Большие надежды»

причем в той же самой позе. Таким образом, когда я изображала себя ребенком, у меня, по-видимому, «включилась» телесная память. В детстве я с большим энтузиазмом исполняла эту стереотипную, женственную роль, поскольку моим близким это очень нравилось. «Не правда ли, она очаровательна?» — восклицал отец. Анализируя теперь свое поведение в детстве, я прихожу к выводу, что, являясь в семье самым младшим ребенком и единственной девочкой, я неосознанно пыталась играть роль «миротворца» — улаживала семейные конфликты и, используя свои «чары», стремилась к тому, чтобы все были счастливы и довольны.

Основой для создания двух фотографий на тему «Бедность» явились воспоминания о летних каникулах, которые я проводила летом в семье дяди, жившего в Корнуэлле. Мои кузины, как мне казалось, имели все, что хотели, в то время как мои родители старались на всем экономить. Когда же они хотели доставить мне удовольствие, они предлагали мне выбрать между мороженым и лимонадом, потому что купить и то, и другое не могли. Я же хотела и мороженого, и лимонада. Поэтому я попыталась инсценировать, как получаю, наконец, все, что хочу. Я также изобразила свою мать, которая, указывая на пустой кошелек рукой, пытается своим выразительным взглядом объяснить мне, что купить и мороженое, и лимонад она никак не может.

Эта сцена, иллюстрирующая отношения матери и дочери, напоминает мне о том, как меня в детстве приучали не желать слишком многого. В дальнейшем это проявилось во внутреннем диалоге, в котором участвовали разные части моего «я» — мои желания и интернализованный образ

Фотография «Бедность» Фотография «Бедность»

матери, пытающейся убедить меня в том, что хотеть слишком многого — это плохо. Экстернализация этого внутреннего конфликта помогла мне осознать причины проблем, которые были связаны для меня с принятием решений.

В течение некоторого времени я работала со Сью Ишервуд, исследуя вместе с ней истории жизни представительниц ее семьи в шести поколениях. Сью изображала разных родственниц с тем, чтобы разобраться в семейной мифологии и тех механизмах, которые заставляли их пере­

давать из поколения в поколение патриархальные ценности. Изображая этих женщин и отношения между ними, а также обсуждая сделанные снимки на последующих сессиях, Сью смогла понять, что каждая из них репрезентирует определенную часть ее самой, которую она по тем или иным причинам стремится вытеснить.

Нам удалось увидеть, как из поколения в поколение характерная для ее родственниц любовь к книгам и богатое воображение сочетались с безропотным подчинением семейным авторитетам, ассоциирующимся со «священными предписаниями». Для самой Сью, высоко ценившей интеллектуальные достижения, литература символизировала «слово, ставшее плотью». Однако это были слова других людей, которые в патриархальном контексте как соблазняли, так и подавляли. Пытаясь поддержать Сью в ее стремлении обрести, наконец, свой собственный голос и реализовать себя в литературных занятиях, я предложила ей инсценировать триумф ее красноречия. Сью выбрала слово «фокусник», и я помогла ей создать образ мага-заклинателя, вокруг которого струятся потоки слов, составляющих отрывки из Библии и разных словарей. В дальнейшем этот образ должен был выступать в качестве своеобразного талисмана, помогающего ей укрепить связь с той частью своего «я», которая наделена красноречием.

«Двойная возможность — двойные путы». Данный снимок появился в результате моей работы с Линн Херви, которая жаловалась, что ее занятия в художественном колледже не только не способствовали раскрытию ее творческого начала, но, напротив, заблокировали его.

Вот что Линн рассказала о своем участии в фототерапии:

Я пришла на первую сессию с фотографиями, отражающими мое обучение в художественном колледже (конец 1960-х годов). Я рассказала Рози о своих чувствах и впечатлениях. В результате разговора у меня укрепилось самоуважение и я осознала, что обучение в колледже было сопряжено с «насилием». Рози помогла мне понять суть переживаемого мною конфликта — конфликта между чувствами и разумом. Во время учебы я интуитивно ощущала, что учителя мною манипулируют, и это вызывало у меня чувство гнева. Разумом же я понимала, что они «знают больше» меня и что я должна подавлять свой гнев и не идти на поводу у своих ощущений. Я поняла, что внешне преподаватели призывали нас

Фотография «Фокусник» Фотография «Двойная

возможность — двойные путы»

«заниматься своим делом», в то время как на самом деле, злоупотребляя своей властью, они, по сути, говорили нам: «Делайте то, что мы вам приказываем». С одной стороны, они призывали нас к самовыражению, а с другой — словно говорили нам: «Это именно то, чего мы от вас хотим». Ту депрессию, которую я в связи с этим переживала, я бы обозначила словом «дезинтеграция».

Рози предложила мне передать посредством фотографии переживаемые мною противоречивые чувства, используя плакаты. Я одновременно была и самой собой — студенткой, и одетым в кожаную куртку манекеном (что должно было изображать своеобразную униформу). Данная сцена довольно точно передавала мои ощущения в этой ситуации: я злилась на преподавателей и в то же время понимала, что проецирую на них функцию власти.

Когда во время сессии я надела на себя одежду, которую носила в художественном колледже, то обратила внимание, что из-за стоячего воротничка моя голова выглядела отделенной от туловища. Вместе с Рози мы выбрали две реплики с противоречивым содержанием и попытались поработать с теми чувствами, которые они вызывали. Наиболее эффективной оказалась работа с ощущениями, связанными с фразой «Искусство — это труд». Я также изготовила плакат с надписью «Я ленивая» и надела его на голову в виде головного убора, стараясь получить удовольствие от того, что я ленивая — как кот, который дремлет в кресле, и это вполне нормально.

Обсуждая фотографию с Рози, я заметила, что ощущаю себя ребенком, к которому относятся с любовью и нежностью. Это помогло мне освободиться от чувства вины за то, что, как говорили мои преподаватели, я «ленивая» и «наивная». Я никогда раньше не имела возможности увидеть себя в столь разнообразных обличьях, и это помогло мне сформировать новый образ «я». Та женщина, которую я в себе нашла, была экспрессивной, живой и в то же время нежной. Она была умна, и я ее полюбила.

Анализируя разные снимки, я поняла, что наиболее разрушительным для меня было отнюдь не чувство гнева, которое я переживала... но мое желание спрятать его поглубже из страха, что окружающие меня осудят. Мой отказ быть сильной и продемонстрировать свою силу заставлял меня страдать и переживать депрессию.

«Новые утраты?». Это автопортрет, при создании которого я использовала несколько экспозиций, что позволило передать трансформацию чувств — переход от горя и отчаяния к открытости для новых возможностей. Цветы на этом снимке символизируют тех, чья смерть переживалась мною очень тяжело. В то же время они могут символизировать мою связь с собственными чувствами.

Сталкиваясь с неизбежностью смерти, я встречаюсь со своим внутренним ребенком. Когда я переживаю одиночество, страх и беспомощность, он становится центром моего бытия. Он кричит: «Не оставляй меня, прими меня!» Я понимаю, что не могу вернуться в воображаемый Эдем, к детским иллюзиям, но всякий раз, переживая новую

утрату, я обращаюсь к этому ребенку, я становлюсь им и, ощущая свою хрупкость ^{Фотография} и незащищенность, учусь чему-то новому.

«Новые утраты?»

Я также встречаюсь с той частью самой себя, которая готова оказать поддержку

этому ребенку и выслушать его. Это та часть меня, которая чувствует страдания других. Она дает другим то, в чем сама нуждается больше всего. Поначалу медленно и неуверенно, она протягивает руки для того, чтобы поддержать других, поддержать саму себя.

Я принимаю жизнь, открываюсь для новых возможностей; ничто не страшит меня перед лицом возможных утрат, неприязни и непонимания. Учусь отпускать от себя то, с чем была связана. Обретаю силу, преодолевая старые преграды. Иду навстречу новому цветению. Феникс, который должен вновь научиться летать. Выходящая из тени и в то же время явля­

ющаяся ее составной частью: в смерти — жизнь, в жизни — смерть.

Заключение

Фототерапия объединяет в себе изобразительное искусство, фотографию и психотерапию и выходит за рамки сложившихся теорий. Я убеждена в том, что лишь благодаря синтезу, эксперименту и риску мы можем создать новые формы психотерапевтической практики.

Фототерапия является инструментом утверждения творческого взгляда человека на самого себя, посредством закона отражения она открывает множество перспектив постижения того, кем человек является

на самом деле. Разыгрывая различные роли, отражающие составляющие личность культурные и исторические формации, запечатлевая себя в этих ролях и обсуждая их, человек вырабатывает в себе способность к активному самовосприятию, созданию новых систем значений и историй о себе самом. Акт сотворения вполне конкретен; он делает зримыми определенные моменты истории индивида — ее крошечные детали, позволяющие постичь множество значений психической реальности. Мы ищем тех, кто ищет нас.

Литература

Assagioli, R. Psychosynthesis. London; Turnslone Books, 1975.

Bad Object Choices. How do I look? Seattle: Bay Press, 1991.

Berger.J. About Looking. London: Writers and Readers, 1980.

Butler,]. Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. London: Routledge, 1990.

Dowrick, S. Intimacy and Solitude. London; The Women's Press, 1992.

Freud, S. (withJ. Breuer) Studies on Hysteria. Harmondsworlh: Pelican Freud Library, 1976-1985.

LacanJ. The mirror stage as formative of the function of the I. Ecrits'. London: Tavistock Publications, 1977.

Miller, A. The Drama of Being a Child. New York: Basic Books, 1981.

Mulvey, L. Visual pleasure and narrative cinema. Screen, 1975. Vol. 16. no 3.

Phototherapy in Mental Health / Edd. by J. Fryear and D. Krauss. Springfield. IL: Thomas, 1983.

Riviere, J. Womanliness as a masquerade. International Journal of Psycho-

Analysis, 1929. Vol. 10.

Spence, J. Pulling Myself in the Picture. London: Camden Press, 1986.

Spence,J. The Artist and Illness, Arlpaper. January, 1992.

The Female Gaze; Women as Viewers of Popular Culture / Ed. by L. Ganiman and M. Marshment. London; The Women's Press, 1988.

Waterhouse, R. Wild women don't have the blues. Feminism and Psychology. London: Sage, 1993.

Weiser,J. Phototherapeutic Techniques: Exploring the Secrets of Personal

Snapshots and Family Albums. San Francisco: Jossey-Bass. 1993.

Winnicott, W. Playing and Reality. London: Tavistock Publications, 1971.

Ю.В. Позднякова, Е.А. Поклитар,

В.М. Зулкарнаев, И.Е. Цвигуненко

Фотография и клиническая терапия творческим самовыражением

Фотографирование как способ познания и самовыражения в рамках занятий по терапии творческим самовыражением¹

Терапия творческим фотографированием — одна из методик психотерапевтического метода терапии творческим самовыражением, разработанного М.Е. Бурно (1989) для оказания психотерапевтической и психопрофилактической помощи дефензивным пациентам (тревожно-депрессивным больным, ощущающим свою неполноценность).

Суть метода творческого фотографирования состоит в том, что человек, изучая особенности своего характера и своих душевных хронических расстройств, запечатлевает на фотографии картины внешнего мира, близкие своим переживаниям. Затем, рассматривая эти снимки как бы со стороны, он познает свой внутренний мир, постигая особенности своей душевной природы, силу своей слабости: «Вот какой я, чем живу, куда иду, откуда, зачем» (Бурно, 1989). Осознание своей психастенической, аутистической или какой-то иной неповторимости, обретенное благодаря творческому фотографированию, духовно возвышает человека, помогает ему все глубже познавать сильные и слабые стороны своей личности, смысл, цель, значение своей жизни, свое место среди других людей.

В рамках терапии творческим самовыражением по М.Е. Бурно фотографирование тесно переплетается с терапией творческим общением с природой (поиск себя в природе через созвучие и несозвучие с опре­

деленными людьми, пейзажами, деревьями, животными и т. д.).

В Одессе терапия творческим самовыражением по М.Е. Бурно стала применяться с начала 1990-х годов как метод психокоррекции душевно здоровых людей, отягощенных дефензивными чертами характера (душевно и физически инертных, слабовольных, нерешительных, застенчивых, тревожных и др.). При этом фотографирование рассматривалось как приоритетный способ самопознания и самовыражения.

На основании наблюдений, сделанных в группах творческого самовыражения в противотуберкулезных учреждениях, была разработана следующая технология творческого фотографирования. Ознакомившись с сутью терапии творческим самовыражением, пациенты на одном из первых занятий получают инструктаж по правилам фотографической съемки с помощью имеющегося в инвентаре психотерапевтической гостиной шкального малоформатного фотоаппарата с телескопическим видоискателем и автоматической программной обработкой экспозиции (фирмы «Кодак»). Затем фотоаппарат, заряженный цветной пленкой, поступает в распоряжение пациентов, получающих следующее задание: во время воскресной прогулки сделать по три снимка (на выбор — человека, пейзажа, дерева, животного и т. д.), созвучных характеру каждого.

Из проявленной пленки составляется набор фотографий, которые на последующих занятиях рассматриваются пациентами, познающими и анализирующими свои снимки и по ним свою «картину мира», свой характер (а также «картины мира» и характеры других участников занятий).

Пациенты, проявившие интерес к фотографированию, в дальнейшем используют его как прием творческого самовыражения. При этом следует подчеркнуть, что творческое фотографирование, равно как и другие приемы терапии творческим самовыражением, не предназначено для развития творческих функций и эстетических запросов человека, а служит целям самопознания и самовыражения, поиску своих уникальных душевных возможностей и духовных потребностей, своего смысла жизни среди людей с другими характерами.

В качестве примеров приведем несколько фотографий из архива гостиной терапии творческим самовыражением, выполненных пациентами с разными характерологическими радикалами.

Фотография 3. - женщины 50 лет Фотография Р. — женщины 42 лет с сангвиническим (синтонным) с сангвиническим (синтонным) характером характером

Фотография Ф. — мужчины 42 лет Фотография 3. — мужчины 33 лет с напряженно-авторитарным с тревожно-сомневающимся характером характером

Фотография П. — мужчины 21 года Фотография В. — девушки 17 лет с тревожно-сомневающимся с замкнуто-углубленным характером

характером

Фотография Ю. — женщины 28 лет с застенчиво-раздражительным характером

Фотография С. — мужчины 40 лет с неустойчивым характером

Фотография К. — мужчины 42 лет с напряженно-авторитарным характером

Фотография Д. — женщины 22 лет с замкнуто-углубленным характером

Фотография Ф. — девушки 18 лет Фотография М. — девушки 19 лет с сангвиническим (синтонным) с демонстративным характером характером

Фотографии профессора М.Е. Бурно ²

Как врач и личность, я четверть века связан с терапией творческим самовыражением (ТТС). Все это время, как принято между коллегами и единомышленниками, я веду деловую переписку с ее автором — московским психотерапевтом, профессором М.Е. Бурно. Я посылаю ему статьи, отчеты,

делюсь опытом, спрашиваю совета. Получаю литературу по терапии творческим самовыражением, рецензии, рекомендации. Однако в нашем эпистолярном общении есть одна особенность — нередко в конвертах с письмами Марка Евгеньевича я нахожу сделанные им фотографии.

Сейчас в моем архиве десятки этих бесконечно дорогих мне снимков.

Говоря так, я вкладываю в понятие «дорогой» прежде всего его изначальное старорусское значение — «полезный». Главная цель терапии творческим самовыражением, по М.Е. Бурно, одного из направлений терапии духовной культурой, — творческое характерологическое познание дефензивными людьми себя, обретение ими своего, созвучного их природе творческого вдохновения, своей особенной творческой активности.

Поскольку я отношусь к числу дефензивных личностей, метод Марка Евгеньевича поначалу был для меня не предметом научного исследования, а исцеляющим, возвышающим душу средством. Индивидуальность автора метода, созвучная моей собственной индивидуальности, оживляла меня, вдохновляла, лечила, помогая чувствовать себя самим собою, ощущать, что мои творческие особенности могут помочь другим людям.

Летом 1985 г. я получил текст доклада М.Е. Бурно следующего содержания:

«Возникающее в процессе терапии творческим самовыражением целебное вдохновение есть встреча с собственными духовными богатствами... Вдохновение высвечивает в пациенте личностный "костяк" и тем самым смягчает чувство неопределенности, а вместе с ним тягостную душевную напряженность... Вернуться нз тоскливости к себе и к людям возможно через любое творчество (то есть делание чего-то по своему) — писание, фотографирование, поиск необычного в обычном и т. д.».

К этой аннотации была приложена фотография с надписью: «Спасибо Вам за содержательно-светлое, важное, дорогое для меня письмо».

Фотография М.Е. Бурно

Помню эффект, произведенный на меня снимком. Едва взглянув на него, я ощутил неизъяснимое чувство спокойствия и уверенности — ведь я писал Марку Евгеньевичу, что живу в постоянном напряжении из-за того, что одесские психотерапевты не понимают сущности его метода, упрямо отождествляя его с терапией искусством. Одиноко стоящее на опушке, истерзанное непогодой дерево я воспринял не только как олицетворение своего душевного состояния, — я понял, что тот, кто прислал фотографию, понимает его. Рассматривая фотографию, я все глубже ощущал свое душевное созвучие и с деревом, и с человеком, запечатлевшим его на снимке. И вместе с этим чувством рождалось светло-оптимистическое, озаряющее душу сознание того, что изломанное дерево все-таки зеленеет, живет.

В Одессе арт-терапевты³, кунсттерапевты⁴, эстето-терапевты⁵ не признавали новизны, самобытности метода терапии творческим самовыражением. Немалую роль в этом играл и сам термин, некогда использованный немецким кунст-терапевтом Клаузером. Сколько я не пытался объяснить, что это совершенно разные методы — мои собеседники стояли на своем. В дискуссиях я часто терял самообладание, раздражался, порой впадал в депрессию и, конечно же, не переставал жаловаться Марку Евгеньевичу.

Он прислал мне еще одно письмо с вложенной фотографией. «Как же мне Вам помочь?» — написал он на обороте этой фотографии.

«Существо нашей концепции, —

писал он, — состоит, по-моему, в том, что врач лечебно или профилактически наполняет душу человека стойким, целебным душевным светом... При этом он действует сообразно душевным, характерологическим, конституциональным особенностям человека. В этом-то состоит сама наука, концепция как система научных взглядов». И далее следовало горькое признание, что и в Москве думают иначе. «Как же мне Вам помочь?» — снова вопрошал Марк Евгеньевич в конце письма.

Думаю, он знал: этот вопрос — риторический, ибо был уверен, что помогает мне, применяя прием творческой фотографии из арсенала своей терапии творческим самовыражением, сила воздействия которой оказалась больше, чем сила самых убедительных слов.

Арт-терапия — получившее первоначальное распространение в англоязычных странах направление в психотерапии, основанное на занятиях клиента изобразительным искусством.

* Кунст-терапия — аналогичное арт-терапии психотерапевтическое направление, получившее распространение в немецкоязычных странах.

В отличие от арт-терапии, в эстетотерапии лечебное воздействие на клиента связано не столько с его собственной творческой активностью, сколько с восприятием произведений изобразительного искусства, литературы, музыки и т. д.

Фотография Марка Евгеньевича помогла мне тем, что на ней были воплощены мои мысли и чувства, мои тревоги и переживания, мои сомнения, мои надежды и моя вера: «Мы духовно и душевно близки, как эти два дерева. Надо стоять твердо, как они!»

Целебное, активизирующее действие фотографий Марка Евгеньевича укрепило в моем профессиональном сознании идею резонансной психотерапии (опосредованного лечения родственной душой).

«Дорогой Евгений Антонович, — читал я на обороте следующей фотографии, — спасибо за два последних письма. Я, конечно, тоже чувствую наше душевное, духовное созвучие, всегда чувствую

Вас в своей душе». И, глядя на запрет­ Фотография М.Е. Бурно ный знак, снятый в каком-то старинном уголке Варшавы, я смягчался в своем негодовании на то, что стояло на пути становления терапии творческим самовыражением, и на тех, кто ставил перед ней заслоны. Не надо идти напролом, ведь существуют и обходные дороги.

В предисловии к сборнику стихов, посвященных памяти А.К. Геник, разработчицы одного из вариантов терапии творческим самовыражением, семинара христианской психогигиены, Марк Евгеньевич написал:

«Терапия творческим самовыражением сложилась в общих чертах более 30 лет назад в моей молодости. Мне самому было бы трудно выжить без ТТС».

Перефразируя эти слова друга-целителя, скажу: мне было бы трудно выжить без ТТС Бурно, без его душевной поддержки, без его творческих фотографий. Мне становится спокойней, я чувствую себя уверенней, когда передо мной эти близкие моей душе грустные и одновременно жизнеутверждающие снимки.

Вот еще пять из них: «Скоро будет трава», «Возле нашего дома», «Вид из окна кухни», «Осень. Мой отец с фотоаппаратом», «Подмосковье, таволга».

Понимаю, что, рассказывая о психотерапевтическом воздействии фотографий Марка Евгеньевича, я отклоняюсь от его концепции

Фотография «Скоро будет трава» Фотография «Возле нашего дома»

Фотография «Осень. Мой отец Фотография «Вид из окна кухни» с фотоаппаратом»

Фотография «Подмосковье, таволга»

самопомощи творческим фотографированием. Он писал мне: Снимая на досуге то, что б аппарата какой-то определенной действительности, когда картина этой

действительности в видоискателе настолько по душе внимающему, что просветляет его, человек уже становится более творчески одухотворенным, более понятным своим близким через снимки». Вместе с тем собственный опыт и наблюдения в группах ТТС убеждают меня, что творческая фотография способна также служить для оказания психотерапевтической помощи лицам однотипного характерологического радикала. И это, вероятно, дает право на существование в психотерапии (которая, по определению М.Е. Бурно, является методом лечения душой) понятия «резонансная фотопсихотерапия».

Прогулка с фотоаппаратом ⁶

Терапия творческим самовыражением — это преподавание элементов психиатрии, психотерапии, естествознания, характерологии людям, страдающим от неуверенности в себе и имеющим душевные трудности, осуществляемое в форме творческой деятельности. Творческое самовыражение позволяет им познать себя, понять других людей, обрести свой творческий путь в жизни (Бурно, 1989-2003).

В рамках терапии творческим самовыражением человек с душевными трудностями, благодаря занятиям в терапевтической группе осознавший особенности своего характера, творчески фотографируя, выбирает созвучные ему объекты природы, события жизни, людей. При этом он понимает (в момент фотографирования или после, рассматривая свои снимки), что выбор объектов для съемки отражает особенности его характера, что в его фотографиях присутствует свойственная ему, например, синтонная полнокровная естественность с жизнелюбием, с растворением в окружающем, с реалистическим теплом. А может быть, ему присуща аутистическая способность ощущать первичность Духа по отношению к материи, стремление к символам, или свойственная психастенику неуверенность, тревожность и склонность к анализу. Таким образом, человек может видеть себя в своих творческих произведениях как в зеркале, и это помогает ему лучше понять свою личность и справиться со свойственными ему расстройствами настроения. Благодаря выражению себя в творчестве человек ощущает себя более «стройным», светлым, он как бы выбирается из омута тревоги, тоскливости, депрессии, приобретает способность принимать себя, видя, как в творчестве реализуются, дополняя друг друга, различные стороны его характера. Поэтому во все времена люди с душевными расстройствами стихийно тянулись к творчеству. Подробное знание своего характера может помочь человеку точнее выражать себя: сначала фотографировать или рисовать, писать, работать в соответствии со своими характерологическими особенностями, а затем творить все более индивидуально, выразительно, неповторимо. Опираясь на типологию, легче выйти на свою, единственную, творческую дорогу и идти по ней.

Очерк о прогулке с фотоаппаратом в городском парке был попыткой зафиксировать собственный опыт фототворчества: то, что происходит с человеком, временами переживающим деперсонализационные расстройства настроения.

В полифоническом характере радикалов несколько, и они по-разному проявляют себя в зависимости от настроения. Деперсонализация —

тягостное ощущение собственной эмоциональной нестабильности, потери собственного эмоционального «я». Во время депрессии, переживаемой человеком с полифоническим характером, ему нередко трудно определить свое отношение к окружающему. Для состояния деперсонализации характерно переживание безразличия, что усиливает тревогу, ведь всякое действие, суждение основано на чувстве, а здесь всякое собственное действие кажется искусственным.

***

Утка па берегу вытянула шею и неподвижно сторожила утят, которых я не сразу заметила в траве. Так и не увидела их полностью, боясь спугнуть, только короткий пух на головах и неуклюжие движения кувыркающихся друг через друга детей были издалека заметны. В последний раз приезжала сюда, когда все только зацветало, были маленькими листочки клена, ивы, была еще прозрачность и оглушительное во всех сторонах птичье пение. Тогда два селезня метались по воде: один преследовал и ругал другого кавалера. А вот теперь — заросший тихий берег с клонящимся мятликом, высокая трава, желтый касатик в воде и подрастающие утята. Они бесшумно спустились с берега и поплыли в кусты ивы, а утка-мама, чинно переваливаясь, пошла по берегу за ними, все поглядывая, делая быстрые ищущие движения головой, когда теряла их.

Я решила не снимать пока ничего, а просто идти и идти, ничего от природы не требуя и не беря. Наклонялась изредка над травой... Равно­

душие? Я воспринимала свое состояние как равнодушие — нечем отозваться. Все же потихоньку, как это и бывало всегда в последние годы, стала снимать. Очень высокую ежу справа от дороги, в мокрых зарослях, мокрые ладоши клена, — как зеркальца, ловящие свет (но когда снимала, не было ясного отношения к тому, что — почему-то — выбираю, и слова в душе не были никак эмоционально окрашены). Недавно шел дождь, или это следы прошедшего еще утром сильного ливня?

Остановилась на повороте дорожки, опять стала разглядывать травяной островок под березой, примеряясь с фотоаппаратом. И что это было? Минуты, а может быть, почти час какого-то волшебного, размягчившего и унесшего к детским, забытым переживаниям общения с природой подарка. Там — и страшновато, что нет, оказывается, людей вокруг, хотя стою на асфальтовой дорожке, и хорошо от безлюдья, как в лесу, там и запахи лета: настоящие, перебивающие друг друга и звучащие вместе (раньше я их совсем не замечала) — сильные июньские запахи, но я не пьянею от них, а с удивлением, словно впервые «пробую». Цельность лета. Что нового в этом подаренном природой состоянии? Главным кажется то, что теперь уже, наклоняясь над цветущим вероникой и лютиком пятачком, обнаруживаю по-настоящему летнее разнообразие и отмечаю свою способность его видеть. Реальность остается. Только вдруг где-то у земли, над травой приходит это странное светлое чувство отчетливости и сказочности. Вдруг появляется новизна восприятия, становится возможным вглядеться и увидеть столько подробностей. Муравей ползет вверх по стебельку лютика. Мох у подножия дерева, и по коре вверх — тоже оживленные муравьиные тропы. Наверное, дождь сбил слабые венчики вероники, и теперь к травяной зелени приклеились мокрые

Рис. 21. Рис. 22.

маленькие цветы с четырьмя лепестками. Лютики мокрые — и такие разные. Все как-то особенно чувствую. Будто я заглянула и застала течение какой-то сказочной жизни. И одновременно ясно понимаю, что я выхватила своим душевным состоянием то, что встретить можно на каждом шагу, но заметить можно только благодаря состоянию. Мне важно и радостно сейчас почувствовать разнообразие, и это значит — отметить уже с чувством конкретную травинку, конкретный цветок. Красногрудый зяблик слетел на дорожку, боком обошел лужу, постоял, посмотрев в объектив фотоаппарата, и упрыгал. Появилось солнце, стало видно, как испаряется с растений и земли, поднимаясь, вода...

* * *

Этот текст был написан в июне 2001 года. Теперь я знаю, и мой опыт подтверждает это, что подобное усиление чувственности может происходить при «прорыве» деперсонализации. Потом остается светлое переживание, но краски и запахи воспринимаются ярко только сразу после выхода из деперсонализационного состояния. Но в том, что помогло именно фотографирование, а не просто хождение по парку, я не сомневалась и тогда, потому что чувствовала это. Чувствовала, как благодаря творчеству деперсонализация «отпустила». Состояние «сказочного» переживания реальности может здесь быть возвращением к полифоническому мироощущению, к своему сказочному, светлому настроению.

Существенным оказалось то, что выбор объектов для съемки происходил неосознанно, хотя фотографирование не казалось в тот момент творческим, так как я не чувствовала себя собою. Наоборот, постоянно появлялись сомнения: а надо ли тратить кадр? Или просто в душевной дурноте снимаешь и снимаешь, казалось бы, механически (по старой памяти, может быть)? И лишь потом понимаешь, что в этих кадрах больше тебя, чем в тех, которые были сделаны осознанно, под влиянием понятных чувств. Когда рассматриваю свои фотографии, я понимаю, что эти снимки много для меня значат и очень помогают мне.

Литература:

Бурно М.Е. Терапия творческим самовыражением. М.: Медицина, 1989.

В. А. Свенцицкая

Опыт применения элементов фототерапии в работе

с психиатрическими пациентами

Психотерапевтическое и реабилитационное использование фотографии можно рассматривать как одну из форм арт-терапии (Копытин, 2001, 2002). Применение же арт-терапевтических методов в работе с психиатрическими пациентами представляется весьма перспективным и важным, поскольку эти методы позволяют затрагивать те проблемы больных, которые не могут быть решены посредством биологической либо вербальной психотерапии. Преимуществом арт-терапии в психиатрической среде является то, что она дает возможность доступа к сложным, трудновербализуемым переживаниям пациентов. Она становится альтернативным средством общения с больными, средством их самовыражения и самопонимания. Как отмечает С. Льюис, в работе с психиатрическими больными благодаря арт-терапевтическим занятиям можно касаться проблем, связанных с зависимостью и независимостью, отношениями со значимыми лицами, сексуальным поведением, утратами и достижениями, профессиональной деятельностью и т. д. (Льюис, 2001). То, что больной не захотел бы обсуждать по собственной инициативе, становится предметом обсуждения благодаря проявлению значимого психологического материала в художественной продукции.

Фотографию можно считать одним из видов изобразительного искусства. Ее отличительной особенностью является использование технических средств, более сознательный контроль над творческим процессом, сравнительно меньшая телесная вовлеченность. Процесс фотографирования не требует прямого контакта с изобразительными материалами. В настоящее время фотография относительно дешева. Фотографирование не требует длительного обучения и серьезных физических усилий.

Результаты творческой фотографии становятся доступны автору сравнительно быстро.

Когда границы «Я» человека размыты или хрупки, как в случае с психиатрическими пациентами, вовлечение его в изобразительную деятельность, например, такую, как создание визуальных образов с помощью фотографии, может способствовать упорядочиванию опыта больных и укреплению их идентичности.

Больница и пациенты

В больнице, где мною проводятся арт-терапевтические занятия, имеется два отделения реабилитации и десять лечебных отделений. Иногда из-за нарушения режима пациент может вновь попасть из отделения реабили­

тации в лечебное отделение. В здании, построенном в 1913 г. для женской тюрьмы, с 1953 г. размещается психиатрическая больница специализированного типа с интенсивным наблюдением. Она предназначена для душевнобольных, совершивших особо тяжкие правонарушения. Примерно 90% пациентов, находящихся в больнице, совершили преступления, направленные против личности: убийство, изнасилование, нанесение тяжкого вреда здоровью, повлекшее за собой смерть. Около 10% совершили кражу или разбойное нападение (обычно это олигофрены), а впоследствии — побег из предыдущего места заключения. Важно отметить, что данная больница создавалась именно для душевнобольных, совершивших преступления против личности. Психотерапия в больнице официально проводится с 1998 г. До этого преобладало медикаментозное лечение, электрошоковая терапия, а также терапия занятостью, трудотерапия.

Состав группы

В данной статье я опишу свою работу с одной из групп, которую составляют шестеро мужчин от 22 до 38 лет. Пять из них