Зачем Сталин хотел напасть на германию.

 

 

Россия ничего не забывает,

Все помнит наша древняя земля,

Лишь век за веком ветер выдувает

Песчинки из зубчатых стен Кремля.

Тут каждый камень памятен и дорог,

Тут след времен минувших не исчез.

Есть под брусчаткою земля, которой

Ивана Грозного касался жезл…

Когда вся площадь, флагами аллея,

Кипела человеческой рекой,

Нам улыбался Сталин с мавзолея,

Шутил с Калининым, махал рукой…

 

Степан Щипачев. «На Красной площади»

 

А я сразу на этот вопрос отвечу! Товарищ Сталин не хотел напасть на Германию.

И на этом главу, в название которой вынесен сей каверзный вопрос, можно было бы завершить. Но, чувствую, тема осталась не вполне раскрытой. Особенно в связи со всем предшествующим. Придется разъяснить…

Все русские цари имели две особенности. С одной стороны, они с разной степенью остроты ощущали отсталость своей страны от передовых государств Европы. У Сталина этот болезненный комплекс тоже был, отсюда и его послевоенная борьба с «преклонением перед Западом» и стремление превратить Россию в «родину слонов» – попытки доказать всему миру, что мы можем делать шампанское не хуже, чем французы, что паровоз на самом деле изобрели братья Черепановы, а паровую машину – Ползунов… Когда Сталин впервые отсмотрел фильм «Веселые ребята», который советская цензура хотела запретить, он страшно обрадовался, увидев сцену драки, и разрешил фильм к показу, горделиво заявив, что «мы умеем снимать драки не хуже американцев»… Но с этим ощущением «мы сами с усами» шизофренически уживалась постоянная кража западных технологических секретов и их копирование без малейшего зазрения совести. Переживавший индустриальный подъем сельский СССР вел себя в этом смысле так, как сейчас ведет переживающий аналогичный период взросления Китай.

С другой стороны, русских самодержцев постоянно тревожил едва уловимый запах мессианства, неизвестно откуда берущийся, свербило ощущение некоей особости России. Внушаемое, быть может, необъятными просторами страны. И парадоксально подогреваемое упомянутым мазохистски-сладострастным ощущением собственной отсталости: да, у нас и это не так, и то не эдак, как в ваших европах, но зато.

Формула «Москва – Третий Рим» явилась вербальным воплощением этого смутно-тревожного мессианского чувства. Этого комплекса «но зато…» И проект архитектора Баженова, который он предложил Екатерине Великой, был также воплощением «москво-римской» идеи. А предложил Баженов великой царице, ни много ни мало, перестроить Красную площадь. Лоренцо Бернини когда-то перестроил Рим, властно разрезав его, как пирог, тремя секущими прямыми проспектами, похожими на солнечные лучи, расходящимися от Храма Храмов – собора Святого Петра.

Вот и Баженов предложил матушке-императрице рассечь старокупеческую Москву, пустив от Красной площади три прямых луча на три стороны света. Эх, жаль, не дожил старик Баженов до эпохи товарища Сталина! Тогда у Гитлера был бы Шпеер, а у товарища Сталина – Баженов.

Впрочем, товарищу Сталину и без Баженова творческих прислужников хватало. Архитекторов талантливых у него было много, а писателей товарищ Сталин вообще выпускал целыми батальонами. Трудно поверить, но учили в стране Сталина на писателей, как на ремесленников. Литинститут каждый год открывал свои двери для очередной роты или батальона выпускников – писателей-пропагандистов-соцреалистов. И каждый из них был штыком в сталинском строю. И вообще страна Сталина сплошь состояла из штыков и винтиков. А сам Сталин был. Кем же он был?

Кем был Сталин в стране винтиков? Может быть, гаечным ключом? Или огромной отверткой?

Нет. Товарищ Сталин не был ни гаечным ключом, ни отверткой. У него была другая работа.

Однажды старенькая мама Сталина спросила сынка, кем же он трудится в далекой Москве.

– Царя помнишь? – ухмыльнулся в усы Иосиф.

– Помню, – кивнула мама.

– Ну, что-то вроде царя, – сказал Сталин. Сталин работал царем.

И дело даже не в том, что власти товарищ Сталин имел больше, чем любой европейский царь. А в том, что и психологически товарищ Сталин ощущал себя великим государем. Продолжателем великого имперского дела по собиранию земель. Реформатором. Типа Петра I или Ивана Грозного. Так что не нужно нам, наверное, больше Сталина товарищем называть. Гусь свинье не товарищ. Да и не было у Сталина никаких товарищей. А были одни подчиненные.

Одиночество великой власти, коего никогда не постичь временщикам – премьерам и президентам.

Сталин порой симптоматично проговаривался, сравнивая себя с русскими царями. Например, после войны один из американских генералов возжелал поздравить Сталина с победой – как-никак тот половину Европы захватил! Но Сталин этой победой доволен не был, он совсем другое планировал. Поэтому презрительно отмахнулся от поздравлений, мол, кто я такой по сравнению с предшественниками: «Царь Александр Первый дошел до Парижа!»

 

…Сталин стал царем не сразу. Скажем, в 1929 году он был первым среди равных. И писал своей грузинской маме в письме (орфография и пунктуация исправлены):

 

«Здравствуй, мама моя!

Как живешь, как твое самочувствие? Давно от тебя нет писем, – видимо, обижена на меня, но что делать, ей-богу очень занят.

Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, больше не сумел…

Твой Coco».

 

Сто пятьдесят рублей маме послал. Не смог больше. А вот в 1934 году смог:

 

«Здравствуй, мама моя!

Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет.

Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро.

Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случай присылаю тебе пятьсот рублей. Присылаю также фотокарточки – свою и детей.

Будь здорова, мама моя!

Не теряй бодрости духа!

Целую.

Твой сын Coco».

 

Растет благосостояние товарища Сталина! Теперь уже не 150 рублей еле-еле наскреб, а целых 500. И то «на всякий случай», не зная, нужны там маме деньги или уже нет.

А потом деньги и вовсе потеряли для Сталина всякое значение. Потому что он получил все.

Получив все, Сталин довольно быстро вжился в роль самодержца. И даже постепенно начал отказываться от революционной атрибутики в пользу прежней, царской.

Революция широким жестом отринула старый мир. Революция отменила ненавистных офицеров-золотопогонников. Красноармейцами стали командовать не «офицеры», а «краскомы» – красные командиры. Погоны революция отменила, и звания офицерские отменила тоже. Вместо ненавистных и напоминающих о царском времени погон краскомы носили петлицы со «шпалами» и «ромбами». Эти странные знаки различия говорили о звании военнослужащего. Звания у красных тоже были странные, образованные от сочетания слова «командир» с другим словом.

Комбриг – это командир бригады.

Комкор – командир корпуса.

Комдив – командир дивизии.

Командарм – командир армии.

При этом человек в звании комбрига мог вовсе и не быть командиром бригады. Просто звание у него было такое – командир бригады.

Министров революция тоже отменила. Зачем нужны капиталистические министры, если власть принадлежит рабочим и крестьянам? Конечно, крестьянами и рабочими нужно командовать, чтобы не разболталась скотинка народная. Но не министрами же называть командиров рабочих и крестьян! И не командирами. Потому что командир – это в армии. А если ответственный партийный товарищ гражданскими штафирками командует, то как его назвать? Есть хорошее революционное слово французского происхождения – «комиссар». И если к нему еще прибавить слово «народный», то получится вполне демократично – народный комиссар. То есть человек, самим народом уполномоченный командовать.

Народный комиссар просвещения. Он народ просвещает.

Народный комиссар обороны. Он народ обороняет.

Народный комиссар внутренних дел. Он народ стреляет.

Все хорошо и понятно.

Но революция на этом не остановилась. Революция много царской мишуры отменила. Например, послов. Посол – это что-то сугубо буржуйское, царское и ужасно неприятное. Посол. У нас нет послов! У нас есть полномочные представители. Народа, разумеется. Если кратко – полпреды. Полпред Советского Союза в Германии товарищ Деканозов, например.

Став царем, товарищ Сталин все это революционное безобразие постепенно ликвидировал. Просто взял и перечеркнул вербальные завоевания революции!

Отменил красных командиров. И ввел офицеров. Вернул им золотые погоны. И офицерские звания вернул. Отменил наркомов… Отменил полпредов.

Был при царе министр. После революции стал нарком. А при Сталине опять министр. Министр государственной безопасности! Звучит!..

Был при царе посол. После революции стал полпред. А потом опять посол.

Был при царе полковник. После революции стал комбриг. А затем снова полковник.

Как отмечают специалисты, система «новых старых» военных званий, введенная Сталиным, «практически полностью совпадает с системой генеральских званий Русской армии до 1917 года».

А ведь такое и раньше случалось… Революционный генерал Наполеон Бонапарт, чья решительность однажды спасла революционную Директорию от поражения, пришел к абсолютной власти. И похерил революционный календарь – вернулся к королевскому летоисчислению, отменив все эти революционные термидоры-помидоры, которые новая власть ввела, чтобы решительно отмежеваться от старого мира.

Бонапарт, став всевластным, назвался поначалу консулом. Первый консул! Вполне себе римское, античное название. А потом плюнул на эвфемизмы и стал называться просто императором. Диалектика мотнула свою спираль отрицания. Правда, вряд ли товарищ Наполеон про эту спираль знал. А вот товарищ Сталин про нее краем уха слышал.

В стране товарища Сталина, если присмотреться, какие-то странные вещи начали происходить. Например, в искусстве удивительный поворот наметился. После революции красная власть решительно отмежевалась от прежней власти – власти угнетателей и кровопийц, разорвала с ними всякую связующую ниточку. Фильмы, романы, спектакли прославляли исключительно новых героев – красных дьяволят, щорсов всяких, революционную матросню с броненосца «Потемкин».

А потом вдруг – раз! – писатель Алексей Толстой про Петра I книжку пишет. Про царя! В Советской стране! И писателю голову не отстригли. Наградили даже. Две Сталинские премии имел Толстой.

И фильм «Петр I» появился. И еще фильм вышел, «Александр Невский». Про князя! Эксплуататора крестьян!

А еще товарищ Сталин настоял, чтобы вышел спектакль по роману Булгакова «Белая гвардия». Про беляков… Но что самое ужасное, царские офицеры у Булгакова вызывают сочувствие зрителей. Вообще-то золотопогонников положено кончать у стеночки, как вон революционные матросики с броненосца «Потемкин» поступили, а тут. Непонятно. Зачем у советских людей сочувствие к золотопогонникам вызывать?

И Толстой ветер перемен почувствовал – «Хождение по мукам» ударными темпами дописывает. И тоже с большим сочувствием к офицерью и прослойке. Вроде как и люди они, и тоже страдать могут. Это беляки-то?!. Мы тут своих кончаем, что ни день – чистки проводим, бошки в подвалах дырявим, а нас призывают белым сочувствовать!..

А вот еще книжка выходит. Не поверите, про того самого суку-Наполеона, который свернул все революционные преобразования во Франции! Куда смотрит НКВД? Кто автор?

Некий Тарле. Та-ак. Фамилия уже подгуляла. Кто такой этот Тарле? О-о, да это ж контра – клейма ставить негде! Он разок уже отсидел за антисоветчину, а теперь гляди-ка, за старое взялся! Рецидивист. К тому же книжка его вышла под редакцией недавно расстрелянного врага народа Радека. И враг народа Бухарин перед тем, как разоблачили его, что-то положительное ляпнул про эту книжку.

Вышечка у нас тут рисуется. Товарищ Ленин чему учил? Всякая революция, учил товарищ Ленин, лишь тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться. А кто защищает идеалы революции? У идеалов революции защитников – хоть отбавляй. Советская пресса защищает наши идеалы. Партия идеалы защищает. НКВД, само собой.

Кто тут, кстати, спрашивал, куда смотрят органы? Не вы ли, товарищ? Не вы? А кто? Ладно, разберемся. Потому что органы, товарищи, не дремлют! И советская печать не дремлет тоже.

Советская печать дуплетом бьет врага народа Тарле – в один день «Известия» и «Правда» выходят с критикой этой фашистско-троцкистско-бонапартистской образины, которая до вчерашнего дня прикидывалась у нас тут перековавшимся ученым-историком. А сама, понимаешь, плела нити…

Хороший набор получается. Две главных газеты разом по товарищу Тарле вдарили. Да еще рецидивист у нас товарищ Тарле. Да плюс Бухарин и Радек в анамнезе. Даже с переборчиком!

Жить товарищу Тарле после выхода газет оставалось маломало. Пулечка для контрика давно уже отлита. У нас на всякую контру пулечки есть. И на тебя, морда жидовская.

Спасти врага народа с непролетарской фамилией Тарле могло только чудо. Но чудес, как известно, не бывает. Не приживаются в стране Советской такие волшебники, которые могли бы против «Правды» с «Известиями» попереть.

Один только есть в стране Советской великий чудотворец, который плотинами, газетами и пароходами повелевает. Но скорее небо упадет на землю, чем товарищ Сталин, в боях за революцию кровь проливавший, будет спасать врагов революции.

Однако на следующий день советский народ раскрыл газеты «Правда» и «Известия», которые накануне врага народа Тарле клеймили справедливым позором, и увидел, что свои вчерашние клеветнические статьи газеты дезавуировали. За сутки обе газеты коренным образом мнение изменили. Смекает народ: товарищей редакторов немного поправили. Ошиблись товарищи. Оказывается, не враг народа Тарле. Друг! А врагами-то совсем иные оказались. Которые тут по редакциям окопались и мешают делу прославления великого французского революционера Н. Бонапарта. Нехорошо…

Книжка Тарле в СССР пользовалась большой популярностью. И среди простых людей, и среди Лучшего Друга Всех Советских Читателей.

Любил Сталин талантливых людей, в обиду их никому не давал. Иногда только он их стрелял. И сажал. Но не всегда. И не всех. Во всяком случае, не тех и не тогда, когда они зачем-то нужны были. Тарле с его «Наполеоном» был зачем-то Сталину нужен. И Сталин его из-под самой молотилки выхватил.

И правильно сделал! Творческая интеллигенция вообще бывает полезна. Один книжку напишет, другой кино, глядишь, правильное снимет. Вот, скажем, Сергей Эйзенштейн… Хоть и еврей, а считается классиком мирового кинематографа. Снял «фильм всех времен и народов» – «Броненосец Потемкин». Дешевая агитка, конечно, но по всему миру прогремела. Нужное кино еврей сделал. Прославляющее революционных матросов, которые безжалостно своих офицеров кончают. Потому что суп им не понравился, который на обед подали.

Старательный парень Эйзенштейн. Зачем такого стрелять? Вон чего придумал – в эпоху черно-белых картин сделал цветной фильм. Ну, не совсем цветной. Отчасти. Сам лично каждый кадрик своего фильма кисточкой разрисовывал. Не весь кадр, конечно. А только флаг, который на броненосце развевается, красным раскрашивал. То-то зритель ахнул, увидевши на черно-белом экране красное трепещущее пятнышко. Советский режиссер-ученый Эйзенштейн цветное кино изобрел!

И пусть тот флаг в кино считанные секунды развевается, но ведь каждая секунда – это 24 кадра. И в каждом квадратике нужно было беличьей кисточкой крохотный флажок красным закрасить!.. А одесская лестница с коляской чего стоит! Нет, что ни говорите, а талантлив, чертяка!

Никто и не спорит. Хорошее кино снял Эйзенштейн. Но теперь пришла пора других фильмов. Не нужно больше советским матросикам показывать, как в кино революционные матросики офицеров в погонах стреляют. У нас теперь тоже офицеры с погонами. Другое кино теперь народу нужно!

И велит товарищ Сталин товарищу Эйзенштейну собрать весь свой талант в кучку и снять замечательный фильм про Ивана Грозного.

Опять про царя! Во, мода пошла! То князь, то царь.

Но Грозный – не просто царь. А самый лучший. И Эйзенштейн – не просто режиссер. Он тоже лучший. Поэтому не удивительно, что они встретились – лучший с лучшим. Худого человека на ответственную работу товарищ Сталин хрен поставит.

И Эйзенштейн не подкачал.

Я не искусствовед. И «Грозного» смотрел давно, в детстве. Помню только дурное качество ленты и крючковатый нос царя. Поэтому сам оценивать сию работу не берусь. Но есть, товарищи, мнение, что никто не даст лучшей оценки данного фильма, чем член-корреспондент АН СССР Иосиф Шкловский:

«Подтвердилось впечатление пышно поставленной, очень условной оперы. Суть этого действа – безмерная, безудержная хвала тирану, убийце и патологическому монстру, кровавыми руками строившему сильное централизованное государство. Во имя этой „высочайшей“ цели дозволены любые, самые чудовищные преступления. И надо быть совершенно слепым, чтобы этого не увидеть! Самые витиеватые в своем лукавстве критики-искусствоведы никогда не смогут доказать, что-де Эйзенштейн в этом фильме вопреки прямой директиве Сталина (а ведь эта картина была, как известно, поставлена по указанию Сталина и под его неусыпным наблюдением) проводил какую-то свою, чуть ли не „гуманистическую“ линию. Какой вздор! Я имею против этой, с позволения сказать, „концепции“ аргумент почти математической строгости. Ведь актеров на роли выбирал Эйзенштейн. И он выбрал на роль палача, „без лести преданного“ своему владыке, пресловутого Малюты Скуратова, самого обаятельного киноактера страны – Михаила Жарова! Известно, какую высокую оценку дал Лучший Друг Советских Кинематографистов личности Малюты. Выбором Жарова на роль Малюты Эйзенштейн практически доказал, что он неукоснительно следовал руководящим указаниям Вождя. И делал это на совесть, даже с некоторым сладострастием».

Но почему все-таки Грозный? Почему не Петр Первый?

Нет, Петр Первый тоже хорош. Петр Первый очень хорош. Он тоже ублюдок, реформатор и садист. Но Грозный все равно круче! Второго такого кровопускателя – собирателя российских земель отечественная история не знает. Иезуитски хитер. Садистски жесток. Врагов своих изводил семьями. На кол сажал. Кожу сдирал. Целые города, бывало, под нож пускал. Одна кличка чего стоит – Грозный!.. Петр против него явно не вытягивает. Хотя и у него, помимо порядкового номера, есть красивая кличка – Великий. Любит народ своих кровопускателей!

Про царей товарищ Сталин все знает… Он вообще был очень читающий человек. И память имел феноменальную. В богатейшей личной библиотеке Сталина двадцать тысяч томов. И все прочитаны. Среди его книг есть редчайшие. Есть прижизненные издания Пушкина. Даже книги врагов народа у товарища Сталина имеются! Никому их читать нельзя, а товарищу Сталину можно. Простые люди испортятся, почитав врагов. А товарищ Сталин от прочтения врагов не портится, а только крепчает. Силой наливается.

Вот, скажем, стоит у товарища Сталина в библиотеке существующая в одном-единственном экземпляре книжка про жизнь Чернышевского. Казалось бы, что в ней такого? Почему она в единственном экземпляре? Чернышевский – уважаемый мертвый писатель. Революционно-правильную книжку написал – «Что делать?» Почему бы описание жизни этого писателя не дать народу почитать?

А нельзя! Потому, что книгу о Чернышевском написал враг народа Лев Каменев. Выброшенный со всех постов, он весь последний год жизни писал книгу о Чернышевском. Товарищ Сталин дал ему эту книжку дописать. А когда товарищ Каменев книгу в печать сдал, его и арестовали. Книгу даже успели напечатать в серии ЖЗЛ, но после того, как открылось истинное вражеское лицо ее автора, весь 40-тысячный тираж был уничтожен… Нет, вру! Не весь. Уничтожено было 39 999 экземпляров. А один экземпляр попал к библиофилу Сталину.

Сталин был бессребреник. Ничего ему было не надо. Но вот против книг он устоять не мог. И шел даже на мелкие кражи. А поскольку пристрастился к чтению Сталин с младых ногтей, тогда же за ним начали замечать это самое мелкое крысятничество в культурной сфере. Будучи в сибирской ссылке, Сталин однажды не удержался и присвоил себе библиотеку, оставшуюся от умершего революционера Дубровинского. Вообще-то по негласному закону политзаключенных книги откинувшихся революционеров считались общей собственностью. Но в данном случае Сталин пошел против «понятий» и все книги присвоил. Не устоял.

Те же грешки случались со Сталиным потом всю жизнь. Частенько ему доставляли книги из библиотек, но Сталин их никогда не возвращал. А напомнить ему как-то стеснялись. Однако после смерти Великого Библиофила директор Ленинки набрался храбрости и попросил высшее политическое руководство страны вернуть библиотечные книжки, которые у него на балансе висят. Вернуть? Не проблема, товарищ! Сколько покойный вам был книжек должен? 62 штуки? Щас получите.

За книжками сходили. Но директору Ленинки их так и не вернули. Поскольку все книги оказались испещрены сталинскими заметками. Пришлось сдать их в музей. Точнее, в ИМЭЛ – Институт Маркса, Энгельса, Ленина. И, конечно, Сталина. На изучение.

Сталин однажды признался, что в день ему приходится прочитывать до полутысячи страниц. В основном это были, конечно, рабочие документы. Но и на книги приходилась немалая доля. Поэтому многие книги в сталинской библиотеке были переложены разноцветными закладками, изрисованы сталинскими подчеркиваниями и исписаны сталинскими мыслями.

Больше всего товарищ Сталин любил почитать (и почеркать карандашиком) книжки про историю. А что такое книжки про историю? Это книжки про две вещи – про войны и про царей. Не про народ же там написано. Народ – немой статист истории. А главные роли играют – мы знаем кто…

Так вот, массу пометок Сталин оставил в книге «Очерки истории Римской империи» (М., 1908). В книжке этой, как отмечают исследователи, «были изложены основы римского империализма». Автор книжки – Виппер – является одновременно и автором капитального труда об Иване Грозном. Но про Грозного Сталин не только у Виппера читал. Массу пометок он оставил и в книге Платонова «Иван Грозный».

В одном из исторических материалов про сталинскую библиотеку мне попалось утверждение, что книги об Иване Грозном «сильно повлияли на историческое мировоззрение Сталина». Я в этом ничуть не сомневаюсь! А кто сомневается, спросите у Эйзенштейна.

Если же товарищу Сталину в какие-то моменты знаний по истории недоставало, он приглашал на консультацию хороших специалистов. Например, перед самой войной, а именно 3 июня 1941 года, в кабинет к Сталину вошел тот самый Тарле – знаток Наполеона и истории Франции. Он пробыл у Сталина полтора часа. Не знаю, о чем они говорили. Видимо, Сталин с помощью Тарле проводил какие-то исторические параллели между сегодняшним моментом и временами давно минувшими. Параллелей, кстати, история накидала много. В начале XIX века между Россией и Наполеоном, тогдашним покорителем Европы, были заключены два договора – Тильзитский и Эрфуртский. Тогда, как и в середине XX века, два императора делили Европу. Согласно Тильзитскому договору России отошли Финляндия и Бессарабия, а более поздний Эрфуртский договор стороны должны были в течении десяти лет держать в секрете. Прямо пакт Молотова—Риббентропа!..

И вот еще любопытный момент из жизни библиофила Сталина: Иосиф Грозный считал, что советским людям читать Достоевского не очень полезно, несмотря на то, что сам считал его великим писателем и великим психологом. Не то чтобы Достоевский был запрещен, ни в коем случае, как можно!.. Его просто однажды вдруг перестали издавать: Вождь полагал, что Достоевский плохо влияет на молодежь. Сам же Сталин Достоевского не только читал, но и перечитывал. И отчеркивал в его книгах те места, которые ему самому казались наиболее важными и глубокими.

Что же казалось Сталину важным и глубоким? О чем часто думал диктатор? А о власти. О государстве. О скрепляющей государство идеологии. И об их причудливом сплаве.

Сталин практиковал насилие. Ничем не ограниченное насилие. Сталин был интриганом и изувером. Он арестовывал близких родственников своих ближайших сподвижников и внимательно наблюдал за их реакцией. Сподвижники не бунтовали. Они по-прежнему раболепно прислуживали Хозяину. Сталин расстреливал сотнями тысяч. Сажал миллионами. Насилие и страх были теми инструментами, которые он выбрал для осуществления своих управленческих функций. История подсказывала ему: эти инструменты работают. И работают успешно.

А еще история свидетельствует: чем грознее царь, тем он величественнее. Без большой крови нет большого дела. Кровь пролитая забудется, а слава собирателя земель русских останется в веках. Все люди смертны, и потомкам не очень видно и не очень важно, кто там кого в далеком прошлом пережил и на сколько лет, все равно они все уже давно умерли – чуть раньше, чуть позже, один хрен. Ну, убил царь там кого-то в учебнике истории. Зато сколько великих дел он сделал! Как империю расширил! Приятно посмотреть.

Но одного страха для управления мало. Деспотизм ради деспотизма не выживает. Так опять-таки учит история. Сколько римских императоров-деспотов поплатились головами за свой необузданный деспотизм! Их было много, по-глупому жестоких. И терпели их недолго, а потом – перо в бок. Поплатились они только потому, что деспотизм их был гол и пуст. Деспотизм ради деспотизма. А народ должен видеть результат деспотизма. Он должен понимать, ради чего страдает. И тогда он простит. И полюбит. А какой может быть самый наглядный, самый впечатляющий результат, как не расширение империи? Да, мы переживали нелегкие времена, скажут люди. Но зато наша родина расширилась «от тайги до британских морей»!

Если бы Грозный не был собирателем земель, разве получил бы он уважительную кличку Грозный? Душегубец он был бы. Или Кровавый. Или Вешатель. Колосажатель. Шкуросдиратель. И никакого ему уважения. Ибо пошто народ губил?

Сильное расширяющееся государство – вот что мирит забитый народ с плетью. Потомкам из прекрасного далека будет глубоко наплевать, что их предков секли, вешали и стреляли. Зато теперь они живут в великой Империи. Типа Римской.

И что же по этому поводу можно вычитать у Достоевского?

Товарищ Сталин в «Братьях Карамазовых» жирно отчеркнул следующие строки. Их произносит один из героев романа – продавец религиозного опиума отец Паисий: «По русскому же пониманию и упованию надо, чтоб не церковь перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственной лишь церковью и ничем иным более».

И чуть ниже Сталин подчеркнул продолжение мысли того же Паисия: «Не церковь обращается в государство, поймите Вы это. То Рим и мечта его. То третье диаволово искушение… А напротив, государство обращается в церковь, исходит от церкви и становится церковью на всей земле… От Востока звезда сия воссияет».

Звезда Востока. Сталину это выражение явно понравилось.

Кроме того, в дальнейшем диалоге (буквально через несколько строк) выясняется, что отец Паисий, с точки зрения одного из героев книги, является социалистом, раз проповедует такое. Сталин тоже называл себя социалистом.

Все сходится. Красный царь!.. Который одновременно и живой бог непогрешимый.

Летает сталинский карандаш по страницам Достоевского, отмечая понравившиеся места. Верно пишет Федор Михайлович!..

 

…Я не знаю, читал ли Достоевского Гитлер. Но ход его мысли был схожим. Однажды черный германский социалист сказал: «Тот, кто считает национал-социализм чисто политическим движением, не понимает в нем ничего. Национал-социализм – это больше, чем религия».

И книжки по истории Гитлер тоже любил. Причем с детства. И признается в этом в первой же главе «Майн кампф»: «Перечитывая много раз книги из отцовской библиотеки, я более всего останавливал свое внимание на книгах военного содержания, в особенности на одном народном издании истории Франко-прусской войны 1870–1871 годов. Это были два тома иллюстрированного журнала этих годов. Эти тома я стал с любовью перечитывать по несколько раз. Прошло немного времени, и эпоха этих героических лет стала для меня самой любимой. Отныне я больше всего мечтал о предметах, связанных с войной и с жизнью солдата».

Гитлер так же, как и Сталин, даже в самые лихие свои годы поглощал бездну книжек:

«Вена – в этом слове для меня слилось пять лет тяжелого горя и лишений. Пять лет, в течение которых я сначала добывал себе кусок хлеба как чернорабочий, потом как мелкий чертежник, я прожил буквально впроголодь и никогда в ту пору не помню себя сытым. Голод был моим самым верным спутником, который никогда не оставлял меня и честно делил со мной все мое время. В покупке каждой книги участвовал тот же мой верный спутник – голод; каждое посещение оперы приводило к тому, что этот же верный товарищ мой оставался у меня на долгое время. Словом, с этим безжалостным спутником я должен был вести борьбу изо дня в день. И все же в этот период своей жизни я учился, более чем когда бы то ни было. Кроме моей работы по архитектуре, кроме редких посещений оперы, которые я мог себе позволить лишь за счет скудного обеда, у меня была только одна радость, это – книги.

Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Все свободное время, которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми я питаюсь и поныне».

 

Что же это было за явление такое – гитлеризм-сталинизм?.. Проза Суворова – смесь сахара с перцем. А гитлеризм-сталинизм – термоядерная смесь модерна с самой отсталой, самой дикой, самой суеверной деревней.

Гитлер, коего считают исчадием ада за его ужасные практики, сам не придумал ничего нового. Он просто продолжил добрую европейскую традицию – антисемитизм, еврейские гетто, геноцид… Испокон веков евреи в европейских городах жили в гетто. И периодически мрачные улицы средневековых городов освещали ночные факелы погромщиков. Евреев сгоняли в одно место и убивали всех поголовно за то, что они евреи. А их имущество делили между честными бюргерами с окровавленными мясницкими ножами в натруженных руках. Происходило такое и в Нюрнберге – том самом, где потом гитлеровцев судили за то же самое.

А совсем незадолго до прихода Гитлера к власти этническим геноцидом баловались турки, только в роли евреев у них выступали армяне. В 1914 году недавно пришедшие к власти в Стамбуле младотурки решили окончательно решить «армянский вопрос». Как сказал один из организаторов этого геноцида, слово «армянин» должно навсегда кануть в лету. И начали. Из турецкой армии были изгнаны все армяне, собраны в накопительных пунктах и расстреляны. Вся армянская интеллигенция Стамбула была арестована и частично выслана, частично расстреляна. Чуть погодя такое же начало происходить и в провинции. Резня продолжалась несколько лет, и убито за эти годы было полтора миллиона армян. Одним из вдохновителей и организаторов геноцида был Энвер-паша (запомните это имя, оно нам еще встретится). А молодой Гитлер в это время лежал в госпитале после ранения и, наверное, читал в газетах про этот самый геноцид Энвер-паши.

Однако и Энвер-паша не придумал ничего нового. Незадолго до него – в 1895 году турецкий султан уже проводил грандиозную этническую чистку, в результате которой было вырезано, по разным оценкам, от 100 до 200 тысяч армян.

В общем, старые традиции. Гитлер только и сделал, что вытащил в новейшее время все эти дикости и предрассудки. А еще потряс мир масштабом. Но это легко объяснимо: у Гитлера были иные инструментальные возможности, нежели у средневековых европейцев.

Гитлер и Сталин – два темных деревенских огрызка Средневековья, выброшенные революционными кипениями XX века с темного провинциального дна на самую поверхность технически оснащенной городской современности. В их головах причудливо мешались модерн и пасторальные пережитки, легкие для понимания лженаучные теории с совершенно дремучими представлениями о мире. Только у Гитлера была мешанина из хаусхоферовщины, черной мистики, вечного космического льда и полой Земли, а у товарища Сталина в голове был весьма прогрессивный, но псевдонаучный марксизм-ленинизм плюс дремучие, времен Ивана Грозного, представления о принципах управления людьми.

В рейхе Гитлера к заключенным применялись страшные средневековые пытки. И в империи Сталина применялись страшные средневековые пытки. И не только пытки, а кое-что и похуже. Пыток обычно никто не выдерживает, и потому люди в сталинских застенках наговаривали на себя черт знает что. Но бывали отдельные исключения. Так, например, фанатично преданный коммунистической идее Станислав Коссиор, несмотря ни на какие пытки, не хотел подписывать бредовые обвинения, которые подсовывали ему следователи. Тогда доблестные чекисты привели в камеру 16-летнюю дочь Коссиора и на глазах отца изнасиловали ее. Коссиор сломался и все подписал. А дочь позже покончила с собой… Эх, хорошо в стране Советской жить!..

Все диктаторы похожи. Насилие как инструмент управления формирует вокруг диктаторов неспорящую, трусливую, нерешительную, несамостоятельную, ловящую каждое слово Хозяина среду. И в результате этого дефицита самостоятельности управленческие нити начинают постепенно сходиться вверх. Диктатору приходится во все вникать самому и решать кучу самых мелких вопросов. И ему нравится решать кучу этих мелких вопросов! Его талантов и энергетики, которые позволили ему всплыть и передушить, пережрать соперников, как маленькие акулы пожирают друг друга еще находясь в утробе матери… так вот, его талантов и энергетики вполне хватает на то, чтобы за все хвататься самому, во все вникать. И это наполняет жизнь диктатора огромным смыслом и чувством собственной значимости и нужности. Ему нравится чувствовать себя специалистом во всем.

А становясь специалистами по всем вопросам, диктаторы автоматически становятся в собственных глазах отцами нации. И действительно, от них все зависит! В результате не только диктатор, но и все его окружение может вполне искренне печалиться: кто же после смерти Вождя будет решать, какой формы лопатки для авиационной турбины нужно ставить? Кто отдаст очередное мудрое указание? Некому! Осиротеет народ!..

«Осиротели», – это одно из самых часто звучавших в СССР слов в первые дни после смерти Отца народов.

Наполеон вникал во все мелочи. Он лично отсматривал архитектурные проекты и высказывал по ним дельные замечания, писал законы, распоряжался усилить систему крепления нагрудного солдатского ордена, учил газетчиков писать, а актеров играть.

Гитлер тоже вникал во все мелочи. Он лично отсматривал архитектурные проекты и высказывал по ним дельные замечания. Он вникал в разные конструктивные мелочи, ему показывали проекты нового вооружения. С ним советовались специалисты.

И Сталин вникал во все мелочи. Он отсматривал архитектурные проекты и высказывал по ним дельные замечания. Он решал, нужно или не нужно ставить в таком-то театре такую-то пьесу. Он вникал в вопросы языкознания. По решению Сталина поменяли направляющие лопаток центробежного нагнетателя в авиационном моторе АМ-35, а из штатного состава запчастей и принадлежностей танка Т-34 исключили брезент и один домкрат.

 

Судостроители несли к нему расчеты.

И шли с верфей рабочие к нему.

Шли люди, посылаемые флотом,

К сиянью звезд, прорезавшему тьму.

А он вникал и в чертежи линкоров,

И в ход работ, и в планы наших баз.

…………………………………………..

Клянутся командиры, уверяя,

Что Сталин вел эскадры по морям.

«Откуда он такие вещи знает,

Которые ясны лишь морякам?»

А инженеры говорят: «Да что там,

Он должен знать науку штурманов,

Но где же обучался он расчетам

Непотопляемости крейсеров?»

И говорят рабочие: «Мы знали,

Что труд ему привычен и знаком,