Битва под водительством шальи

 

Эту ночь Кауравы провели в двух йоджанах от Курукшетры, на плоскогорье у подножия Гималаев, где не могли настигнуть их победоносные Пандавы. Когда войска их собрались в лагере и расположились на отдых, Крипа, старый и искушенный в битвах воин, окинув взглядом уцелевших после поражения ратников, израненных, утомленных и павших духом, обратился к Дурьодхане с такими словами: «О царь, нет для кшатриев пути лучшего, чем стезя сражений. Но скажи мне, о благородный витязь, что делать нам теперь, когда пали Бхишма и Дрона, и могучий Карна, и твои отважные братья? Войска твои разбиты и рассеяны Арджуной, как осенние тучи бурным ветром; как утлая ладья во власти морской бури, трепещет рать твоя перед непобедимым сыном Панду. Кто в нашем войске может теперь противостоять Арджуне? Смертельная опасность нависла над твоими воинами и над тобой. Подумай же о спасении своей жизни. Для того, чьи силы иссякли, спасение – в мире. И я думаю, о государь, что мир с Пандавами сейчас будет единственным благом для нас. Юдхиштхира справедлив и склонен к милосердию. Если ты отдашься под его покровительство, он позволит тебе остаться царем. Не ради себя говорю я тебе это, но потому, что вижу в примирении благо для всех». – «О Крипа, – молвил в ответ Дурьодхана, – в бою ты не щадил своей жизни и сделал ради нас все, что было в твоих силах. И я знаю, что слова твои – разумные слова друга. Но я не могу последовать твоему совету, о лучший из брахманов. Никогда не простят мне Пандавы и Кришна зла, которое я причинил им. И даже если они пощадят меня, как смогу я, властвующий над обширными странами, принять царство как милость из рук врагов? Как смогу я, стоявший превыше всех царей и блиставший, подобно солнцу, следовать за победоносным Юдхиштхирой в оковах рабства, влачить презренную жизнь, полную унижения? Нет, о витязь, не время сейчас для мира. Только битва будет для меня избавлением. Оставив на земле богатства, я войду в царство Индры, уготованное воинам, честно отдавшим жизнь в бою. Если я, причина гибели моих родных и друзей, помыслю о собственном спасении, всякий вправе будет порицать меня. Мне предстоит еще уплатить долг храбрецам, павшим за меня в битве».

И все кшатрии, слышавшие слова Дурьодханы, громкими криками выразили одобрение. Воспрянуло духом войско Кауравов, и витязи воззвали к Дурьодхане: «Завтра мы будем биться с врагом, о царь! Повели же, кому вести нас в бой на победу или на смерть!»

И по совету Ашваттхамана Дурьодхана объявил предводителем войска царя мадров. «Я согласен, о государь! – молвил Шалья. – Все, что я имею – мою жизнь, мое царство, мое богатство, – я отдаю тебе». И когда Дурьодхана, согласно обычаю, окропил голову Шальи освященной водою, воины окружили его с криками: «Победа тебе, о царь! Долгая жизнь, о царь! Да сокрушишь ты всех врагов!»

Когда ночь прошла, войско Кауравов поднялось для последнего боя. Вооружившись и построившись в отряды под предводительством храбрейших витязей, воины двинулись к Курукшетре. Крипа и Критаварман, Ашваттхаман и Шалья и другие цари, оставшиеся в живых, окружили Дурьодхану и поклялись дружно сражаться с врагом: «И да падет грех на голову того, кто станет сражаться в одиночку или покинет друга перед лицом смерти!»

И снова стали оба войска лицом к лицу на поле битвы. Во главе рати Кауравов стал Шалья со своими мадрами, левое крыло занял Критаварман с тригартами, справа стал Крипа со скифами и яванами. Дурьодхана следовал за Шальей в самой середине войска, охраняемый лучшими воинами Кауравов, а с тыла его прикрывал Ашваттхаман.

Пандавы обрушились на вражеское войско, разделившись на три отряда. Дхриштадьюмна и Шикхандин наступали на мадров, а Юдхиштхира со своими воинами устремился на одного Шалью, дабы сразить его без промедления. Арджуна выступил против Критавармана, Бхимасена – против Крипы. И тысячи воинов с обеих сторон сошлись на Курукшетре для последней битвы в утро восемнадцатого дня.

Полчища воинов, пеших и на колесницах, слонах и конях, с великим шумом столкнулись в битве. Одни воины падали с колесниц, сокрушенных слонами, другие бежали по полю, спасаясь от этих – разъяренных животных. Витязи на колесницах, искусные во владении оружием, истребляли отряды всадников и пеших воинов, наступавших под защитой слонов. Всадники, окружая колесницы, находящиеся на поле, разили витязей на них копьями и мечами. Многие лучники, посылая стрелы в воинов на колесницах, отправляли их в другой мир; многие сражались один на один, другие толпами окружали неприятельские колесницы. Слоны устремлялись на слонов, колесницы – на колесницы, и воины на них поражали друг друга копьями, дротиками и стрелами.

От поступи героев, грохота колесниц, клика воинов, рева слонов, от звука труб и грохота барабанов дрожала земля и откликалась эхом, как от раскатов грома.

Шалья стал на пути наступающих Пандавов, как скала, преграждающая путь бурным волнам. Как волны от утеса, отхлынули от него воины Пандавов, и Кауравы сплотились вокруг повелителя мадров, полные решимости сражаться не на жизнь, а на смерть. И страшная битва между отважными воинами, умножающая население царства Ямы, подобна была битве богов с асурами.

С боевым кличем, потрясая оружием, ринулись на вражеское войско воины Кауравов во главе с Дурьодханой. Как лебеди устремляются в воды озера, так ратники Дурьодханы врезались в ряды войска Пандавов. И начался жестокий бой между отважными витязями, с великой радостью наносящими и принимающими удары. «Бей, рази, хватай, руби, убивай!» – слышалось со всех сторон, и ни один из воинов в этой ужасающей битве не обращал спины к врагу.

Избрав среди наступающих на него врагов Чекитану, Дурьодхана поразил его копьем в грудь. Пронзенный тем оружием, упал Чекитана на своей колеснице, истекая кровью, и умер. Видя его гибель, Пандавы с яростью устремились на Кауравов.

Юдхиштхира тучею стрел осыпал Шалью. Сотнею стрел, украшенных павлиньими перьями, он поразил Чандрасену и Друмасену, храбрых витязей, охранявших колесницу Шальи с боков. Оба они пали мертвыми на глазах у царя мадров, и, разъяренный их гибелью, Шалья нанес сокрушительные удары Юдхиштхире и его воинам. Тогда пораженный стрелами Шальи повелитель Пандавов, теряя силы, повелел своему возничему вывести колесницу из боя.

Арджуна в это время вновь обрушился на Кауравов всей мощью своего неземного оружия. Но, пронзаемые тысячами острых стрел, воины Дурьодханы не обратились в бегство. Предводимые Ашваттхаманом, они окружили колесницу Арджуны со всех сторон, поражая его и Кришну дротиками и стрелами. И ливни стрел с обеих сторон стали густыми, как дожди, извергаемые грозными облаками в конце лета. Арджуна и Ашваттхаман схватились в яростном единоборстве, как два могучих быка, пронзающих друг друга острыми рогами, и долго ни один из них не мог одержать верх над другим. Арджуна, с силой напрягая тетиву на луке, сразил возничего и коней сына Дроны. Но, стоя на недвижимой колеснице, тот продолжал сражаться, и, схватив громадную палицу, утыканную острыми шипами, он метнул ее в Арджуну. Отраженная стрелами Арджуны, палица та упала на землю, сокрушая насмерть воинов, оказавшихся на ее пути.

В это время Суратха, могучий витязь войска панчалов, напал на Ашваттхамана с другой стороны. Нахмурив брови, обрушил гневный Ашваттхаман на Суратху копье, подобное роковому жезлу смерти. Пронзив сердце Панчала, копье глубоко вошло в землю, как перун Индры, низринутый с небес. Ашваттхаман же поспешно вскочил на колесницу Суратхи и продолжал бой с Арджуной.

Юдхиштхира между тем, оправившись от ран, вернулся на поле боя и вновь устремился на Шалью, и с ним Бхимасена и Сахадева и другие витязи Пандавов. Как охотник в лесу втыкает зажженные дротики в диких слонов, так царь мадров уязвлял наступающих врагов своими стрелами; как жрец устилает жертвенный алтарь пучками священной травы куша, так усеивал землю мертвыми телами могучий Шалья. Он разбил золоченые доспехи Юдхиштхиры и Бхимасены и ранил обоих витязей в грудь и плечи. Крипа пришел на помощь Шалье, и вдвоем они осыпали стрелами Юдхиштхиру, умертвив его возничего и коней. Но Бхимасена с Сахадевой в то же время поразили возничего и коней Шальи и сильно ранили его самого. Соскочив с колесницы, Шалья ринулся тогда на Юдхиштхиру, потрясая мечом и щитом. Сотнями стрел осыпали его Бхимасена и Сахадева, Сатьяки и другие витязи Пандавов, но, словно не замечая их, стремился Шалья к Юдхиштхире, как лев, стремящийся схватить оленя. Стрела Бхимасены разбила вдребезги щит царя мадров, украшенный тысячью звезд, а сам Юдхиштхира схватил копье, украшенное золотом и драгоценными камнями, и, прочтя заклинание, метнул изо всех сил в Шалью с возгласом: «Ты погиб, презренный!» Поразив властителя мадров в грудь, копье прошло сквозь его тело с такой легкостью, как будто это было не тело, а вода, и глубоко вонзилось в землю. Кровь хлынула изо рта, ушей, носа и глаз Шальи, и упал он на землю, раскинув руки и обратившись лицом к врагу. И, распростертый на земле, он, казалось, обнимал ее с любовью, как жену свою, уснув непробудным сном на ее груди.

Когда пал Шалья, войска Кауравов, лишившиеся вождя, дрогнули и обратились в бегство, как стадо оленей, лишившееся вожака, от свирепого льва. Дурьодхана, однако, взывая к своим воинам, собрал вокруг себя немногочисленную рать и продолжал стойко сражаться, отбиваясь от торжествующих победу врагов. Арджуна, Юдхиштхира, Сатьяки и другие витязи Пандавов всей мощью обрушились тогда на обороняющихся Кауравов. Но бежавшие войска Дурьодханы, видя доблесть своего царя, ободренные, повернули обратно с великим шумом, подобным реву океана во время прилива.

В этой битве отважный Шакуни, напав на Юдхиштхиру с кличем, заставившим трепетать сердца, убил его четырех лошадей; взяв Юдхиштхиру на свою колесницу, Сахадева увез его за пределы яростного боя. Улука отражал в это время натиск Накулы, Критаварман бился с Сатьяки, Дурьодхана – с Дхриштадьюмной, Крипа – с пятью сыновьями Драупади. Густое облако поднялось над сражающимися, окутывая их непроницаемой для вэора завесой. Пыль поднималась от копыт коней, от колес колесниц, от мчащихся по полю слонов и от ног пеших воинов и, разносимая ветром, покрывала пеленой все поле. И солнце померкло для бойцов. Но когда земля обильно оросилась кровью, осела пыль. И тогда снова стали видны сражающиеся воины, конные и пешие, и слоны, и колесницы.

Арджуна на колеснице, управляемой Кришной, ворвался в ряды врагов, как в густой лес; в том лесу бойцы на колесницах были деревьями, конные и пешие воины – лианами, луки и мечи – ветвями, копья – терновником. Как осенний дождь, обрушились стрелы Арджуны на Кауравов; как лесной пожар, истребляющий деревья и кусты, пробивался победоносный сын Панду сквозь вражеские рати, сея смерть на своем пути.

Дхриштадьюмна, израненный стрелами Дурьодханы, стойко сражался, посылая во врага тучи своих стрел. Он убил четырех коней Дурьодханы и обезглавил его возничего. Одолеваемый Дхриштадьюмной, сын Дхритараштры покинул свою колесницу и, оседлав коня, лишившегося всадника, умчался прочь от вражеских стрел и дротиков.

Тогда, не видя своего вождя на поле боя, пришли в смятение и стали отступать войска Кауравов. «Где Дурьодхана? Неужели он убит?» – вопрошал Ашваттхаман, но никто из воинов не мог дать ему ответа. «Сражайтесь, что вам до Дурьодханы! – раздавались крики. – Враги одолевают нас!» Меж тем полчища панчалов надвинулись со всех сторон, уже торжествуя победу.

Доблестный Ашваттхаман и следом за ним Крипа и Критаварман проложили тогда неотразимыми ударами стрел дорогу своим колесницам сквозь ряды врагов и в поисках Дурьодханы тоже покинули гущу боя.

Одиннадцать оставшихся в живых сыновей Дхритараштры, последние из ста – Дурьодхана был двенадцатым, – устремились тогда на Бхимасену, как охотники в лесу на дикого слона. Пылая гневом, обратился против них могучий сын Панду и первого пронзил смертоносной стрелой Шрутанту. Другой стрелой он поразил Джаятсену. Джайтра, Рави и Бхуривала, тщетно стремившиеся сразить Бхимасену, пали под ударами его стрел, как цветущие деревья киншука под топором дровосека. И один за другим полегли от руки Бхимасены все одиннадцать храбрых царевичей, а войска их обратились в бегство.

Дрогнули и бежали войска Дурьодханы, сокрушаемые Арджуной, Бхимасеной и Сахадевой. Напрасно пытался доблестный Сушарман остановить натиск Арджуны. Сотнею стрел разбил сын Панду его колесницу и последней стрелой, подобной роковому жезлу смерти, пронзил его сердце. После гибели Сушармана ужасающим стало избиение войска Кауравов, в смятении бегущего с поля битвы.

Шакуни ринулся на Сахадеву, а сын его, Улука, преградил дорогу Бхимасене. Тучи стрел с той и другой стороны затмили дневной свет, сталкиваясь в полете с устрашающим шумом. Сахадева разбил лук в руках Шакуни; тогда могучий царь Гандхары, приблизившись на своей колеснице, поразил длинным копьем сына Панду в голову. Оглушенный Сахадева опустился на дно колесницы, но тотчас на помощь ему пришел Бхимасена и, обрушившись всей силой своего оружия на Шакуни и его воинов, заставил их отступить.

Меж тем старший сын Дхритараштры, так и не повстречав Ашваттхамана, разыскивавшего его, вернулся на поле боя, чтобы узреть окончательное истребление своего войска. Верхом на коне он преградил дорогу воинам Шакуни, отступавшим в страхе перед неистовым Бхимасеной. «Стойте, трусы! – вскричал, обращаясь к ним, Дурьодхана. – Сражайтесь! Что пользы в бегстве? Витязь, не повернувший спины к врагу, обретает славу на земле и блаженство на небесах!» И он заставил остановиться пристыженных воинов и снова послал их в битву.

Шакуни между тем приходилось тяжко в единоборстве с Бхимасеной, чьи удары он едва успевал отбивать. Его воины, посланные в бой Дурьодханой, не могли прийти к нему на выручку – они не могли даже приблизиться к нему, поражаемые насмерть стрелами могучего Пандавы. Но тут Улука бросился на помощь своему отцу, и они вдвоем отразили натиск Бхимасены.

Бхимасена обратился против других противников, но тогда пришел в себя Сахадева и снова вступил в бой с воинами Гандхары. Он нанес им тяжелый урон: стрелою с широким, как лезвие ножа, концом он снес наконец голову Улуке, а Шакуни поразил острыми дротиками. Лишившись лука, Шакуни, потрясенный гибелью сына, метнул в Сахадеву свою тяжелую палицу, но тот отразил ее своими стрелами. Видя своего царя безоружным и побежденным, гандхарцы обратились в бегство, и Шакуни последовал за ними. Сахадева же бросился за ним в погоню на своей украшенной золотом колеснице и, поражая его многими стрелами, кричал: «Остановись и сражайся, презренный! Вспомни игру в кости, вспомни, как ты смеялся над нами! Теперь я убью тебя!» Уязвляемый стрелами Сахадевы, Шакуни повернул обратно и в ярости бросился на врага с копьем в руке, но тотчас Сахадева спустил с тетивы золоченую стрелу с широким и острым концом и той стрелою снес голову царю Гандхары. Упал на землю, обливаясь кровью, обезглавленный Шакуни, и воины его бежали в ужасе и смятении, преследуемые победоносным врагом.

Задрожала земля, ее горы и леса, и из недр ее послышались глухие раскаты. Камни упали с неба по обе стороны солнца, и сильный ветер задул со всех сторон, и из глаз слонов, содрогающихся словно в лихорадке, полились обильно слезы.

Собрав вокруг себя немногочисленных воинов, уцелевших еще от истребления, бился Дурьодхана из последних сил, окруженный врагами. Со всех сторон устремились Пандавы на маленький отряд, оставшийся от войска Кауравов. Осыпаемые стрелами отовсюду, гибли один за другим воины Кауравов, редели ряды сплотившихся вокруг Дурьодханы; и наконец, израненный и изнуренный страшным боем, кинул взгляд вокруг себя сын Дхритараштры и увидел кругом одних врагов, торжествующих победу. Одиннадцать акшаухини привел Дурьодхана на Курукшетру, а теперь стоял он один на поле битвы, лишенный сил и истекающий кровью. И Дурьодхана обратился в бегство.

От войска Пандавов осталось тогда две тысячи колесниц, семьсот слонов, пять тысяч всадников и десять тысяч пеших. Войско же Кауравов все полегло на поле битвы, и немногих еще сопротивлявшихся здесь и там воинов добивали Дхриштадьюмна, Арджуна и другие витязи победившего стана. Дурьодхана же бежал в наступающих сумерках, потеряв коня, без спутников, с одной палицей в руках. Он укрылся от врагов в камышах, на берегу озера Двайпаяна, в двух йоджанах к востоку от Курукшетры.

Когда солнце село, трое витязей на колесницах, иссеченных в бою, влекомых усталыми конями, достигли лагеря Кауравов, неся весть о поражении. То были Ашваттхаман, Крипа и Критаварман, последние уцелевшие из войска Дурьодханы. Громкие стенания огласили лагерь; жены погибших царевичей рыдали и рвали на себе волосы; удрученные горем, проливали слезы воины, остававшиеся в лагере для его охраны. Поспешно собравшись, отбыли в Хастинапур овдовевшие царевны со своими слугами и охраной, и трое витязей остались в опустевшем лагере одни.

Пандавы же, ликуя, вернулись в свой стан, после того как долго и тщетно разыскивали Дурьодхану по всему полю битвы, и разослали повсюду гонцов с вестью о своей победе.

 

ГИБЕЛЬ ДУРЬОДХАНЫ

 

Некие охотники видели, как прокрался измученный и истекающий кровью Дурьодхана в камыши у озера, и, отправившись в лагерь победителей, поведали о том Пандавам. Щедро наградив охотников, Пандавы в сопровождении многих воинов отправились к озеру Двайпаяна.

Придя туда, они увидели повелителя Кауравов, забравшегося в воду, чтобы спастись от врагов. «Зачем скрываешься ты в этом озере, спасая свою жизнь, – вскричал с усмешкой Юдхиштхира, – ты, причина гибели стольких отважных воинов, губитель своего рода! Где твоя гордость, о Дурьодхана? Напрасно, видно, прославляли люди твою доблесть, напрасно хвастал ты своей силой и отвагой. Выходи и сражайся с нами!» – «Не из страха за свою жизнь бежал я с поля битвы, – отвечал Дурьодхана. – Колесница моя была разбита, пали мои кони, и один я остался, потеряв в бою всех своих воинов. Не для спасения жизни, не из страха, но лишь для недолгого отдыха укрылся я здесь. Дайте мне отдохнуть и отдохните сами, а затем я выйду и сражусь с вами». – «Все мы отдохнули достаточно, – сказал Юдхиштхира. – Выходи сейчас на бой, и царство будет твоим, если тебе удастся одолеть нас». Дурьодхана сказал: «Братья мои, ради которых я боролся за власть, полегли в битве. Не нужно мне без них царства, хотя я и мог бы победить тебя, Юдхиштхира! Царствуй же ты над опустошенной страной, лишившейся храбрейших своих витязей, а я удалюсь в леса отшельником, одетым в оленьи шкуры, и окончу там свою жизнь». – «Ты бредишь там в воде, лишившись разума от горя! – отвечал, насмехаясь, Юдхиштхира. – Не надейся на мою жалость. Я не желаю принимать царство от тебя в дар теперь, когда ты не владеешь им больше. Я буду царствовать, только сразив тебя в бою. Жизнь твоя в моих руках. Выходи и сражайся, о Дурьодхана!»

Тяжело вздыхая, отвечал Дурьодхана: «Один, израненный, усталый и безоружный, я не могу сражаться со всеми вами сразу. В битве я противостоял вам без страха. Но теперь будьте справедливы и великодушны. Я буду биться с вами, но с каждым один на один! И я отплачу вам за своих павших братьев и друзей». – «Хвала тебе, о Дурьодхана, – отвечал ему Юдхиштхира, – теперь ты говоришь как кшатрий. Выбирай оружие, сразись один на один с любым из нас, и я обещаю тебе; если ты одержишь победу, ты снова будешь царем!» – «Если ты даруешь мне эту милость, храбрый Юдхиштхира, – сказал Дурьодхана, – я выбираю палицу. И пусть тот из вас, кто считает себя достойным противником мне, выступит против меня пеший с одной палицей, и мы сразимся равным оружием». И, с шумом рассекая волны, Дурьодхана вышел на берег озера, размахивая над головой своей тяжелой железной палицей, и стал там, покрытый кровью и водой, подобный Шиве, Разрушителю Вселенной.

«Во владении палицей Дурьодхана не знает себе равных, – тихо молвил Юдхиштхире Кришна. – Поспешным, о царь, было твое согласие. Только Бхимасена, пожалуй, может с ним сейчас сразиться. Уступая Дурьодхане в искусстве владения оружием, он превосходит его силой. Но преимущество на стороне сына Дхритараштры. Как мог ты дать ему такое обещание? Неуместно твое сострадание к врагу!» – «Не тревожься, о Кришна, – возразил Бхимасена. – Как ни трудно мне будет, я наверняка убью Дурьодхану, и вы будете свидетелями моей победы».

И, выступив вперед, Бхимасена громко вскричал, обращаясь к Юдхиштхире: «Ныне я вырву шип, терзающий твое сердце! Ныне лишится Дурьодхана и царства и жизни. Пали Бхишма, Дрона, Карна и сотни могучих и отважных витязей, а он еще жив! Когда я уложу его своей палицей, ты вздохнешь спокойно, и счастливым будет твое царствование, о Юдхиштхира!» – «Не трать слов, сын Панду, – сказал в ответ Дурьодхана. – Не мечи бесполезные громы, как осенняя туча, не отягощенная дождем. Сражайся и покажи теперь свою силу в этом бою».

И когда он промолвил эти слова, Пандавы и все воины, собравшиеся там и обступившие со всех сторон место, где предстояло биться Бхимасене и Дурьодхане, рукоплесканиями воздали хвалу отважному сыну Дхритараштры. Бхимасена, взяв свою палицу, выступил против него. Но прежде чем начался бой, раздались ряды жадных до зрелища воинов и вышел вперед великан в синем одеянии, светловолосый, увенчанный полевыми цветами; тяжелый плуг был в одной его руке, в другой он держал знамя с изображением пальмы. Узнав Баладеву, могучего брата Кришны, Пандавы почтительно приветствовали его. И Бхимасена и Дурьодхана – оба склонились перед ним в поклоне.

«Сорок два дня провел я в скитаниях, – молвил Баладева. – Ныне я вернулся с берегов священной Сарасвати и узрел поле, покрытое мертвыми телами. Я хочу видеть этот последний бой, между славными потомками Бхараты». Юдхиштхира обнял его и сказал: «Смотри же на этот ужасный бой, о Плугоносец!» И Баладева сел между зрителями, блистающий, как месяц среди звезд.

Встали друг против друга с поднятыми палицами Бхимасена, сверкающий золотыми доспехами, и Дурьодхана, мечущий яростные взгляды на врага, оба подобные гордым лесным слонам, готовым драться из‑за слонихи. Ободряемые криками и рукоплесканиями обступивших место схватки воинов, оба витязя стали сходиться, как два свирепых тигра, готовые броситься друг на друга. С криком устремился Бхимасена на Дурьодхану, палицы их ошиблись в воздухе со стуком, подобным громовому удару, и начался ужасный бой, от коего дыбом вставали волосы, бой, напоминающий единоборство Индры с демоном Прахладой в былые времена. Оба покрытые кровью, они подобны были двум деревьям киншука, расцветшим красными цветами; искры летели от их палиц, сталкивающихся с громовым стуком и похожих на перун Индры и жезл Ямы.

Бхимасена, вращая над головой палицей, с шумом рассекающей воздух, кружил вокруг своего противника, то приближаясь, то отступая. С небывалым проворством он наносил и отражал удары, бросался на врага, отскакивал то вправо, то влево, останавливался недвижно или, срываясь с места в тот же миг, когда враг бросался на него, уклонялся от ударов, отступал, пригибаясь к земле или высоко подпрыгивая ввысь. То же делал и Дурьодхана, и, казалось, оба они затеяли игру друг с другом. Дурьодхана описывал круги, обращая лицо вправо, Бхимасена – влево. В то время как они кружили один против другого, Дурьодхана внезапно нанес сыну Панду сокрушительный удар в голову. Но не дрогнул Бхимасена под тем страшным ударом, к великому удивлению всех, видевших поединок, и сам обрушил на врага свою тяжелую палицу, украшенную золотом. Дурьодхана, однако, отразил этот удар. И вторично поразил сын Дхритараштры Бхимасену, ударив его со всей силой в грудь. На этот раз покачнулся витязь, оглушенный на время, но, тотчас придя в себя, ринулся яростно на противника, как лев на лесного слона. Вращая палицей, он нанес Дурьодхане сильнейший удар в бок, и тот упал на колени, но тут же вскочил, исполненный гнева, устремив на противника испепеляющий взор. И он нанес удар приблизившемуся Бхимасене, удар, раздробивший доспехи героя и сбивший его с ног. И, видя Бхимасену, распростертого на земле, Дурьодхана испустил торжествующий крик, а среди Пандавов послышались возгласы ужаса и горя. С трудом, напрягая все силы, поднялся Бхимасена на ноги, утирая кровь, струящуюся у него по лицу.

«Если оба они будут сражаться честно, Бхимасене никогда не одолеть сына Дхритараштры, – сказал тогда Кришна Арджуне. – Только обманом может он победить. Но ведь и боги обманом победили асуров. Великой опасности подверг нас царь Юдхиштхира своим великодушием! Напомни Бхимасене о его обете, Арджуна! Пусть обманом он победит Дурьодхану». И Арджуна подал Бхимасене знак, ударив себя рукой по бедру. Понял тот знак могучий сын Панду: вспомнил он о своем обете – сокрушить бедра Дурьодханы, – данном в день игры в кости. И когда после краткого отдыха оба витязя снова сошлись для боя, Бхимасена, кружа возле врага, сделал вид, что подставляет голову под удар. Когда же Дурьодхана приблизился, Бхимасена, опередив его, внезапно нанес удар первым. Но мгновенно отразил его Дурьодхана и поразил Бхимасену палицей в голову. Оглушенный страшным ударом, истекающий кровью, Бхимасена застыл на месте, с трудом удержавшись на ногах. Но Дурьодхана промедлил с последним ударом, опасаясь хитрости, и, придя в себя, Бхимасена ринулся на него, размахивая палицей. Дурьодхана хотел уклониться от удара, но не ожидал он, что враг нанесет ему удар ниже пояса, запрещенный правилами честного боя. И палица Бхимасены сокрушила оба бедра Дурьодханы. И упал на землю сын Дхритараштры.

Гром загремел в вышине, и земля содрогнулась. Страшный вопль, испускаемый неведомыми существами, прозвучал по всей земле, подняли крик тысячи птиц и зверей в лесах, заревели слоны в войске Пандавов, и громко заржали кони. Страшные призраки, безголовые и окровавленные, появились над землей. И трепет охватил воинов Юдхиштхиры.

Бхимасена же, приблизившись к поверженному врагу, сказал: «О презренный, ты издевался над нами и над Драупади в царском собрании. Вкушай же теперь плод своих деяний!» И, смеясь, он ударил ногою голову Дурьодханы. Многие воины, видя Бхимасену, поставившего ногу на голову побежденного, мысленно порицали его. Юдхиштхира сказал: «Честным или нечестным путем, но ты исполнил свой обет. Не попирай же его голову ногою. Вспомни, что Дурьодхана – царь. Он – твой родич. Он пал в бою, все потеряв – братьев, друзей и царство. Люди называют тебя справедливым, о Бхимасена, зачем же ты оскорбляешь царя столь недостойно?» И, приблизившись к Дурьодхане, Юдхиштхира молвил голосом, прерываемым слезами: «Не гневайся на нас, о государь. Нет сомнения, ты несешь кару за свои прошлые грехи. Нет сомнения, суждено было, чтобы мы стали врагами. Я думаю, все это – деяние всемогущей судьбы!»

Но тогда поднялся со своего места могучий Баладева, наблюдавший тот бой, и, подняв руки к небу, возгласил позор Бхимасене. «Никогда еще не видано было в бою на палицах подлого этого удара, какой ныне нанес Волчебрюхий, презревший правила честного поединка!» – вскричал он. И, воздев над головою свой огромный плуг, сын Рохини, пылающий гневом, устремился на Бхимасену, намереваясь тут же покарать его за нарушение воинских правил, – казалось, то сдвинулась с места гора Кайласа, вздымающая к небу свои сверкающие вершины. Но миротворец Кришна поспешил за братом и обхватил его сзади за пояс руками. «Остановись! – восклицал он. – Ведь Пандавы – наши друзья и родичи, дети сестры нашего отца! Великие бедствия претерпели они из‑за своих врагов. Бхимасена же дал обет в собрании царей сокрушить палицей бедра Дурьодханы. Он не мог не исполнить своего обета! Нет за ним вины. Потому не гневайся, о Плугоносец! Возрастет могущество родичей наших – возрастет и наше могущество». Так вкрадчиво молвил Кришна, и гнев Баладевы остыл. Он опустил свой плуг и сказал в присутствии собравшихся воинов: «Что бы ни говорил ты, о Кришна, сын Дхритараштры сражался бесстрашно и отдал жизнь свою, не дрогнув, в бою. Вечно прославлен будет Дурьодхана как доблестный воитель, Бхимасена же отныне прослывет в мире бесчестным бойцом». С этими словами сын Рохини взошел на колесницу и направил бег ее в Двараку. А Пандавы и панчалы потупили головы, смущенные его речами.

Кришна же молвил с упреком Юдхиштхире: «Зачем позволил ты брату своему попрать ногою голову побежденного?» – «Велики злодеяния Дурьодханы, – возразил старший сын Панду. – Много обид нанес он нам, и сердце Бхимасены исполнено было горечи. Не суди его строго». – «Истину сказал ты, Юдхиштхира», – согласился Кришна. А Бхимасена с радостным сердцем, гордый своей победой, обернулся к старшему брату и сказал: «Ныне земля стала твоей, о царь, и сметены все твои враги. Царствуй же счастливо и безмятежно!»

И воины Пандавов, ликуя, приветствовали слова Бхимасены громкими кликами. Одни потрясали луками, натягивая тетиву, другие дули в трубы и били в барабаны; одни прыгали от радости, другие громко смеялись. И многие говорили Бхимасене: «Хвала тебе, витязь, сокрушивший столь могучего врага! Так Индра сокрушил демона Вритру. Кто, кроме тебя, мог совершить этот подвиг? Слава твоя разнесется по всей земле, и певцы воспоют твои деяния!» Тогда Кришна сказал им: «Не терзайте поверженного врага жестокими речами, он уже все равно что мертв, этот бесстыдный и алчный грешник, презревший советы мудрых друзей, и он достоин жалости. Взойдем же на наши колесницы и покинем это место».

Тогда, исполнившись ярости, Дурьодхана попытался подняться. Опираясь руками о землю, он сел, преодолевая жестокую боль, и устремил на Кришну гневный взор. «О сын раба, – сказал Дурьодхана, – у тебя нет стыда. Или ты забыл, что я сражен бесчестно, ударом, запрещенным правилами боя. Я знаю, Бхимасена сделал это по твоему совету; думаешь, я не видел, как Арджуна подал ему знак? Сколько наших витязей убили вы бесчестно, – и все это по твоим советам! Нет, не я, а вы достойны великой жалости! Я правил всей землею, попирая головы моих врагов. Кто более счастлив, чем я? Я честно встретил смерть в бою. Кто более счастлив, чем я? Я иду на небо вслед за своими братьями. Кто же более счастлив, чем я?»

И когда он кончил говорить, с неба на голову его упал дождь цветов и послышались голоса апсар, поющих славу Дурьодхане. Понурили тогда головы Пандавы и Кришна и удалились, оставив умирающего сына Дхритараштры одного в его последний час.

Они отправились к лагерю Кауравов и нашли его пустым. Забрав богатую добычу – золото, жемчуг, драгоценности, – Пандавы отправили ее в свой лагерь вместе со всем войском. Сами же, одолеваемые усталостью, расположились на ночлег у речки Огхавати. С ними остался один Сатьяки, а Кришну Юдхиштхира послал в Хастинапур с вестями: «Утешь несчастную царицу, потерявшую всех своих сыновей».

Между тем, услышав о поражении Дурьодханы, трое витязей – Ашваттхаман, Крипа и Критавармай – поспешили к нему на своих быстрых колесницах. Они нашли отважного сына Дхритараштры, плавающего в крови, подобного могучему дереву шала, поваленному бурей. Многие шакалы и прочие ночные животные ужасного и отвратительного вида толпились вокруг него, как льстивые царедворцы, жаждущие подачек, вокруг трона.

Сойдя с колесниц, витязи приблизились к Дурьодхане, пораженные горем. С глазами, полными слез, сказал Ашваттхаман, тяжело вздыхая: «Поистине, нет ничего постоянного в мире людей, если я вижу тебя, о государь, распростертого на голой земле и покрытого пылью. Ты правил всей землей, а теперь, покинутый всеми, лежишь здесь, в этой дикой глуши. Поистине, трудно познать пути всемогущего Ямы». Дурьодхана же отвечал плачущему Ашваттхаману и его спутникам: «Смерть приходит ко всем живым существам. Благо мне – какие беды ни одолевали бы меня, я никогда не бежал от смерти в битве! Меня сразили, обманув, коварные враги – благо мне! Благо мне – я вижу вас троих, избежавших гибели в бою! Не печальтесь же обо мне! Если истинно священное писание – я обрету вечное царство на небесах».

Одолеваемый горем и гневом, сын Дроны обратился тогда к царю, сжимая руки, голосом, хриплым от слез: «Тебя убили бесчестно, подло обманув. Слушай же меня, о Дурьодхана. Клянусь самою истиной, клянусь верой и благочестием, сегодня же я отправлю в обитель Ямы всех панчалов на глазах у Кришны! Клянусь тебе, о царь!»

И трое витязей покинули берег озера, томимые печалью и тревогой.

 

ИЗБИЕНИЕ СПЯЩИХ

 

Ашваттхаман, Крипа и Критаварман направились к югу; вблизи лагеря Кауравов, заслышав шум и голоса победоносных врагов, они свернули в сторону и, опасаясь преследования, вступили в обширный густой лес. Прежде чем наступила темнота, они, пробираясь по лесу, увидели огромный баньян с тысячью ветвей, самое большое из всех деревьев в лесу. Мучимые усталостью и ранами, полученными в сражении, витязи распрягли коней и, сотворив вечернюю молитву, расположились на отдых под сенью того баньяна.

Наступила ночь, и тысячи звезд зажглись на темном небе. Зловещие крики и вой ночных животных, бродящих во тьме, послышались отовсюду. Распростершись на голой земле, утомленные Крипа и Критаварман, витязи, достойные лучшего ложа, вскоре погрузились в сон. Но Ашваттхаман, терзаемый горем и жаждой мести, не мог заснуть. Сидя под деревом, он озирал окрестный лес и увидел, что ветви баньяна, под которым они расположились, усеяны тысячами ворон, угнездившихся здесь для ночного отдыха. Сидя рядом на ветвях, птицы спали. Тогда Ашваттхаман увидел огромную сову устрашающего вида с зелеными глазами и темным телом, с большим клювом и длинными острыми когтями. Бесшумно подлетев к баньяну, сова опустилась на его ветви и стала убивать спящих ворон одну за другой, отрывая им головы и крылья и разрывая их тела своими острыми когтями. Земля под баньяном покрылась мертвыми птицами.

Наблюдая за совой, глубоко задумался Ашваттхаман. «Сова дает мне урок ведения войны, – сказал он себе. – Пришел час исполнить твою клятву, Ашваттхаман. Пусть порицает меня, кто хочет. Благородные Пандавы на каждом шагу совершают бесчестные и отвратительные деяния. Люди же одобряют те поступки, которые ведут к успеху». И, приняв ужасное решение, сын Дроны разбудил Крипу и Критавармана и поведал им о том, что замыслил.

«Дурьодхана, отважный витязь, убит предательски на глазах глумящихся врагов, и Бхимасена попирал ногою его голову, – сказал Ашваттхаман. – Мы слышали сегодня их торжествующие клики. Но, прежде чем наступит утро, я отомщу, перебив их всех, пока они спят в своих шатрах».

В ужаве отшатнулись Крипа и Критаварман от Ашваттхамана, слыша эти слова. После недолгого молчания Крипа сказал: «Похвально твое стремление отомстить, сын Дроны. Я знаю, что бесполезно отговаривать тебя. Мы оба поможем тебе, но только утром, при свете дня. Завтра мы втроем нападем на врага, о славный витязь! А теперь усни, чтобы сразиться с врагом со свежими силами завтра». – «Как могу я спать сейчас, – возразил Ашваттхаман, – когда гнев и горе переполняют мое сердце? Как могу я спать, когда не отомщены мой отец и Дурьодхана и другие отважные воины, павшие в битве, когда жив Дхриштадьюмна, и я не убил его в сражении? Только истребив моих врагов во время их сна, я усну спокойно». – «О сын мой, прошу тебя, не совершай того, в чем придется раскаиваться потом! – воскликнул Крипа. – Панчалы спят сейчас, доверившись ночи, сняв доспехи и оружие. Тот, кто осмелится поднять руку на беззащитного, отдавшегося во власть сна, сойдет в бездонный и бесконечный ад, и не будет для него надежды на спасение». – «О брат моей матери, все, что говоришь ты, верно, – отвечал Ашваттхаман. – Но я поклялся отомстить и не найду покоя, пока не исполню клятву. Пандавы давно уже разбили мост справедливости и чести на тысячу обломков. Вспомни, как погиб мой отец, как погибли Бхишма, Карна, Бхуришравас, как погиб Дурьодхана. Стоны благородного царя, распростертого на земле с раздробленными бедрами, разрывают мое сердце! Нет человека на земле, который заставил бы меня отказаться от моего решения!»