Диссиденты — советская «закваска» антисоветского проекта 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Диссиденты — советская «закваска» антисоветского проекта



 

В 60‑е годы зародилось, а в 70‑е стало важным явлением общественной жизни СССР течение, которое получило туманное название «диссиденты». Это были полуформальные организации активных антисоветских деятелей. С течением времени их организации все больше формализовались ‑налаживалась связь, финансирование, база для издания и распространения печатных материалов.

Поскольку все это разношерстное движение было тесно связано и с КГБ в СССР, и со спецслужбами Запада, об организационной стороне дела известно мало. Впрочем, мелких, но красноречивых свидетельств в литературе достаточно, и когда‑нибудь найдутся историки, чтобы составить подробную фактическую картину. Для нас здесь важно то влияние, которое диссиденты оказывали на общество — независимо от того, что творилось у них на кухне.

Сразу сделаю оговорку, ввиду того, что на нас довлеет механистическое представление о том, что влиятельно то, чего много. А поскольку диссидентов была ничтожная кучка, то реально повлиять на массовое сознание они не могли. Это ошибочное представление — уже в Библии хорошо объяснена роль «закваски», дрожжей, ничтожного по величине, но активного и размножающегося элемента системы.

Реально действительность диссидентов постоянно присутствовала в сознании практически всей интеллигенции, в особенности партийно‑государственной элиты. Тот факт, что она непосредственно не достигала крестьян и в малой степени достигала рабочих, дела не меняет — идеи диссидентов до этих массивных групп населения доводили агрономы и учителя, врачи и инженеры.

Второе важное обстоятельство, которое часто упускается из виду, состоит в том, что диссиденты работали в системном взаимодействии с пропагандистской машиной Запада. А это была такая мощная служба психологической войны, что нам и представить себе трудно. Без участия диссидентов — «наших», изнутри советского общества, пропаганда «оттуда» потеряла бы большую часть своей силы. Диссиденты с «Голосом Америки» вместе составили систему с сильнейшим кооперативным эффектом, а в такой системе бессмысленно оценивать силу по количественным размерам отдельных элементов.

Наконец, деятельность диссидентов была и потому эффективна, что они, как это ни парадоксально, были включены в большую и слаженную систему буквально общенародного обсуждения общественных, гражданских проблем. Парадокс в том, что это была именно советская система, которая обязывала каждого члена общества участвовать в этом обсуждении — через собрания, систему «политпросвещения», общество «Знание», СМИ. Официальная, открытая часть этой системы во многом не удовлетворяла новые поколения, а то и опротивела им. Диссиденты стали «теневой» частью этой системы, они работали на контрастах, в новых жанрах, как «творческое меньшинство», — но они использовали инфраструктуру официальной системы. Жванецкий выступал со своим антисоветским юмором на собраниях трудовых коллективов, организованных тем же «сектором культпросветработы», что на другое собрание приглашал лектора по международному положению, какого‑нибудь большого или маленького А.Бовина. Диссиденты были вирусами, которые пользуются огромным аппаратом клетки. Они на ней паразитируют, нет клетки — нет и вируса. Поэтому понятно, почему теперь, когда вся эта система сломана, оппозиция рыночным реформам, имея в главных своих установках поддержку большинства населения, по эффективности своих сообщений не идет ни в какое сравнение с теми диссидентами, которые паразитировали на советской системе «политпросвета».

Таким образом, важно учитывать взаимодействие разных частей системы. Люди старшего поколения помнят еще «самиздат» — издание идеологической продукции диссидентов. Но его влияние нельзя верно оценить, если не учесть, что почти все его материалы к тому же зачитывались по радио, а «голоса» слушала значительная часть интеллигенции.

Но и эффект печатной продукции «самиздата» был велик. Старый, испытанный еще в Великой французской революции прием захвата аудитории — представление идеологических сообщений в виде «запретного плода». Именно тогда, в период деятельности энциклопедистов, возник «самиздат» — изготовление и распространение нелегальной и полулегальной литературы. В СССР эта индустрия расцвела в 60‑е годы как средство психологической войны (к 1975 г. ЦРУ разными способами участвовало в издании на русском языке более чем 1500 книг русских и советских авторов). Тогда в СССР даже ходил анекдот: старушка перепечатывает на машинке «Войну и мир» Толстого. Ее спрашивают: вы что, с ума сошли? — «Нет, я хочу, чтобы внучка роман прочитала, а она читает только то, что напечатано на машинке».

Иными словами, захват аудитории в программе «Самиздат» достигался не высокой ценностью самого материала, а искусственно созданной приманкой — запретностью текста. Кто сегодня станет читать эти надрывные малохудожественные поделки! Авторы, издатели и распространители «самиздата» обращались к подавленным официальными нормами стереотипам в сознании. Это делало читателя как бы посвященным, причастным к какому‑то тайному и важному «общему делу». Интересный исторический и социологический обзор самиздата в Чехословакии опубликован президентом Чешского социологического общества М.Петрусеком (М.Петрусек. Чехословацкий самиздат как фактор социальных изменений. — СОЦИС, 1993, № 8). Очень многие наблюдения и выводы прямо приложимы и к самиздату в СССР.

Главный эффект от деятельности диссидентов состоял не в том, что они смогли доказать порочность советского строя и убедить в этом людей, — они для этого не имели ни целостной системы доводов, ни какого‑то позитивного проекта, который могли бы противопоставить советскому. Более того, диссиденты разных течений, составляя все же одну, соединенную антисоветским пафосом партию, зачастую атаковали советский строй с совершенно противоположных позиций. Например, Сахаров мог проклинать СССР за русский имперский шовинизм, а его соратник и сотоварищ Шафаревич — за якобы лежащую в основании советского государства русофобию. И ничего — никакой идейной или личной вражды.

Результат усилий диссидентов был гораздо фундаментальнее и глубже, ибо он не лежал в рациональной сфере (доказательство чего‑то с разумными аргументами). Диссиденты сыграли роль еретика в монастыре — еретика, который даже не утверждал, что Бога нет, и не предлагал иной картины мира, он лишь предлагал обсудить вопрос: «А есть ли Бог?». Конечно, рационализация советской идеологии и сокращение в ней идеократического компонента назрели — иным стал уровень и тип образования, утрачена память о бедствиях, которые легитимировали тотальную сплоченность. Поэтому инициатива диссидентов была, в общем, благожелательно воспринята даже в совершенно лояльных к советскому строю кругах интеллигенции.

Однако никакого результата, полезного для нашего народа, от работы диссидентов я найти не могу — потому, что они очень быстро подчинили всю эту работу целям и задачам врага СССР в холодной войне. И те плоды поражения СССР, которые мы сегодня пожинаем, можно было вполне предвидеть уже в 70‑е годы. На совести диссидентов — тяжелейшие страдания огромных масс людей и очень большая кровь.

Диссиденты подпиливали главную опору идеократического государства — согласие в признании нескольких священных идей. В число таких идей входили идея справедливости, братства народов, необходимость выстоять в холодной войне с Западом. Диссиденты, говоря на рациональном, близком интеллигенции языке, соблазнили ее открыто и методично поставить под сомнение все эти идеи. Сам этот вроде бы невинный переход на деле подрывал всю конструкцию советского государства, что в момент смены поколений и в условиях холодной войны имело фатальное значение.

Разумеется, без того, чтобы на сторону противника в холодной войне перешел весь правящий слой (номенклатура), эффект от диссидентов был бы нулевым — обоснование советского строя вполне могло бы быть переведено на язык рациональных понятий, и в открытом диалоге никакого шанса на успех диссиденты иметь не могли. Более того, в этих условиях само их внутренне противоречивое движение просто исчезло бы. Так что уже с 70‑х годов его живучесть и успех определялись уже не только явной поддержкой Запада, но и тайной поддержкой номенклатуры вплоть до ее высших уровней. При этом, поскольку будущие «архитекторы и прорабы» перестройки ориентировались именно на союз с Западом, то режим наибольшего благоприятствования предоставлялся диссидентам‑"западникам". Если против них и применялись «репрессии», то к этому обязывал сам жанр политического спектакля и роль диссидентов как «борцов с тоталитаризмом». Не было бы Сахарова времен перестройки без его «ссылки» в ужасный город Горький.

Судя по публикациям и выступлениям диссидентов во время перестройки, в большинстве своем они были людьми с очень специфическим, суженным сознанием, в котором мессианская идея борьбы с «империей зла» потеснила, а порой и вообще вытеснила здравый смысл и ценности, утверждающие жизнь обычного человека. Поэтому, как бы ни относиться к идеям диссидентов, ни в коем случае нельзя было в 80‑е годы допускать их к власти и тем более делать законодателями в сфере морали и политики. Строго говоря, сам жизненный «жанр» диссидента этому противопоказан. То, что бригада Горбачева‑Яковлева вытащила этих людей на политическую арену, было чревато большими издержками (как это и произошло в драматической форме, например, в Грузии или Таджикистане).

Призрак катастрофы уже потому мы должны были заметить, что идолом у возбужденной антисоветской публики стал академик А.Д.Сахаров — безумный наивный старец, который всю жизнь «под колпаком», в искусственной обстановке, прокорпел над водородной бомбой. А потом вырвался в воображенный им мир и оказался под таким же колпаком иностранной прессы и подсадных «диссидентов». И стал вещать с авторитетом пророка: разделить Россию на 50 нормальных государств! Немедленно разрешить куплю‑продажу земли! Но что он мог знать о земле или о купле‑продаже хотя бы картошки — из какого жизненного опыта? Прочтите сегодня, на свежую голову, все его статьи и речи, ведь в них нет и следа тех проблем, которыми живет человек в России. Читаю и думаю: да знал ли он хоть русскую литературу?

Хотя диссидентство было очень разношерстным и изменчивым течением, в нем можно выделить главные направления. Основным из них и по масштабу, и по влиянию являлось направление «западников». Оно в конце 80‑х годов и пришло к власти (точнее, было взято властью в качестве прикрытия). Символом и выразителем этого направления был А.Д.Сахаров. Около него находилась другая влиятельная фигура — Е.Г.Боннер, в чем‑то более радикальная и ярко выраженная, но, в принципе, разделяющая главные установки Сахарова.

Сахаров, безусловно, был взят как знамя той радикальной антисоветской партией, которая пришла к власти в 1991 г. и с тех пор определяет ход «реформ». В 1994 г., к 73‑й годовщине со дня рождения А.Д. Сахарова, Администрация Президента РФ издала брошюру («Слово о Сахарове. Научно‑практическая конференция, посвященная 73‑й годовщине со дня рождения А.Д. Сахарова». Издательство «Юридическая литература», Администрация Президента Российской Федерации, М. 1994). В ней — выступления тех, кто собрался на конференцию по случаю такого события. Показателен состав участников: Е.Г. Боннер, С.А. Ковалев, А.Н. Яковлев, С.В. Степашин, А.В. Козырев, Ю.Ф. Карякин, А.И. Приставкин, С.А. Филатов и др.; открывается брошюра обращением Б.Н. Ельцина.

Вот слова С.А. Филатова, тогда главы Администрации президента: «В этом зале собрались те, кто считает себя учениками Андрея Дмитриевича… кто взял на себя тяжкую обязанность реализовать многое из того, о чем Андрею Дмитриевичу мечталось… Тем большая ответственность лежит на нас, на людях, кому выпало сегодня осуществить то, о чем мечтал Андрей Дмитриевич Сахаров… Да помогут нам выполнить эту нелегкую миссию опыт Сахарова, мысли Сахарова, идеи Сахарова и чувства Сахарова».

Учитывая такое редкое признание власти, угрожающий смысл слов о «нелегкой миссии», а также почти религиозный фанатизм, с которым к Сахарову относилась влиятельная часть интеллигенции, надо, наконец, выделить то главное, что «Андрею Дмитриевичу мечталось».

Прежде всего, по своей жизненной философии Сахаров — именно диссидент. Его симпатии распространялись прежде всего на маргиналов, на «меньшинства», атакующие нечто цельное и стабильное (политический порядок, культурное ядро, религию или мораль). Он, например, с одобрением относился к роману Салмана Рушди и с антипатией — к гневу мусульман, оскорбленных кощунством этого романа.

Обостренное отношение у него было и к малейшему, даже надуманному или искусственно создаваемому, конфликту меньшинства с целым. Например, важной темой в идеологической антисоветской кампании в 60‑е годы стал пресловутый «государственный антисемитизм» в СССР. Сахаров в «Меморандуме» (1968) пишет: «Разве не позор очередной рецидив антисемитизма в кадровой политике (впрочем в высшей бюрократической элите нашего государства дух мещанского антисемитизма никогда полностью не выветривался после 30‑х годов)?» («Меморандум академика Сахарова. Текст, отклики, дискуссия». Франкфурт, Посев, 1970).

Напротив, позиция целого или массивной, ядерной части общества или государства вызывает у Сахарова явную антипатию. В 1989 г. большую поддержку сепаратистам оказали речи Сахарова, в которых он клеймил «политику великодержавного шовинизма советского государства». В обществе он ценил именно малые группы, которые противопоставляют себя национальному целому и вообще массе людей, живущих обыденной жизнью («мещанство»). Он писал в «Меморандуме» в характерной классовой фразеологии: «Наиболее прогрессивная, интернациональная и самоотверженная часть интеллигенции по существу является частью рабочего класса, а передовая, образованная и интернациональная, наиболее далекая от мещанства часть рабочего класса является одновременно частью интеллигенции».

В 1980 г. Сахаров так видит главные отрицательные черты советского человека, не входящего в «наиболее прогрессивную, интернациональную и самоотверженную часть»: «идеология советского мещанина (я говорю о худших людях, но они, к сожалению, весьма распространены среди рабочих, крестьян и интеллигенции) состоит из нескольких несложных идей: 1) культ государства; 2) эгоистические стремления; 3) идея национального превосходства, принимающая темные, истерические и погромные формы».

Сахарову претит само устройство СССР как единого государства, ядром которого являлся русский народ. В предвыборной программе в феврале 1989 г. он декларировал: «Компактные национальные области должны иметь права Союзных республик» (А. Сахаров, «Воспоминания», издательство Права Человека, М. 1996, т. 2). А в другом документе требовал, чтобы в Союзе вообще все структурные единицы имели статус союзной республики. По этой схеме вместо 15 союзных республик их возникло бы около 150.

Что же касается представлений о мироустройстве и месте России в мире, то Сахаров был убежденным мондиалистом — сторонником исчезновения наций и унификации мира под властью мирового правительства. Уже в «Меморандуме» он пишет: «Человечество может безболезненно развиваться только как одна семья, без разделения на нации в каком‑либо ином смысле, кроме истории и традиций». Главной, безусловной, конечной целью Сахаров считал «конвергенцию стран с различным строем».

В своем проекте конституции «Союза Советских Республик Европы и Азии» Сахаров пишет: «В долгосрочной перспективе Союз в лице органов власти и граждан стремится к конвергенции социалистической и капиталистической систем… Политическим выражением такого сближения должно стать создание в будущем Мирового правительства.»

Но из всей совокупности его заявлений видно, что желанное для него Мировое правительство — это правительство Запада и, прежде всего, США. В телеграмме Картеру в 1976 г. он пишет: «Я уверен, что исполненная мужества и решимости… первая страна Запада — США — с честью понесет бремя, возложенное на ее граждан и руководителей историей» (А. Сахаров. «Тревога и надежда». Нью‑Йорк: «Хроника», 1978). Напротив, СССР для Сахарова — именно империя зла, мутант цивилизации, не имеющий права на существование: «60‑летняя история нашей страны полна ужасного насилия, чудовищных преступлений» и т.п. (1977).

При этом Россия до возникновения СССР — это вообще черная дыра, хуже СССР. В 1981 г. в статье для американской газеты Сахаров пишет о политике СССР, указывая на ее очевидно преступный, на его взгляд, уклон: «потеряв далекую перспективу… партийная власть продолжает традиционную русскую геополитику» (А. Сахаров. «Воспоминания»). Кстати, взгляды Е.Боннер на этот вопрос еще радикальнее: «У нас политическая биография началась только в 1988 году, до этого у нашей страны ее не было».

В холодной войне Сахаров становится на сторону Запада против СССР категорически и открыто. В интервью «Ассошиэйтед Пресс» в 1976 г. он заявляет: «Западный мир несет на себе огромную ответственность в противостоянии тоталитарному миру социалистических стран». В 1979 г. он пишет в большом письме на Запад (писателю Г.Бёллю): «Пятьдесят лет назад рядом с Европой была сталинская империя, сталинский фашизм — сейчас советский тоталитаризм». В СССР он видит угрозу миру и уповает лишь на Запад: «В этом отношении я верю в Западного человека, в его ум, устремленный к великим целям, его благие намерения и его решительность».

Сахаров требует от Запада практических мер: «Чрезвычайно важны экономические и политические санкции… В частности, необходим широчайший, насколько только возможно, бойкот московской Олимпиады. Каждый зритель или атлет, приезжающий на Олимпиаду, будет оказывать косвенную поддержку советской военной политике».

Дело доходит до упреков Западу за то, что он в годы Второй мировой войны был слишком щедр по отношению к СССР: «То, что Запад признал изменение границ в результате Второй мировой войны, — это в какой‑то мере уступка Советскому Союзу, потому что целый ряд из этих изменений мог бы являться предметом дискуссии» (А. Сахаров. «Тревога и надежда»).

Это — малая толика высказываний, которые никак нельзя назвать импульсивными или непродуманными. Они отражают целую концепцию большого долгосрочного проекта, который в большой степени и реализовался в перестройке и реформе в СССР и теперь в России, а также в формировании Нового мирового порядка с установлением Мирового правительства с безграничной властью Западного человека. Эта разрушительная утопия, конечно, будет остановлена, но горя людям она уже принесла и еще принесет немало.

Поразительно, что множество умных интеллигентных людей читают все эти антисоветские, а в глубине русофобские заявления Сахарова, благоговеют перед ним — и в то же время считают себя просвещенными демократами, а то и патриотами России. Здесь наблюдается расщепление сознания.

К диссидентам‑западникам примыкает небольшая группа детей и внуков репрессированных высших партийно‑государственных деятелей. Некоторые из них давно и открыто декларировали себя как врагов советского строя, другие делали это уклончиво. Но важно, что в то же время они были частью советского номенклатурного истеблишмента и через разные каналы получали поддержку — моральную, да и материальную. С.Семанов приводит такие данные. В 1968 г. в издательстве ЦК КПСС «Политиздат» при ведомстве А.Н.Яковлева была учреждена серия «Пламенные революционеры». Это была серия с тиражами 200 тыс. экземпляров и самыми высокими тогда гонорарами. Вот какие книги она издала в 1970‑1974 гг.: Гладилин А. «Евангелие от Робеспьера»; Окуджава Б. «Глоток свободы», «Повесть о Пестеле»; Аксенов В. «Любовь к электричеству», «Повесть о Красине» (2 издания); Войнович В. «Степень доверия», «Повесть о Вере Фигнер» (2 издания); Корнилов В. «Сказать не желаю», «Повесть о В.Обнорском»; Гладилин А. «Сны Шлиссельбурга», «Повесть о Мышкине». Итак, самая привилегированная серия партийного издательства привлекает восемь авторов с крайне антисоветскими взглядами (шесть из них, получив гонорары, эмигрировали, "от кассы ЦК КПСС прямо к сейфу радио «Свобода», Окуджава и Корнилов остались диссидентствовать дома). С.Семанов пишет: «Почему, например, из сонма „ленинской гвардии“ Аксенов выбрал именно Красина? Да ясно. В ту пору во главе „диссидентов“ шли потомки той самой „гвардии“: сын Якира, внуки Красина и Литвинова. Они настойчиво требовали от брежневского руководства причитающейся им доли „революционного наследства“. Аксеновский кукиш в кармане был тогда понятен всем, кому предназначался» (С.Семанов. «Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки». М.: Вече, 2001).

Особенно показателен Б.Окуджава, сын расстрелянного партийного деятеля и популярный бард. Мне его песни нравились, и я их сам про себя распевал, пока не вскрылся весь проект, певцом которого он оказался. То есть, когда подтекст вышел наружу. В нем — комбинация мессианства с романтизацией гражданской войны и отказом от советского строя. «Пыльные шлемы комиссаров» лишь казались чем‑то странным на фоне лирики. Но когда вслушаешься в «Моцарт отечества не выбирает» и «Артиллерия бьет по своим», то эти «пыльные шлемы» уже выглядят как предупреждение. А потом оказалось, что за лирикой стоит выношенная ненависть. Причем ненависть демонстративная, агрессивная. Ведь после расстрела Дома Советов, которым наслаждался Окуджава, он дал об этом целых несколько интервью. Многие в это не верили. Я самолично видел по телевизору, как он сказал нечто подобное. А прежде, чем услышать его самые людоедские слова в статье, я специально выяснял, неужели он сказал буквально то, что ему приписывали.

Символом и центром притяжения другого течения диссидентов стал А.И.Солженицын. Он был менее западником, чем Сахаров, а иногда даже играл роль «почвенника». Однако в холодной войне исправно воевал на стороне Запада, в существенных вопросах никогда не ставя под сомнение правомерность антироссийских целей этой войны. Да и за последние годы, когда разрушение России в результате этой войны для всех стало очевидностью, его критика в адрес разрушителей ограничивалась очень туманными упреками морального характера. Мол, полегче бы, помягче!

Солженицын работал как писатель, действовал пером. Но он стал исключительно важным и активным политиком, и именно в этой его ипостаси он здесь нас и интересует. Он (хотя и не один) выработал определенную идеологию, логику, универсум символов и даже технологию политической войны. Все это было усилиями большой идеологической машины распространено в СССР и России в сфере этики и общественного сознания. Большую роль в повороте западной интеллигенции к антисоветизму сыграл шедевр фальсификации, «Архипелаг Гулаг» — созданный буквально в лаборатории и сильно бьющий по чувствам идеологический продукт.

Тот факт, что интеллигенция выбрала Солженицына как пророка и кумира — вещь, требующая исследований и размышлений. Я думаю, здесь есть проблема большая и фундаментальная. Я понимаю, что многие искренне восхищены им как писателем, и о вкусах не спорят, но есть здесь что‑то темное и непонятное. Выскажу свою точку зрения, поскольку все же перед нами прежде всего не художник, а чрезвычайно активный идеолог, сыгравший в поражении СССР немалую роль.

Факт в том, что писатель невысокого уровня в мнении интеллигенции получает статус классика — исключительно «по анкетным данным» (узник ГУЛАГа, изгнанник, борец). Я вообще раньше не верил, что кто‑то в действительности смог дочитать его романы (я не смог даже в самиздате). Оказалось, я глубоко заблуждался, но я знал и женщин‑демократок, которые считали красивыми мужчинами Е.Т.Гайдара и Г.Х.Попова.

Другой факт состоит в том, что человек злой, мстительный и с совершенно тоталитарным мышлением получает у интеллигенции статус духовного пастыря. Я, например, вынужден признать себя демократом (по‑моему, демократизм вообще широко распространен среди русских, хотя им об этом не говорят). Но именно поэтому я принимаю общинный тоталитаризм, когда припрет (кстати, тоталитаризм крестьянской общины тоже проявлялся именно в голодные годы). Но когда я стал читать «Архипелаг», я его бросил с отвращением именно потому, что весь он был проникнут сталинизмом, только вывернутым наизнанку — тоталитаризм антиобщинный.

Человек, на мой взгляд, пошлый и с низкими моральными свойствами получает статус совести интеллигенции. Это вызывает самое тяжелое чувство. Надо только почитать его собственные письма и дневники — неужели не видно… Человек становится осведомителем в лагере без всякого давления, легко и сразу. Об этой стороне деятельности Солженицына сведения приведены в таких публикациях. В.Бушин. Александр Исаевич Ветров, Нобелевский лауреат. — «Шпион — Sрy», 1994, № 4, с. 75‑86. Там даны материалы немецкого криминалиста и писателя Ф.Арнау, изучавшего жизнь А.И.С. в лагере и, видимо, купившего или получившего в КГБ кое‑какие копии. В «Военно‑историческом журнале» (1990, № 12) были перепечатаны материалы из журнала «Neue Рolitik», 1978, № 2 (Гамбург).

Может быть, факсимильные публикации его донесений и эти его письма и дневники — фальсификация? Не похоже, никаких возражений ни с какой стороны не было. Но нельзя же игнорировать дневники своего же кумира! Все это странно и симптом очень нехороший. Как будто люди выбирают себе духовных пастырей не по велению совести, а по какой‑то идеологической разнарядке. Но все это лишь дополняет автопортрет А.И.Солженицына.

Третьей символической фигурой в движении диссидентов был И.Р.Шафаревич. Он создал (и ему был создан) образ русского православного просвещенного патриота. Для укрепления этого образа он даже подвергается в стане «западников» мягким гонениям за якобы присущий ему антисемитизм (в связи с его книгой «Русофобия»). Его сторонники убедительно доказывают, что никакого антисемитизма в идеях И.Р.Шафаревича нет — и такое равновесие поддерживается.

Надо сказать, что только западники не могли бы легитимировать в глазах достаточно большой части интеллигенции, прямо скажем, предательство по отношению к своей стране, ведущей тяжелую и неравную холодную войну. Немалую роль тут сыграли и «патриоты». Это крыло и было представлено И.Р.Шафаревичем. Поразительна та антипатия, с которой он относится к западным ученым и деятелям культуры, к тем организациям, которые в годы холодной войны оказывали поддержку СССР.

Вот, он пишет о движении сторонников мира: «Когда СССР имел большое преимущество над Западом в численности армии и обычных вооружениях, а вся надежда Запада покоилась на преимуществе в атомном оружии, Всемирный конгресс сторонников мира опубликовал „Стокгольмское воззвание“, требовавшее абсолютного запрета атомного оружия… Так в наши дни „демократы“ и „правозащитники“ яростно требуют запрета применения авиации в Чечне (ее нет у Дудаева, но ею обладают федеральные войска)».

Таким образом, СССР в этой формуле аналогичен Дудаеву, Всемирный Совет мира — Новодворской, атомное оружие США — российской авиации. И опять, И.Р.Шафаревич слово в слово излагает концепцию диссидентов‑западнников: бедный Запад только и уповал на атомную бомбу перед лицом неминуемой угрозы со стороны агрессивного СССР.

Видные деятели тех лет, которых многие еще помнят и которых никак нельзя заподозрить в корыстном интересе «платных агентов Кремля», — Хьюлетт Джонсон, Фредерик Жолио‑Кюри, Лайнус Полинг — также вызывают у И.Р.Шафаревича самый недоброжелательный сарказм. Поражает желание уподобить их чему‑то мерзкому, что вызывает у автора ненависть.

Вот, он пишет: «В послевоенные годы существовал обширный круг широко известных (или широко разрекламированных) односторонне ориентированных „левых“. Это были известные философы, священники (даже настоятель Кентерберийского собора, то есть высший иерарх англиканской церкви), ученые, писатели, артисты, эстрадные певцы. Их приезды в Советский Союз сопровождались приемами и приветствиями (наших „демократов“ встречают сейчас в США более скромно). Было создано несколько премий — международная Сталинская (потом — Ленинская) премия „За укрепление мира между народами“, „Международная премия мира“, — которыми они награждались. Точно так же, как сейчас можно получить премию в США, если настойчиво добиваться поражения России в Чечне и натравливать Запад на Россию» (И.Р.Шафаревич. Была ли перестройка акцией ЦРУ? — «Наш современник», 1995, 7).

Вдумайтесь только в эти аналогии! Все, включая самых уважаемых людей современности, кто оказал хоть какую‑то поддержку СССР в его противостоянии Западу — даже в виде борьбы за мир! — стали буквально личными врагами Шафаревича. И это — человек, которого предлагают нам как стандарт патриотизма. Столь же противны ему и те западные деятели, которые протестовали против войны США во Вьетнаме. Разве это не странно?

Вот как он трактует их дела: «Политики, корреспонденты, общественные деятели отправлялись в Северный Вьетнам, передачи велись прямо оттуда (как передачи из бункера Дудаева). При этом показывались разрушенные налетами школы и больницы, но не военные объекты». Ханой, борющийся против агрессии США, уподоблен «бункеру Дудаева»!

Таким образом, «мирное» время вовсе не было мирным. Против СССР велась война, планировались и проводились военные действия, применялись вполне определенные системы оружия, ими владели специально обученные «части психологической войны», внутри СССР действовала влиятельная «пятая колонна» — но все мы мыслили и вели себя так, будто никакой войны нет и в помине. Могли ли мы не потерпеть поражение? Но главное, и сегодня наше мышление не изменилось. Мы не верим, что война продолжается, и не верим, что она сильно влияла на жизнь СССР во второй половине века.

В последней операции холодной войны, когда на сторону противника перешло почти все руководство СССР и влиятельная часть интеллектуальной элиты, им удалось парализовать сознание и волю большинства граждан, молниеносно провести капитуляцию и разоружение СССР, а затем разделить доставшиеся баснословные трофейные ценности. Это уже факт истории, а нам, если хотим выжить как народ, надо из этого факта извлечь урок.

И первым дело надо уяснить простую истину: в цивилизационной войне побежденного противника уничтожают. Уничтожают не мечом, а как самобытную культуру, но при этом большая часть народа угасает, распыляется, исчезает с лица земли. Надеяться на пощаду глупо. Запад в отношениях с побежденным противником следует заветам Н.Макиавелли. а он писал в книге «Государь»: «Нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению. Кто захватит город, с давних пор пользующийся свободой, и пощадит его, того город не пощадит. Там всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти. Что ни делай, как ни старайся, но если не разъединить и не рассеять жителей города, они никогда не забудут ни прежней свободы, ни прежних порядков и при первом удобном случае попытаются их возродить».

Первое, что начали делать с нами победители, это «разъединять и рассеивать жителей нашего города».

Фигура И.Р.Шафаревича особенно важна вследствие того, что, в отличие от диссидентов‑западников и даже от Солженицына, в общем, примкнувших к победителям в холодной войне и стоящим на стороне нынешнего политического режима в России, И.Р.Шафаревич, как говорится, «перешел на сторону народа». Он по ряду вопросов резко критикует нынешний режим и близок к оппозиции, в том числе к верхам КПРФ. Таким образом, он продолжает оказывать определенное влияние на сознание той части общества, что отвергает антисоветские реформы. Главное значение этого влияния в том, что И.Р.Шафаревич остается категорическим и принципиальным врагом советского строя и регулярно вводит в сознание оппозиции очередную дозу антисоветизма.

В этом смысле И.Р.Шафаревич относится к совсем иному типу антисоветских интеллектуалов, чем, например, В.Максимов или А.Зиновьев — те, поняв, что они «целились в коммунизм, а стреляли в Россию», резко порвали со своим диссидентским прошлым. И.Р.Шафаревич же методично продолжает выполнять свой антисоветский проект. Самым важным результатом этого является не переход людей на антисоветские позиции, этого не заметно, а расщепление, шизофренизация сознания тех, кто идет за оппозицией, — подрыв возможности выработки понятного положительного проекта.

Если взять два практически несовместимых в реальных условиях холодной войны идейных блока «активный антисоветизм» и «патриотизм», то в идейной платформе И.Р.Шафаревича, очевидно, фундаментальным является именно антисоветизм. Патриотизм — его «страдающая» часть, если не «легенда». В операции по подрыву национально‑государственного устройства СССР И.Р.Шафаревич высказывал совершенно те же тезисы, что и, например, крайняя западница Г.Старовойтова (иногда совпадение почти текстуальное).

Сразу после роспуска СССР в Беловежской пуще, который стал для подавляющего большинства русских трагедией и воспринимался как преступление, И.Р.Шафаревич выступил с большой статьей «Россия наедине с собой» («Наш современник», 1992, № 1), где очень высоко оценивал эту акцию. Кстати, само название говорит о том, что генетически взгляды И.Р.Шафаревича никак не связаны с царской Россией — никто тогда не считал, ни монархисты, ни белые, ни красные, что Россия наедине с собой расположена на территории нынешней РФ.

В этой статье И.Р.Шафаревич формулирует постулаты, вытекающие из его антисоветской позиции, но находящиеся в вопиющем противоречии с реальностью. Он пишет: «Мы видим, что Россия в своих новых пределах может оказаться вполне жизнеспособной, куда крепче стоять на ногах, нежели бывший СССР». Как же он это увидел? Представил бы он себе нашествие Гитлера на эту Россию в своих новых пределах и сравнил с СССР.

Что же хорошего видит И.Р.Шафаревич в уничтожении СССР? Прежде всего, разрыв связей с большими нерусскими народами. Он пишет: «Мы освободились от ярма „интернационализма“ и вернулись к нормальному существованию национального русского государства, традиционно включающего много национальных меньшинств». Тут он грешит против исторической правды. «Мы» ни к чему не вернулись, а переброшены в новое для России качественное состояние. «Ярмо интернационализма» возникло вместе с появлением Киевской Руси, когда государство изначально складывалось как многонациональное. Идея создания «нормального национального русского государства» просто скрывает в себе идею уничтожения России.

Второе благо от дела Ельцина, Кравчука и Шушкевича и их хозяев И.Р.Шафаревич видит в смене общественного строя: «Другое несомненное благо происшедшего раскола в том, что он поможет окончательно стряхнуть мороку коммунизма. Еще с начала 70‑х годов я начал писать о социализме и коммунизме как о пути к смерти (конечно, в самиздате, с переизданием на Западе)».

После этого всякая критика в адрес Ельцина и Чубайса, которые что‑то сделали не так тонко, как хотелось бы И.Р.Шафаревичу, имеет ничтожное значение — Степан Бандера тоже немцев критиковал, а только стрелкового оружия на 100 тысяч боевиков от них получил. В происшедшей катастрофе И.Р.Шафаревич видит благо, он ее готовил с начала 70‑х годов и при этом выступал в союзе с Западом. И.Р.Шафаревич — типичный «власовец холодной войны». А это была война против России, а не против «мороки коммунизма» — уж такие‑то вещи академик должен был знать.

В ненависти к СССР И.Р.Шафаревич даже изощряется, выкапывает сложные, необычные метафоры: «Логически такой же [как при построении СССР] принцип встречается в верованиях некоторых негритянских культов на Гаити. Там верят, что колдун может убить человека и вернуть из могилы в виде особого полуживого существа, зомби, действующего лишь по воле колдуна. Вот таким зомби и был СССР, созданный из убитой России».



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-11; просмотров: 137; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.81.33.119 (0.072 с.)