Сравнение этических идей киников и киренаиков

Структурное сходство кинической и киренейской эстетики

Нетрудно заметить, что в своем логическом развитии обе эти эстетические системы весьма похожи одна на другую. Единственное их коренное различие заключается только в их исходных пунктах, то есть как раз в этом самом принципе, о неразвитой напряженности которого идет речь. Киники исходили из примата общежизненного процесса, то есть из чего-то так или иначе объективного; киренаики же исходили исключительно только из субъективного состояния человека, именно из удовольствия. Продумывая эти свои исходные принципы, обе школы проходили приблизительно одинаковые этапы логического развития.

То, что мы называли первым шагом в построении кинической эстетики, примат жизненного процесса, является у киренаиков тоже первым шагом, но с уточнением жизненного процесса, каковым считается субъективное удовольствие.

Второй шаг у киников по неумолимой логике мышления, а вернее, самой жизни, переходил уже в область мысли, в область идей или разума; но этот разум по необходимости оказывался у них пустым и бессодержательным ввиду того, что все его качественное содержание, на которое он был бы способен, уже было приписано только жизненному процессу и на долю разума оставался только жалкий сингуляризм – признание только единичностей и запрет делать какие бы то ни было обобщения. Как мы видели, это приводило попросту к агностицизму и к оправданию всего существующего в качестве истинно существующего – к запрету различать истину и ложь. Ровно то же самое произошло и у киренаиков. Захлебываясь в стихии удовольствий, они на первых порах еще не чувствовали ни малейшей потребности как-нибудь рассуждать и делать какие-нибудь обобщенные выводы. Что из этого вытекал агностицизм, тексты это уже показали нам выше. Но могло ли это продолжаться долго? Чудовищная односторонность, из которой исходили обе школы, слишком скоро обнаружила свою полную ненадежность и свою полную неспособность стать принципом какой-нибудь философии или какой-нибудь эстетики. Обеим школам пришлось сделать еще третий и притом весьма мучительный шаг. Именно, очень скоро оказалось, что человеческая жизнь вовсе не такова, чтобы по-кинически слепо ей следовать или чтобы по-киренейски все время получать от нее только одни удовольствия. Скоро пришлось убедиться, что исключение всего идеального или хотя бы идейно глубокого обессмысливает и весь процесс жизни и доставляемые им удовольствия. Пришлось отталкивать эту жизнь и эти удовольствия, убегать от них, чуть ли не проклинать их и обязательно искать каких-то других выходов для полноценного человеческого существования. Но куда деваться, если для них ровно ничего не существует, кроме одних удовольствий? Пришлось придумывать разного рода лазейки, чтобы как-нибудь уйти от этой эстетики безобразного, с которой начали киники, и от этой эстетики сплошных удовольствий, с которых начали киренаики. Но у киников их исходный принцип, как бы он ни был ничтожен с философской точки зрения, как-никак все же говорил о жизни, о реальности существования, о необходимости что-то делать и к чему-то стремиться.

Поэтому киники в своем четвертом логическом приеме стали искать каких-то внутренних и внешних выходов, пусть фиктивных, но зато все-таки не обывательски-жизненных. Во внутренней жизни человека была для них автаркия мудреца, которая, может быть, где-нибудь, когда-нибудь и была возможна, но только не в те бурные и беспокойные времена, когда совершалось восхождение от маленького и уютного полиса к огромным многонациональным империям, возникавшим в результате дорогостоящих, мучительных и потрясающих завоеваний. Эта автаркия, если ее брать в том абсолютном смысле, как это мыслили киники, была чистейшей фикцией и могла достигаться только в ничтожной мере. Другой такой фикцией у киников оказалась эстетика идеализированного первобытного общества, которая была еще более фиктивна, чем прославленная автаркия. То и другое просто было символом тупика, безысходности и невозможности найти для себя нормальное место под солнцем.

Такой же четвертый шаг придумали и киренаики, тоже достаточно вкусившие прелестей тогдашнего восходящего эллинизма, тоже выбитые из культурной колеи демократические интеллигенты, тоже не нашедшие для себя никакого полноценного выхода. Но если киники как-никак все же исходили из реальной человеческой жизни, хотя и достаточно бессмысленной и слепой, то у киренаиков не было для их философии даже и такого ничтожного принципа. Если есть внешняя жизнь, то еще можно уйти в свои субъективные переживания или в какую-нибудь фантастику жизни. Но если нет даже и этой обедненной и бессмысленной жизни, а есть только субъективные переживания и притом неизвестно чего (так как все объективное объявлено здесь непознаваемым), то что же остается иное в случае исчезновения самого источника удовольствий, кроме как только смерть? Как автаркия и недостижимое первобытное общество с непреложной необходимостью логически вытекали у киников из их основного принципа, так у киренаиков из их дискредитированного для них же самих исходного принципа удовольствия вытекала другая фикция – самоубийство. Самовлюбленная автаркия, идеализированное первобытное общество и самоубийство – это было одно и то же, одной и той же невыполнимой фикцией или выполнимой в ничтожных размерах, отнюдь не в тех размерах, которые могли бы противостоять могущественному наступлению новой, никогда не бывалой в

Допустим, кто-то достигал автаркии или кто-то прибегал к самоубийству, все это было ничтожно перед могуществом империй, выросших на фантастических для грека периода классики размерах рабовладения, землевладения, мировых завоеваний и культа императоров. Киники и киренаики – деклассированная и задушенная интеллигенция, которой было, собственно говоря, даже и не до эстетики. А та эстетика, которую они признавали, эстетика автаркии мудреца, идеализированного первобытного общества и самоубийства, была не только упадочной эстетикой, но и эстетикой трагически погибавшего полиса периода греческой классики. Был, правда, выход сделать автаркию полноценным принципом эстетики – это разработка его на фоне и в зависимости от объективистски понимаемой космологии. Но для этого нужно было вернуться от софистически-сократовского антропологизма и ранней классики и дать синтез этой космологии ранней классики с антропологизмом средней классики. Но у киников и киренаиков было отбито чувство реальности, а следовательно, и космоса. Поэтому стоики и эпикурейцы, базировавшие свою философию на космологии, могли дать свою полноценную эстетику автаркии, а киники и киренаики не могли этого сделать. Поэтому Демокрит, Эпикур и Лукреций – материалисты (конечно, в античном смысле этого слова); киники же и киренаики – агностики и субъективные идеалисты.

Этические идеи стоиков

Основатель стоицизма в философии — Зенон из Кития на Кипре (ок. 333 — 262 гг. до н. э.). Круг почитателей его философии собирался около расписанного Полигнотом портика, стои, отсюда название школы — стоицизм. Преемником Зенона был Клеанф (ок. 330 — 232 гг. до н. э.) — бывший кулачный боец. Его преемник — Хризипп (ок. 281/277 — 208/205 гг. до н. э.) — бывший атлет, бегун. Труды ранних стоиков до нас дошли фрагментарно.

Зенон и Хризипп делили философию на физику, этику и логику. Клеанф выделял в философии диалектику, риторику, этику, политику, физику, теологию. Зенон и Хризипп ставили на передний план в философии логику.

Логика стоиками понималась как исследование внутренней и внешней речи. При этом она делилась на две части: учение о рассуждении в виде непрерывной речи и учение о движении речи в форме вопросов и ответов. Первое учение у стоиков — это риторика, а второе — диалектика. Помимо этого, в логике рассматривалось учение об обозначаемом, т. е. о понятиях, суждениях и умозаключениях и учение об обозначающем, т. е. о словах и знаках. Первое составляет логику в ее современном понимании, а второе обозначалось стоиками как грамматика.

В качестве принципов правильного мышления стоики принимали законы непротиворечивости, тождества, достаточного основания и исключенного третьего.

Стоики развивали аристотелевское учение о силлогистике (теория логического вывода, исследующая умозаключения, состоящие из т. н. категорических высказываний) и суждении.

В теории познания представители раннего стоицизма исходили из признания познаваемости мира. Источник познания они видели в ощущениях и восприятиях. На этой основе, по их мнению, формируются представления. Стоики полагали, что врожденных идей не существует. В решении проблемы общего и единичного познания они придерживались того мнения, что реально существуют лишь единичные вещи, общие они считали субъективным понятием. Стоики различали естественные и искусственные понятия. Первые, по их представлениям, формируются стихийно, а вторые образуются на основе диалектики.

Стоики уделили внимание учению о категориях, которые считали субъективными. Они выделили всего четыре категории: субстанция, качество, состояние и отношение. Субстанция или сущность у стоиков — первоматерия, т. е. из чего все возникает. Из первоматерии образуются вещи, обладающие качествами. Качество, согласно стоикам, обозначает постоянные свойства. Переходные свойства обозначаются категорией “состояние”. Вещи находятся в отношениях друг к другу, отсюда — категория “отношение”.

В физике стоики принимали основу за основу всего сущего, имеющего четыре начала: огонь, воздух, воду и землю. Особое значение они придавали пневме, т. е. смеси огня и воздуха. Огонь они вслед за Гераклитом рассматривали как первоначало всего, что есть в мире.

По мнению стоиков, мир — единое целое. Эта целостность базируется на всеобщей согласованности и необходимо обусловленной взаимосвязи. Мир, по представлениям Хризиппа, сферичен и расположен в бесконечной пустоте, которая бестелесна.

Стоики считали, что все в природе находится в движении. Причем, по их мнению, существует 3 вида движения: изменение, пространственное перемещение и напряжение. Напряжение рассматривается как состояние пневмы. В зависимости от состояния пневмы в телах выделяются четыре царства природы: неорганическое, флора, фауна и мир людей. Пневма понимается не только как физическое, но и как духовное начало. Наивысшее напряжение пневмы как духовного начала характерно для мудрецов. Но пневма — это нечто божественное у стоиков, она у них выступает в роли разума, логоса космоса. Разум же бога, по их мнению, — чистый огонь. Бог у стоиков — высшая разумная сила, которая всем управляет и всему придает целесообразность. В мире, по мнению стоиков, царит жесткая необходимость. Ее проявление подчинено воле бога.

В центре этических рассуждений стоиков не понятие счастья, а понятие долга. Стоики, разрабатывая свою оригинальную этику, видели долг в стремлении к нравственному совершенству, которое достигается, когда человек живет в соответствии с природой и подчиняется судьбе. Человек, полагали стоики, не может сделать этот мир совершенным, но он может устроить совершенный мир в самом себе, приобрести гордое достоинство, и следовать высоким требованиям морали. Стремление к совершенству лежит на путях познания мира и упражнения в добродетельном поведении. Внутренняя свобода достигается путем познания необходимости следовать требованиям непререкаемого долга.

Стоики считали, что путь к блаженству в беспристрастии. Они уделили пристальное внимание анализу страстей, требуя их подчинения разуму. Страсти делились при этом на четыре вида: печаль, страх, вожделение и удовольствие.

Печаль, согласно стоикам, многообразна. Она может вызываться состраданием, завистью, ревностью, недоброжелательством, беспокойством, горем и т. д. Страх стоики рассматривали как предчувствие зла. Вожделение они понимали как неразумное стремление души. Удовольствие воспринималось стоиками как неразумное пользование желаниями. Стоики сторонились удовольствий. Для них идеалом являлся бесстрастный человек, аскет.

Страсти, по мнению стоиков, — источник зла, которые могут выступать в виде неразумия, трусости, неумеренности и несправедливости.

Стоик стремится возвыситься над страстями. Это достигается пониманием сути добра и зла, между которыми, как они считали, лежит обширное поле нравственно безразличного.

Стоики учили умеренности, терпению, мужественному перенесению ударов судьбы. Они провозглашали: будь человеком и в бедности, и в богатстве, сохраняй свое достоинство и честь, чего бы это тебе не стоило, если судьба предназначила тебе бедность, нездоровье, бесприютность, переноси их без стенаний, если ты богат, красив, умен, будь умерен в пользовании этими благами, помни, что завтра ты можешь оказаться нищим, больным, гонимым.

Наиболее крупными представителями среднего стоицизма являются Панеций (около 185 — 110/109 гг. до н. э.) и Посидоний (135 — 51 гг. до н. э.). Они смягчили ригоризм первоначального стоицизма.

Известно, что Панетий отверг идею о жесткой определенности событий и явлений в мире, которого придерживались ранние стоики. Он настаивал на разделении тела и души человека, в то время как его философские предшественники рассматривали их достаточно слитными.

В области этики Панетий снизил идеал самодостаточности добродетели и включил в число предпочтительного хорошее здоровье и материальное благополучие.

Панетий и Посидоний стремились приспособить идеи стоицизма к запросам деятельных и воинствующих римлян. В трудах этих мыслителей, дошедших до нашего времени лишь в виде фрагментов, включенных в произведения авторов более позднего времени, нашла место пропаганда философских идей не только их предшественников ранних стоиков, но и идей свойственных другим направлениям философской мысли.

Представители стоицизма

Представителями позднего стоицизма являются Сенека (3/4 г. до н э. — 64 г. н. э.), Эпиктет (около 50 — 138 гг. н. э.) и Марк Аврелий (121 — 180 гг. н. э.).

Этические идеи эпикурейцев

Эпикуреи́зм — философское учение, исходящее из идей Эпикура и его последователей. Эпикуреизм был одним из наиболее влиятельных философских течений в Античности.[источник не указан 26 дней]

Эпикур основывает свою школу в 310 г. до н. э. сначала в Колофоне, а затем, в 306 г. до н. э., переносит её в Афины. Школа находилась в саду философа, по этой причине она получила название «Сад», а последователи Эпикура стали именоваться «философами из садов». В школу принимались женщины и рабы, причем отказываться от своего имущества не требовалось. На воротах школы была надпись: «Гость, тебе здесь будет хорошо; здесь удовольствие — высшее благо»

Эпикурейская философия, в особенности философия самого Эпикура, не имеет конечной целью нахождение теоретической истины, она не ставит перед собой задачу получить некое чистое знание. Эпикуреизм служит вполне конкретным нуждам: ищет способ избавления человека от страдания.

Эпикурейцы считали, что для счастливой жизни человеку необходимо:

отсутствие телесного страдания;невозмутимость души (атараксия);дружба.

Главный интерес для эпикурейцев представляет чувственный мир, поэтому их основной этический принцип — удовольствие. Но Эпикур представлял удовольствие не вульгарно и упрощенно, а как благородное спокойствие, уравновешенное удовольствие. Он считал, что желания человека безграничны, а средства их удовлетворения ограничены. Поэтому необходимо себя ограничить лишь потребностями, неудовлетворение которых ведет к страданию. От остальных желаний следует отказаться, в этом необходимы мудрость и благоразумие.

В отличие от стоиков, которые считали рок неизбежным, эпикурейцы наделяют человека свободой воли. Человек может предаваться удовольствиям сообразно своим желаниям. Жизнь — вот главное наслаждение. Умирая, Эпикур принял теплую ванну и попросил принести ему вина.

Наиболее известные представители Эпикурейской школы

Крупнейшим представителем греческого эллинистического эпикуреизма является в первую очередь сам Эпикур. Римский эпикуреизм представляли Лукреций и Каций; это направление повлияло также на римский эклектизм.[источник не указан 26 дней]

Метродор, ученик Эпикура;

Колот из Лампсака

Аполлодор Эпикурейский;

Зенон из Сидона, ученик Аполлодора;

Федр;

Филодем из Гадары;

Метродор Стратоникейский;

Диоген из Эноанды.

Исчезнув с распространением христианства, эпикуреизм возродился в эпоху Возрождения, став одним из источников французского материализма (Пьер Гассенди)