Психотерапия и практики целительства

Цель большинства существующих систем психотерапии состоит в том, чтобы понять, как работает психика и как развиваются эмоциональные расстройства. Их практическая задача — использовать разработанные ими теории, чтобы изменить то, как пациенты мыслят, чувствуют, ведут себя и принимают жизненно важные решения. Даже в самых недирективных формах психотерапии, терапевт считается основным звеном в процессе исцеления, поскольку обладает лучшими знаниями и подготовкой, чем пациент. Таким образом, это считается достаточной квалификацией терапевта для того, чтобы руководить самоисследованием пациента с помощью соответствующих вопросов и интерпретаций.

Проблема состоит в том, что лишь немногие школы терапии соглашаются друг с другом в наиболее фундаментальных вопросах, касающихся тайн человеческой психики, природы психопатологии или даже терапевтических методов. Подход к одной и той же болезни варьирует в зависимости от личной системы убеждений терапевта и школы, к которой он принадлежит. Не существует никаких решающих данных, которые бы показывали, что одни школы лучше других в плане получения терапевтических результатов. Известно, что «хорошие терапевты» различных школ получают хорошие результаты, а «плохие терапевты» — плохие результаты. Более того, результирующие изменения у пациентов, по-видимому, имеют мало общего с тем, как их представляют себе терапевты. Было высказано предположение, что успех психотерапии, возможно, не имеет никакого отношения к методу, используемому терапевтом, и к содержанию словесных интерпретаций, а зависит от таких факторов, как качество отношений в терапевтической обстановке, степень сопереживания или чувство пациента, что его понимают и поддерживают.

В традиционных методах словесной психотерапии от пациента ожидают, чтобы он предоставил информацию о своих нынешних и прошлых проблемах и, быть может, описал свои сны, которые, как полагают, позволяют заглянуть в бессознательное. Затем психотерапевту предстоит решать, что из этого психологически значимо. Так, анализ по Фрейду сосредоточивается на сексуальных моментах, анализ по Адлеру особо выделяет материал, относящемся к чувствам неполноценности и жажде власти, и т.д. По контрасту, работа с необычными состояниями сознания обходит проблемы теоретических различий между разными школами и роли терапевта, как толкователя психологического материала. Как вы помните, в необычных состояниях сознания наиболее сильно эмоционально заряженный материал автоматически отбирается и выносится в сознание. Кроме того, эти необычные состояния дают необходимые прозрения и мобилизуют наши внутренние целительные силы со всеми присущими им мудростью и энергией. Как бы мы ни пытались копировать эти естественные процессы исцеления, ни одна психологическая школа даже не приблизилась к этому.

Самое важное требование для психотерапева, использующего необычные состояния сознания — это не владеть теми или иными методами, чтобы направлять пациента в желаемом направлении, а принимать спонтанно разворачивающийся процесс и доверять ему. Это следует делать безоговорочно, даже если временами терапевт не понимает происходящего интеллектуально. Эта задача бросает вызов большинству специалистов, которые зависят от теоретического руководства своих школ. Без всяких усилий со стороны терапевта, в результате развертывания непредсказуемой совокупности переживаний — которые могут быть биографическими, околородовыми, надличностными или всеми тремя одновременно) — симптомы исчезают и происходит личностное преображение. В холотропной терапии, в работе с духовными кризисами и в тысячах психоделических сеансов в начале своих исследований я видел множество впечатляющих исцелений и положительных изменений личности, которые совершенно не поддавались всем моим попыткам рационального понимания.

В работе с необычными состояниями сознания, роли терапевта и пациента полностью отличаются от их ролей в традиционной психотерапии. Терапевт здесь не активный агент, вызывающий у пациента изменения путем конкретного вмешательства, а тот, кто разумно сотрудничает с внутренними целительными силами. Это понимание роли терапевта совпадает с первоначальным смыслом греческого слова therapeutes, которое означает «человек, помогающий в процессе лечения». Оно согласуется и с терапевтическим подходом К.Г. Юнга, где считается, что задача терапевта — быть связующим звеном между пациентом и его внутренней сущностью, которая, затем, руководит процессом преображения и индивидуации. Мудрость, необходимая для изменения и исцеления, исходит из коллективного бессознательного и далеко превосходит знания, которые интеллектуально доступны терапевту.

Хотя и терапевт, и пациент, временами, могут чувствовать разочарование из-за отсутствия рационального понимания целительного процесса, впечатляющие положительные перемены, которых пациент достигает за сравнительно короткие промежутки времени, служат более чем достаточной компенсацией. В такого рода работе становится ясно, что невозможно использовать жесткую концептуальную схему, которая насильственно классифицирует проблемы пациента на заранее сложившиеся категории. Как утверждал Юнг, нет никакой гарантии, что наблюдаемое нами в конкретном терапевтическом сеансе уже встречалось раньше и может быть понято с позиций существующих школ. Психика не имеет границ, и, по видимому, обладает бесконечными ресурсами и творческим потенциалом. По этой причине не исключено, что в любой терапевтической встрече мы вполне можем наблюдать или переживать явления, которые никогда не были известны ранее. Все это делает терапевтическую работу непрерывным волнующим приключением, где нас на каждом повороте ожидают новые открытия и новые уроки.

Корни человеческого насилия и
текущий глобальный кризис

К числу самых важных следствий новой модели психики относятся прозрения социополитического характера. Попытки традиционной науки дать правдоподобное объяснение жестокости, которой отмечена большая часть человеческой истории, обычно, были неубедительными и оставляли желать лучшего. Образ человека как «безволосой обезьяны», таящей в себе кровожадные инстинкты, унаследованные от животного прошлого, не может объяснить то, что психоаналитик Эрих Фромм назвал «злокачественной агрессией», которая присуща только человеку. Хотя животные сражаются за пищу, возможность половых связей и территорию, ни одно животное в природе даже близко не подходит к тем бессмысленным жестокостям, которые творят люди. Попытки психологического объяснения нашего насилия в рамках биографической модели человеческого сознания были столь же разочаровывающими и неадекватными.

Подобно тому, как мы признали невозможность объяснения индивидуальной психопатологии индивида в рамках традиционной биографически ориентированной модели, неадекватность этих же методов становится еще более очевидной, когда они применяются к массовой психопатологии кровопролитных войн, революций, жестокости тоталитарных режимов, зверствам концлагерей и геноцида. Как и в случае крайне жестоких поступков отдельных людей, эмоциональная боль, пережитая в младенчестве и детстве, попросту не объясняет отклонений в поведении в таких масштабах.

Психологические травмы, связанные с переживаниями, формирующими нашу психику после рождения, недостаточны для объяснения ужасов фашизма, жестокостей сталинского режима или чудовищных деяний апартеида. Но когда мы прибавляем к этому околородовые и надличностные перспективы, выражение которых мы находим в необычных состояниях сознания, то даже такие вещи становятся более понятными. Травма рождения связана с борьбой жизни и смерти, которая потенциально способна стать основой для многих крайних эмоций. Как общее событие для всех нас, она может вызывать психологические отклонения в массовых масштабах, когда, быть может, сотни тысяч людей разделяют общее переживание сильнейшей бессознательной ярости. Архетипы коллективного бессознательного также могут быть источником массовой психопатологии, поскольку они наделены необычайной психологической силой, сметающей все индивидуальные границы.

Разумеется, война — это сложное явление, связанное с многими факторами, включая исторические, политические, экономические, равно как и психологические. Мы не должны допускать, что войну можно сводить к одним лишь психологическим факторам. Однако, в то время, как более осязаемым аспектам конфликтов между нациями уделялось значительное внимание, психологические измерения и корни этих кризисов игнорировались. Здесь современные исследования сознания предлагают ряд интересных прозрений и догадок. В необычных состояниях, материал, проявляющийся из бессознательного, нередко включает в себя темы войны, тоталитарных режимов, революций, ужасов концлагерей и геноцида. Сцены, выражающие эти темы, могут быть чрезвычайно яркими — с переживанием полного спектра эмоций и физических ощущений как жертв, так и мучителей.

Когда в сеансах преобладает БПМ-II, человек соприкасается с ощущениями ребенка, застрявшего в родовом канале до открытия шейки матки. Это зачастую сопровождается сценами из человеческой истории, в которых человек переживает себя в роли жертвы. Такие переживания включают в себя отождествление с народом, притесняемым тоталитарным режимом, с мирными жителями, страдающими во время войны, с узниками концлагерей и с униженными всех веков. Такого рода эпизоды появлялись даже в сеансах тех людей, которые никогда лично не переживали этих ситуаций в реальной жизни; однако их бессознательное содержит в себе глубокое знание всех соответствующих эмоций и ощущений7.

Когда процесс переходит к БПМ-III, человек отождествляется с ребенком, борющимся за то, чтобы выйти из родового канала после раскрытия шейки матки. На этом этапе характер сопутствующих социополитических переживаний резко меняется. Здесь все еще присутствуют сцены насилия, но теперь индивид отождествляется также и с ролью агрессора. Процесс переключается между отождествлением с жертвой и с мучителем; порой, человек также может становиться сторонним наблюдателем. Здесь преобладает тема революции: притеснение стало нестерпимым, и тиран должен быть свергнут. Цель состоит в том, чтобы обрести свободу, когда можно снова «свободно дышать». Эти переживания включают в себя сцены из Французской и большевистской революций, американской Гражданской войны и других сражений за свободу. А сам момент рождения нередко сопровождается сценами, изображающими победы в различных революциях и окончание войн.

Богатство и всесторонний характер эмоций и ощущений, связанных с этими переживаниями, наводят на мысль о том, что они не формируются индивидуально на основе таких источников, как приключенческие романы, кинофильмы и телевизионные передачи. Будучи свидетелем тысяч сеансов терапии, в которых проявлялся материал подобного рода, я полностью убежден в том, что он происходит из коллективного бессознательного. Когда мы в своем внутреннем исследовании достигаем памяти о травме рождения, это, вероятно, открывает врата в коллективное бессознательное, где мы обретаем доступ к переживаниям людей, которые переживали аналогичные тяжелые ситуации в реальной жизни.

Тирания теневого «я»

После более чем двадцати лет изучения подобного материала, я неизбежно начал задумываться о весьма реальной возможности того, что околородовой уровень бессознательного — та часть нашей психики, которая столь глубоко «знает» историю человеческого насилия — на самом деле может отчасти быть в ответе за войны, революции и прочие зверства. Позвольте мне привести еще одно свидетельство, которое исходит не из современных исследований сознания, а из тщательного исторического анализа.

После издания своей первой книги «Сферы человеческого бессознательного», я получил письмо от Ллойда де Моза, нью-йоркского психоаналитика и журналиста. Де Моз был одним из основателей психоистории — дисциплины, которая применяет открытия глубинной психологии к истории и политологии. Психоисторики изучают такие вопросы, как взаимосвязь между историей детства политических лидеров и их системами ценностей и процессами принятия решений. Кроме того, они пытаются найти связующие звенья между обычаями воспитания детей в тот или иной период времени и природой войн и революций. Ллойда де Моза очень заинтересовали мои открытия, касавшиеся травмы рождения и ее возможных социополитических следствий, поскольку они подтверждали результаты его собственных исследований.

В течение многих лет, де Моз изучал психологические аспекты периодов, предшествующих войнам и революциям; его интересовало, каким образом военные лидеры могли успешно мобилизовать массы мирных граждан и превращать их в машины убийства. Его подход был очень оригинальным и творческим: в дополнение к анализу исторических источников, он извлекал данные огромной психологической значимости из популярных карикатур, шуток, снов, фигур речи, оговорок, реплик ораторов, и даже из машинальных рисунков и каракулей на полях черновиков политических документов. К тому времени, когда он связался со мной, он уже проанализировал таким образом семнадцать ситуаций, предшествовавших началу войн и революционных переворотов на протяжении многих веков — от античности до самого недавнего времени.

Его поразило необычное изобилие изречений, метафор и образов, связанных с биологическим рождением, которое он обнаружил в этом историческом материале. Военные и политики, описывая критические ситуации и объявляя войны, как правило, используют термины, которые в равной мере применимы к околородовым страданиям. Они обвиняют врага в том, что он «душит и подавляет нас», «выжимает из наших легких последний вздох», «ограничивает нас» и «не дает нам достаточно места для жизни» («Lebenstraum» Гитлера). Столь же часто встречаются упоминания о темных пещерах, туннелях и запутывающих лабиринтах, об опасных пропастях, в которые нас могут столкнуть, и об угрозе поглощения пучиной или потопом. Сходным образом, обещание решения проблемы также приходит в форме околородовых образов: лидеры говорят, что поведут нас «к свету на другом конце туннеля», «выведут нас из лабиринта» и гарантируют, что после того, как угнетатель будет побежден, все снова «вздохнут свободно».

Объектами исследования Ллойда де Моза были Александр Великий, Кайзер Вильгельм II, Адольф Гитлер, Хрущев и Кеннеди. Он также обнаружил символизм, связанный с рождением, в заявлениях адмирала Шимады и посла Кюрасса перед нападением на Пирл-Харбор. Особенно пугающим было использование околородового языка в связи со взрывом атомной бомбы в Хиросиме. Самолет носил имя матери пилота, Энолы Гэй, бомбе дали прозвище «Малыш», и кодовое сообщение, посланное в Вашингтон в качестве сигнала об успешном взрыве, гласило: «Дитя родилось». С начала нашей переписки, Ллойд де Моз собрал много дополнительных исторических примеров и уточнил свое положение о том, что наша память о родовой травме играет важную роль в социальном насилии.

Дальнейшую поддержку этих идей можно найти в отличной книге Сэма Кина «Лики врага» (The Faces of the Enemy). Кин собрал выдающуюся коллекцию военных плакатов, комиксов и карикатур из различных исторических периодов и культур. Он показал, что способ описания и изображения врага во время войны или революции представляет собой стереотип, который претерпевает лишь незначительные изменения и очень мало зависит от действительных характеристик соответствующей культуры. По мнению Кина, образы, приписываемые врагу, по существу, являются проекциями вытесненных не признанных теневых аспектов нашего собственного бессознательного ума 1. И хотя мы, безусловно, нашли бы в человеческой истории примеры «просто войн», те, кто начинают военные действия, как правило, заменяют внешние мишени элементами собственной психики, с которыми надлежит иметь дело в личном самоисследовании.

Теоретическая схема Сэма Кина конкретно не включает в себя околородовую сферу бессознательного. Однако, анализ его материалов обнаруживает преобладание символических образов, характерных для БПМ-II и БПМ-III. Врага обычно изображают в виде опасного спрута, злого дракона, многоголовой гидры, гигантского ядовитого тарантула или даже поглощающего Левиафана. К другим часто используемым символам относятся злобные хищные птицы или кошки, чудовищные акулы и зловещие змеи, в особенности, гадюки и удавы. Сцены, изображающие удушение или раздавливание, зловещие водовороты и коварные зыбучие пески, также в изобилии присутствуют на изображениях времен войн, революций и политических кризисов. Сопоставление рисунков, отражающих околородовые переживания в необычных состояниях сознания, и исторических художественных документов, собранных Ллойдом де Мозом и Сэмом Кином, служит впечатляющим доказательством околородовых корней человеческого насилия.

В совокупности, наблюдения необычных состояний сознания и открытия психоисториков говорят о том, что в глубине своего бессознательного мы все несем мощные энергии и эмоции, связанные с травмой рождения, которые мы не смогли адекватно подчинить себе и ассимилировать. У некоторых из нас эти аспекты души могут быть полностью бессознательными, тогда как другие способны в той или иной степени осознавать их влияния. Когда такого рода материал активизируется изнутри или под действием реальных событий внешнего мира, он может вести к причудливой психопатологии, в том числе, к насилию, для которого, казалось бы, нет никакой видимой причины. Представляется, что осознание околородовых элементов может по неизвестным причинам одновременно усиливаться у значительного числа людей; это создает атмосферу напряженности, беспокойства и предчувствия. Возможно, такой лидер, как Гитлер, испытывал влияние околородовых энергий в большей степени, чем другие личности в его культуре, и в то же время обладал властью манипулировать коллективным поведением всей нации. В результате своместного действия этих двух факторов, ему было легко отрицать свои неприемлемые (и бессознательные) чувства (или «теневое «я», по терминологии Юнга) и проецировать их на внешнюю ситуацию. Коллективные затруднения ставились в вину врагу, и в качестве решения предлагалось военное вмешательство.

Война предоставляет возможность оставить психологические защиты, которые обычно держат под контролем опасные околородовые тенденции. Фрейдовское суперэго — психологическую силу, требующую сдержанного и культурного поведения — сменяет «военное суперэго»: теперь нам воздают похвалы за те поступки, которые в мирное время считались неприемлемыми или даже криминальными — убийство, беспорядочное разрушение и мародерство. С началом войны, разрушительным и саморазрушительным импульсам может быть предоставлена полная свобода. Околородовые элементы, с которыми мы обычно сталкиваемся на определенной стадии процесса внутреннего исследования и преображения (БПМ-II и БПМ-III), теперь проявляются в реальных ситуациях вне нас — в рукопашном бою на поле битвы, либо в виде телевизионных новостей. Различные безвыходные ситуации, садомазохистские оргии, сексуальное насилие, скотское и демоническое поведение, взрывное высвобождение энергии и скатология — которые мы обычно связываем с околородовыми образами — все это проигрывается во время войн и революций с чрезвычайной выразительностью и силой.

Отреагирование бессознательных побуждений — как индивидуально, в форме саморазрушительного поведения или межличностного конфликта, так и коллективно, через войны и революции — не приводит к преображению, как это было бы при полном осознании того же материала, поскольку здесь недостает инсайта и терапевтической интенции. Даже когда проявление насилия приводит к победе, цель бессознательной памяти о рождении — которая была движущей силой таких событий — все равно не достигается. Самая триумфальная внешняя победа не дает того, чего ожидало или на что надеялось бессознательное — внутреннего чувства эмоционального освобождения и духовного возрождения. Сразу после первоначального опьянения наступает трезвое пробуждение, за которым следует горькое разочарование. И обычно не нужно много времени, чтобы из руин появилась точная копия предыдущей системы угнетения, так как в индивидуальном и коллективном бессознательном людей продолжают действовать те же самые силы. Когда мы внимательно смотрим на историю, мы видим, как этот же цикл повторяется снова и снова, именуются ли эти события Французской революцией, большевистской революцией или Второй мировой войной.

В течение многих лет, когда в Чехословакии был марксистский режим, я проводил глубинную эмпирическую работу в Праге. За этот период я собрал большое количество интереснейшего материала, касающегося психологических движущих сил коммунизма. Моменты, связанные с коммунистической идеологией, обычно выходили на поверхность, когда мои клиенты боролись с околородовыми энергиями и эмоциями. Становилось очевидным, что страсть, которую чувствуют революционеры по отношению к своим угнетателям, получает мощное психологическое подкрепление от их бунта против внутренних тюрем своих околородовых переживаний. И наоборот, потребность властвовать над другими снова и снова выражалась как попытка преодолеть страх быть подавленным собственным бессознательным. Таким образом, смертельная схватка угнетателя с революционером оказывается внешним выражением борьбы в родовом канале. Это не означает, что там не было никаких внешних политических проблем, которые нужно было преодолевать; суть в том, что околородовые темы, ощущаемые с невероятной силой, диктовали пути восприятия и решения этих конфликтов.

Коммунистическое видение мира содержит в себе элементы психологической истины, которые делают его привлекательным для большого числа людей. Основное представление о том, что окончанию страданий и угнетения обязательно должен предшествовать опыт драматических событий революционного масштаба, и что этот переворот принесет большую гармонию, вполне правильно с точки зрения процесса психологической смерти-возрождения и внутреннего преображения. Однако, оно становится опасно ложным, когда его проецируют на внешний мир в качестве политической идеологии. Фундаментальное противоречие кроется в том факте, что содержание, которое, по существу, представляет собой архетипический паттерн духовной смерти и возрождения, облекается в форму атеистической и антидуховной программы.

Интересно отметить, что, хотя коммунистическая революция была крайне успешной в своей разрушительной фазе, обещанные ее победами братство и гармония так и не наступили. Напротив, новые порядки взрастили такие режимы, где правили угнетение, жестокость и несправедливость. И если приведенные выше наблюдения верны, то никакое внешнее вмешательство не имеет шансов создать лучший мир, если только оно не связано с глубоким преображением человеческого сознания.

Отзвуки и отражения ада

Околородовая динамика также способна помочь нам понять такие, в ином случае, непостижимые явления, как фашистские концлагеря. Голландский профессор Бастианс из Лейдена, имевший обширный опыт в лечении так называемого синдрома концентрационного лагеря — эмоциональных проблем, которые развиваются через несколько десятилетий после пребывания в концлагере, — указывал, что концлагеря, в конечном итоге, являются порождением человеческого ума. То, что материальному существованию подобного института должен был предшествовать его мысленный образ, предполагает, что в бессознательной части психики есть соответствующая область. Бастиан выразил эту мысль чрезвычайно лаконично: «До человека в концлагере был концлагерь в человеке»2. Я уже писал выше, что образы, связанные с фашистскими концлагерями, сталинскими лагерями и другими аналогичными темами, спонтанно проявляются в переживаниях людей, которые сталкиваются с околородовым уровнем бессознательного. Подробное изучение общих и конкретных условий фашистских концлагерей показывает, что они были реалистическим воплощением кошмарной атмосферы БПМ-II и БПМ-III.

Возьмем, к примеру, ограждения из колючей проволоки, заборы под высоким напряжением, сторожевые вышки с пулеметами, минные поля и своры обученных собак. Все это, безусловно, помогало создавать адский архетипический образ безвыходной ситуации, столь характерной для БПМ-II. Элементы насилия, зверства и садизма способствовали атмосфере безумия и ужаса, которая очень хорошо знакома людям, которые повторно переживали свое рождение. Сексуальные оскорбления женщин и мужчин, в том числе, изнасилования и садистские практики, существовали на индивидуальном уровне, а также в «борделях» — заведениях, обеспечивавших для офицеров «развлечение» и возможность дать выход самым жестоким бессознательным околородовым импульсам.

Одной из самых поразительных сторон практики концлагерей было нарушение основ гигиены и попустительство скатологии. Поскольку это резко контрастировало с присущей немцам чистоплотностью и подразумевало пренебрежение опасностью массовых эпидемий, становится ясно, что тут не обошлось без иррациональных сил бессознательного. Одной из любимых шуток нацистов было бросать миски заключенных в отхожее место и приказывать им доставать их оттуда. Порой они толкали людей в экскременты, когда те присаживались, чтобы облегчиться. В результате, многие заключенные действительно тонули в человеческих отбросах.

Дополнительными элементами этой кошмарной, адской атмосферы лагерей были удушение в газовых камерах и сжигание в печах крематория. Все это те темы, с которыми люди, находящиеся в необычных состояниях сознания, часто сталкиваются в своих внутренних переживаниях в контексте БПМ-III. В мирное время подобного рода жестокости совершались во время тюремных восстаний; по видимому, переполнение тюрем и оскорбления заключенных имеют тенденцию активизировать бессознательные околородовые элементы, что в конечном итоге выливается в жестокое восстание или бунт.

Кроме того, важные корни крупных общественно-политических переворотов можно обнаружить на надличностном уровне. К.Г. Юнг был убежден, что архетипы коллективного бессознательного не только влияют на поведение людей, но также управляют большими историческими движениями. С этой точки зрения, целые нации и культурные группы способны разыгрывать мифологические сюжеты. Например, в десятилетие, предшествовавшее началу Второй мировой войны, Юнг находил в снах своих немецких пациентов множество элементов из нордического мифа о Рангароке — гибели богов. Из этого он заключал, что в коллективной психике немецкой нации всплывает данный архетип. Он предсказал, что этот архетип приведет к огромной мировой катастрофе, которая, в конечном итоге, окажется саморазрушительной для немецкого народа. Во многих случаях, умелые лидеры специально используют архетипические образы, чтобы достичь своих политических целей. Так, Гитлер использовал мифологические мотивы превосходства нордической расы и тысячелетней империи, а также древние арийские символы свастики и орла. Аятолла Хомейни и Саддам Хуссейн разожгли воображение своих мусульманских последователей ссылками на джихад, то есть, священную войну против неверных.

И хотя в этой области нелегко предоставить окончательное доказательство, полное принятие во внимание околородового и надличностного уровней психики обещает новые захватывающие возможности для изучения и понимания человеческой истории и культуры. Вероятно, самые интригующие из новых догадок — это те, что относятся к текущему глобальному кризису. Нам всем дана сомнительная привилегия жить в эпоху, когда мировая драма достигает своей кульминации. Насилие, алчность и стяжательство, которые формировали человеческую историю на протяжении прошлых веков, достигли таких пропорций, что могли бы легко привести не только к полному истреблению человека как вида, но и к уничтожению всей жизни на нашей планете. Разнообразные дипломатические, политические, милитаристские, экономические и экологические усилия исправить существующее положение, по видимому, делают его только хуже, а не лучше.

Не возможно ли, что наши стремления к миру терпят крах потому, что ни один из существующих подходов не обращается к тому измерению, которое, судя по всему, находится в центре глобального кризиса, — к человеческой психике? В мире достаточно богатств, чтобы обеспечить хороший уровень жизни для каждого на планете. Точно так же, миллионам людей нет необходимости умирать от болезней, для лечения которых у нынешней медицины есть эффективные средства. Современная наука располагает необходимой информацией для того, чтобы разрабатывать чистые и возобновляемые источники энергии и препятствовать разрушению нашей физической окружающей среды. Главным препятствием, с которым сталкивается человеческий вид, оказывается текущий уровень эволюционного развития нашего сознания. Именно в этом заключена основная причина бессмысленного расхищения природных ресурсов, загрязнения воды, воздуха и почвы, а также позорного растрачивания невообразимых количеств денег и энергии в безумной гонке вооружений. Поэтому важно как можно лучше изучить психологические и духовные измерения затруднительного положения, в котором мы все оказались.

В нашем современном мире мы вывели наружу многие существенные элементы БПМ-III. Работая для достижения преображения на индивидуальном уровне, мы знаем, что должны встретиться и примириться с этими темами. Те же самые элементы, с которыми мы столкнулись бы в процессе психологической смерти-и-возрождения в своих визионерских переживаниях, сегодня появляются в виде историй в вечерних новостях. Мы видим высвобождение чудовищных импульсов агрессии в войнах и революционных переворотах во всем мире, в росте преступности, в терроризме и в расовых беспорядках. Сексуальные переживания и поведение принимают невиданные формы, проявляясь в виде сексуальной свободы для подростков, беспорядочных половых связей, свободных браков, равноправия гомосексуалистов, садомазохистских салонов, открыто эротических книг, пьес, фильмов и многого другого. Демонический элемент также становится все более заметным в современном мире. Растущий интерес к сатанинским культам и колдовству, увеличивающаяся популярность книг и фильмов ужасов с оккультными темами, а также сатанистские преступления подтверждают этот факт. Скатологическое измерение находит выражение в прогрессирующем промышленном загрязнении, накоплении отходов производства в глобальном масштабе и быстром ухудшении условий гигиены в больших городах.

Многие люди, с которыми мы работали, высказывали очень интересные прозрения в отношении этой ситуации. В течение последних нескольких лет сотни людей выражали убеждение, что человечество находится на распутье: его ожидает либо всеобщее уничтожение, либо беспрецедентный по масштабам эволюционный скачок в сознании. Кажется, что все мы вовлечены в процесс, имеющий очень много общего с психологическими смертью и возрождением, которые столь многие люди переживали индивидуально в необычных состояниях сознания. Если мы будем продолжать выводить наружу разрушительные тенденции, скрытые в глубинах нашего бессознательного, то, несомненно, уничтожим себя и всю жизнь на нашей планете. Однако если мы сумеем провести этот процесс внутри себя в достаточно массовом масштабе, не исключено, что он приведет к эволюционному прогрессу, который сможет продвинуть нас вперед по сравнению с нынешним состоянием на столько же, насколько мы сейчас опережаем приматов.

И сколь бы утопичным это не казалось на первый взгляд, такая позиция вполне может быть для нас единственным реальным шансом. На протяжении многих лет я наблюдал, как глубоко преображались люди, занятые серьезным и систематическим внутренним поиском. Одни из них практиковали медитацию и регулярно выполняли духовные упражнения. Другие переживали спонтанные эпизоды психодуховного кризиса или участвовали в различных формах эмпирической психотерапии и самоисследования. По мере того как их уровень агрессивности снижался, они становились более спокойными, лучше владели собой и проявляли большую терпимость к другим. Их способность радоваться жизни, особенно простым удовольствиям повседневного существования, значительно возросла.

Одними из наиболее частых последствий психодуховного преображения, которое сопровождает ответственную работу с необычными состояниями сознания, бывают глубокое почтение к жизни и экологическая сознательность. То же самое справедливо и для духовного пробуждения мистической природы, основанного на личном переживании. Я верю, что движение в направлении более полного осознания нашего бессознательного ума в огромной степени увеличит наши шансы на выживание в планетарном масштабе. Я надеюсь, что эта книга внесет свой вклад в достижение этой цели, предложив помощь и руководство тем, кто выберет этот путь или уже идет по нему.