Глава II. Взаимодействие православия и культуры.

Христианская вера сформировала картину мира древнерус­ского человека. В центре ее находились представления об от­ношениях Бога и человека. В русскую культуру органично во­шло представление о любви как о силе, доминирующей в жиз­ни людей и в их отношениях с Богом и между собою. Важней­шая для христианской веры идея личного спасения ориентиро­вала человека на самосовершенствование и способствовала развитию индивидуальной творческой деятельности. Человек имеет несколько «оболочек»; внешнюю, т.е. тело, и внутрен­ние, как бы вложенные одна в другую — Душу, Дух. Духовный центр человека — образ Божий. Развитие, совершенствование человека мыслилось как переход от внешних оболочек к внут­ренним — до того предела, пока внешние оболочки не сдела­ются совершенно прозрачными и не проявится во всей полноте и ясности содержащийся в человеке образ Божий.

Христианская картина мира определяла не только отноше­ния Бога, Человека и его Души, но и положение человека в мире природы и в истории. Языческое сознание космогонично и циклично. Христианское же сознание обладает историзмом. Время для язычника движется по кругу, определяемому сменой времен года. Коляда, Овсень, Масленица, Кострома и другие мифологические персонажи каждый год приходили в мир лю­дей и покидали его, чтобы вернуться в следующем году Хри­стианин живет в системе разомкнутых временных координат, ощущая свою связь с всемирной историей и с будущим; само же время рассматриваетсяим как спираль. Любое историческое и даже частное событие может иметь аналогию в прошлом. Христианское богослужение всегда включает в себя воспомина­ние о событиях Священной истории. Наверное, переход от космогонического к историческому мировосприятию, проис­шедший с русскими людьми на рубеже IX—Х вв., и вызвал по­явление такого неповторимого явления, как русские летописи, которые буквально пронизаны острым ощущением потока дви­жущегося времени,

Человек в христианском мире обладал даром свободы. Ис­тория же — результат свободного творчества человека, итог сознательно осуществляемого выбора. Согласно представлениям древнерусского человека, в истории проявляется действие двух начал — добра и зла. Доминирующим началом русский человек считал добро; зло же, как предполагалось, существует в ограни­ченном масштабе для проверки человека. Зло осуществляет себя в насилии и разрушении, добро — в милосердии и в созида­тельной человеческой деятельности. Важнейшая форма такого созидания — творчество в сфередуховной культуры.

Влияние христианства на российскую культуру было чрез­вычайно многосторонним. Здесь укажем лишь на вклад православия в становление и развитие «грамотной» культуры, на формирование древне­русской литературы.

Когда слышишь словосочетание «Древняя Русь», то на па­мять приходят размеренные, торжественные строки былин и духовных стихов, изумительная по своей красоте и скромности церковь Покрова на Нерли, величественный собор Софии в Киеве. Появление всех этих памятников связано с принятием православия. Вместе с христианской верой из Византии и Бол­гарии на Русь пришли искусство каменной архитектуры и ико­нописи; книги Священного Писания, Ветхого и Нового Завета (прежде всего Евангелия и Псалтырь); «Палеи» (книги, толковавшие текст Священного Писания); «Торжественники» (тол­кования текста Писания, приуроченные к христианским празд­никам); богослужебная литература — многочисленные «Часо­словы», «Требники», «Служебники», «Тропари», «Триоди» — Цветная и Постная; «Паремийники» (сборники отрывков из разных книг Библии), «Лествицы», сборники христианских проповедей — «Златоусты», «Златоструи» и «Маргариты»; жи­тия святых, а также некоторые светские произведения — по­вести, романы («Александрия», «Повесть об Акире Прему­дром», «Девгениево деяние») и исторические хроники (например, греческая «Хроника Георгия Амартола»). Из цер­ковных книг древнерусские люди узнавали о новых нормах морали и нравственности, получали исторические и географи­ческие сведения, информацию о живой и неживой природе (книги «Физиолог», «Шестоднев»). Творения «отцов церкви» — Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Иоанна Лествичника и др. — органически влились в русскую духовную культуру. Образы, созданные ими, посредством книг прочно входили в русское искусство и послужили источником для поэтических откровений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютче­ва, А. К. Толстого, А.А. Фета.

Древнерусские люди (даже самые богатые и знатные) были довольно скромны в быту. Неприхотливы были их жилища, пища, которую они употребляли, проста одежда. Местом кра­соты был храм — именно там, среди прекрасных икон и фре­сок, находила приют и успокоение душа человека.

Древнерусскому государству требовалось много грамотных людей — для службы у князя, управления государством, связи с чужими землями, торговли. Судя по летописям, князья того времени не только были знакомы с иностранными языками, любили собирать и читать книги, но и проявляли заботу о соз­дании школ. Первые учебные заведения возникли при Влади­мире I Крестителе. Именно он велел «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Ярослав Мудрый, сын Владимира, также приказал учить 300 детей. По мнению некоторых современных исследователей, это вполне могли быть школы высшего типа — своего рода университеты. В них получали знания по богословию, риторике, грамматике. Все больше и больше становилось на Руси людей, «насытившихся сладости книжной». Например, в Древнем Новгороде, как можно предположить исходя из анализа берестяных грамот, читать и писать умело почти все взрослое население.

Древнерусские люди, усвоившие учение Иоанна Дама­скина, считали, чти человек состоит из двух субстанций — души и тела. Соответственно, у него есть два ряда органов чувств — чувства телесные («слуги») и чувства духовные: есть «телесные» очи и «духовные» («умные»); «телесные» уши и «духовные». «Умные» очи устремлены к небесам («к горе»), телесные — «вперены в землю». Подлинный, духовный мир человек может увидеть только «умными» очами, а раскрыть их могут книги. Поэтому именно книги и находились в центре древнерусской культуры.

Христианство не толькостимулировало становление древ­нерусской письменности и литературы. Выдающиеся деятели православия внесли огромный вклад в обогащение культуры этноса, расширение сфер художественного творчества.

С православием на Русь пришло искусство красноречия. Древнерусские ораторы-проповедники в своих речах утвержда­ли духовно-нравственные ценности веры, объединяли людей, учили сильных мира сего. Церковное проповедничество — уст­ное и письменное — было школой приобщения народа к высо­ким ценностям культуры, способствовало формированию на­ционального самосознания.

Но из самых замечательных произведений древнерусской письменности, дошедших до наших дней, — «Слово о Зако­не и Благодати». Создано оно было митрополитом Иларио-ном (первым русским митрополитом на Руси — до него ми­трополиты были греками и приезжали из Византии), челове­ком широкого кругозора, отмеченным мудростью и бесспор­ным писательским даром. Иларион был среди тех «книжных» людей, которых Ярослав Мудрый собрал вокруг себя, и, вероятно, он причастен к созданию первой русской летописи — «Повести Временных лет». Иларион мог быть составителем предполагаемого «Сказания о принятии хри­стианства на Руси». Некоторые историки считают, что именно он и князь Ярослав были инициаторами сооружения собора Софии в Киеве. Русское искусство и православная вера на протяжении многих веках шли рука об руку. Почти семь столетий (а это две трети исторического пути Русского государства!) искусство раз­вивалось в рамках, устанавливаемых религией. Тесно связаны с религиозным каноном были первые светские романы и повес­ти, возникшие в XVII в. (назовем хотя бы «Житие протопопа Аввакума», ставшее, по сути, первым русским романом), пер­вые драмы («Комедия притчи о Блудном Сыне» С. Полоцкого) и стихотворения (его же «Вертоград Многоцветный»), первые портретные изображения царей («парсуны») и первые лубки.

В целом начиная с конца XVII в. в русской культуре, как и в культуре других европейских народов, начинается процесс секуляризации. На русской почве он осуществлялся небезбо­лезненно, сопровождался сложными коллизиями.

Разделение искусства и религии, происшедшее в начале XVIII в. вследствие проведенных Петром I реформ, стало крупнейшей трагедией русской культуры. Оно имело печальные последствия как для Православной Церкви (они отдалилась от значительной части русской интеллигенции), так и для искусст­ва — литературы, живописи и музыки (которые утратили часть позитивных ценностей, выраженных в религиозных идеалах).

В XIX в. в русской культуре достаточно четко обозначились два идейных течения. Одно было связано с традиционными духовными ценностями, воплощенными в православной вере; другое — с либеральными ценностями западной культуры. Пер­вое течение ориентировало общество на медленное, постепен­ное развитие, основанное на соблюдении национальных тради­ций; второе — на быструю модернизацию, реформы, которые должны были сблизить Россию с Западной Европой.

В принципе, в нормальных условиях обе тенденции долж­ны были бы дополнять друг друга, однако в России они вызва­ли противостояние в обществе, привели к трагическим кон­фликтам, основанным на взаимном непонимании. В жизни В.Г. Белинского, например, были периоды веры и воинствую­щего безверия. В обществе предпринимались попытки религиозного синтеза, принципов православия с католицизмом или протестантизмом (религиозные поиски B.C. Соловьева). Тра­гичность этого конфликта хорошо выразил П.Я. Чаадаев в сво­их «Философических письмах».

Противостояние двух идейных течений было более заметно в русской публицистике и критике. Эта полемика между славя­нофилами, или почвенниками с одной стороны, и «западниками», революционерами-демократами или народни­ками (а позднее и марксистами) — с другой. Менее заметным было противостояние в самом искусстве: конфликты между писателями, художниками и композиторами зачастую определялись личными взаимоотношениями, а уже затем приобретали идеологическую окраску. Различие между ними в большей степени проявлялось в преобладании отри­цающего или утверждающего пафоса произведений Последний чаше бывал связан с религиозными ценностями. И все же, как правило, русские деятели культуры стремились в своем творче­стве сочетать оба типа ценностей. Несмотря на внешний отрыв искусства от христианства в его церковно-бытовом обличие, именно христианство нужно признать одним из самых важных источников характерного для русского искусства нравственного идеала. Из этого источника черпали вдохновение и силы писатели и художники, компози­торы и мыслители. Следуя этой тенденции, русская культура, на наш взгляд, не порывала со своими христианскими истока­ми, а, наоборот, питаясь от них, несла обществу огромные нравственные силы, пленяя умы и сердца тех, кто оставался глух к церковной проповеди.

По нашему убеждению, на протяжении и XVIII—XX вв. русская литература, живопись и музыка неоднократно пыта­лись вернуться к утраченному синтезу религии и искусства. К такому выводу мы приходим на основании исследования творчества ряда русских художников. Религиозные по своему происхождению мотивы, сюжеты и образы можно обнару­жить и в творчестве всех значительных мастеров художест­венного слова XVIII—XX вв. Интересно, что при наличии сильных западных влияний, при кажущемся отрыве от пра­вославных корней эта литература оказалась подлинно рус­ской, христианской и во многомправославной. Человек, о котором она говорит — христианин, я даже не в смысле его принадлежности к Церкви или духовно-нравственного со­стояния, а в смысле тех ценностей, которые являлись для него основными.

Русская жизнь, русский быт были в XIX в. тесно связаны и с искусством, и с религией. Все это наполняло их высокой ду­ховностью и целесообразностью, что проявлялось и в системе образования, и в семейных отношениях, и в проведении рус­ских религиозных праздников.

Ощущение — что «везде Христос» — было ос­новой стабильности и миропорядка. Исчезновение его в созна­нии людей и искусстве неизбежно вело к негативным последст­виям как для общества, так и для культуры.

Религиозные формы прочно вошли в русский быт и рус­скую культуру. Даже в те периоды, когда в качестве государст­венной идеологии выступал атеизм, религия воздействовала на сознание людей. Содержание, привнесенное новой идеологией, неизбежно воплощалось в старых формах. Иногда новые явле­ния носили пародийно-гротескный характер, как, например, празднования «комсомольской Пасхи» или «комсомольского Рождества», в которых православные обряды были кощунст­венно вывернуты наизнанку (что подтверждало христианские представления о дьяволе как об обезьяне Бога). Чаще можно говорить об официальном, серьезном (и, возможно, вполне осознанном) использовании старых культовых форм для утвер­ждения новой идеологии, претендовавшей на то, чтобы стать, по сути,религией.

Взаимоотношения русского искусства и религии не всегда были такими идиллическими и безоблачными. В истории русской культуры были перио­ды, когда она стремилось отойти, отделиться от религии и Православной Церкви (причем так было не только в XX в.). Можно с сожалением отметить и факты противоположного рода, когда отдельные церковные деятели пытались запре­тить некоторые произведения или целые виды искусства, формы культурной деятельности. Вспомним, например, гоне­ния скоморохов в XVII в., или отлучение от Церкви писателя Л.Н. Толстого.

Как правило, конфликты между Русской Церковью и дея­телями культуры случались именно тогда, когда некоторые церковные иерархи начинали в силу обстоятельств заниматься политикой и увлекались административной стороной дела.

Сложный, наполненный трагическими конфликтами и про­тивостояниями путь русской культуры демонстрирует как неиз­бежность, необратимость процесса разделения религии и ис­кусства, так и невозможность их полного и окончательного разъединения. Характер связей искусства и религии может су­щественно изменяться, но они постоянно находятся во взаимо­действии.

Проблема взаимодействия культуры и религии актуализиру­ется, как правило, в наиболее сложные, критические моменты, когда общество испытывает потребность в пересмотре и обнов­лении своих духовных основ. Подтверждением такого вывода может служить русская история на протяжении более чем ты­сячелетнего своего существования, в том числе и в последнее десятилетие XX в.

Конец 80-х—90-е гг. XX в. ознаменовался бурным ростом интереса к религии в русском обществе. Увеличение числа верующих, возвращение Церкви разрушенных храмов и мо­настырей, их восстановление и строительство новых — все это характерные приметы российской жизни в конце вто­рого тысячелетия. Большими тиражами стала выходить раз­личная религиозная литература. Были переизданы работы русских религиозных философов (НА. Бердяева, С.Н. Булгакова, И.А. Ильина, Д.С. Мережковского, B.C. Соловьева. П.А. Фло­ренского, Г. В. Флоренского и др.), произведения русских ре­лигиозных писателей (Б. К. Зайцева, И.С. Шмелева), сочинения писателей-классиков (Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Н.С. Лесков, Л. И. Толстого), поднимающие вопросы религии. Усили­лось воздействие религии и на творчество современных писате­лей, в произведениях которых затрагиваются библейские прит­чи (Ч. Айтматов) и библейская символика.

Десятилетия «атеистического» развития русской советской культуры, естественно, не могли пройти для общества даром. Исчезли создававшиеся столетиями связи между православной религией и искусством, невозвратно разрушился быт, практически исчезли традиции народных религиозных праздников.

Следствием утраты национальных религиозных традиций можно считать и происходившую в 90-х гг. XX в. бурную аме­риканизацию русской культуры (культура как бы потеряла им­мунитет), а. в какой-то мере и усиление аморальности. Про­никновение чужеродных верований вряд ли восполнит те ста­билизирующие начала, которые со времен Крещения Руси оп­ределяли развитие национальной культуры.

На наш взгляд, восстановление традиционных и естествен­ных для русской культуры связей между бытовой культурой, искусством и религией — процесс, от которого во многом зави­сит будущее нации. Но для этого необходимы длительные и напряженные усилия.

Заключение.

По окончанию работы, автор пришел к следующим выводам.

К настоящему времени в мире насчитывается 160 млн. по­следователей этого течения христианства. К началу 1996 г. в России действовало 7195 объединений юрисдикции Москов­ской патриархии и 164 старообрядческих объединения. Основу православного вероуче­ния составляет Никео-Цареградский символ веры - изложение главных христианских догматов, безусловное признание кото­рых является обязательным для каждого православного хри­стианина. Он был утвержден Никейским (325 г.) и Константи­нопольским (381 г.) Вселенскими церковными соборами. Священные книги. Главной священной книгой православ­ных христиан, как и всех христиан мира, является Библия, традиционно именуемая в России Священным писанием. Она разделяется на Ветхий завет - древнееврейские тексты, рас­сматриваемые как богодухновенное изложение предыстории появления Христа, и Новый завет - собственно христианские священные книги, содержащие жизнеописание Христа и излагаюшее суть христианского вероучения. Ветхий завет состо­ит из 50 книг. Новый завет - из 27. Исторический язык Вет­хого завета - древнееврейский, Нового завета - эллинистиче­ский греческий. Христианство восприняло "формы" языческой религии, поскольку "весь замысел христианства в том и состоит, чтобы все "формы" в этом мире не заменить новыми, а наполнить но­вым и истинным содержанием... Крещение водою, религиозная трапеза, помазание маслом - все эти основоположные религиоз­ные акты церковь не выдумала, все они уже имелись в религиоз­ном обиходе человечества. Христианская вера сформировалакартину мира древнерус­ского человека. В центре ее находились представления об от­ношениях Бога и человека. В русскую культуру органично во­шло представление олюбви как о силе, доминирующей в жиз­ни людей и в их отношениях с Богом и между собою.

Влияние христианства на российскую культуру было чрез­вычайно многосторонним. Заметим вклад православия в становление и развитие «грамотной» культуры, на формирование древне­русской литературы. Христианство не толькостимулировало становление древ­нерусской письменности и литературы. Выдающиеся деятели православия внесли огромный вклад в обогащение культуры этноса, расширение сфер художественного творчества.

Русская жизнь, русский быт были тесно связаны и с искусством, и с религией. Все это наполняло их высокой ду­ховностью и целесообразностью, что проявлялось и в системе образования, и в семейных отношениях, и в проведении рус­ских религиозных праздников.

Ощущение — что «везде Христос» — было ос­новой стабильности и миропорядка. Исчезновение его в созна­нии людей и искусстве неизбежно вело к негативным последствиям, как для общества, так и для культуры.

Ортодоксальная (православная) Церковь наиболее близка традициям раннего христианства. В ней, например, сохранен принцип автокефалии — самостоятельности национальных церк­вей. Всего их 15, особым влиянием пользуется Константино­польская, Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Русская, Грузинская, Сербская, Болгарская автокефалии. Формальное первенство принадлежит Константинопольскому патриарху.

Православные церкви признают каноническими решения лишь первых семи Вселенских Соборов. В трактовке догмата о Троице основное внимание уделяется Богу Отцу, и только от него признается схождение Святого Духа. Строжайше соблю­даются традиции семи таинств. Основными ритуалами культа являются молитва, крестное знамение, обнажение головы перед иконой, коленопреклонение, слушание поучений, участие в службе. В Православной Церкви ритуал довлеет над теологией. Великолепие и роскошь храма, праздничность литургии наце­ливают на восприятие веры не столько разумом, сколько чувст­вами. Идея православной соборности предполагает единение мирян и духовенства, приверженность традиции и примат кол­лективного начала. Основной праздник православия — Пасха.

Десятилетия «атеистического» развития русской советской культуры, естественно, не могли пройти для общества даром. Исчезли создававшиеся столетиями связи между православной религией и искусством, невозвратно разрушился быт, практически исчезли традиции народных религиозных праздников.

Следствием утраты национальных религиозных традиций можно считать и происходившую в 90-х гг. XX в. бурную аме­риканизацию русской культуры (культура как бы потеряла им­мунитет), а. в какой-то мере и усиление аморальности. Про­никновение чужеродных верований вряд ли восполнит те ста­билизирующие начала, которые со времен Крещения Руси оп­ределяли развитие национальной культуры.

На наш взгляд, восстановление традиционных и естествен­ных для русской культуры связей между бытовой культурой, искусством и религией — процесс, от которого во многом зави­сит будущее нации. Но для этого необходимы длительные и напряженные усилия.

Список используемой литературы.

1. Аверинцев С.С. Крещение Руси и путь русской культуры. М.:Наука, 1990. 90 с.

2. Аверкий. Что такое православие//Москва. 1996. №3. С. 11-13.

3. Алов А. А. Мировые религии. М.:Приоритет, 1998. 234 с.

4. Бессонов М. Н. Православие в наши дни. М.:Политическая литература, 1990. 301 с

5. Бесякова М. Н. Христианский культ. СПб.: Невский клуб, 1994. 70 с.

6. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература. М.:Просвещение, 1992. 119 с.

7. Златоструй Л. К. Древняя Русь. Х—XIII вв. М.: Наука, 1992. 184 с.

8. Иванова С.Ф. Введение в храм Слова. М.: Детская литература, 1994. 190 с.

9. Концевич И.М. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. М.:Политическая литература, 1993. 210 с.

10. Лихачев Д.С. Земля родная. М.: Просвещение, 1983. 180 с.

11. Малягин В. К. Православие и Россия//Юность.1994.№3. С. 48-49.

12. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М.:Терра, 2000. 240 с.

13. Шмелев И. С. Лето Господне. М.:Наука, 1989. 70 с.

 

Литургия (гр. Λειτουργία от "литос" — общественный и "эргон" — служба, дело) означает собрание людей, объединенных верой и любовью к Богу, ради совершения Святой Евхаристии (гр. ευχαριστία — благодарение) — благодарственной службы, великого Таинства, в котором причащающимся пищи бессмертия — Тела и Крови Спасителя Mipa Иисуса Христа, — раскрывается подлинная глубина и смысл жизни как благодарный ответ Богу на Его призыв к событию и общению.

Литургия (гр. Λειτουργία от "литос" — общественный и "эргон" — служба, дело) означает соб­рание людей, объединенных верой и любовью к Богу, ради совершения Святой Евхаристии (гр. ευχαριστία — благодарение) — благодарственной службы, великого Таинства, в котором прича­щающимся пищи бессмертия — Тела и Крови Спасителя Mipa Иисуса Христа, — раскрывается под­линная глубина и смысл жизни как благодарный ответ Богу на Его призыв к событию и общению.

Часто понятия Литургии и Евхаристии употребляют как взаимозаменяемые, однако это не­верно, между ними существует различие. Литургия — это общественное богослужение, где со­вершается Евхаристия. Евхаристия — "таинство таинств", в котором "по молитве Церкви, епископ или священник благословляет пшеничный хлеб и виноградное вино, которые силою Святого Ду­ха становятся Телом и Кровию Господа Иисуса Христа и предназначаются для последующего причащения верующих в прощение их грехов, для Вечной Жизни и соединения их с Господом и между собою в единое тело Церкви"[1]. Евхаристия — вершина Литургий по чину святителей Васи­лия Великого и Иоанна Златоуста.

к лейтмотив Евхаристического богослужения звучит благодарственная молитва, обра­щенная к Богу Отцу, с исповеданием Его совершенства и беспредельного величия с Сыном и Свя­тым Духом, прославляются дела благости, любви, милости Святой Троицы к роду человеческому. Центром Евхаристии является священнодействие Бескровной Жертвы — Анафора, возношение Святых Даров и таинство их освящения (епиклесис) благодатью Святого Духа.

Блаженнейший Митрополит Киевский и Всея Украины Владимир пишет: "В таинстве Евхаристии православному христианину, духовно подготовившемуся и исповедавшему свои грехи в таинстве Покаяния, преподаются, под видом хлеба и вина, Евхаристические Дары — Тело и Кровь Христовы, как залог вечного спасения, через субстанциональное единение с Главой Церкви, Господом нашим Иисусом Христом (Ин. 14:20; 15:4-5). Следовательно, приобщаясь Святых Даров, верующие реально входят в таинственное духовно-телесное единение со Христом, вследствие чего и образуют единое Тело (1 Кор. 10:1 6-17), которое есть Церковь Христова, как учит об этом св. апостол Павел (Рим. 12:5; 1 Кор. 12:14, 20, 27; Гал. 3:27-28; Еф. 1:23; 2:16; 3:6; 4:4-12; 5:30; Кол. 1:18, 22, 24). Таким образом, таинство Евхаристии имеет объединяющее, освящающее и спасающее значение"[2].

Божественная Литургия, а в ней Святая Евхаристия, содержа в себе "спасительное действие Креста для всех времен" (св. Иоанн Златоуст), наиболее точно раскрывает веру Православной Церкви, напоминая человеку о цели его бытия — святости, о посвящении его Богу в Таинстве Кре­щения. Как известно, в Священном Писании Нового Завета "святыми" именуются все, принявшие Святое Крещение, то есть все христиане. К ним адресован возглас священника перед самим при­частием: "Святая святым!".

Евхаристия делает всех верующих причастниками Воскресения Христова и наследниками Жизни Вечной: "Таинство Евхаристии, — пишет архиепископ Василий (Кривошеий), — тоже (как и Крещение) есть Таинство смерти и жизни Христовой и вместе с тем возвещение Его спасительного дела и ожидание Его Второго Пришествия: Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет (1 Кор. 1 1: 26). Причастие Святых Тайн Христовых является источником и залогом нашего воскресения, как об этом свидетельствует Сам Господь: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день... Ядущий хлеб сей жить будет вовек (Ин. 6:53-54, 58). Вот почему святой Игнатий Антиохийский на­зывает Тело и Кровь Христовы лекарством бессмертия, противоядием, чтобы не умереть"[3].

Будучи новозаветной Пасхальной Трапезой, Божественная Литургия всякий раз является "ма­лой Пасхой", "повторением неповторимого" и напоминает всем верным о втором славном Прише­ствии Христовом. "Смерть Твою возвещаем, Господи, Воскресение Твое исповедуем!" — восклица­ли вслед за диаконами все участники Божественной Литургии в древней Церкви[4]. Божественная Литургия — это земное чудо, "небо на земле", в ней Агнец Божий, добровольно отдающий Себя на заклание, стоит в центре, но вместе с тем это не только Страждущий Господь, но одновременно и Живой, Воскресший, Прославленный. Его животворной славой, энергией Его благодати, лучами Его блистающего, животворного Воскресения озарено все таинство Евхаристии.

Центральная идея Литургии — это движение, восхождение человека (Малый вход, восхождение к горнему престолу, Великий вход) в Благословенное Царство Святой Троицы, исход из рабского состояния служения греху, страстям в свободу славы детей Божиих (1Ин. 3:2; Рим. 8:16; 9:8). В евангельской притче блудный сын возвращается к отцу со словами: "Отче! я согрешил против Неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим". И отец радуясь его покаянию и возвращению, устраивает пир (Лк. 15:21—24). Так и ныне Господь, по­добно милосердному отцу, созывает нас на Вечерю-Евхаристию, за которой мы освящаемся, ис­целяем свою поврежденную грехом природу, дисциплинируем волю, идем путем обожения, об­ретаем любовь Отца. Здесь восстанавливается звание сына, оживляется душа, регулируется пра­вильный ритм жизни, согласовывается строй, лад человеческого бытия с Божественным. Все это необходимо понять, усвоить и сделать основой своей жизни.

 

О благодатной силе Евхаристии исчерпывающе сказал святитель Филарет, митрополит Московский: "По многоразличной силе Божественной Пищи и Пития, по многоразличной премуд­рости, благости Божественного Питателя ощутительный плод вкушения Трапезы Господней явля­ется верующим то неизреченною радостью в сердце, то сладкою тишиною в душе, то светлостию в уме, то глубоким мiром в совести, то утешением обуревавших искушений, то прекращением страданий душевных и телесных, а иногда и совершенным исцелением, то живейшим ощущени­ем любви ко Господу или умножением ревности и силы к духовным подвигам и добродетелям. Но каковы бы ни были наши собственные в сей Тайне опыты, то скажу со Святым Златоустом: "Да бу­дет истиннее и помысла, и зрения нашего слово Господа нашего". После того как Он сказал: Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает и Аз в нем; ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь имать живот вечный (Ин. 6:56, 54), — как дерзнем мы, хотя и недостойные причастники Его Пло­ти и Крови, как дерзнем отрицать то, что Он в нас, и мы в Нем, и что мы в Нем "имеем живот веч­ный", если только сами не удалимся от Него, если только сами не повергнем себя снова в смерть греховную?"[5].

По преданию, таинство Евхаристии как таинство Причастия было установлено самим Господом Иисусом Христом на Тайной Вечери. Об этом повествуют все евангелисты (Мф. 26:26-29; Мк. 14:22-25; Лк. 22:17-20; Ин. 6:54-59), а также апостол Павел: "Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагода­рив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое вос­поминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие тво­рите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пье­те чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет" (1 Кор. 11:23-26).

Если по внешнему ритуалу Тайная Вечеря, совершенная Господом, имела сходство с тради­ционной пасхальной трапезой, на которую в Израиле ежегодно собирались члены каждой семьи для вкушения жертвенного агнца, то по внутреннему содержанию она была принципиально иной. Закрытый, семейный, пасхальный ужин на Тайной Вечери объединил учеников — до этого не родственников Христа по плоти, в одну духовную семью, которая потом вырастет в Церковь. Вместо агнца был Он Сам, приносящий Себя в жертву как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания Mipa для спасения людей (1 Пет. 1:19-20)[6]. Во время Вече­ри Христос претворил хлеб и вино в Свое Тело и Кровь, причастив учеников и заповедав им со­вершать это таинство в Его воспоминание. И после крестной смерти и Воскресения ученики соби­рались в первый день недели, так называемый "день солнца", когда воскрес Христос, — для "пре­ломления хлеба".

С того самого момента христианство обрело свою духовную форму как непрекращающая­ся в веках Тайная Вечеря — Трапеза Господня, став одновременно началом, главным условием ду­ховного становления человека и его конечной целью, завершением: "Да ядите и пиете за трапе­зою Моею в Царстве Моем" (Лк. 22:30).

Как же складывался в дальнейшем чин Литургии?

Во времена апостолов Евхаристия объединилась с "вечерями любви" (гр. αγαπη] — агапы), ко­торые состояли из чтения Святого Писания Ветхого Завета, псалмов, священных ветхозаветных пе­сен, христианских песнопений, поучений, и молитв (Деян. 2:42). Порядок древних Литургий опре­делял предстоятель, провозглашавший молитвы и славословия "так долго, как мог" и "сколько поз­воляло время". Со временем "новые молитвы", рожденные импровизацией в процессе молитвенно­го вдохновения, стали допускаться только после тщательного рассмотрения их на церковных собо­рах. Так рождался принцип канонического литургического творчества, благодаря которому в бо­гослужение, не допускались смысловые обороты текстов, интонаций или напевов, не выдержавшие тщательной проверки опытом, временем и не соответствующие церковным критериям.

В IV столетии, с возникновением необходимости создания единой редакции, чин Литургии был унифицирован на Востоке — Василием Великим и Иоанном Златоустом. Именно в таком ви­де, в основном своем ядре, он и предстает перед нами в наше время.

Сейчас, на протяжении литургического года Православная Церковь совершает три чина Литургии[7]: святых Иоанна Златоуста, Василия Великого (10 раз в году) [8]и Преждеосвящённых да­ров — св. Григория Двоеслова[9]. Не совершается Литургия шесть раз в году (в сырную среду и пят­ницу Масленицы, в понедельник, вторник, четверг на 1-й седмице Великого поста, а также в Ве­ликую пятницу [10]). В настоящем сборнике приведены песнопения Литургии по чину Иоанна Зла­тоуста и Василия Великого.

Далее приведем важную информацию общелитургического содержания, которую необхо­димо знать для правильного певческого совершения Литургии.

Одна из важнейших тем литургики — науки, изучающей богослужение, — "литургическое время", т. е. обоснование единственности, уникальности Евхаристии и в целом богослужения для освящения человеческой жизни. Как пишет архим. Киприан (Керн): "Литургия вечна. Агнец зак­лан в недрах Св. Троицы. Он предназначен к закланию еще "прежде создания Mipa" (1 Пет. 1:20), хотя и явился во времени, "в последние времена". Евхаристия любви предвечно соверша­ется в Триединстве Божием, совершается во времени и нами, и будет совершаться во веки веков. Это жертва любви, "любви Отца, распинающей, любви Сына, распинаемой, любви Духа Свято­го, торжествующего силою крестной", не имеет границ во времени"[11].

Именно в Евхаристии происходит подлинная встреча вечного, священного с земным и вре­менным. Это прорыв временного в вечное, преображение человеческого — Божественным. Это то, что открывает тайну Церкви — Царства "не от Mipa сего" (Ин. 1 8:36; 1 Ин. 2:15).

Не от Mipa сего Пасха Господня — Воскресение Христово, не от Mipa сего "День Господень" (воскресенье, малая пасха), не от Mipa Евхаристия. Все эти вневременные реалии актуализиру­ются во времени соответственно через три литургических круга: годовой (центр — Пасха), седмичный (ядро — "малая Пасха", — "День Господень", воскресная Литургия) и суточный (сердце — ежедневная Литургия в монастырях и приходских храмах). Вокруг них, как планеты вокруг солн­ца, вращаются свои системы подвижных и неподвижных праздников, памяти (темы) дней недели, службы на протяжении суток. Всех их связывает одно — Евхаристия. Она, как было сказано, не принадлежит времени, но, являясь центром, изнутри преображает его. Это дает реальную воз­можность человеку реализовывать главную цель жизни — святость (Рим. 6:22; Евр. 12:14), идти путем освящения души (1 Фес. 4:3; 2 Фес. 2:13), которая вечна и бессмертна по своей природе. Все это реализуется в уникальной среде богослужения. Таким образом, Евхаристия совершает освящение времени, человеческой жизни и всего Космоса.

Сущность Православного богослужения состоит в парадоксальном сочетании временного с вне-временным, человеческого с Божественным. Евхаристическое ядро множеством невидимых нитей связано с другими службами, литургическими кругами и передает им энергию своей святос­ти, в том числе музыке и пению. Отсюда главная цель богослужения — сделать видимым невиди­мое, выразить до конца невыразимое, явить Божественную реальность и сделать человека ее соп­ричастником. Здесь выявляется определенный параллелиз<